Секреты долго не живут

   Нет такой ситуации, в которой нам не была бы предоставлена жизнью возможность найти смысл, и нет такого человека, для которого жизнь не держала бы наготове какое-нибудь дело. Возможность осуществить смысл всегда уникальна, и человек, который может ее реализовать, всегда неповторим.... Думал он,а в это самое время снаружи холодный дождь уже превратился в снег с дождем..... Мейер Спок стоял у окна в собственном доме довольный, что не отправился с женой, и вместе с тем не особенно счастливый, что остался один. За свои сорок два года он много разъезжал и пришел к выводу, что перемена мест меняет и самого человека — к лучшему или худшему, как получится. Возможно, эта мысль чуть усилила беспокойство, которое он испытывал.
   Он не волновался по поводу того, что его жена находилась в пути, направляясь к своим родственникам, где должно состояться крещение их внучки. Во-первых, жена хорошо водила машину, и, во-вторых, он предусмотрительно поставил на ее автомобиль шины с более глубоким протектором.
   Его также не волновало то, что он будет отсутствовать на церемонии. Он терпеть не мог церемоний, и год назад его чуть ли не насильно заставили присутствовать на венчании их дочери, но от свадебного обеда ему все-таки удалось уклониться.
   Мейер особенно не любил печальные обряды и даже отказался присутствовать на похоронах матери два года назад. Он воздал ей молчаливые почести после, стоя у могилы, когда все разошлись. В присутствии людей он чувствовал себя очень стеснительно, и ему казалось смешным тратить время и деньги на занятие, уже бесполезное для человека, ради которого это занятие и замышлялось. Ему и в голову не приходило, что похороны устраиваются вовсе не для одних мертвых....
   Дела у Мейера шли хорошо: его положение в компании казалось прочным и даже перспективным. Стоимость дома была почти полностью выплачена. Он любил жену, и она его. У них выросли две умные здоровые дочери, а вот теперь появилась и внучка. И, тем не менее, чувство внутреннего беспокойства нарастало, незаметно добавляя седины его шевелюре и бакенбардам.
   Поразмыслив, в чем собственно, дело, Мейер так и не смог установить причину мучавшей его тревоги. Поэтому он решил назвать свое состояние черной дырой, провалом в собственной жизни, пустотной частью собственного «я», спрятанной глубоко и проявившейся однажды вскоре после смерти матери.
   Был ли это страх перед смертью? Нет. Он встречался с этим демоном еще много лет назад. Он знал, что его состояние не от чувства одиночества, поскольку не отделял себя от семьи.
   Беспокойство возникло как-будто из ничего. Но он заметил, что именно по этой причине, подобно тому, как дыра на крыше увеличивается с каждым дождем,его беспокойство все росло и росло. И чем больше он думал об этом, тем острее становилось его тревожное состояние. Все происходило по законам черной дыры, увеличивающейся по мере поглощения ею вещества.
   Но Мейер проявлял терпение, решив выяснить, в чем дело и как поступить, чтобы избавиться от гнетущего его беспокойства. Он доверял своей способности справляться с трудностями самому. Но прежде необходимо понять, что же все-таки его гнетет?.
   Примерно в 200 километрах на юго-восток от того места, где Мейер делил одиночество со своими мыслями, шериф Мотл Тофф, которого все звали просто Мотл, тоже столкнулся с проблемой, но несколько другого свойства.
   — Не двигайся, Мотл. Иначе мне придется начать все сначала.
   Мотл напряженно застыл с рентгеновской пластиной во рту, и его шейные мускулы вздулись.
   — Вот так. Хорошо. — Док Цвийка уже двадцать лет лечил шерифу зубы. — Между прочим, Мотл, — ты самый беспокойный из всех моих пациентов.
   — Извините, Док. Но я всегда в ужасе, когда мне лечат зубы.
   — Но чтобы снять боль, надо что-то предпринять. Через минуту мы узнаем, в чем заключается это что-то.
   Цвийка, сделав снимок, пошел его проявлять.
   Мотл остался сидеть в большом обитом винилом зубоврачебном кресле, разглядывая набор сверкающих медицинских инструментов из нержавеющей стали. Ему нравилось держать в руках другие инструменты — молотки, отвертки, например, — а не эти, похожие на орудия пытки щипцы и крючья.
   Его склонный к воображению ум тут же воссоздал картину врача, вцепившегося хирургическими щипцами в его коренной зуб и раскалывающего его как орех. Мотл уже привстал с кресла, чтобы ринуться к двери, когда док Цвийка снова вошел в кабинет.
   — Не двигайся. Откинься на спинку кресла. В зубе небольшая кариезная каверна. Не займет и пяти минут, чтобы поставить пломбу.
   И в этот самый момент помощник шерифа с грохотом ворвался в комнату, словно он был верхом на лошади.
   — Шериф! Торопитесь. Обнаружено тело недалеко от каньона.
   Безуспешно стараясь выглядеть искренним, Мотл сказал:
   — Очень жаль, доктор, но мой долг меня зовет.
   — Ден, ты не сказал мне, что покойнику на вид лет сто.
   Ден Ривер — высокого роста, худой, с адамовым яблоком, дергавшимся, будто оно существовало независимо от него, с глубоким басовитым голосом, звучавшим словно из мегафона, — посмотрел в разрытую могилу и на то, что в ней лежало. Моросил холодный дождь, казавшийся от холода сильнее, чем на самом деле.
   — Вероятнее всего, этим костям от двадцати пяти до тридцати лет, насколько я могу судить, — сказал доктор Лейтер, числившийся судебно-медицинским экспертом. — Труп не бальзамировали. Это точно.
   Они стояли в лесочке за фермой, принадлежавшей некому Сивенсу, приблизительно в двадцати километрах от жилого поселка . Их окружали большие ясени, но Мотл, стоявший у могилы против ветра, чувствовал запах сосен, зеленевших вдали и окаймлявших небольшое пастбище.
   — В покойнике есть что-нибудь для меня интересное? — язык Мотла, поучаствовав в произнесении этой фразы, принялся обследовать каверну в больном зубе.
   — Думаю, что да. Мужчина среднего возраста. Много следов крови на полуистлевшей одежде. Кости не повреждены. По-видимому, он умер от огнестрельной или ножевой раны в живот. И если бы собака, что разрыла могилу, поосторожнее обращалась с костями, я, наверное, смог бы сообщить что-нибудь еще.
   — Да и похоронен он не на кладбище. Репортеру нашему будет о чем написать в местной газете, — Мотл наклонился и протянул руку к черепу. Он дотронулся пальцами до лба и ощутил прохладную твердь кости. — Ну, что ж, я не знаю, кто ты и как сюда попал, но я непременно попытаюсь это выяснить.
   Вернувшись к себе Мотл сел на середину своего письменного стола и стал наблюдать, как Ден роется в папках с материалами на людей, исчезнувших в пятидесятых годах.
   — Здесь упоминаются лишь двое, которые по описанию нам подходят, — сказал Ден. — Но нельзя исключить, что в могиле лежит труп человека, который никогда не разыскивался вообще.
   Помощник шерифа протянул шефу первую папку.
   — Материалы на Джона Пайпса, об исчезновении его заявила жена в 1955 году.
   — Убежал с красоткой Мэй и осел в Сан Луисе. Затем получил развод от своей прежней жены. Однако на Мэй не женился… — Шериф покачал отрицательно головой. — Этот нам не подходит. Что в другой папке?
   — Здесь о неком Франке Споке. Никогда не слышал о таком. Разыскивался трижды по заявлениям жены: первоначально в 1944 и 1946 годах, в последний раз в 1957.
   Шеф слегка присвистнул.
   — Я думал, что мне многое известно. А вот об этом я не знал!
   — Что ты имеешь в виду? — спросил Ден.
   — Я ведь учился в школе вместе с Мейером Споком. Он был довольно умным, но стеснительным. Вместе с матерью они переехали куда-то после окончания им школы. Он ничего не рассказывал о своей семье, и, естественно, я не знал, что его отец пропал.
   — И что же?
   — Та ферма, у которой обнаружена тайная могила. На ней то они и жили.
   А в это время Мейер Спок уже почти закончил свой ланч, когда зазвонил телефон. Он подумал, что должно быть, звонит жена и приготовился сказать ей, что у него все в порядке, поинтересоваться самочувствием дочери и ребенка. Но в трубке он услышал:
   — Мейер? Мейер Спок? Это ты? Говорит Мотл Блант из Конейда. Ты мет помнишь? Мы вместе учились в школе.
   Да. Мейер его тут же вспомнил. Мотл верховодил в их классе, и Мейер имел честь в какой-то степени находиться под его началом. Он представил себе Мотла подростком — таким, каким его помнил — рослым, сильным, приветливым. Он пользовался авторитетом в школе и со всеми поддерживал дружеские отношения.
   — Да, я тебя помню. Как поживаешь?
   — Хорошо. Как твоя жена?
   — С ней все в порядке. — Мейер подумал, что ему тут надо заявить с гордостью, что он уже дедушка, как поступил бы на его месте обыкновенный нормальный человек. Но он почувствовал, что кровь прилила к лицу, и почему-то опять занервничал. Поэтому он молча ждал, что скажет Мотл.
   — Надеюсь, что я не отвлек тебя от неотложного дела.
   — О, нет. Нет, ты же знаешь! Я уже давно стараюсь не заниматься делами по субботам.
   — Ладно. Ты, возможно, знаешь, что несколько лет назад меня выбрали шерифом в нашем штате, и отчасти поэтому я хотел бы попросить тебя сказать мне услугу в одном деле.
   — Что-нибудь официальное?
   — И да, и нет. Мы обнаружили мертвое тело недалеко от той фермы, где ты раньше жил с матерью, и медицинский эксперт полагает, что это тело было захоронено приблизительно в конце сороковых — начале пятидесятых годов. То есть тогда, когда вы там жили.
   Шериф сделал паузу. Но, не получив ответа, продолжил:
   — Вот я и подумал, а не пригласить ли тебя взглянуть на покойника. Может быть, ты поможешь нам установить, кто он.
   Вот тут то Мейер внезапно и почувствовал, как черная дыра разверзлась у его ног, словно он теряет равновесие на самом краю этой дыры, что смотрит в ее бездну. Он постарался голосом не выдать своего страха.
   — Ты думаешь, это кто-то, кого я знал?
   — У меня нет твердого мнения. Ведь захоронение имело место так давно. Просто я хватаюсь, как говорится, за соломинку. Если ты что-нибудь вспомнишь или опознаешь мертвеца, это, возможно, нам очень поможет. Или следует связаться с твоей матерью?
   — Она умерла два года назад от рака.
   — Прости, но я не знал. — Шериф вновь немного помолчал и затем продолжил: — Я не хочу ни на чем настаивать, но, правда, ты мог бы нам помочь, если бы приехал сюда. Может быть, даже сегодня. До захода солнца, а? Мы оплатим твои расходы.
   Мейер тоскливо посмотрел в окно. Дождь прекратился. Мартовское солнце пробивалось сквозь гущу облаков, расшвыривая пригоршни золотых лучей. Упоминание матери повлияло, на его решение.
   — Хорошо, — сказал он и сделал шаг прямо в черную дыру. Падая, он как бы услышал эхо собственного голоса, доносившееся ему вслед. — Я приеду примерно к четырем часам после полудня.
   — Постарайся не опаздывать, — сказал его приятель шериф, словно не заметив ничего странного. — Приезжай прямо к ферме, и там я тебя встречу. До свидания. И — спасибо.
   Мейер положил трубку, и тут же из глубины памяти перед ним возникла первая картина. Он как будто смотрел на нее сверху, возвышаясь над их старым фермерским домом. Он увидел себя двенадцатилетним подростком, лежащим без движения в постели с открытыми глазами, уставясь в потолок. Там, на кухне, ссорятся его отец и мать, как они это делали много раз. Но он не слышит их голосов. И, все же, он знает, что отец требует от матери денег на выпивку, что та отказывает отцу, потому что деньги нужны на еду и одежду. Он видит, как большая волосатая рука отводится назад, и он, лежащий в постели подросток, сильно зажмуривает глаза и слышит удар кулака о живую плоть и глухой звук падения матери на пол. Слышит, как отец хлопнул дверью и ушел, слышит плач матери....
   Мейер снова почувствовал, что падает в бездну черной дыры. Он мотнул головой и открыл глаза. «К прошлому нет возврата, — подумал он, — Я должен ехать».
   Оставив записку жене, он вышел на свежий воздух. Завел свой пикап. Лед на дороге подтаивал, что не сулило больших трудностей при поездке на юг. На всякий случай он взял цепи для колес и вырулил на шоссе.
   — Ты думаешь, здесь есть связь, и в могиле его отец? спросил шерифа Ден.
   — Я не знаю. Но мне кажется, кое-что прояснится, если он что-то знает или поможет нам установить что-нибудь. Нечто подобное я как-то видел в телепередаче. Возможно, мы тратим время впустую. Но попытка стоит этого. — Далее шериф объяснил свой план действий. — Все, что я хочу от тебя, — следовать повсюду за мной и молчать. Молчать! О'Кей? Наблюдай за происходящим. Разговаривать с ним я буду сам.
   Мейер проделал весь путь без помех. Сосредоточившись на вождении при скоплении автотранспорта на дорогах, свойственном концу недели, он как бы прервал свое падение в черную дыру и завис в ее пространстве. Но когда пикап свернул на покрытую гравием проселочную дорогу, ведущую к сельскому дому с видневшимся за ним амбаром, то почувствовал, что его падение возобновилось. Он впервые здесь оказался с тех пор, как они уехали.
  Мейер поставил пикап рядом с машиной шерифа и внимательно осмотрел дом и весь его двор. Ничего особенно не изменилось.
   Исчез только старый сарай, и на его месте построили новый, металлический, отливавший на солнце серебром. Рядом лоснился, черный ствол старой яблони, протянувшей свои призывные ветви навстречу голубому небу.
   Дверь дома отворилась, и из нее вышел шериф Мотл. Меер тоже выбрался из машины. Они двинулись навстречу друг другу, затем обменялись рукопожатием.
   — Извини, что побеспокоил тебя, дружище. Доехал хорошо?
   — Все в порядке. И не стоит беспокоиться. Надеюсь, что буду чем-то полезен.
   Несмотря на то, что они были одногодки, шериф выглядел моложе и крепче. У Мотла были угловатые прямые плечи, румяное лицо как у человека, много времени проводящего на воздухе. Округленные формы фигуры Мейера и его мягкие белые руки свидетельствовали о том, что его профессия неразрывно связана с письменным столом.
   — Ты такой же пожиратель книг, каким я тебя помню? В школе ты прочитывал по пятидесяти книг за четверть учебного года.
   — Ты преувеличиваешь. Но я по-прежнему люблю читать. А ты?
   — В основном, читаю газеты. И то равно настолько, чтобы от держания их мои руки не стали еще длиннее. Зайдем в дом на чашку кофе. Извини, что не знал о смерти твоей матери и некстати упомянул ее в телефонном разговоре.
   Мейер молча кивнул и проследовал за шерифом. Внутри дома он почувствовал знакомые запахи детства, и это его удивило. Они сели за кухонный стол, после того как Мотл познакомил его со своим помощником и владельцем фермы.
   Мейер окинул взглядом кухню. Линолеум на полу.КОНЕЧНО ЖЕ, заменили. Прежний желто-канареечный буфет для посуды был перекрашен в зеленый цвет. Сердце его учащенно забилось. Рука, державшая чашку кофе, слегка задрожала. И внезапно перед его глазами возникла вторая картина.
   Он увидел на этот раз свою детскую комнату. Увидел вошедшую мать, которая мягким прикосновением разбудила его. Он услышал ее тихий голос, и внезапно, словно очнувшись, оказался в прошлом тридцатипятилетней давности. Рука матери, пахнувшая мылом, легла на его плечо.
   — Вставай, дорогой. Ты должен мне помочь.
   Он не испугался, поскольку понял, что в голосе матери было отчаяние, а не страх. Она просила о помощи, а не о спасении. Он проследовал за ней на кухню и там увидел отца, лежащего на полу с раскинутыми руками. Его одежда и пол были в крови. Правая нога отца была согнута в колене, пальцы одной руки стиснуты в кулак.
   Посмотрев в широко открытые неподвижные глаза отца, Мейер замер на месте, ожидая, что тот вскочит на ноги и закричит на них.
   Но отец выглядел отрадно спокойным и умиротворенным. Сын подошел поближе, вглядываясь в отцовские глаза, ища в них признаки жизни. Он увидел расширенные до предела зрачки, полностью поглотившие коричневые ирисы. Зрачки не двигались, словно в глазных яблоках отца были выжжены раскаленным железом два черных круглых отверстия. Он протянул руку к мертвому лицу, опустил копчиками пальцев веки, прикоснулся к холодеющим губам и услышал за спиной, как зарыдала мать.
   — Ты в порядке? — спросил его шериф с обеспокоенным выражением на лице. — Ты побледнел. Как себя чувствуешь?
   — Ничего. Я в порядке. Спасибо. Может быть, нам пора сделать то, ради чего мы здесь? — Мейер встал из-за стола и с удивлением отметил, что у него не подкашиваются ноги. Подсознательно он продолжал лететь в черную бездну и уже отдавал себе отчет, что скоро упадет на дно. Выйдя за шерифом наружу, он вспомнил все до мелочей, вспомнил отчетливо прошлое впервые с тех пор, как это произошло. Полностью воссоздал в памяти последовательность происшедшего…
   Он нес отца, ухватив его за ноги, точнее за отвороты джинсов. Мать держала отца за запястья. — Постарайся не волочить его, — сказала мать. Они вынесли тело из дома. Затем мать послала его в сарай выкатить ручную тележку. Потом положили отца, фонарь и две лопаты на эту тележку и по очереди потянули ее через пастбище к подножью холма, заросшего лесом. Потребовалось два часа, чтобы вырыть могилу, уложить в нее труп и засыпать землей.
   Мейер вновь повторил весь этот путь, медленно направляясь к холму. Шериф и его помощник следовали за ним. Тогда, давно, когда он и мать еще жили здесь, он тщательно избегал бывать у могилы, хотя всегда мог точно найти ее.
   Теперь могила была разрыта и покрыта пластиком. Ветер трепал края пленки. Его спутники удалили камни, удерживающие покрывало, и обнажили могилу.
   — Насколько нам известно, мертвец был одет в рубашку из хлопка с отложным воротником и в джинсы. Эксперт сказал, что к моменту смерти этому человеку было около сорока лет, он отличался крепким телосложением, волосы были черными, кожа смуглая, — Шериф цитировал по памяти описание мужчины, которого разыскивали по заявлениям матери Мейера. — Тебе о чем-нибудь это говорит?
   — Нет. Но я, я… — сраженный горем, Мейер опустился у края разрытой могилы на колени и горько заплакал. После долгого, долгого падения он, наконец, достиг дна черной дыры, и третья последняя картина из тех, которые он тщательно скрывал даже от собственной памяти, предстала перед ним.
   Мать разбудила его поздним утром следующего дня, после того, как перед рассветом они выскребли и вымыли пол на кухне и ручную тележку. С красными вспухшими глазами и стянутыми ниткой на затылке непричесанными светло-рыжими волосами она выглядела уставшей. Но когда она заговорила, в ее голосе звучала убеждающая сила.
   — Ты должен пойти на занятия в школу, сынок. Иди и веди себя так, словно ничего не произошло. Я сделала ужасное в глазах бога и людей, и господь покарает меня за это. Однако я себя не виню. Наша жизнь будет отныне лучше. Но никто, кроме нас, не должен знать, что произошло. Ты никому ничего не расскажешь. Ни сейчас, ни позже. Никогда....! Держи это в себе и не выпускай. Ты понял?
   Он согласно кивнул и отправился на занятия со вздувшимися от мозолей ладонями и страшным чувством опустошенности в груди, сев в обычный желтый школьный автобус. Смерть отца еще витала над его головой день или два, прежде чем найти себе пристанище где-то, куда не простирался его взгляд. И он забыл о ней.
   Но все это время существовала, оказывается, черная дыра, которой он боялся и которая угрожала поглотить его. И теперь, когда он знал, что она существовала и что он способен заглянуть в нее, он понял, что на самом деле побывал в ней. И что это был единственный способ преодолеть страх. Словно снова, будучи ребенком, он победил боязнь темноты, оказавшись в ней один, став частью ее, осознав ее сущность, ощутив внутреннюю пустоту, вызванную смертью отца. Он достиг, наконец, дна, и наступила пора выбираться наружу.
  Мейер поднялся на ноги и вытер слезы с лица краем рукава своего пиджака.
   — В могиле лежит мой отец, — сказал он тихо, но отчетливо и просто.
   Шериф Мотл кивнул головой. — Спасибо, дружище. Хочешь вернуться?
   — Да.
   Шериф увидел как бесконтрольно запрыгало адамово яблоко на шее его помощника, как рука его потянулась к кобуре револьвера» а другая к поясу, где висели наручники. Мотл нахмурил брови и сделал пальцами отрицательный жест.
   Когда они вновь подошли к дому, шериф положил ладонь на плечо Мейера.
   — Не хочешь ли ты заночевать у меня сегодня? Темнеет, да и на дорогах определенно появится гололед. У меня есть свободная комната, ведь сын живет в студенческом общежитии.
   — Я захватил цепи на колеса. Но, пожалуй, я останусь у тебя. Спасибо за приглашение. Чувствую, что устал. Ты уверен, что я вас не стесню?
   — Без проблем. Давай-ка я поведу твой пикап. Ден возьмет мою машину. Садись в кабину, пока я распоряжусь.
   Ден поджидал его.
   — Ты был прав. Он признался. Почему ты не хочешь его арестовать?
   Шериф, казалось, глубоко задумался.
   — Самое лучшее сейчас — это принять меры, чтобы, как подобает, перезахоронить останки. Скажи доктору, чтобы он забрал мертвого, доставил его к своему брату, владельцу похоронного бюро, и чтобы тот все приготовил.
   — Но, шеф! Речь идет об убийстве! Я убежден, Мейер знает значительно больше того, что он нам сказал.
   — Посмотри на это иначе. Ведь все могло случиться. Человек попал под трактор или совершил самоубийство. Кто знает? Ведь уже не докажешь, что это было убийство. Мы не знаем, что произошло здесь тридцать пять лет назад. Только он один об этом все знает и примирился с этим. И этого мне достаточно.
   Шериф улыбнулся Дену.
   — Понятно, помощник мой? Не забудь разыскать доктора Лейтера. И постарайся больше не напрягать мозги по поводу этого случая. Смотри на мир шире. Дело закрыто.
   Возвращаясь к пикапу, шериф ощутил легкую боль в просверленном зубе, что напомнило ему о необходимости встретиться в скором времени с дантистом Цвинком. Шериф подумал и о том, как погостеприимнее принять у себя Мейера.
   Похороны отца состоялись в среду. Сын присутствовал на церемонии прощания в похоронном бюро и проводил гроб до могилы на кладбище. С ним был его друг шериф и несколько других людей, пришедших в основном, из любопытства. В интервью репортеру Мейер практически ничего не сообщил. Перезахоронение мертвеца не привлекло к себе общественного внимания, не стало предметом новостей газет, радио, телевидения.
   Утром, в день похорон шериф Мотл решился  запломбировать, наконец, больной зуб и поэтому несколько подутратил свою обычную приветливость. Но когда Мейер тепло улыбнулся ему, шериф не мог сдержать ответной улыбки.
   У новой могилы пастор своим монотонным голосом прочел отходную молитву, неоднократно сморкаясь в огромный зеленого цвета носовой платок. Слушая слова молитвы, Мотл подумал:
   «Гроб опускается в глину. Жизнь — это круг. Из праха снова в прах. Из темноты утробы в темноту земли, которую мы топчем, скребем, в которой мы делаем дыры. И, если нам не везет, мы падаем в эти дыры, прежде чем лечь в окончательную черную дыру». Вслед за своим другом детства Мейером он сделал шаг, наклонился, взял горсть глины с края могилы и бросил на крышку гроба. Вот и все! В неумолимое мгновение, когда человек оборачивается и бросает взгляд на прожитую жизнь, Сизиф, вернувшись к камню, созерцает бессвязную последовательность действий, ставшую его судьбой....Земля пухом!!!!