Манн и его Манекен

           Он постарел мало. Почти юноша. Красив. Лоб стал ещё больше. Какой же смешной, домашний «кот учёный», только большой и сказки пишет… а возмужал. Одет со вкусом, но не по моде, точнее не по неписаным правилам столичной элиты. Её супруг такое, даже во сне примерить не решится: что подумают…
           Она ещё краше, чем 25 лет назад. Восхитительна до слёз. Прежде казалась больше и выше, а теперь такая миниатюрная. Здравствуй – здравствуй… Боже, зачем, почему эти предательские слёзы из глаз: она уже забыла, сколько лет назад высохла её последняя слеза. Ну, всё-всё, надо собраться…
           Они… Что-то было у них в юности. Кажется, он сильно любил. Она хотела любви: настоящей, но что могут эти юноши? У них нет даже на мороженое. Разве они умеют целовать так, чтобы замирало сердце, и подкашивались ноги, а уши просили ещё-ещё сладких слов? Но из птенцов со временем вырастают красивые гордые птицы. Тогда она об этом не думала и не хотела ждать… Теперь он пишет ей красивые письма о своей любви, но тепло его слов отчего-то заставляет болеть сердце. А ещё с ним словно проваливаешься в какую-то временную дыру и чувствуешь себя девчонкой, будто все эти годы были сном, а жизнь ещё только начинается… Надо, надо поговорить… поставить точку. Когда-то она уже ставила точку, но получилась большая уродливая клякса. Нет, об этом невозможно вспоминать.

           Он приехал. Поздняя осень. Парк. Скамейка. Дружеский разговор, всё ни о чём, не о главном. Так нельзя. У обоих – семья. Пусть формально, но не для того отдано столько сил, столько потерь, огрублена душа, распятая на кресте жёстких правил жизни, долга, дома, бизнеса. Она не согласна: просто больше не хватит сил, начать всё заново. Как же его жаль такого большого, но по-прежнему ребёнка. Как сделать, чтобы он перестал любить, но остался просто милым другом? Как охладить огонь, не убив его жестоким словом? Ну, почему он так мне дорог? Как неправильно устроен мир.

– Ты действительно меня любишь?... Ты пойми, я тебя никогда не любила. Даже ни разу мне не приснился. Ты всё преувеличил. Ты был интересным мальчиком, не похожим на других, странным. Вот и всё… поэтому тебя и запомнила. – А из глубины вдруг что-то надавило на сердце, по шее к лицу побежали частые жаркие волны, но… достигнув холодного ума, замерли.
 – Говори дальше, я слушаю, – по щекам текли слёзы, но он улыбался, так просто, по-детски. Взял её ладонь в свою, горячую. – Я согрею. Тебе холодно. – Она попыталась отнять и, встретив сопротивление, увеличила силу, но его ладонь вдруг поддалась, ослабла, словно передумав. В тот же миг и она передумала, не чувствуя больше сопротивления, и пожалела, и… самые кончики пальцев так и остались в его ладони, не решаясь ни расстаться с ней, ни вернуться назад. Так оба и сидели.
– Ты меня, правда, помнил? И… ждал?
– Да.
– И стихи… тоже мне?
– Ну, конечно, Солнышко. Кому же ещё?!
– Прочти что-нибудь.

          Он читает, смущаясь, запинается, извиняется. Как она оценит? Это всё непрофессионально. Но с ней что-то происходит. Невозможное. Вдруг её глаза вспыхнули тем звериным огнём голодной львицы… она уже была готова, броситься к нему, исцеловать лицо, выпить всю его романтичность, весь нерастраченный жар его жизни, всё или ничего! Он смотрел расширенными глазами, восхищённо, в эти страстные сполохи алых маков. Боже, он годами мечтал, об этом взгляде, парализующем, пьянящем. И теперь ощутил в нём только нечеловеческую страсть, без души, без ума. Нет-нет! Не такого он хотел… не обладания телом и, грустно опустил глаза. А женщина презрительно усмехнулась: несчастный «травоядный», мальчик, ты и раньше не мог, как настоящий мужчина дать почувствовать себя побеждённой жертвой. Глупенький, я не хрупкая…
– Ладно, – подытожила она. – Мне пора. Дел невпроворот. Как-нибудь… – она не договорила что «как-нибудь», ещё сама не решила. Зачем утруждать себя. На то есть судьба: пусть у неё голова болит.
 
– Где ты была? – спросил супруг тоном, подразумевающим, что сказкам он верить не собирается, и ему уже доложили. Он стоял одетым в пальто до пят, как полагалось в кругу избранных. Высокий, стройный, с густыми длинными волосами, с ухоженным лицом расчётливого обольстителя, на котором не отыскать и тени великих идей, философской мысли о душе и подвиге… короткие волосатые пальцы, похожие на лапы хищника, с трудом протискивались в лайковые перчатки. – Ну, так что, - повторил он, приподняв брови ровно на два миллиметра, положенные по этикету. 
– Не беспокойся. Тебе повезло: я бездушная тварь. Если б я могла любить хотя бы в половину, как он… – она бросила пальто на диван и со злостью запустила следом сумку. Это её завело, и уже яростно обведя взглядом, она искала ещё что-нибудь, что можно разнести вдребезги о стену. Холл заставлен дорогим хламом, но взгляд так и не выбрал, что было б не жалко. – Сука продажная! – закричала она. – Я без всего этого не могу! Ты! Купил меня, гад! Как куклу! А-а-а – завизжала она и пнула дорогой стул. Тот, скребя паркет, жалко взвизгнул, как домашняя собачонка. А женщина почувствовала острую боль в колене. Теперь будет синяк, но через долю секунды железный импульс воли заставил боль замолкнуть.
– Не куклу, а манекен… дорогая, – поправил мысленно супруг, но не произнёс вслух. Он высокомерно и довольно улыбнулся, стоя уже вполоборота. Всё нормально, куда ей деться? И как ни в чём не бывало, добавил, открывая дверь. – Да, не забудь, сегодня мы приглашены к…
- Знаю! – оборвала она его теперь уже обычным голосом тона закалённой стали. Жизнь снова вернулась в колею благополучно-обеспеченного счастья.