11 серия. Часть 2
Вечером приехал генерал Макензен. Ужинали они с Астрид вдвоем.
-- Обычно я ужинаю с Калау, но сегодня мне хочется побыть с тобой наедине. Расскажи, как ты живешь?
-- Ничего интересного, дядя Карл.
Она рассказала о своем недолгом пребывании в Ростове, возвращении в Таганрог, работе с Фибихом, о предложении Дойблера и ее согласии работать с ним.
Макензен не перебивал ее. Но, когда она заговорила о Дойблере, о ее согласии работать с ним, заметил:
-- Это ты сделала напрасно.
-- Почему?
-- Зачем тебе это?
-- Мне кажется, что с Дойблером будет интереснее работать, чем в комендатуре. В комендатуре я была девочкой на побегушках.
-- Но ты могла бы вернуться в хозяйственный отдел.
-- Я увидела Неймана, когда уже дала согласие работать с Дойблером.
-- Ты попала в организацию, в дела которой не могу вмешаться даже я, -- сознался Макензен.
-- А если я откажусь теперь? -- спросила Ларсон.
-- Думаю, уже поздно. Что представляет собой этот Дойблер? Он хотя бы не глуп?
-- Он не глуп, но самонадеян.
-- Ну, это у них такая профессиональная болезнь.
Астрид не стала спрашивать, у кого это «у них». Она знала, что военные не очень жалуют СД, гестапо. Но так было почти всегда, во все времена: военные не жаловали полицейских.
После ужина генерал и Ларсон расположились в креслах. Макензен достал коробку с сигарами.
-- Ты не приучилась?
-- Нет, я не курю, дядя.
Макензен с наслаждением раскурил сигару и выпустил густой клуб дыма. Комната наполнилась ароматом хорошего табака.
-- Знаете, дядя, мне временами становится страшно. У меня был знакомый танкист из дивизии «Адольф Гитлер». Рослый, молодой красавец. Настоящий потомок Нибелунгов. Он попал под Сталинград, был ранен, обморожен. В таганрогском госпитале я увидела полутруп. Это был кошмар.
-- Сталинград -- это страшная кровоточащая рана, нанесенная вермахту, -- согласился Макензен.
-- Но как могло случиться такое, дядя? Ведь осенью, когда мы с вами виделись, были совсем другие перспективы.
Макензен снова глубоко затянулся. Выпустил дым.
-- Русские научились воевать. Этим летом они не дали себя окружить. Они сумели выскользнуть из петли, которая уже затягивалась. Фюрер обвинил во всем фельдмаршала Бока, который действительно потерял несколько дней под Воронежем*. Вместо Бока группой армий стал командовать фельдмаршал фон Вейхс.
-- Фон Вейхс? Я никогда не слышала этого имени.
-- Есть такой**, -- обронил Макензен. -- Часть сил русские оставили на фронте на Среднем Дону, часть оттянули на кавказское направление. По нашим данным, русские собирались отступить за Волгу. И фюрер приказал как можно быстрее взять Сталинград и перерезать, эту жизненно важную артерию. Но русские под Сталинградом проявили невероятное упорство. Сталинград, как губка, впитывал в себя все новые и новые части немецкой армии. Сила удара на Кавказ была ослаблена. Вот почему мы не смогли достичь поставленных целей этим летом.
-- В последнее время я много слышу об «объединенной Европе». Дойблер мне сказал, что фюрер разрешил даже формирование Русской освободительной армии, -- заметила Астрид.
-- Этот лозунг наши политики должны были выдвинуть раньше! -- зло сказал Макензен. -- Можем ли мы надеяться на русских после всего?.. Ведь мы обращались с ними, как с нелюдьми.
-- Да, обращение с русскими было плохим, -- согласилась Астрид. -- Русские -- народ неприхотливый, но стойкий.
-- Я бы даже сказал точнее -- стоический, -- прибавил Макензен.
Ларсон улыбнулась.
-- Чему ты улыбаешься?
-- Я не могу себе представить русского генерала в домашнем халате, в кресле...
--. А ты видела хоть одного русского генерала?
-- Я видела маршала Буденного в тридцать шестом году, когда он приехал в Ростов принимать парад донских и кубанских казаков. Это было красивое зрелище.
Свидетельство о публикации №211111701376