Жизнь моя... Глава 10. Минлаг

 
                ГЛАВА 10
 
                МИНЛАГ

  В лагере меня встретили неприветливо.
- Хватит тебе дурачиться на сцене. Завтра я погоню тебя на работу в самую мокрую шахту. А впрочем, могу дать тебе пару дней "канта", если ты сунешь мне что-нибудь "на лапу" вроде своего френчика (пиджака). Меня он будет "лИчить", - с подленькой улыбочкой сказал старший нарядчик Федя Вронский.

  Меня взорвало от его наглости. Я обругал его матерными словами и пошёл к начальнику лаготделения Богданскому. Меня принял его заместитель капитан Соколовский. Я рассказал ему о произволе старшего нарядчика и заявил:
- Пока вы не уберёте эту сволочь, я не выйду ни на какую работу, а если и вы будете меня здесь терзать, то я и на вас пожалуюсь.

  Я не сразу поверил, когда узнал, что Федьку не только сняли, но и куда-то ещё отправили "с концами". Значит я их никого бояться не стану, а если меня убьют, то скажу спасибо, всё равно в этом лагере я 5 лет не выдержу.

  Дня через два мне объявили, что Минлагу я не подлежу, сюда меня отправили ошибочно. Вместе с Ордынцом нас вернули в ансамбль. Мы снова включились в подготовку программы ко Дню шахтёра. Прошло несколько дней, закончились праздники. В начале сентября на этап вызвали О.И.Ачкасову и Т.В.Вераксо для отправки на 4-е лаготделение женского политического лагеря.

  Когда я прибежал на вахту, чтобы проститься, их уже вывели за ворота. Я выскочил вслед за ними. Конвоир приставил мне к груди дуло пистолета и крикнул:
- Назад! Стрелять буду!
- Стреляй, сволочь, - заорал я в отчаянии, но выстрела не последовало. Я вернулся в свой барак. Меня трясло от обиды.

  Утром ,не успел я проснуться, как раздался голос надзирателя:
- Санин, сдать постель и - на этап!
- Куда?
- В Минлаг. Тебя оттуда выпустили ошибочно.
  Вместе со мной отправляли и Ордынца А.Ф. Оказывается, нас возвращали в ансамбль только для участия в концертах ко Дню шахтёра. Не помог мне Шимбирёв. Зря в 1944-м я не согласился идти командиром музвзвода полка. Но дуракам закон не писан.

  Когда нас снова, пешком, вели на 2-й район в Минлаг, я всю дорогу, на нервах, бодро шагал и громко пел: "Как король шёл на войну в чужедальнюю страну...". Конвоиры молчали, А Ордынец был просто убит горем, ведь недавно он, может быть навсегда, распрощался с Зиной Луценко, которую любил до безумия. А тут ещё этот Минлаг.

  В лагере меня встретил Владимир Козлов, тоже ученик Печковского. Он работал на блатной работе, жил в "кабинке" (тамбур барака). Я поселился с ним. Он помог устроиться мне в плановый отдел табельщиком. Ордынца поставили заведовать лагерной почтой. Заключённые имели право послать лишь два письма в год.

  Всё свободное время я проводил на сцене, где неутомимый Ордынец работал со вновь созданным оркестром над сценами из "Роз-Мари". К тому времени большинство музыкантов ансамбля были "заминированы" на нашем лаготделении. Концерт зрителям понравился. Вскоре из планового отдела меня перевели в спецчасть ст. лейтенанта Семенкова, и я стал работать нарядчиком. Но и тогда я почти всё время пропадал на сцене.

  На окнах бараков были металлические решётки. Двери на ночь закрывались снаружи на амбарные замки. Туалетом ночью являлясь параша (бочка). Днём каждый барак был прикреплён к определённому занумерованному сортиру. Обиднее всего, особенно вначале, было носить громадный номер, нашитый на спине бушлата и телогрейки. У меня был номер "З-558". Ночью в бараке воздух был "хоть топор вешай".

  На лагерном отделении была группа блатных. Они сидели в "БУРе" - бараке-клоповнике усиленного режима. На работу их выводили в наручниках, по двое, под усиленной охраной. Однако частенько ночью в зоне вершились кровавые расправы: резали, рубили топорами головы. Всё это делалось их руками. Как они выходили из БУРа, мне непонятно до сих пор. Однажды и я, по ошибке, был приговорён ими к смерти. Спасло то, что вовремя разобрались.  Мой "палач" Риза Ризаев потом извинялся передо мной, а уже после лагеря иногда приходил ко мне с водкой или пивом и клялся, что он меня уважает.

  Один раз их привели на "Бесприданницу". Надо сказать, что зрители они были бесподобные, как дети. На следующее утро во время развода один из них крикнул мне:
- Санин, ты молодец! А этого гада Ширмана, хочешь, прирежем?
  Эдуард Ширман блестяще играл Паратова, а я - Карандышева. Мне непросто было объяснить им, что ведь это спектакль. В следующем может быть наоборот, я буду играть гада. Так всех можно перерезать. По мнению искушённых театралов, Санин прекрасно сыграл "не того" Карандышева. С согласия режиссёра Радищева я "облагородил" этот образ.

  Как-то приехал майор Милованов и вёл приём заключённых по личным вопросам. Я вошёл, представился, попросил разрешения задать вопрос.
- Обращайтесь, задавайте.
- Почему в этом лагере нас называют фашистами?
- Кто называет?
- Безграмотные надзиратели, которые даже не знают значения этого слова.
- А вы знаете?
- Знаю. Я не фашист. В их партии не состоял, в плену у них не был.
- А за что же вас посадили в особый лагерь?
- Я плохо охранял И.В.Сталина.
  Майор как-то странно посмотрел на меня и спросил:
-Вы сколько пробыли в этом лагере?
- Ровно год, - ответил я.
- Вот посидите ещё годик, и тогда не будете задавать подобных вопросов. Вам ясно?
- Ясно. Разрешите идти?
- Идите. И пригласите следующего.
  Я вышел в коридор. Следующего там не оказалось. Хорошо ещё, что меня не отправили в БУР.