Дико

Девушка в длинном пальто вошла в вагон и встала напротив меня.

Повернувшись к ней, я натолкнулся на ее внимательный взгляд. Ничего - милая. Смотрит, правда, уж очень сурово.

Продолжая смотреть мне в глаза и улыбаясь уголками губ, она потянулась к верхней пуговице своего одеяния. Первая пуговица. Обнажилась изящная шея. Вторая пуговица. Забавная мысль: как далеко она хочет зайти? Третья пуговица. Я нервно сглатываю - одежды по-прежнему нет, удивленно поднимаю бровь, это… Четвертая пуговица медленно вылезает из петельки…

Девушка эротично закусывает губу, я же задерживаю дыхание, а вместе со мной - полвагона.
Под пальто оказывается кофточка с широким воротом и открытыми плечами, строго говоря, даже не слишком вызывающим.


В приступе истерического смеха я выпускаю воздух из легких и складываюсь пополам, девушка тоже смеется, опираясь на стену, хлопает меня по плечам, и пытается что-то сказать. Кое - как отсмеявшись, мы замолкаем, и я смотрю ей в глаза. Она отвечает мне тем же. Не отводя взгляда, она делает шаг ко мне и замирает.

-Дико, правда? Обычно люди не смотрят друг другу в глаза вот так, подолгу и вообще…
Я улыбаюсь и киваю – дико.
А ее предыдущая выходка - и того дичее.


***


-Грязненько тут у тебя, однако ж!

-Да? А вчера ты вроде не заметила?

-Ха! Ну конечно! Ты же в темноте любишь - так трогательно и старомодно, – ее сварливый голос царапает мои извилины. – Я думала, что я и при свете ничего! Думала - не такая я уж и страшная! Думала, нравлюсь тебе.

Сварливость сменяется обидой. Этот тон еще хуже: он обволакивает и грозит забиться в уши, рот, нос, затопить легкие густой мутной жижей. Медленно поворачиваюсь к ней, пытаясь на ходу сочинить достойный апологет.

-А говорил, что понравилась тебе, - с улыбкой говорит она уже нормальным голосом, - не парься ты! Да я же в Гуки два года на актерском училась! Мечтала актрисой, между прочим, стать, представляешь? Навык остался.

- Навык? Артистка ты, Ира, талант у тебя! Людей пугать! – мы совершенно неприлично гогочем, а раскатывающиеся по полу бутылки вторят нам своим стеклянным смехом.


***


Большая медная джезва по-прежнему служила мне верой и правдой. В свое время я спас её от очищающего пламени родительской уборки старья и забрал с собой. И сейчас она, трудяга, пыхтела на газовой плите, не отличавшейся особенной чистотой. Впрочем, как и все остальное на кухне. И правда. Как-то грязновато у меня. Наверное, надо чаще бывать дома?

- А что? Ты, правда, варишь вкусный кофе?

- Да-а. А я вчера тебе обещал?

-Угу, - краем глаза замечаю, как она, сморщившись, оглядывает кухню, - вот только…

-Только что? – пытаюсь одновременно следить за гостьей и варить кофе: щепотку соли и совсем уж граммулечку черного перца.

- У хорошего кофевара - кофе не сбегает. А у тебя частенько?

- Нет.

- А плита говорит: Да! Часто!.. И вообще на жизнь жалуется.

- А, ну так это - не плита. Это - Алтарь! Хороший кофе требует жертв. Иногда с его стороны, иногда с моей, капельку крови туда кладу. В общем, все честно.
Она наводит на меня указательный палец.

-Клик! - «стреляет» она. – Классная отмазка.

- Спасибо.


***


- Тебе на работу то не надо?

- Не-а! Уволили меня вчерась.

-Да ну? То-то ты такой довольный, не любишь ты трудиться, ага? – опять хихикает – И за что тебя, такого замечательного, уволили?

- Читал…

Не бог весть, как смешно, но с нами явно что-то не так. Здоровые люди, во всяком случае, столько смеяться не в состоянии. В любом случае останавливаемся мы только тогда, когда сил не остается, колет в животе, а на глаза наворачиваются слёзы. Кое-как мы принимаем горизонтальное положение

- Хорошая у тебя кухня, у меня вот так на кухне на пол не ляжешь, - снова подкалывает, ни секунды серьезности - я в восторге! – Тем более - вдвоем.

-О! Тут все элементарно, рецепт прост. Отдаешь стулья соседям, предварительно попросив выпившего друга выкинуть стол на улицу, и - вуаля!

Мы уже не смеемся. Ира просто тихонько постанывает, уткнувшись носом мне в плечо.

-Ф-фух, ну хватит смешить меня, - Вот уж кто-бы говорил! - Что с работой то?

Я рассказываю про то, как работал в книжном. Меня выперли из-за того, что я не общался с клиентами, а на халяву читал, как в публичной библиотеке. Теплое было местечко, между прочим! Не надо платить за книги, а только, наоборот, зарплату выдают. А я не мог общаться с покупателями. Я, вообще, людей - как-то не очень, но тут был особый случай. Покупатели делились на три категории: Первым не нужно было общение, их можно было либо спугнуть, либо рассердить своим назойливым приставанием. Вторые - настолько тупые, что если бы я сними начал говорить, меня уволили бы еще раньше, не сдержался бы. А третьи - напыщенные. Якобы - Знатоки, Ценители Прекрасного, Возвышенного и Духовного. От снобизма меня воротит так, что меня могли уволить еще раньше, чем во втором случае


***


-Ты когда был последний раз тут?

-Не помню, еще в школе…

-То есть - недавно совсем, да?

-Хо-хо-хо и ха-ха-ха, дико смешно – Она ловко уворачивается от щелчка по носу.

-О, смотри: «Красавица»! Как тебе, а? – кокетничает. Артистка!

- У Борьки странные представления о красоте! Это кошмар какой-то просто…Мне вон та больше нравится.

-Где? А-ха-ха – зеркало! Ну, Очень галантно!

- Что, теперь - в Эрмитаж?

Когда она задумывается, ее милое личико преображается. Улыбка, всегда блуждающая по ее лицу, готовая занять свое положенное место, на время прячется только в уголках рта. Она насупливает брови, морщит носик, и взгляд, направленный, внутрь, подволакивает легкая дымка. Легкомысленность сменяет предельная серьезность, и даже некая строгость. Мне нравятся оба варианта.

-Нее, не сегодня.

-Завтра?

-Ага. А сейчас…- в кабак!

-И заметьте, не я это предложил!


***


- О, смотри! И тут картины, вон на стене, там вон, видишь? Ну, вон же! Это Моне! О как. Ага!

- Ага – передразниваю я ее. – Чегой-то ты меня просвещать-то удумала, а? Это не Моне, Это Васькин! Васьки-и-и-ин!

Через пару секунд опрокинувшийся стул оповещает нас о прибытии гостя. Он всегда так появляется, с каким – никаким, а фейерверком обязательно.

-М-м-м?

- Действительно, Макс, м-м-м? – Поддерживает Ирка вновь прибывшего.

-Автор картины собственной персоной.

-М-моне?

-Ты - меня чем слушаешь? Васькин это!

-М-м-м! – уверенно кивает Художник.

-Присаживайся, Сережа.

Мы наливаем Васькину, и он отправляется в путешествие от неадекватности к полной невменяемости, с остановкой во временном прояснении.

Картина действительно очень хороша, великолепная репродукция Вокзала Сен-Лазар. Наш доморощенный Моне нарисовал ее в свои лучшие времена. Которые случались с ним, когда половина бутылки уже выпита, тело расслаблено, дух в приподнятом состоянии, все вокруг начинает приятно плыть, а вторая половина пока не нуждается в опустошении.

-Нравится? Девушка я вам подарю ее, за вашу улыбку! – горячно, и на удивление, внятно, молвит художник, – Ну и за поцелуй.

-Ага, щас! Раздарился он. Во-первых, фигушки! А во-вторых, ты ее уже бармену подарил - чего бы ей еще тут висеть.

Мы открыли следующую бутылку, и беседа продолжилась обсуждением живописи вообще и импрессионистов - в частности. Потом плавно перетекло на окружающую реальность, скорбные дела земные, обязательства, ссоры и примирения.

-Нну, дай позвонить? Ну, может, вот помирюсь все - таки.

-Не на городской, звонок?

- Нееет!

- Точно?

- Дааа!

-А то смотри мне! Я тут позавчера за шпаной одной гонялся по скверу с полчаса, наверное, даже врезать одному успел! Но потом они убежали, калитку захлопнули передо мной, и, пока я возился, затерялись где-то. Очень обидно вышло.

- Ого! – он слегка отодвинулся от меня, - Они – что? Позвонили от тебя на городской?

- Да я их вообще знать не знал, дело не в этом было!
Месяц пролетел незаметно - утонул в хохоте, походах по музеям и злачным местам.


***


- Ну, я же говорила тебе, что уезжаю! Ты не помнишь?
Она действительно говорила - когда еще мы встретились. Она говорила: «Не надо приглашать меня на свидание, ничего не получится, я скоро уезжаю. Не нужно этого!»
Но мы забыли это вместе, заслонили пеленой безудержного веселья.

Она улетала навсегда, на другой край света.

- Это был месяц прощания с городом… А тут так получилось… - слезы на ее глазах мне совсем не понравились, это было неправильно и противоестественно.
Как мне ни было тяжело, я сжал зубы и заставил себя улыбнуться.

- Ну, ведь хорошие воспоминания останутся? – она поднимает вопросительный взгляд на меня и неуверенно улыбается.

-Правда не верится, – мой голос дрогнул, но я взял себя в руки, – что всего чуть больше месяца прошло с твоего дикого импровизированного «стриптиза» - самое странное знакомство.

Она неуверенно хихикает.

-А помнишь?.. – мы снова начинаем совершенно дико смеяться, нас не исправишь ничем. Только на каждом вдохе между очередными приступами смеха меня накрывала караулящая меня тоска.

- Спасибо тебе… - тихий шепот над моим ухом, я вздыхаю и целую свою артистку:
-Ты точно училась на комика! Ну как? Месяц прощания удался?

Все уже сказано, все уже высмеяно.
Тоска топчется на пороге, тактично дожидаясь, пока мы, наконец, расстанемся окончательно. Мы стоим у входа в аэропорт, регистрация уже началась.


***


-Ты представляешь, – сквозь морозный ветер пробивается ее неуверенный голос,- Это так дико! Я не могу поверить, что еду туда, где никогда не увижу снега!

-Знаешь что?! – мокрая снежинка приземляется мне на нос, и я ежусь в своей тонкой куртке, - Иди ты нафиг с такими проблемами!


Рецензии
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.