Несовпадения индивидуумов. Начало

               
   Моей сестрички уже нет. Но это все о ней.               
               
   Она стояла на автобусной остановке; высокая, стройная, в вельветовых брюках. О! Эти брюки! Это просто сказочное наслаждение! Таких, темно-коричневых, мягких, в мелкий вельвет брюк, в этом городе ни у кого не было. Только у неё!

  Длинные, сильные ноги,  наброшенный на плечи свитер,  переброшенная через плечо сумочка, - она знала - она неотразима. И это её веселило. Но то, что лежало в сумочке, веселило её еще больше.

  Это было письмо. Оно пришло из мест лишения свободы (определялось  по обратному  адресу). Пришло в школу, где она – Нина, работала учительницей, преподавала  немецкий язык.

 Текст  письма - «Наша  материальная реализация в своей вечной замкнутости не исключает нарушения этой замкнутости в проявлениях тяготения субъектов, тем самым нарушая  этот вечный закон – быть всегда под замком в своей замкнутости и ото всех, и от себя в том числе», -  не смывал с её лица улыбки. -  «Но нельзя исключить исключения! Жизнь в своих проявлениях дает примеры полного несовпадения индивидуумов при их  взаимосвязях. Эти несовпадения  в дальнейшем перерождаются в единение гармоний на высших орбитах. Кто знает, что готовят звезды нашим судьбам!»

  Вот так. Развлекаются. Им там скучно,  в ссылке. Заняться нечем. Но кто-то же из них, наверно, что-то понимает, если так написал -  «Экзистенциализм – это соединение всех в одном и одного во всех.  "Субъект - объект" не есть противоположность! Они едины. Их единство в самой природе. И лгут нам, что есть избранные и не избранные. Появился на свет, значит, избран жить. А вся человеческая борьба заключается в оправдании насилия   одного «Я» над другим «Я». Чтобы это скрыть – нам преподносят иерархические  идеи, природной подчиненности одних над другими, не упоминая  главное -  мы есть, значит, все мы и есть  избранные. И в природе так! Все равны! Конечно, «едят друг друга», но не истребляю же! А природа  была сотворена раньше человека. Мы - явление вторичное».
 
  Нина что-то понимала, что-то нет, но все это  было забавно. Конец письма был сверх оригинален.  «Полная свобода, это не свобода личности от общества (правильно, от общества не освободишься – подумала Нина), это полное…» - тут текст обрывался. Наверно, продолжение  будет в следующем письме.

  Нина прекрасно знала, как они вышли на неё. В местной газете недавно была опубликована статья о том, как её ученики удачно выступили на городском конкурсе, и там же удачная фотография  - она с учениками.

  От переполнявших её эмоций, Нина не могла стоять на месте. Она маленькими шагами, слегка пританцовывая, передвигалась туда-сюда по площадке автобусной остановки. Передвигалась, пока не наткнулась на незнакомого человека. Тот уверенно загородил ей дорогу.

  Чуть меньше её ростом, улыбка, низкий густой голос -  «Не знаю, что и сказать, что бы вы обратили на меня внимание. Какую выбрать тему, чтоб с вами познакомиться» - он смотрел уверенно, с долей насмешки. «Думайте»,  -  она попыталась его обойти. «Давайте встретимся вечером?». Она остановилась «Не могу».
   «Я понимаю. Заняты. Такие, как у вас глаза никогда не скучают. Я прав? И руки ваши, наверно, не раз из клавиш рождали звуки и знали, понимали тайну рожденья мысли, чувств не в слове, а в воздухе, в душе. Я прав? Наверно, работаете в школе. Подождите, … попытаюсь отгадать, какой предмет ведете. Наверно иностранный?». «Как вы догадались?»  «Да, просто… Взгляд ваш ...  Он  смеётся! А уже май. Все преподаватели в конце года замучено – удрученные, прямо таки  уныло – огорченные, а у вас  пол класса,  все же немного легче,  правда?  Еще остались силы улыбнуться».

   Нина немного разозлилась. Этим -  «пол класса», давно царапают ей душу. И этот ... Умный! … Да, не очень. Она даже не стала ждать автобуса. Пошла пешком. Насильно улыбнулась – «До свиданья». Ушла, не оглянулась.

  Но он её нашел. Еще не поздний вечер. Звонок. Она открыла дверь, а на пороге он,  с прекрасными цветами, коньяк, шампанское, конфеты – все ненавязчиво и просто, как будто знал её давно. И сразу предложил -  «Давай знакомиться. Ты так мне интересна».

   Нина накрыла стол. Они немного выпили, он сразу  попросил сыграть «Лунную сонату», только её и понимал, (сказал доверчиво).

   Нина открыла ноты, (она знала только два произведения «Лунную» и Полонез Огинского). Играла и думала, - «бедная «Лунная»,  вечный добавок к коньяку. Все, выпив, захотят вкусить чужой души немного. Но интересно, как он меня нашел?»
 
   Пошли гулять. Отужинали вкусно в ресторане, опять коньяк. Он проводил до дома. Перед подъездом так обнял и так поцеловал, что Нина разозлилась! Наглый! Договорились встретиться.

                * * *

   На встречу она оделась во все белое. Белые брюки, белая блуза, светлые туфли на высоком каблуке. Только запястья и волосы украсила разноцветными побрякушками. Опять гуляли в парке.
   Он знал названья всех деревьев и корни трав, - что, для чего, …  как экскурсовод водил, рассказывал, и все вокруг раскрылось новой жизнью.  С ним было очень интересно. Опять поужинали в ресторане. Опять коньяк. Танцуя, его руки прикасались так, что сердце  ей  сказало – «ты попалась».

   Он был военным.  Когда пришли домой, он рассказал о тех друзьях, которых потерял (не только об Афгане речь была). Их, поминая,  так странно рюмкой чокался под крышкою стола. Малоподвижное лицо его (как маска),  не передающее эмоций, в это время покрывалось темной тенью. Его нельзя было назвать красивым. Черты лица почти не запоминались. В них не было того, что поразить могло. Плоские губы, серые глаза, очень короткая стрижка  – все как бы выбито из камня.

   А Нине слушала и ей хотелось плакать. Ей было очень жаль всех тех мужчин, которые погибли. Увидев, как она умет слушать,  как ему верит, он, чтобы её отвлечь, идти купаться предложил, ведь речка совсем рядом.   «Уже темно,  нырнем «без ничего, купальник не бери».
 
   Пошли. Ныряли. Баловались. Поплыли на тот берег. Она и он в воде были, как рыбы. Целуя, он, шутя, её топил, затем спасал, и как дельфин кружил вокруг, везде целуя и лаская. Она, смеясь, сопротивлялась. Но все время  ей хотелось тоже прикоснуться к его телу,  такому крепкому…  Устав, валялись на спине, (вода держала) затем опять …

   Тела в воде сливались, … бедра к бедрам …Он, как лавина -  так сильно, сладко всех  затмил! …  Всех тех, кто были до него. И темная вода смеялась вместе с ними,  надежно их держа в своих ладонях, как детей. И вместе с ними  узнала все, что эта ночь дарила.

  Нина и Василий. Мужчина с женщиной. И слово «счастье» ничего не скажет о том, что чувствовали они в эту ночь.  Так вот бы взять и умереть!  И ничего не жалко! Все сбылось!  И даже, если всю жизнь за это заплатить придется! … Не жалко! Узнали то, что навсегда улыбкою в глазах мелькнет, … и восемьдесят лет … и вечно.

  «Вот так -  взглянув в глаза мужчине – увидеть там … не похоть, … нет!  Увидеть ласковую силу, мощь,  которую дарить готов. О! Мужчины! Как вы прекрасны в щедрости своей!» -  Так думала она затем всю жизнь, при имени Василий. И, вспоминая, сердце верное  тревожно билось.

   Он был военным. Любил порядок. Даже цветы, которые дарил, похожи были на подтянутых солдат. И знал он много женщин, но не таких. И его сердце  сжималось так же незнакомым чувством  при имени её.

                * * *

   Теперь она ждала! Ждала все дни и вечера, и каждую минуту. Всегда одета – как королева, всегда в квартире блеск, всегда заполнен холодильник. Он приезжал к ней каждый месяц. Был два-три дня и исчезал. А через месяц -  опять, с цветами,  коньяком,  с каким-нибудь изданьем редким. Привез ей Библию, (сама просила) затем Булгакова. В то время «Мастера и Маргариту», никто не видел на прилавках, … а у неё была! Читая, утонула в незнакомом мире. Забыла обо всем! Так необычно ново, так удивительно другой ей мир открылся.   Книга эта  открыла Бога атеистам, пусть даже через сатану.

  Всегда Василий привозил ей книги. Что б ни попросила! Но сам всей этой «чепухой» не увлекался. Не понимал он прелести игры -  чужой души познанья! Не понимал он тайну слова, и без конца теченье вечной мысли, которая, так сладостно переливается от человека к человеку. Сам человек без этого тоскует! И, если день прошел без соприкосновенья с текстом чужой души,  он - этот день, прошел, … ушел, … забылся. И не принес того, что жадная к познанию  душа привыкла ждать.
   О! Нина это знала! Её желание – читать, узнать, осмыслить – границ не ведало. От Библии до Карла Маркса. Все интересно! Василий только улыбался, глядя на неё, - в кровати с Витте. Вот  чудо! Почти что дура! Но какая! Сокровище!

   Это сокровище однажды стало доказывать, что все военные (в том числе и он) в мирное время почти, что лишние на этом свете люди. Вот так!  Нет слов! Сидит, читает Библию и критикует всех! Зачем тогда читает? Смирение здесь рядом не стояло. Живет в этой стране, работает – и … не верит в то, что так  должно и быть. Без армии нет ни одной державы!  Вот глупые мозги! Сидит на ветке, которую сама же пилит. Он разозлился. А Нина разозлилась еще больше: «Военные – привилегированный наш класс! Но это разлагает в мирные года!»
   Они смотрели друг на друга, как враги! «Какую родину ты защищаешь – думала она –  нашел себе хорошую работу, где платят лучше! Вот и все твои  высокие идеи! Что! Я не знаю что ли! Ведь все участники любых «демократических поддержек» в чужой стране неплохо получают. И правильно!  Они рискуют. Но врать – то всем зачем!»  В эти моменты Нина готова была потерять его, но не лицемерить.
  - Ну, согласись, что, если, … не дай Бог, случится нападенье! То первыми удар мы примем, - он  понял бесполезность этих выяснений,  все «баловство» её идей - блужданий.
  - Да, примете. Вначале. А после мы все погибнем. Пусть даже и не сразу.   А какие деньги сейчас идут на вас, на армию! Сейчас!  Лучше б отдали людям, пока мир. И живем, и толком не живем. Уже который год решаем продовольственную программу.
  - Ну, ладно. Все. Не кипятись. Тебе ведь хорошо со мною? – он её обнял и губами начал усмирять весь её бунт.
  - Вот хитрюга! Ты же все знаешь!
  - Ну, а таким слепила  армия меня. 
  - Ну, хоть за это ей спасибо.

   Она ждала. Она всегда была готова. Он приезжал. Всегда дарил прекрасные  цветы, духи и книги.  Конечно, говорил, что скоро-скоро, что вот-вот, ещё чуть-чуть, и судьбы их сольются.
   Весь этот год она жила одним, единым ожиданьем  его приезда, его спокойной уверенности, его спокойной силы. Он в её жизнь вошел и отодвинул все остальное куда-то далеко … Друзья, работа, все родные – уступили место ожиданью. На день рожденья не приехал, но прислал цветы.

    Она купила дорогой комплект постельного белья, (пижаму не купила, все равно – разденет), и вазу для цветов. Конечно, ей хотелось замуж, ей  в ноябре уж двадцать пять. Хотелось от него детей. Троих. Не меньше. Мечтала о семье. О нем всегда мечтала.
    При имени Василий – дышалось радостно!  Не злились продавщицы, так как на её лице почти всегда сияла глупая улыбка. И не опаздывал автобус, - влюбленные часов не замечают. И в школе сильно нервы не трепали, так как эти нервы постоянно спали в прекрасном ожиданье.

   Прекрасный год, ведь скоро-скоро приедет он, её Василий.

   И вот конец уж мая,  месяц их знакомства. А в это время начинался ремонт всех классов в школе; помыть, снять шторы, покрасить парты, если надо. Если ты, классный руководитель, то это бы делали родители. Но Нина не была классным руководителем,  свой кабинет ей приходилось ремонтировать самой. На этот раз, все мелкие дела: забить, поправить, склеить, Василий ей помог. Приехал. Она не сомневалась.
   Отметили год их знакомства  в ресторане, опять прогулки в парке, только купаться не пошли, не потому, что не хотели, была холодная и поздняя весна. Опять уехал. Ключ от квартиры опять  забрал с собой.

                * * *

   Летом, на все каникулы Нина уезжала к родителям. Так было и на этот раз.  Когда в конце августа она вернулась, то на столе увидела трехтомник Пушкина, конфеты и коньяк.

   А вечером пришла соседка со второго этажа, (почти подруга, знали друг друга много лет). Соседка рассказала, что заходил Василий, просил ей передать, что месяц, два его не будет, чтоб не тревожилась. Что же! Месяц, два – не очень долго. Сольвейг ждала почти всю жизнь. С соседками решили отметить осени приход. Коньяк уж есть,  закуску купим.

   Её соседки снизу, две женщины, жили вдвоем, в одной квартире. Про них ходили разговоры, - мол, то да се, … там все нечисто. И спят вдвоем. И спальня таким уютом дышит! Ну, точно – лесбиянство здесь прижилось.

   Нина не слушала всю эту, как ей казалось, грязь. Она не замечала подробности, … детали  личной жизни. А даже, если так! Это их дело. Живут, -  как им удобно, как считают нужным. Это их жизнь. Сами разберутся.  А Нине с ними было интересно.
 
   Сидя, на кухне, после первой рюмки соседка, та, которая почти подруга рассказала приключение на даче. Там у них домик небольшой.
  Был поздний вечер. Сидя в доме, она услышала какой-то странный шум и испугалась, так как была одна. Шум повторился. Тогда она схватила в коридоре вилы и выбежала в полную темноту. Ей показалось,  кто-то подстерегает,  … какой-то стук, шаги! …  Она давай этими вилами размахивать, а сама ничего не видит в темноте! …  Боялась! …  Стукнут по затылку! … резко оборачивалась,  угрожая вилами. Она прыгала и орала, а когда глаза привыкли к темноте, увидела соседнего по даче мальчика. Он испугано смотрел на неё. И глупо, и смешно... Конечно, она мальчишку пожалела. И успокоила, и угостила.

   Когда допили весь коньяк, купили водку. Рассказам не было конца. Еще купили.  Всю выпили. Та, которая почти подруга, устала и ушла домой. Другая тот час речь завела, как тяжело на свете жить. Нина терпела. Другая жаловалась долго, смотрела грустно-пьяно, и серые, красиво-умные её глаза пытались донести до Нины всю сложность жизненных противоречий. Нина терпела. Но, когда она - другая, положив тяжелую ладонь ей на колено, пыталась в поцелуе выразить свою печаль,- её стало тошнить,  вот тут же за столом на кухне! … Не успела…
 
   Другая сразу извинилась и исчезла. А Нина за собою убрала и уже в кровати со смехом вспоминала  эту сцену. Вот потеха! Ну, не могла она принять её мужчиной!

   На следующее утро другая поднялась и попросила все забыть. «Конечно, да – да,  конечно. Я уже забыла». Чего только на свете не бывает! Такой разнообразный свет.

   Когда приехал Васька, она не вытерпела, рассказала; про вилы и про поцелуй. Смеялись. Он поделился: «Другая, наверно, в армии служила. Там женщиной остаться трудно. Происходит слом. Сейчас и в простой жизни  женственных  мало женщин. Все больше на мужчин похожи. Не только внешне. Жизнь по духу делает из них мужчин - решительных и властных. Мужчины уступают, сдают позиции,  себя теряют. Вот так. Не очень-то для человечества приятно».

   Встреча была в прекрасном октябре. Еще так много солнца! Деревья желтизной смеялись. Люди теплее одевались. И ветер не спешил листву снимать. Они гуляли, целовались. Он много, много говорил …

                * * *

   Пошел второй год их знакомства. Она ждала. Она всегда была готова. А Васька приезжал все реже. И всегда внезапно. Иногда приедет, а её нет дома. Он как всегда оставит на столе цветы, коньяк, конфеты. Так было часто. У неё даже появилась мысль, что это и не он, а  кто-то неизвестный  заходит к ней в квартиру. Но без Васьки все его подарки  стали раздражать.

   Она не видела его уже который месяц. Пришла зима. Снег выпадая, лежал отдельными и нищими кусками и вскоре таял под невидимым дождем настолько мелким, что из-за ветра, низких туч и серой мрачности земли,  почти не ощущался.  Люди старались дома быть. Грязь на окраинах и новостроек озлобляла. Задрав подол пальто,  шагая большими осторожными шагами, люди немного походили на чудовищ. Автобусы, машины беспощадно всех грязью обливали.
   А после ударили морозы, но снега не было. Земля как лед застыла. По каменной земле передвигались осторожно. Земля под сапогами в Нининой душе отстукивала звонким эхом, … эхом собственной тревоги и тоски. И Новый год прошел без снега. Затем буран явился!  Безумный ветер, как одержимый бегал, выл, ругался!
 
   Она ждала. Переживала. И стала плохо спать.  Мерещились его шаги. Однажды ночью она отчетливо услышала звонок в прихожей. Вскочила, побежала, открыла дверь, … а вместо Васьки темнота вступила.  От боли Нина скорчилась, завыла. «Где же ты, Васенька родной… пусть, … пусть ты не со мной, пусть ты с другой, … но только бы  живой! … только б не со смертью»,  - она приняла успокоительные и уснула.

   Но эта темнота смела с лица её улыбку глупую, улыбку детского  доверчивого счастья. В  ожиданье вмешались боль и страх.  Страх – он не приедет. Страх – он погиб. Страх – потерять надежду  его увидеть. Просто увидеть, … рядом посидеть, послушать его ровное дыханье.
  Жизнь, пожалев её, опять ей подарила цветы, конфеты и коньяк. Она подумала, что даже – если все это, пусть  не он приносит, то все равно, по его воле. А, если так, то значит он живой. Ну, и на том спасибо.
 
  И в тот же вечер на кухне с конфетами и  коньяком стала писать ему письмо.
 
   Тебе, Васенька! Богом молю! Думаю о тебе с такой болью и радостью. Руки чувствуют плечи твои, губы чувствуют губы твои! Где ты? Видела мужчину очень похожего на тебя. И все во мне застонало от радости,  тревоги и  боли! Но это был не ты. Хотя такая же фигура, такая же походка, так же уверенно ступают ноги. Я шла за тем мужчиной и шла, и не хотела лишаться даже этой маленькой радости!
Мужчина ты мой ненаглядный! Я пропадаю без тебя. Просто пропадаю.

   Выучила на фортепиано песню «Миленький, ты мой». Играю, пою и понимаю, что эта песня и каплю не передает всего того, что я переживаю. Конечно, песня – она для сцены, она вложилась в рамку развлеченья. Моя же боль все время плачет. Её и передать нельзя.
   Наверно, ты не можешь приехать, но плохо, что  молчишь. Я  ждать могу, сколько захочешь! Но иногда рождаются внезапно мысли,  тебе это не надо. Но … даже, если и появилась между нами ложь, то во мне её и капли нет. Во мне осталось чувство! – и я не знаю, как его назвать! ... может это и не любовь, может, это болезнь какая-то! Но «это»  просто съедает меня целиком. Это не только физическая привязанность, нет! … Это - понимание тебя, понимание твоей боли, когда ты рассказывал о потере друзей, когда ты чокался под крышкой стола. Это - ты весь родной до капли! Но, если это разрушающая страсть, то пусть она тебя не тронет! Пусть разрушает лишь меня!
   Наверно, у тебя я не одна. От этой мысли мне ничуть не больно. Конечно, вру. Но так, как я люблю, - тебя  никто не любит! Тревожит лишь одно, а вдруг я лишь помеха для тебя! И не хочу я,  что б ты  чувствовал свою вину передо мною. Если  не нужна тебе я со своей любовью-болью, скажи, мешать тебе не буду.
   Но думаю, я ошибаюсь!  Тогда бы ты не приезжал, и не дарил коньяк, который я по капле  пью сейчас. Не думаю, не верю в то, что ты все дальше от меня уходишь. И не хочу я приходить к какому-то решению. Пусть все останется, как есть. Да, я боюсь!  Боюсь я потерять и даже крохи наших отношений.

   Она выпила большую часть бутылки, но была трезва. И мысль от коньяка работала еще быстрей и четче. Решила положить это письмо на стол, где  оставляет он всегда свои подарки и крупно написать: «Тебе, Василий». И пусть это письмо лежит всегда.

  Лишь, когда спать легла – почувствовала коньячный перебор. Летит куда-то! Внутри противно стало от  полета. Нина поставила голую ступню на пол.  Этому её Василий научил, он называл все это - «заземленье». И все ушло.  Уснула Быстро.


Продолжение следует.