В примерочной

(Глава из романа "Алый снег Обервальда" - четвертой книги приключенческой тетралогии "Попутчик")

...На карте Каспия береговая линия имеет не такие уж причудливые очертания, чтобы пестреть особыми изысками названий от их исторических первооткрывателей. Но и одного-единственного исторического «перла» географов хватило на всех шутников мира вместе взятых.
Как только не изощрялись они по поводу названия «полуострова сокровищ», неизвестно кем и когда наречённым Мангышлаком. Но вот что удивительно. И жарко там летом, и морозно зимой, однако старожилы, как бы далеко не забрасывала их оттуда судьба, все равно с нетерпением ждут возвращения обратно. Особенно хотели бы вернуться весной, в пору весеннего цветения маков. Или осенью к изобилию рыбы и черной икры.
В прежние – советские времена называли еще одну привлекательную сторону местной жизни – хороший заработок. Да истончился денежный поток ещё до момента провозглашения Казахстаном своей независимости.
Год от года, по мнению старожилов, жилось все хуже. Пока окончательно не потянулись отсюда даже те, кто многие годы посвятил себя Мангышлаку. И другой бы жизни, казалось, не, хотели. Разве что – более сытной!
Михаил Трофимович Лукашов переменил судьбу сознательно. Уволился, когда сократили, почти в «чистую», пилотский состав вертолетного подразделения областного авиаотряда. Не стал он тогда терпеливо дожидаться преждевременного и невыгодного выхода на пенсию. Согласился на первое же подвернувшееся ему официальное предложение – послужить в военной авиации!
Тем более что «Чеченская компания» Российских властей, так называемая «Контртеррористическая операция» потребовала небывалое количество военных специалистов – контрактников. Особенно, там, где налаживались на Кавказе пограничные структуры. И тут никто не стал отказываться от услуг опытного пилота. Да ещё «на собственной машине». Так как, после раздела общего числа вертолётных «бортов» на отдельно «российские» и «казахстанские», именно «МИ-8» Лукашова попал в когорту первых. И должен был, теперь, наряду с другими, улетать с Мангышлака. Чтобы на новом месте поступить в распоряжение «кавказских пограничников России».
Дома такое решение Михаила Трофимовича поддержали.
– Год-два, не больше полетаю на Кавказе у пограничников, а там, глядишь, обеспечат в России подходящей квартирой! – поделился он планами в семейном кругу. – Будет куда тебя забрать отсюда.
Решению мужа, его супруга Софья Павловна не стала перечить:
— Ей и здесь пока было неплохо.
Из сокращенных военных метеорологов, лишь одной Лукашовой удалось пока найти денежную работу. В «Военторге», доставшемся при разделе материальной базы, казахской части гарнизона.
Понятное дело – так просто выгодная работа «с неба не упала». Туда Лукашову пригласил новый начальник, оказавшийся бывшим соседом по дому и бывший же кладовщиком эскадрильи, где служил её муж – уроженец здешних мест старший прапорщик Сулейманов.
По-простецки общительный и готовый всегда услужить начальству, все прошлые годы он просил называть себя русским именем Александр Сергеевич. А тут вдруг, в эпоху обособленности, сам обрёл исконные корни. Всем на удивление стал Сериком Кабибуловичем. И одновременно — большим начальником. За счёт, как для всех удивлявшихся оказалось, достаточно близких родственных связей с крупным «национальным кадром» ставшей суверенной, республики.
Расставаясь с ним перед отлётом на Кавказ, Лукашев от чистого сердца попросил своего «старого друга» Сулейманова:
— Помоги семье в случае надобности.
Не ожидая того, что бывший приятель пойдет ещё дальше в этом деле, однажды вдруг станет ...новым мужем его дражайшей второй половины – Софьи Павловны.
...Отъезд Михаила Трофимовича сам по себе несколько облегчил жизнь его супруги. Уже тем, что теперь ей не нужно было больше готовить на постоянно сидевшего дома, безработного мужчину. К тому же любившего плотно поесть. И не только в одиночку, но и приглашая к себе, домой « на достархан» старых друзей-приятелей. В основном тоже оказавшихся, теперь, «на мели».
Не было среди них, в последнее время только прежнего постоянного и закадычного собутыльника супруга — Сулейманова. К тому моменту окончательно сделавшего себе «национальную карьеру» и ставшего действительно большим, по местным меркам, начальником.
Зато когда надевшего капитанские погоны вертолётчика и след простыл, новый руководитель посёлка, зачастил в торговую точку бывшего «Военторга», принадлежащую теперь лично ему на правах собственности.
В один из таких визитов, разоткровенничавшись на правах «старого друга семьи», Серик Кабибулович, живейшим образом, как бы ненароком, поинтересовался на счёт материального положения Лукашовой.
– Да какое там положение, – отмахнулась от его слов Софья Павловна. – Во всём себе отказываю, не то, что прежде.
– Например, в чём? — гнул своё визитёр, не собираясь на этом сворачивать, необычайную интересную для него, беседу. – Чего Вам теперь не хватает для полного счастья?
Продавщица внимательно глянула на него и снова заметила жадный, какой-то похотливо-маслянистый блеск, появившийся в глазах Сулейманова. Тот самый, что иногда, в отсутствии рядом с нею мужа Лукашовой, искрился у того во взгляде и прежде. Особенно в те дни, когда всей компанией выезжали отдыхать на морской берег. Ведь, чего греха таить, зачастую, словно в молодости, она беспечно наряжалась тогда в самые откровенные бикини. Любила красоваться в лучших и самых модных купальниках, какие только могла достать из-под прилавка, «по большому блату» через знакомых работников их конторы «Военторга».
Как оказалось, той самой системы товарного обеспечения личного состава частей и членов семей военнослужащих, в какой, сама нашла место, после ухода с прекратившей своё существование, метеостанции.
И вот теперь, мысль использовать к собственной выгоде положение и связи этого невзрачного, рябоватого казаха, пришло в голову образованной и не глупой женщине одновременно с тем, когда тот очередной раз «достал» её своим неподдельным сочувствием, пока еще не сопровождаемым, к сожалению Софьи Павловны, конкретными поступками и осязаемой  материальной помощью.
Придав лицу выражение обиды на действительность, она с грустными нотками в голосе вдруг пустилась на откровенность, какой ещё никогда прежде не слышал от неё «друг семьи».
— Сам помнишь, Саша, какой я была в молодости модницей!
Словно случайно назвав собеседника его прежним именем, Лукашова продолжала исповедь в том же проникновенном духе.
— Сейчас же совсем практически поизносилась, – чуть даже покраснев от смущения, произнесла Софья Павловна. – Простого бельишка для себя в настоящее время приобрести не могу стоящего.
Тот плотоядно и откровенно недоверчиво усмехнулся:
– Так вот же его, самого разного, на любой вкус, сколько у вас на витринах.
Сулейманов сделал широкий приглашающий жест рукой:
 – Выбирай любое!
Лукашова без слов подошла к указанному товару, взяла и положила на прилавок перед столь щедрым на словах посетителем прозрачный целлофановый пакет с прикреплённым на нём ценником:
— За его содержимое мне почти месяц нужно в магазине ноги бить, а на всё остальное вообще ничего не останется.
Тот, однако, словно ждал такого оборота в их неожиданно-откровенном диалоге, потому, что произнёс загодя припасённую фразу:
– Главное, чтобы костюмчик сидел!
Затем, ещё более воодушевившись, уже не пропел, на манер старого шлягер, а сказал, отчётливо выговаривая каждое слово:
 – Выбери, что желаешь, уважаемая Софья Павловна!
Новый начальник бывшего метеоролога, как оказалось, кое-что понимал в женской красоте и в том, что ей сопутствует:
 – Примерь, а я, в свою очередь, оценю, что действительно подходит, а значит и требуется сейчас такой прекрасной женщине как ты.
Переход Сулейманова на более фамильярное к ней обращение, Софья Павловна Лукашова, словно не заметила. В тот момент в магазине не было других посетителей, кроме Кабибула Тусуповича. Как и прежде часто бывало из-за безденежья большинства бывших поселковых модниц. Потому продавщице, получившей столь заманчивое предложение, пришла на ум не совсем благочестивая идея.
Не я виновата, а судьба так заставила! – ещё подумала она как оправдание своим действиям. И в ответ на столь откровенное желание хозяина магазина и всего прочего в их бывшем военном городке, увидеть не прикрытую верхней одеждой, женскую красоту, она, вышла из-за прилавка, прихватив с собой с картонную табличку, гласившую категоричное: «Магазин закрыт на учёт!»
Щёлкнула внутренним запором на дверях и вернулась обратно, уже слегка покачивая стройными бёдрами, совсем не так, как ходила по магазину перед обычными покупателями.
 – Что не показать? – услышал Сулейманов то, чего так хотелось его пресыщенной удовольствиями натуре.
И дальше продавщица не стала отступать от своих намерений, вызванных общением с человеком, буквально напросившимся к ней в поклонники.
 – Была бы только польза! — произнеся столь магические слова, далее она ловко проделала всё то, что так ждал он неё начальник.
Сначала сняла с витрины несколько ярких нарядов, потом прямо из-под прилавка достала стопку блестящих целлофановых пакетов с таким же импортным и дорогим товаром, но несколько иного предназначения.
— Коли есть время, подождите, я сейчас! – заявила модница новоявленному и щедрому кавалеру.
Тот ничего не ответил, поперхнувшись словами, потому под стук каблучков, со своим модным богатством в руках, женщина скрылась в кабинке для переодевания, где и на самом деле, не стала долго томить Сулейманова примеркой.
Как он без труда понял из того, что абсолютно всё оказалось впору, супруга уехавшего вертолётчика уже не раз приценивалась именно к этим заманчивым новинкам, да всё не решалась даже подумать о реальном их приобретении.
Но и те несколько минут, что прошли в томительном одиночестве, Сулейманов не скучал под доносившиеся из-за шторы, шелест материи и звуки, то снимаемых, то одеваемых резинок. И в придачу к ним, казалось бы, бесконечное шуршание всё разворачиваемого и разворачиваемого целлофана.
Внимательно прислушиваясь к тому, что доносилось сейчас из кабинки примерочной, он столь ярко представлял всё происходящее там, что неожиданно вспотел. Причём, так, что сам удивился, когда ему вдруг понадобился носовой платок. Им он и попытался тщательно вытереть испарину. Пройдясь, вмиг намокшим, клочком ситца по рябой коже округлого лица. Затем – так и на более гладкой поверхности крупного лысого черепа. И голова, и его трясущиеся руки одинаково густо успели загореть под жарким солнцем окружающей их, Мангышлакской пустыни, но ещё никогда так жарко не было Кабибула Тусуповичу, вновь только что названому беспечным именем «Саша» из далёкого прошлого.
Многое предвкушал увидеть к концу переодевания сластолюбец, но действительность превзошла все его самые смелые ожидания.
Сразу после того как с лёгким звоном колец по верхнему карнизу раздвинулась штора, закрывавшая только что ход примерки, оттуда грациозным шагом, совсем как на модельном подиуме профессиональная манекенщица, появилась грациозная Софья Павловна.
Она, как оказалось, и за столь короткое время, что было у неё на процедуру перевоплощения, успела очень многое. И причесалась, как следует, и навела лёгкий макияж на своём достаточно милом лице. По искреннему мнению Сулейманова, нисколько не тронутом еще, возрастным увяданием.
Да к тому же, его «дама сердца» теперь со вкусом украсилась, в достатке имевшейся у них в продаже импортной, как весь прочий товар, бижутерией. Среди которой Софья Павловна выбрала самые изящные клипсы и ожерелье.
Но всё основное и самое замечательное, было несколько ниже этих украшений. Не на шутку взволновав взор единственного зрителя столь откровенного дефиле, откровенно глубоким декольте на шёлковом платье, туго облегавшем вполне зрелую высокую грудь искусительницы своего непосредственного начальника.
Вышагивала она по мозаичному полу торгового зала на туфлях с высоченными каблуками, плавно переходившими сначала в тонкие щиколотки, а потом и в налитые икры стройных ног, обтянутых сейчас лайкрой блестящих черных чулок.
Не довольствуясь, только что произведённым на мужчину сногсшибательным эффектом, Лукашова повела вдруг резко бёдрами, при этом умело завихрив, вокруг округлых коленок шёлковый подол своего вечернее платья-разлетайки, оказавшегося на груди, с несколькими золотистыми, под цвет материала, пуговками.
Но свою роль и они уже отыграли, так как на пуговицы, словно случайно, легли, освобождая их от петелек, тонкие аккуратные пальчики продавщицы.
Вернее, бывшей продавщицы.
Потому, что она, как Золушка, только не прихотью Феи, а волей похотливого Кабибула Тусуповича, превратилась, в крайне привлекательную и обаятельную исполнительницу спектакля под названием – демонстрации модной женской одежды.
Уже никуда и ни в чём не спеша, Софья Павловна медленно, одну за другой, продолжила расстегивать податливые пуговки платья, пока то, вдруг, не спало вниз с её покатых пухлых плеч. Обнажив их так, как будто на белоснежной коже никогда ничего и не было.
Смелость женщины открыла взору единственного зрителя чёрное, изысканное безрукавное бельё с тонкой, чуть ли ни осиной талией корсета и массивными чашками, бюстгальтера, на явном пределе возможностей вискозы, поддерживавших, буквально налитую пьянящим соком нерастраченных чувств, грудь «соломенной вдовы», снова и надолго уехавшего в командировку вертолётчика.
Столь откровенное бельё не столько прятало под своими кружевами выдающиеся из-под него части женского тела, сколько открывало пристальному взору мужчины исключительные достоинства отчаянной прелестницы.
В том числе и, подчёркнутые, где нужно, незаметными глазу, выточками. Сделав, при этом, просто безупречным, в таком наряде, и без того манящее, неискушённое подобным зрелищем, воздыхателя, тело моложавой женщины. Оказавшееся способным в эту минуту свести с ума кого угодно.
Кабибул Тусупович, не выдержавший потока истиной страсти, нахлынувшей на него от всего увиденного, немедленно вскочил со своего места, лихорадочно сдирая с шеи собственный безвкусно-яркий галстук.
Только добился совершенно не того результата, на который рассчитывал.
Испуганная его порывом Софья Павловна, невольно прикрыла одной рукой полуоткрытую лифчиком грудь, другую опустила на прозрачные чёрные трусики, между которыми, словно сияла отраженным светом белокурых волос, бархатная кожа. Только и оставшаяся, совершенно не прикрытой над чулками, с затейливыми пажами кокетливого пояса.
В таком положении обнять её было бы верхом кощунства даже для прирождённого кочевника-степняка.
Сулейманов остановился, как вкопанный, на полпути к обладанию немыслимым счастьем, наткнувшись на гневный взгляд его идеала.
 – Нет, дорогой Александр Сергеевич! – снова назвав прежним именем, остановила его властной фразой Лукашова. – Мы так с тобой не договаривались.
Словно обидевшись на его столь похотливое и ничем не оправданное поведение, она усмехнулась собственной, так не вязавшейся к её характеру, прямо-таки девичьей стыдливости. Чтобы опровергнуть прежнее впечатление, уверенно и уже совершенно бесстыдно, по очереди, одну за другой, поправила руками груди в тесном наряде. Затем одумалась, продолжать игру и, перестав позировать, снова превратилась в обыкновенную продавщицу.
Если, конечно, такие работницы торгового сервиса бывают без униформы, а в, заменившем её, изыскано-сексуальном наряде из дорогого нижнего белья, подчёркнутого надетыми под него, немыслимо гладкими, туго обтянутыми на округлости формы ног, чулками.
Но, как бы там, ни было, женщина продолжала и в своём отрицании возможной близости, оставаться женщиной.
Уже без мысли повлиять на чувства зрителя, она наклонилась, беззастенчиво предоставив обзору свою ладную попку, затянутую в блестящую синтетику, чтобы поднять с пола, сброшенное только что, ею платье.
Затем, красиво, не сгибая коленей, выпрямилась во весь рост. После чего, приблизившись ровным шагом, что называется «от бедра», к прилавку, принялась аккуратно складывать, не нужное более, платье в прежний, хрустевший целлофаном, фирменный пакет.
Нисколько, при этом, не заботясь о том, что продолжает, ещё более чем прежде, дразнить мужчину своим сексуальным видом – в украшениях и белье от лучших французских модельеров и портных, невесть как (если не усердием самого Сулейманова) оказавшихся в ассортименте их магазина.
Тот снова, уже, впрочем, с явным сожалением от несбывшейся мечты, вытер лысину совсем, насквозь  промокшим от пота платком:
– Вы меня не так поняли! – произнёс тоном, провинившегося перед учительницей, школьника.
И дальше его речь была похожа на признание в любви и одновременно в просьбу прощения за дерзость.
 – Я просто от восхищения хотел поцеловать Вам ручку, несравненная Софья Павловна! – запинаясь за каждым словом, с трудом произнёс Кабибул Тусупович. – Но готов, тут же, искупить нанесённую обиду.
Он гордым жестом указал на платье, снова готовое оказаться на витрине:
– Теперь это всё Ваше!
Только и этим он не успокоился, не встретив должного эффекта. С ещё большим пафосом и добавил:
 – Как и всё остальное в моём магазине!
Больше испытывать судьбу новой атакой на чувства поклонника, благоразумная Лукашова не стала. Уже накинув прямо на красивое бельё синий, с отложным белым воротником, хлопчатобумажный халат-униформу продавщицы, она подошла к двери и демонстративно грубо открыв замок, сняла со стекла картонную табличку о мифическом учёте:
 – Тогда не стану больше задерживать!
Но вскоре поняла, что несколько «перегнула палку» в строгости и сама тут, же исправилась, когда нахмурившийся Сулейманов последовал её приказу.
Не прощаясь, хотя и глядя в направившуюся прочь широкую грузную спину несостоявшегося любовника, она звонко и заманчиво пообещала:
– Я готова, дорогой мой, отблагодарить за все эти подарки в более подходящей обстановке!
Тот не мог не обернуться на такое заманчивое обещание.
– Обязательно, прямо сегодня буду у Вас дома.
И ещё более пылко пообещал, совсем уже потерявший от вожделения голову, «друг семьи»:
 – Примчусь сразу, как только от забот освобожусь.
Чем занимался до самого вечера Сулейманов? – его пассии стало ясно, когда долгожданный ею, гость, подъехав к дому, где проживали Лукашовы, на своей не очень старомодной иномарке, в несколько заходов перенес в квартиру из багажника «Тойоты» пакеты и коробки с угощениями.
Однако, «ужин при свечах» начался совсем не так, как на то рассчитывал богатый покровитель. Прежде чем сесть с ним рядом, Софья Павловна вдруг повела напудренным носиком. После чего, обычным своим властным тоном, не терпящим возражений, отправила визитёра прямиком в ванную комнату, где уже был предусмотрительно натоплен титан с горячей водой.
Когда же Кабибул Тусупович вышел обратно, то его ждал новенький махровый халат из магазинных же запасов, совершенно по делу, прихваченный оттуда Лукашовой вместе со своими личными подарками.
– Вот теперь, ты как огурчик, милый мой, чистый, умытый и ухоженный, – похвалила хозяйка, приглашая его к накрытому столу.
Она не стала акцентировать внимание на том, каким по своим прежним привычкам хотел предстать перед нею пропотевший на работе и давно не знавший мочалки воздыхатель. Но и это только заметно прибавило «очков» в актив новой избраннице высокого поселкового чина.
Остальные несколько визитов прошли при его твёрдом намерении предложить даме сердца всего себя без остатка! Прежняя семья, к тому времени, поняла хозяина и, оставаясь на его обычном попечении, не возражала против «Молодой жены»!