Старое лирическое и не очень

* * *

Была гроза,
был вечер душный.
Скитались блики по углам.
Вот на столе огонь потушен –
и ночью полнится стакан.

И тишина
под кровом грома
и с ней сестрица темнота
расходятся, бредут по дому,
стирая блики и слова.

Через края
перетекает
и переполненный стакан
собою ночь уже скрывает –
теперь уже везде она.
 


Социальньный стихостёб

На курганах Селигера, что по озеру стоят(ь),
собирались молодые распреемники царя:
всё как важные особы да на праведный кутёж
собиралась, собиралась золотая молодёжь.

Снизошёл, как будто с неба, и напутствие сказал
триединый, словно кофе, самодержец-государь:
дабы шли дорогой верной, дабы было всё путём –
он спустился, он спустился со святым своим огнём,–

а потом взмахнул крылами – и неведомо куда,
а вокруг ликуют люди и кричат ему «ура!»
За здоровый образ жизни, за великую страну
Голосуют, голосуют, суют-голо все вокруг!
 


* * *

Смерть в погонах
сидит сурово.
Коса стальная
сидит нагая
в своём углу –
совсем не ко сну
всегда готова,
всегда вострёна.

Постоит-постоит
коса,
посидит-помолчит
смерть –
взмахнёт рукавом
там –
махнёт остриём
здесь –

покатится что-то круглое,
покатится что-то красное:
дело-то ведь не трудное…
 


* * *

Синие волны, белый песок –
катятся волны шёпотом слов.
Яркое солнце, светлое небо –
там облака подгоняемы ветром –
тёплого, свежего, лёгкого ветра
локоны вьются объятием нежным,–
там горизонты без края вдали,
чайка над морем тихо парит…

И в это я верю и знаю, что есть
где-нибудь там, за дорогами,
и море, и небо, каких нету здесь,
в северном каменном городе.


Трилогия
1

Едет Царь Ясно Солнце на белом коне,
а за ним едет царская свита.
Впереди – трубачи возвещают о том,
по округе сверкают софиты.

Золочёный венок на его голове,
в ножнах меч дожидается боя,
развевается, плечи обняв у него,
белый плащ на кровавом подбое.

Свита воинов добрых, отважных людей,
наездников буй-разудалых,
кромешною сотней идёт за царём,
несёт разъярённое знамя.

У каждого война серебряный шлем,
меча покрасневшего вера.
За ними – дорога из пепла столбом,
в котором не видно ни ера.
 
2

А с другой стороны – на коне вороном
скачет местный царёк – и бродяга, и вор –
и весёлый, и пьяный уже с утречка –
со своею ватагой и бочкой вина.

А ватага какая! Что ни рожа – то князь:
из-под шапки блестит зорко-яростный глаз,
по-волчии рыскает, ищет утех,
и улыбка мелькает – как штык в темноте!

Это всадники вольные, словно ветра,
их ведёт за собой полевой атаман…
А сабелька юркая,– вжик!– над башкой,–
да это не князь, а казак удалой!

Пронесутся, что вихри метели зимой,
одуревший до фени буран молодой!..
Только следом за ними и снег покраснел,
как рябиновой ветки узоры, поспел.
 
3

Идёт безоружный без герба да знамени,
идёт босиком по бывшему пламени,
холодному снегу, горячим углям,
по розовой каше, не трезв и не пьян.

Идёт без христова распятья на цепочке
в молчании этого долгого вечера:
обрубок верёвки петлёю на шее
да выжженный крест на душе.
 


 
Псевдорусское

Эх, тоска ты моя
разухабистая!..
Распогодилась погодка,
разбуянилася:
ходит походом,
ветром посвистывает
да листву на ветвях
перелистывает,

ливни пьяные рвёт –
перекашивает
да по землю их бьёт,
небо вспарывает –
разрывается
небо тёмное
над колеями,
над просёлками…

У дороги лежит,
ветки выкрутивши,
распластался-убит
свежий выворотень –
да шаманит над ним
одуревшее
небо драное,
завихревшее:

как сверкает оно,
ухмыляется,
да громами гремит,
заливается,–
а веселье его
льётся ливнями
пулемётными,
беспрерывными…

Выходи да гуляй,
пританцовывай –
да по полюшку,
по свинцовому,
по зелёной траве,
свежей поросли,
с диким хохотом,
грома грохотом!..
 


Лирика.

Давай с тобой посмотрим друг на друга.
Я так давно не видел этот взгляд.
В твоих глазах когда-то было море
и утренняя нежная заря.

Смешно ходить по замкнутому кругу,
ни то задумавшись, ни то сойдя с ума,
царапать на снегу невразумительное что-то,
какие-то знакомые слова.

Стихи растают по весне, сойдут водою,
ты их не прочитаешь никогда.
В твоих глазах когда-то было море...
В моих осталась полная луна.