Сицилийская ночь

Чем дороже цена, за которую люди пытаются купить любовь тем дешевле она становится. Любовь же безвозмездная - единственно истинная и бесценная, но люди устроены странно - они привыкли ценить лишь то, за что им приходится платить. Я мог купить любую женщину, но не любая могла подкупить меня. Я давно устал от раскрашенных и одноразовых женщин, которых меняют как белье и одним движением отправляют в корзину, я вообще давно устал от женщин, ведь порой мне казалось что они рождены лишь для того чтобы усложнять эту жизнь. Единственной женщиной, которую я уважал, была моя мать, но и она за свою короткую жизнь научила меня лишь тому что, мы вправе требовать от других ровно столько сколько готовы отдать взамен.
Я же хотел всего и сразу, а отдать мне было нечего. Я был опустошен и уничтожен всем, чем только можно и теми, кем было нельзя.
Мне всегда была интересна геометрия любви, с математикой у меня было всегда плохо и тут я никак не могу понять этих уравнений.
Мысли в моей голове путались, я искал покой на берегу итальянского острова, невольно ухмыляясь собственной спонтанности, отнюдь мне не свойственной. Я не мог предположить, что судьба уготовила мне невообразимый подарок, от которого при всем желании невозможно было отказаться.
Я встретил девушку, которая заполнила мое бытие, взгляд и улыбка которой поразили меня и заставили страдать. Страдать того кто толком и не был счастлив целое искусство и в нем ей не было равных.
Веснушки ее как рассыпанные по небу звезды притягивали взгляд и я как завороженный, словно в детстве, начинал считать их, сбивался и снова начинал и так бесконечно - ночи напролет.
Она оказалась моей соседкой, и наши апартаменты отделяли друг от друга пара стен - из багрового кирпича и живой изгороди.
Мы сразу подружились, и я был допущен в ее жизнь на все время отпуска. Она была одна и одинока, я никогда не видел разницы в этих понятиях, однако какова она - словно обрыв. Я был не один, но до безумия одинок. Я жадно краду ее у вечности, рассматривая ее до детского живое лицо: при улыбке ямочка на подбородке сильнее выделяется и обретает подруг на круглых щечках, мягкие волосы едва едва прикрывают плечи, и движения ее - слегка резкие и угловатые вводили меня в замешательство. Я привык к ванильным девочкам, жеманным и избалованным, которые даже благодарность выдавали неискренно, платя по обязательствам.
А в ней сомкнулся мой мир - разрушенный и тлеющий от давно потухшего пламени.
- Ты был на Кипре, спросила она меня в первый вечер, раскидывая по столу колоду расписных карт.
- был, улыбнулся я ее вопросу, но не стал спрашивать лишнего, лишь бы она продолжила говорить и я мог лакомиться ее голосом.
- он прекрасен, не правда ли?
Я нервно пожал плечами. Она была словно Сицилия - полна жизни и страсти, я был, словно Кипр - расцветал лишь весной, когда она была со мною рядом. Она как палящее солнце в своей чрезмерности дарила не жизнь, а смерть, но какова? Самая прекрасная смерть - во имя возрождения. Женщина есть цикл, подловил я себя на мысли; Она весна, уходит, чтобы вернуться, но никогда не возвращается прежней, она природа, вечность, божественная прелесть мироздания.
И вот эта прелесть мироздания подловила на себе мой застывший взгляд и прижала руки к губам, скрывая от меня какой-то секрет, боясь его невольно обронить. Я отвел глаза, выдохнул из себя скопившийся в груди воздух и налил в ее опустевший бокал vino bianka, растворяясь в его пузырьках я даже в отражении бокала смотрел на нее.
В моей памяти образ ее соткан из воспоминаний, которые я украл у времени и спрятал в глубине своей души -
Как она водит машину - кладя локти на руль и смотря по сторонам, взбираясь по крутому серпантину.
Как держит спину, как облизывает свои тонкие губы, что ровной линией пересекают все зигзаги моего воображения, манят и переливаются как огни засыпающей долины что мы наблюдали вместе с вечернего обрыва. Они так же далеки и непостижимы; так же далека и непостижима она.
Между ее прямыми ничем не примечательными бровями отразилась паутинка раздумий и долгих ночных разговоров.
Все в ней говорило о безразличии ко всему нежному и плавному, вся она была словно прямая натянутая струна, которая одному богу известно, какими силами не рвалась под тяжестью собственной сущности.
Она должна была оттолкнуть меня, ведь она явно не вписывалась в тот эталон привлекательности который выстроили во мне наблюдательность и опыт.
Однако что-то во взгляде ее янтарных глаз было такое, неуловимо прекрасное, что отзывалось в пустоте моей души громким эхом как в пещерах где мы гуляли и она кричала толи от боли наполняющей ее сердце то ли от восторга. Так же кричали мо мысли, не нарушая молчания моих сомкнутых губ.
И в ее смущенном хихиканье плавно переходящем в заливистый смех, и в коротко постриженных не накрашенных ногтях на мягких маленьких руках - в образе ее было то, чего мне так не хватало - мягкой силы и полное отсутствие какого либо притворства. Я терялся в изгибах ее кожи на прямом ровном носу когда она морщила его от смеха.
Я могу часами наблюдать за тем, как она вдыхает в себя едкий дым сигарет и как уголки ее губ опускаются при выдохе, а глаза нервно блуждают по закоулкам моего сознания.
Она ломает логику моей жизни, все сохранившиеся принципы и устои что выдержали нескончаемый поток ежедневных атак. Она ломает меня, словно боль в пояснице во время полнолуния - она моя тайная болезнь, низменная до небес, абсурдная до разумности, огонь, горящий в оковах льда, лед, не тающий в огне.
Я медленно провожаю каждое ее движение взглядом, исподлобья или открытым и чрезмерно прямым, я провожаю ее во сне, когда мы идем по одной дороге или же в жизни, когда идем по параллельным.
Она другая планета - неизведанная и непонятная, она другая планета - огромная и даже дальше чем огни любого из городов, что можно различить в кромешной темноте моих страхов и желаний.
Кутаюсь в плед, отодвигая бутылку мартини чтобы можно было наблюдать, как она в очередной раз улыбнется включенной мною музыке - будь то французский шансон, или Вагнер.
Она размашистым движением ловких рук снова раскинет колоду, уткнется взглядом в свои карты, а я мысленно уткнусь своим носом ей в шею, вдохну в себя никотиновую сладости с ароматом амаретто, она мой наркотик. Горечь и сладость слились воедино в тени ее мокрых волос на высоком белом лбу, красиво очерченных скулах и всегда влажных губах.
- Эх, вздохнет она, мне никогда не везет в картах.
- Значит, повезет в любви, так же говорят? Спросил ее я, пытливо ожидая, когда дернется ее левая бровь или сожмутся губы - хоть какой-либо знак, однако лишь посмотрела в сторону дороги, по которой неплотным потоком неслись машины.
-К тебе хочется возвращаться, не унимался я, под дымкой опьяняющей страсти
-От меня не хочется уходить, ухмыльнулась она и бросив карты на стол отправилась спать.
Это был первый закат, который мы встретили вместе.
Нервно кручу в руках тонкий бокал и тону в пузырьках вино бьянка. Когда наши глаза сталкиваются, я становлюсь до смешного неуклюжим и не могу разгадать магию этого касания.
Поразительно как вещи, которые нам кажутся такими знакомыми и понятными открываются с другой стороны - неизведанной и особо загадочной - относящимися к той категории тайн, которые непременно надо постичь, тайн на алтарь познание которых многие кладут самое дорогое, что у них есть - жизнь.
Именно такой тайной предстала перед моими глазами женщина; со своей невообразимой способностью оставаться загадкой даже представая полностью обнаженной, оставаться неизведанной тайной даже позволяя тонуть в глубинах своей души. Я впервые в жизни захотел понять женщину в ее лице: что в этом мире способно заставить ее плакать? Ведь повода для смеха мы не искали.
Женщина - самое тонкое и прочное существо, самое хрупкое и сильное, самое желанное и недосягаемое, чувственное и непостижимое, вобравшее в себя словно губка все оттенки причудливой картины, выполненной широкими мазками умелого и вечного художника.
Женщина - тайна мироздания, единственное, что может дарить счастье, радость, наслаждение даже от боли страдания, любовь и самое главное - жизнь.
Она подарила мне жизнь, пусть ограниченную, но вечную одновременно. Жизнь, которую я давно променял, пропил и проклял. Да пожалуй, Жизнь, которой толком у меня и не было.
Дни летели как перелетные птицы в поисках весны. Наша любовь, оставленная на произвол судьбы, должна была выветриться, как и алкоголь - не дойдя до сердца, но заполнивший тело.
Я же выпил всю чашу любви, с горьким привкусом боли, обжигающей нежности и обволакивающей теплоты последующей печали.
Та чувственная, трепетная хрупкость, скрытая за оковами крепости в которой мы находим спасение от внешнего мира, манила меня своим тонким, едва различимым ароматом в ночной тиши.
Наверное, в этом мире все определяют две вещи - желание и смелость это желание иметь.
Мне не спалось, я слышал, как дождь мелко накрапывает и играет собственную мелодию жизни на черепичной крыше. Я открыл глаза, белоснежные занавески спокойно колыхались, в их танце я видел ее образ, и что-то во мне предчувствовало магию приближающейся вечности. Я ощутил в душе порыв, встать, перепрыгнуть через ограду и прокравшись в ее комнату увезти ее на край земли, за рассветом. Однако стоя босиком под усилившимся дождем, прижимаясь лицом к отделяющей мою мечту от меня двери, я нашел в себе силы прошептать
-Спокойной ночи дорогая. И ушел прочь.
Проснулся я от шума и громкого говора местных, которые убирали соседний дом. Наверное, кто-то уехал, подумал я, и очередным порывом вскочил с постели, но уже было поздно…
…
За то время что мы расстались, мне суждено было увидеть многое и встретить многих, настолько разных и неповторимых, что я должен был бы поразиться этому разнообразию, однако понял я лишь одно - одинаковость непохожих.
Против своей природы не пойдешь - утверждают они, оправдывая свои действия с нечеловеческим упрямством, идя в противоположную сторону от своей истинной сущности. Но удивительно то, что на этом пути они находят себя новых и природа их сливается с природой лжи и обмана, но чем она хуже истины? Весь мир живет ими, вот они человеческие джунгли со своими правилами и королями.
Но она – она была иной, она была настоящей женщиной, и в памяти моей навсегда остались жаркие сицилийские ночи, ее глаза, источающие сияние луны, и тот смех, отголоски которого так часто заставляют меня оборачиваться.
Искал ли я ее? Нет, пусть она останется для меня тайной, ведь самые прекрасные из них остаются непознанными.