***

Чистая суббота. А и Б ликвидаторы.

(...)

Мы с Вовкой ликвидаторы. Он настоящий, всамделешный, а я самозванец и нет такой зоны, которую я себе придумал – зоны «Б». А вот Вовкина Зона «А» была, есть и сейчас, правда, туда не так просто попасть, до сих пор ещё она опасна для человека. Её границы точно отмечены на картах, обнесены колючей проволокой и контрольно-пропускные посты стерегут покой мутировавшей под воздействием радиации природы. А у моей зоны нет границ, нет блок постов, как и охраны. Любой может сам того не замечая оказаться в ней. Хотя, не прав я, вряд ли не заметит, это радиация не пахнет и не имеет вкуса, поражающий элемент зоны «Б» люди чуют за версту и бегут он него как от чумы.    

Это по-настоящему страшно. Ты ещё не был Там, но откуда-то уже заешь, что однажды войдя в зону, выйдешь другим человеком, если выйдешь. Не все выходят, как тот царек, который «бух в котёл и там сварился», а вот Ивану-дураку повезло - вышел, и стал молодцом во всех эпических смыслах этого слова. Но то сказочка. Там достаточно было нырнуть-вынырнуть, а здесь нужно входить медленно-медленно. Войти-то войдешь, а когда выйдешь, когда Зона отпустит тебя, никто не знает. Конечно, всегда есть возможность сбежать, бросить всё и смыться, но тогда не было смысла и входить, уж лучше «свариться», не так стыдно будет перед самим собой.

Идти в Зону трудно. Идти в Зону невероятно тяжело и самое сложное в этом деле заставить себя. Даже не заставить, а для начала победить своё нежелание, переубедить свой мозг.

А мозг у меня хитрый, когда ему что-то надо или как сейчас, например, чего-то очень сильно не хочется, он готов извернуться, изогнуться самым хитромудрым способом, так извернуться, чтобы найти максимально простые, максимально убедительные слова. Ему всегда удается подобрать аргументы, против которых и возразить то нечего, настолько всё логично и складно звучит.
Например – «Не суйся, не в своё дело». «Ты что, самый крайний? Или тебе, дураку больше всех надо?» Или такой, например – «Там рядом с этими людьми, наверняка, полным-полно помощников, настоящих, тех, кто что-то может реально, а ты? Ты-то что можешь?», «Уж как-нибудь без твоих соплей разберутся». Или ещё железный аргумент – «Надо, конечно надо помочь, некрасиво оставаться в стороне, но вот же-ж непруха, ну, никак на это неделе не получится, столько дел! Может быть позже, когда разберусь со своими проблемами». А ещё такой довод - …, впрочем, их много, отговорок, все они просты, правильны и неоспоримы, беда только в том, что приходится их отбрасывать и входить в Зону «Б».
    
Мой друг Вовка – ликвидатор, настоящий, я – нет. Рассказы о героизме ликвидаторов, о каждодневной жизни в режиме подвига завораживают, хочется слушать и слушать, со всеми подробностями особенно с теми, которые остались не прописанными в газетах и мемуарах, то есть – правдивые.   

- Вов, а у вас были дозиметры и все прочее?
- Само собой. Как там оно было вначале, я не знаю, а когда мы приехали, доз контроль был организован - будь здоров! Как внутрь станции заходишь, дозик всегда первый идет. Бывает же как, вот комната, вроде все чисто, а из какой-нибудь щели так светит - за минуту предельную норму схватишь.
- И что тогда?
- Тогда всё. Домой. За этим строго следили. Кто набрал норму – до свиданья.

Я слушаю, мне интересно. Всем интересно. Слушаю и думаю -
Эх, Вова, хорошо вам в зоне «А», а у нас вот ни какого доз.контроля. Сколько рентген равнодушия схватил, сколько бэр безнадеги набрал, никто не знает. Нет таких приборов, которые человеческую подлость и пофигизм измеряют. Да даже если бы и были. Хоть сколько набери этих бэр, никто тебя домой не отправит, ты сам вошел в зону «Б», сам и выживай, как хочешь.

- Вас туда по приказу что ли посылали или вы все добровольцы? – продолжаю пытать я приятеля.
- Ну, как… На институт пришла разнарядка, столько-то человек в такие-то сроки предоставить, это по всему минатому…
- Средьмашу, - уточняю я.
- Да, - подтверждает Вова, - тогда это было министерством среднего машиностроения. Народ со всех институтов собирали. Это такая школа! Я считаю, что всех кто с атомной тематикой связан надо было прогнать через Станцию. Моё личное мнение такое.
- Ну ты-то добровольно пошел?
- Я да. У нас все добровольно.
Вовка мнется. Я его понимаю, не может он высокопарно выражаться, а и не надо. Понимали люди – надо кому-то убирать смертельную гадость. Высокий долг? Патриотизм? Да. Это так. Так и нечего стесняться, Вова.

- Ну, и платили там неплохо, - почему-то оправдывается ликвидатор, боится что ли, что заподозрю его в пристрастии к высоким идеалам, в наше меркантильное время это, конечно, великий грех.
– Мы с Андрюхой после командировки на Станцию, – продолжает Вова, - по машине взяли. Помнишь «москвичонок» у меня был? Ты спрашиваешь - что будет, если дозу переберешь? Так вот многие этого боялись, не из-за лучевой болезни, а потому что отправят домой и пролетишь с деньгами, не заплатят.

Смешно. И тут деньги, что в зоне «А» без них никуда, что в зоне «Б». Только в «Б» их не платят, а наоборот. Я их плачу. Ну а как иначе? Дрянь эта – деньги, хуже радиации, а необходима, без неё помощь не получится. Ну и как я могу не отдать столько, сколько смогу и чуть больше, когда сам иду христа ради по-миру с протянутой рукой. Не для себя прошу. Для тех несчастных людей, попавших в беду, но сам-то я должен что-то внести, иначе, кто я буду? Свинья?

Нет, в Зону с такими мыслями не ходят. Тут если что делать, так всё делай «по-чесноку». Маленькая, мельчайшая крупица лжи если появится, то обязательно вспухнет, многократно размножится и превратится в монстра, который будет мучить и терзать тебя. Такова метафизика Зоны. Мне кажется, все это знают, даже те, кто сюда не хаживал. От этого и страх.


- Вов, а как там у вас было организовано, ну там снабжение, техника?
- Что ты! Я никогда ни до, ни после ничего подобного не видал. Всё что хочешь, все выписывали, мигом доставляли, любые приборы, любое оборудование, вообще, денег никто не считал. Вся страна на это работала, специалисты – самые лучшие, из всех закрытых центров. Во!

Специалисты говоришь? Денег не считали? Ну прямо всё как у нас в Зоне «Б» - с точностью до наоборот, когда не знаешь куда сунуться, к какому специалисту, где его искать, как просить. А те что находятся сами, почему-то такой сволотой оказываются и думают только о деньгах. Нет, вру, не о деньгах они думают, а о астрономических деньгах! В зоне «Б» всегда действует закон безумных чисел. Как только вы попадаете сюда, вы оказываетесь в мире бешеных «бабок», заоблачных расценок и сумм. В зоне как под увеличительным стеклом всё становится слишком, всё становится чересчур, в том числе и минимально необходимые деньги.             

- Слушай, а ведь там никого из местных не было?
- Кого ты имеешь в виду? – уточняет Вова, - жителей что ли?
- Да, местных.
- Не-е, какое там! Говорят, те которые ближе к верхам были, к элите местной, так их сразу в ночь аварии экстренно вывезли, а простых в несколько следующих дней.
- Понятно, - киваю я, а про себя думаю: «И правильно».

Эх, кабы кто знал как тяжело помогать не абстрактному, далекому человечеству вообще, а конкретному, отдельному его представителю. Реальному такому представителю, не худшему, но и не лучшему экземпляру класса Гомо Сапиенс. Который как всякий человек умеет приспосабливаться, естеством вживаться в любую ситуацию, любые обстоятельства. И когда он привыкает к своей беде, сживается с ней – он начинает считать тебя, того кто пытается помочь, частью своей жизни, своей правой, левой рукой, которую не только допустимо, но и само собой разумеется, можно употреблять в свою пользу, так как заблагорассудится и нужно иметь твердость сказать «нет».      
 
Нет, Вова, не зря, ты, надежнейший из друзей, прошедший зону «А», даже ты боишься заговаривать со мной о зоне «Б», избегаешь темы, даже когда разговор случайно выносит на неё. Трудная это тема, и никому неинтересная. 


- А жили вы где? Как быт был налажен?
- Хорошо жили, - Вова щурится вспоминая, - наш отряд в общаге профтехучилища. Как это, по двое трое в комнате, я прямо студенческое время вспомнил. Весело жили.
- Пили небось?
- Ну как, в зоне сухой закон был, но мне на приборы пять литров чистого спирта полагалось, - общество слушателей оживилось, послышались понимающие   
Смешки. – Нет, нет! – замахал руками Вова, - всё не выпивали, примерно два литра я всегда в дело пускал. Нет думайте, особо не пили, а то с утра на Станцию не допустят. Какой-никакой порядок то был.

Я представляю - мужики занятые делом, трудным, опасным делом, делить нечего, баб нет, как здесь, в бане. Полное взаимопонимание. Если что-то такое есть, то всё решаемо, всё по-делу.

Это и правильно. Какая к чёрту ликвидация, когда дома живешь…
Сначала домочадцы относятся с пониманием и полным сочувствием, как же, как же, святое дело делает человек, нешто мы… Через пару недель, остается только понимание… ещё через месяц… - «нет, мы всё, конечно, понимаем, нужно помогать, но ты не забывай, что у тебя семья есть и ответственность перед нами». А потом возникает подозрение, да кто они тебе?! А что у тебя там? И почему денег меньше стало, и почему тебя вечно дома нет. И вот, ты уже начинаешь понимать, что делаешь что-то постыдное, из-за чего нужно таиться и недоговаривать и избегать прямых ответов, благо, что тема эта постепенно становится запретной для всех окружающих. Нет, Вов, если бы меня вывезли куда подальше, в радиоактивный заповедник, за колючую проволоку, легшее было бы, честное слово. Эх, да ещё бы мужиков надежных… Увы, о таком и мечтать не приходится.

***

Вовку слушают все, притихли. Он редко вспоминает свои командировки «туда», сегодня просто повод такой, его медалью наградили. Сидим в городской бане, обмываем. Слушаем рассказы настоящего ликвидатора.

А мне и рассказать нечего, да никто и не спросит, может оно и интересно, но слишком страшно, даже для настоящих ликвидаторов. Я понимаю и не жалуюсь, просто слушаю - интересно же, как там оно у них было.

***

Зона зачаровывает, завораживает своей мощью, своей неподвластной человеку стихийной природой, притягивает и страшит одновременно. Зона беды, место большой беды, она является одновременно и местом силы человека, такой же непобедимой силы, на которую только и способен обычный экземпляр класса Гомо Сапиенс, не лучший, но и не худший его представитель.

(…)