Несовпадение индивидуумов. Окончание

  Опять! Опять к ней сон не приходил. К окну ночами подходила. Смотрела долго на освещенный, за окном заснеженный пейзаж, и наблюдала, как рождался иней.
  Ночью под легким ветром  рваные туманы-облака легкими мазками ложились на кусты и ветки, как кисть художника на холст. А утром все эти места, где прикоснулись облака-туманы, были покрыты драгоценным серебром небесного дыханья.  Деревья, каждой веточкой своей, сверкающей на солнце, как дети в новом платье,  радовали душу. Красота.

  Во время этой красоты Василий появился. Позвонил. Она открыла. Он почему-то не входил. Так несколько секунд смотрели  друг на друга. Когда он, наконец, переступил порог, - стало, понятно, … что-то не так, …какой-то холод  между ними появился! Напрягся весь. Немного оттолкнулся. Как чужие. Раньше  у Нины был, как у себя, сейчас же, как в гостях. А Нина мысленно молилась, вот он, рядом, … её Василий! И так далек... А она,  как пешка, курица  тупая … Ничего не понимала.
   Были вместе всего несколько часов. Он обещал прийти назавтра. Ей стало страшно.  Страшно – его не видеть! Он в этом городе не с ней! «И почему ему чужой внезапно стала! Он должен объяснится. Так нельзя», - всю ночь она себя ругала, и сон опять сбежал.
 
  Назавтра вечером Василий появился. Нетрезвый. В чем – то даже  неприятный. Эти, его немного мутные  глаза, … в них раздраженье … Он был в каком-то нехорошем духе.  Нина чувствовала в нем злобу, … возможно,  и не к ней. Возможно – полоса такая черная пошла по жизни. И сказать не скажешь, но и не скрыть. Если не любит, то зачем пришел! Он поднял Нину на руки, кружил и целовал, и целовал, … но, … сразу, же казалось, был готов ударить!
   Утром уходя, так грустно вдруг сказал: «Я без тебя – умру».

                * * *
 
   Нина ничего не поняла. А вечером, идя с работы, внезапно для себя самой, зашла к соседкам. Ей было так тоскливо!  Хотелось вылить все, что на душе. Открыла дверь, почти подруга. «Что?» - глаза смотрели раздражено. «Все плохо, плохо, плохо …» - Нина рукой махнула, и пошла наверх. Ей не хотелось плакать здесь, на лестничной площадке.

   Подруга сразу к ней пришла. Коньяк допили. И вдруг она спросила: «Он тебе сказал?» Нина взглянула в её жесткие глаза и поняла, -  не стоит говорить сейчас о Ваське. «Ты, не сердись, …устала я. Очень устала. Давай отложим разговор». Но подруга, покраснев, решительно сказала: «Я это сделала все для тебя! Сколько можно! Третий год тебя он за нос водит!  Решила вас поссорить. Тебе не надо с ним встречаться больше. Он нехороший человек. Тебе он лжет! Я это чувствую! Я знаю!»
Нина смотрела на раздраженное лицо, на губы, которые брезгливо слова выбрасывали эти.
   Какой-то незнакомый человек сидел напротив. «Я решила вас поссорить» - эти слова все не могли вложиться в понимание, кто перед ней сидит, и как теперь ей жить!
   «Что ты ему сказала?» – Нина так взглянула! … Соседка сжалась, – «вначале, ты, … что он тебе сказал?»  «Иди домой. После… все после. Я устала». Нина начала стелить постель, соседка рядом, … какие-то слова бросала, …  о том, что Нина заблудилась, что помощь ей нужна… «Спокойной ночи» - Нина дверь закрыла.

   На следующий день соседка вновь пришла и долго говорила, о том, что Нина все поймет, но позже, не сейчас. «Ты думаешь, мы предали тебя! Да? Возможно, в твоих глазах все так и есть. И я могу предать. Все могут. Но нет во мне корыстного расчета! Понимаешь? Обидно за тебя! За это время ты превратилась в полную старуху! Идешь – сутулишься. Глаза все время прячешь. Ты в зеркало внимательно всмотрись. От красоты твоей уж мало, что осталось. И все из-за него! Когда же ты поймешь!  Не свяжет он свою судьбу с твоею! Ты, наверно, ненавидишь нас сейчас?»

   Нина смотрела на неё. Какая ненависть! Зачем! Теперь ей все понятно. В ней все застыло при мысли – что они сделали! … что могут еще сделать! … на что способны? …и все «ради неё».
   Нина почувствовала, как холод равнодушья её сковал. Как умирает все теплое в душе для них. «Предатели. Иуды. Им же хуже. Я их так часто защищала от всяких грязных  мыслей,  взглядов злобных  чужих людей! ... Я защищала их от них самих и ото всех! И как могли они Василия против меня настроить? Как  души их слепы! … откуда столько злобных сил в себе нашли!   Им доверяла, как родным. Ошиблась.  Просто убили  часть моей души. Вампиры».

   К Нине они приходили еще долго. Не могли поверить, что в ней друга потеряли навсегда. Для этого придумали причины, мол, Нина книги их брала и не вернула, или они что-то забыли у неё … Смешные! … Вначале больно было от их вида, но после боль прошла, осталось раздражение. Нина меж собой и ними провела черту – «все, милые, все позади, не дам себя я предавать. И так отпили часть души, вампиры».
 
- Иногда  люди доверяют друг другу, как дети, но доверяя, и предают друг друга, как дети. Эта открытость – она бывает опасной. А иногда не стоит играть в мир – если мира нет, - решила Нина, вспоминая преданную дружбу.

                * * *

   Прошел прекрасный Новый год. Василий, как всегда прислал подарки. Значит, не приедет. Нина убрала, украсила квартиру и улетела в Мурманск.  Вот так взяла и улетела!

  Гуляла целый день одна! Разглядывала город  необычный! Стоит среди заснеженных  холмов. Там все другое! Сопки, воздух, снег! А небо! Такое вольное,  открытое душе! И так легко смотреть, покоем насыщаясь. Все отдыхает в просторе вольном.  Не давит он, этот спокойный мир, что смотрит сверху.  Душа  омылась там в слезах! Окрепла.
   Нина гуляла целый день, а вечером на самолете улетела.

   Дома зима её лечила. Она, как королева, с собою принесла морозы, снег, закаты ранние под зимним солнцем! Эти прекрасные закаты своим сияньем разноцветным лучше всяких слов ей согревали душу.
   И в эту зиму народ на лыжи встал. За городом  все лыжные следы снег заметать не успевал.  Почти все выходные Нина с соседом, пожилым,  учителем (он ветеран войны), на лыжах далеко за город выезжала. А вечером с ним в шахматы играла.

   Нина играла хорошо. В городском турнире третье место в игре по шахматам среди женщин  заняла. Но этим не гордилась. Знала свои слабые места, -  в шахматы, играя, она сразу защищалась, не умела нападать! Выигрывала,  только когда противник ошибался. Хотя любила играть сама с собой, рассматривать дебюты, думать.
 
   В школе, незыблемым  порядком шла третья четверть. Если в это время не успеешь справиться с программой,  в четвертой  - не нагонишь. Все это знали. И как могли, старались, понимая, что финиш восприятия, вниманья и старанья у всех: учеников, учителей наступит в конце марта или раньше.

   Нина стала выдыхаться в феврале. Ушел с работы её коллега, умница, интеллигент, похожий сразу на Пастернака, Бродского  одновременно. Такая вот очаровательная смесь. Такого чудака, как он, школа не знала! Он так смотрел на всех, что врать было неловко. Хотелось рядом с ним быть лучше и умней. 
   В Израиль со своей большой семьей уехал. Для Нины это был удар. Еще одна потеря близкого по духу человека. Его часы, его учеников отдали ей. Казалось, -  радуйся! … а ей  не надо. Хотя, больше часов, это и денег больше. Преподавателям, как  всем, хотелось больше заработать. Это называлось просто - «Гребу, сколько могу». А почему? Да потому!  Они – преподаватели не люди, что ли! И почему так мало платят? И никого не спросишь! Кто ответит? А никто.
  Истраченные силы и здоровье – они не восполняются зарплатой, что дает страна. Халтурим, как рабы. Тихо, без бунта, заполняя  документы, как того требует начальство. И  сами себе лжем.  Об этом и не говорит никто!  А толк, какой! А?  Никакого!!!

* * *

   Нина работала шесть дней в неделю, шесть уроков каждый день. О! Это - очень много! Еще внеклассные часы  остались. Хотела отказаться, но не разрешили. Эти внеклассные часы даны для подготовки  к смотрам и концертам. Нина разучивала с учениками песни, сама  играла на фоно немного, и все, что получалось, …все это представляло школу на школьных праздниках и на концертах.
   Пока её коллега в Израиль не уехал, ей это нравилось; для этого хватало времени и силы. Теперь не то. Для качества - здоровья не хватало.  Пришла халтура, с нею - нервотрепка. Дети, учителя и сама школа стали раздражать.

  Все раздражало! Эти списки, которые учителя обязаны составить. Список пенсионеров, список детей до семи лет, список имеющих иконы, список неблагополучных детей, список неблагополучных семей, список направленных на  программу «зависимых от  токсикомании и наркомании», списки…списки … - учить некогда. И никто не скажет – не буду этого делать. Такие мысли и в голову никому не придут. Нина представила,  как она приходит в гороно и говорит, что ей не созданы условия для нормальной работы. Смеяться будет весь город и не один год.

   Все раздражало!  Был педсовет с родителями и учениками. «Неуспевающих»   учеников судили, в том числе и Кротова Алешу, спокойного и доброго парнишку, слабого почти по всем предметам, кроме труда.  Как его терзали! Больше всех учитель алгебры.  Как она кричала на его маму, которая на педсовете  плакала все время. «Нечего слезы распускать! Вы на школу все сваливаете! Драть его надо! Между ног и по мягкому месту! Драть!» Как Лешка все это вытерпел!  Не взорвался! Нина была просто восхищена его спокойствием! Только побледнел. В который раз подумала, -  нет уважительного отношенья  к родителям,  ученикам,  учителям. А, возможно, и не было его.

   В этот же  день поссорилась с Юрием Александровичем, военруком. Его шутки -  «Ах, Ниночка, не за горами тридцать!  Тридцать – перестарки! Как лошадь в тапочках!» Нина считала медленно до десяти, … не помогло, … внезапно для себя вдруг тихо прошипела: «Вот, козел!», и, побледнев,  ушла. Немного струсила.  Жалела. Он был не злой. А что шутить не может – это ж не его вина.

   Все в школе раздражало! Когда был у кого-то день рожденья, по радио всегда всех поздравляли, а про неё забыли. Она напоминать не стала. Но обидно.

   Опять был педсовет. Всех педагогов разбирали;  Нина получила замечание за ведение журнала, а то, что юбилей прошел прекрасно (готовила она), ни слова! А то, что её дети выступали на конкурсах и смотрах! Не сказали. А то, что, защищая школу, третье место на шахматном турнире заняла по городу! …Да, … сказали, …как бы стыдясь! Ни похвалы, ни теплоты, … так, мимоходом. Конечно, учитель иностранного языка, а не математик играет в шахматы! Не сходится по назначенью.  Настроение – на грани ухода. Но куда?  Устала! Так устала! Осталось дать восемь уроков в каждом классе. И каникулы. Ура!

   А на каникулах учителей отправили на курсы переподготовки. Нина была рада. Ей повезло. Им достался современный руководитель, -  открытый, образованный, умный. И первые его слова – «как я не люблю учителей» - всех расположил в его пользу. Он прямо говорил о том, что наболело. О необходимости реформ, реформ не министерства, а от самих учителей, их мнения должны лежать в основе. Как правильно все то, о чем он говорил! «Урок – тридцать пять минут, убрать ненужное. Устают и школьники и педагоги. Опора и расчет на середняков, «четверочников». И главное – внимательный психологический анализ всех учеников. Не обманывать себя детской невинностью и беззащитностью! Каждый год приходят неизвестные нам дети. Ученики не те, что были мы. Над нами не дрожали! Не баловали! Другое время». Как Нина слушала его! Казалось, стала богаче от таких встреч.
   Вернувшись с курсов, прогуляла два дня каникул. И, не стыдно. Каникул отдохнуть ей не хватило. А ведь, не ей одной так в школе тяжело. Все эту лямку тянут.
 

   Пришла четвертая четверть. Василий не приехал. Даже подарков не прислал. Нина ревела. В прихожей он нечаянно оставил теплый джемпер. Она теперь дома всегда ходила в нем, брала  с собою спать, вдыхая Васькин аромат, … опять ревела. Однажды проревела педсовет. Нечаянно. Забыла.  И замечание никто не сделал. Все устали.
   Пришел апрель, и солнце ядовито жгло  глаза. Всегда хотелось спать. А все вокруг мужчины смотрели на неё его глазами. Наверно, «крыша едет» Испугалась, и стала уговаривать себя, …не нужно думать о нем постоянно, нужно себя занять. Нина обращаться к самой себе  так бережно, так мягко,  как будто с тяжело больным ребенком. Решила,  что вот так с утра до вечера и по минутам – все запланировать и строго соблюдать свой план.  На фитнес записалась. Понравилось. После купила велосипед, и каждый вечер соседки слышали на лестничной площадке легкий грохот – это Нина с велосипедом возвращалась. Конечно, тяжело его тащить! Жила на  третьем этаже.

   Школу еще больше не любила. Школьный год заканчивался с таким скрипом! Злилась! Ученики её любили раньше, теперь психичкою прозвали. Ей было все равно. Психичка, так психичка. 
   В школе давали кур. Нине, конечно, не досталось. Юрий Александрович отдал свою. С питанием в стране невыносимо стало. Заканчивался социализм. Вместо продуктов стали выдавать талоны.
 
   Скоро май. Три года их знакомства. Приедет или нет! Скорей всего – приедет. Как прежде все мужчины смотрели на неё его глазами. Уже привыкла.

   А вот и май! Конец! Конец! Конец! Ура! Да будет свет! Уроков нет! Зато ремонт остался.

   Нина, стиснув зубы, стала покрывать лаком стол и стулья, - завхозиха велела. Так надышалась, что забыла кисточку в воде оставить. Завхозиха орала! Где она кисточку возьмет! Поссорилась и поругались.  Кричали друг на друга от души.
   Директор была рядом. Смотрела молча. Никого не защищала. Это понятно. Директору нужней завхоз. Учителя найдутся.

                * * *
   Он приехал. Он был рядом.  И первый день, как три года назад, все так же, …  речка, парк и ресторан. На следующий день пошли дожди. Они остались дома,  Нина работу прогуляла, … «ремонт не волк, … не убежит».

   Василий ни о чем не спрашивал, не злился, он только улыбался виновато. А Нина плакала, уткнувшись ему в грудь.  Целуя, он все шептал – «не надо».

   Василий приготовил вкусный ужин. Продукты он с собой принес. Знал, опустели магазины. Нина  рассказывала все о школе в смешных картинках – анекдотах. Ни слова не сказала, что устала, что иногда боится жить.

   Она ласкала его крупную голову – раньше такую непослушную, …не любившую любое прикосновение! …  Сейчас  смиренную! … Доверил! …  Гладила его шелковистые волосы, целовала … целовала… Он был  во всем покорен.

   Эта встреча – встреча без вопросов и ответов. Уста  молчали. Но иногда взгляд  спрашивал и тут же отвечал! Открыто отвечал, … и слезы лились! Он эти слезы целовал! Она старалась его руки прижать к губам, … на кисти правой  пятнышко, похожее на ранку. Старалась не тревожить …Его глаза!  … Все понимала! … Все прощала! … Слова!  Не лезьте! Не нужны! Уйдите! Ночь, прошу, … продлись немного!

   Послушай, милый, дождь стучит! … ты думаешь, он плачет?   
   Нет! Он смывает боль мою.
 
              Тела сплелись во сне под стук дождя …
                Сплелись и души их.

                Да, в жизни так бывает, мой читатель.
                Не веришь? … Полюби …

                И все  узнаешь.


 

   Утром, как всегда, Василий, её поцеловав, ушел. Нина, конечно, в школу побежала. Там, за прогул немного пожурили и сказали: «Завтра в колхоз с девятым  «б» поедешь».

   Утром пришла. Автобус ждали три  часа. Нина, конечно, отпустила  учеников домой. Сколько можно ждать! Директор  вызвала. Орала в кабинете: «Не  сметь командовать! Не сметь!» А  Нина, разревелась -  «Сколько можно, все это терпеть! Есть постановление министра о запрещение школьного труда! Его никто не выполняет, нарушая государственный приказ!». Нина все это директору сказала резко. А та ответила: «Вы берегите нервы и не лезьте не в свое дело».
    Она права, нужно относиться  равнодушно ко всему. Здесь, ничего не изменить (в нашей стране),  и не надо силы тратить. Какая ж, это власть! …  безвластная! … без власти! Все в свои руки подчиненность властная  взяла.

                * * *

     В конце июня, уходя в отпуск, Нина написала на работе заявление.  «Прошу освободить меня от занимаемой должности в связи с переменой  места жительства». Вокруг никто не ожидал такого поворота! Вот так, взять, и уехать в незнакомый город, где нет родных, друзей! Где никого не знаешь! …  Непонятно.

    Нина решилась на обмен давно. Тогда, зимою, в январе смотрела в Мурманске квартиру. Понравилась. И вот обмен закончен. Оформлены все документы. Осталось все в контейнере отправить и точка, точка, точка … в её жизни подведет черту. На это многоточье она давно решилась.
    В пустой квартире, когда уехала вся мебель, Нина с Василием прощалась. Ему последнее  письмо писала. 

    Родной мой! Я уезжаю в другой город. С тобой  не расстаюсь, даже не думай.  Я не романтик, не безумна, любила и люблю тебя, и это навсегда - ты знаешь.

   Говорят, что от себя не убежишь. А я не убегаю!  К себе бегу! К себе навстречу! И ты поможешь мне, ведь, правда? Я много думала эти три года. Но мои думы постоянно разбивались, … растаптывались … желанием с тобою быть!  Просто стонали! … Так хотелось счастливой быть! Быть рядом!  Быть другой! Твоею! Не одинокой!
   Мой бедный разум отвечал мне – «Стой! И думай!  Того, чего ты хочешь – нет на свете. Нет. И ты должна это понять. Тот дух, что мучает и радует тебя, в простом быту - он  умирает!  Кто знает, возможно,  этот дух иль сила,  что мы любовью называем, уж потихоньку умирает во всех  душах.  Ты рискнула. Теперь заплатишь».
 
   Мой бедный разум утешал  - «Не надо себя мучить. Тебя уже  психичкой называют. Нужно  как-то сберечь остатки трезвого ума. Ну, влюбилась! Ну, бывает. Ну, не может он с тобою быть! Ты же понимаешь. Женат, наверно. И скорей всего жену не любит, но не бросит. И если ты его забыть не можешь,  то разве виноват он в этом! Не мучай ты себя. Живи для остального, …  что осталось в жизни.  И  не надо вечно копаться в собственной судьбе! Нельзя! Нельзя! Нельзя так жить!»
   От этого «нельзя» не исчезало желанье, Василек, тебя любить и видеть тебя каждый день, ребром твоим навек остаться.

   Теперь я  жить боюсь. Я с этой жизнью не справляюсь. И, кажется, что озлобляюсь. И этого боюсь. Я не хочу любить мужчин. Не буду их любить.  И не дай Бог мне  никаких к ним  чувств, кроме терпения, заботы и участья.
 
   Обидно. Да, обидно. Я бы тебе служила вечно, как раба, но ты не хочешь, или не можешь Я б родила тебе детей красивых, умных – ты не хочешь, или не можешь. Я бы с тобою все прошла, но ты...
   Наверно, заблуждаюсь. Заблудилась. Все понятно. Ребро чужое, не твое –  оно блуждает, как нелюбимая душа. Блуд души – это не похоть! Это полная потеря берегов!
 
   Ум – это ум! Он, то же может ошибаться... Ну, допустим, ты опять придешь, и все будет как прежде. А если нет!!! О!  Я сойду с ума. Я эту жизнь возненавижу! Начну стареть и злиться!   Не хочу!
   Хочу я нас спасти. Поэтому, и уезжаю. Хотя всю жизнь, во всех мужчинах тебя я буду видеть. Ты, мой милый, навек собою род мужской в моих глазах возвысил! 

   Бродила вокруг церкви и молилась «Боженька, ты мой!  Прошу, прошу, прошу, … чтоб в мою жизнь пришло здоровье. Прошу избавиться от собственных фантазий счастливой жизни с ним. Стыдно так жить и ждать того, чего не будет. Стыдно.  Пойду я по пути, тобою выбранным, мой Боже! Безропотно пойду …»

  А накануне  приснился сон. Сама себе приснилась. Смотрю в упор тяжелым взглядом. Сама себя я изучаю и думаю – «Ну ты, и штучка!»

 Я уезжаю. Это -  как свет в конце тоннеля. Все, мое солнышко! Прости.


   Нина все перечитала. Затем достала первых два письма. Их перечитала тоже. И все сожгла.

 Уехала.


 P.S.

В Мурманске,  работая переводчицей, вышла замуж  за иностранца. Муж был её старше  на десять лет. Уехала к нему и заново училась жить. Конечно, за границей вначале было трудно, очень трудно, но Нина выдержала. И первого сынишку Васильком назвала.


  Шурделина -Осипова Е.М.
 
  25 октября. 2011 год.