Глава 15 романаПреуспеть на Тверской В. Лазаря

               
    — Сергей Петрович, пришли из «Комплекс-банка», — открыв двери, с порога доложила секретарша.
  Пинегин на минуту оторвался от бумаг.
    — Кто? Сосновский?
    — Да. Сидит в приемной, — улыбаясь, ответила блондинка.
    — Пусть войдет.
  Девушка эффектно повернулась. Юбка-клеш из мягкой кожи взмыла веером. Рассчитанный прием. Ноги у Марины Лейкиной не идут в сравнение с едва наметившейся грудью, об этом она помнила всегда.
  В другое время он задержал бы подольше взгляд на ее бедрах, но сегодня у него был трудный день. В девять собрался Совет директоров. Стая хищников, готовых растерзать друг друга. От сделок, позволяющих оставлять на номерных счетах половину прибыли, эти парни просто обезумели. Еле удалось им доказать, что контракт с фирмой авиаузлов из Сан-Франциско принесет убытки. Отгрузив металл на фюзеляжи к «Боингам», они подведут оптовых покупателей в Детройте. «Можно вывезти через Ямайку, — подал идею Горский. — Как будто бы его произвели в Кингстоне». «В обход — и баста! — поддержал Смирнов. — Каждый получит по лимону…» Так они болеют за Россию.
  Перед обедом позвонил Ерохин из «Главбанка». «Что у тебя с фискальным комитетом? Если до первого числа не утрясешь дела, я отзову лицензию».
  Потом вломились «южные» с предложением своих услуг. Этот Князев — «волевой предприниматель из Чертаново», как величают его газетчики, скрывая суть, на самом деле бандит с большой дороги, ломом подпоясанный верзила, неотесанный и темный. Когда я сказал про «стадо Гелиоса», таращил зенки, как баран на новые ворота, не понимая смысла. А этот их хваленый Думный Дьяк? Тухлый взгляд, физия в угрях… Правильней было б назвать его Червивым. И эти недоумки из трущоб вознамерились подмять Пинегина, выпускника Плехановского института. Что они возомнили о себе?
  Дверь открылась. Небольшого роста господин с солидным брюшком засеменил к столу. В деловых кругах он был известен как Сучок, крайне изворотливый и скользкий тип, способный объегорить и надуть. По-дружески, под видом оказания услуг, рядясь под шутника и балагура.
    — Серега, друг!.. — в порыве чувств Сучок раскинул руки. — Дай обниму тебя, сердечный…
  Пинегин встал, и они обнялись.
    — Подъезжаю — офис ладный… стражи, хром и золото кругом… А я уж думал, что ты не выплывешь. И все же протянул руку. Ты помнишь об этом, старина?
    — Благие дела не забываются, — сдержанно сказал Пинегин.
  Подтянув штанины, Сучок уселся в кресло.
    — Говорят, ты выстроил домишко в Петрово-Дальнем?
    — Так, пятистенка с баней… — пошутил Пинегин.
  Сучок хихикнул, покрутил репообразной головой.
    — Пятистенка, говоришь… Проезжал я рядом. Башни по углам, колонны…  Поди, в зеленых миллиона на три тянет?
    — Какое там… Из лома всякого, отходов…
    — Левую бойничку так и не стеклишь? — Сучок опять хихикнул.
    — Недосуг пока…  По уши увяз в делах.
    — И правильно, — заметил гость. — Поставишь пулеметик. Косогор и съезд с шоссе как на ладони. Архаровцы и голопузые еще устроят девяносто первый год. Генка Устюжанин день ото дня все яростней раскачивает лодку. Кирюха с Кудряшовым подбивают голытьбу расправиться с магнатами. Терпилов, шастая среди фабричных, толкует им про «красного быка». Все демагоги старой выделки проходят на ура в Собрание.
  Пинегин с иронией взглянул на гостя.
    — А кого им выбирать? Отцов приватизации?
    — Кого-нибудь из молодых, что видят перспективу.
    — Басни про детей магнатов, которых воспитают и обучат янки, и те будут творить добро, не прижились в народе.
    — Надо ж увязать с идеей. — Сучок сощурил глазки. — И все получится. Увидев, что один журнал хиреет, а шатия писак до неприличия пообносилась, я прикупил его. Ребята, говорю. Вы здорово поднаторели в словесах. Вот деньги…  Сочините что-нибудь о демократах. Между делом, намекните, что все патриоты на Руси выходили исключительно из «новых русских»… Они и выдали про нового Ослябю с Пересветом, которые турнут американцев из России, как те татар. — Прижав ладони к животу, Сучок захохотал. — И эти славные герои набираются ума в Винчестере. Пока они взрослеют, мол, надо потерпеть…  А дальше про «народного монарха», который не забреет лоб и не погонит собирать империю, а примирит сословия, и будет печься о сирых и убогих. Идеи славянофилов нужно немного изменить, и они еще послужат нам. Равно как и монархизм, внушая беднякам, что всякая власть от Бога. — Он поднял кверху палец и, помотав им, продолжал. — Держа ключи от кладовых земли, и сочетая разные идеи, мы сможем продержаться дольше, чем династия Романовых. Главное, чтобы не вспыхнул бунт! — Он помолчал. — Теперь эти ребята у меня в руках и пишут то, что следует. Один как-то наплел, что все банкиры с примесью еврейской крови, так я его…
    — Всех проблем мы не обсудим, — прервал его Пинегин. — Говори, зачем пожаловал?
  Сосновский хищно встрепенулся:
    — Вот и хорошо, что ты заговорил о деле. Когда тебе подставили подножку нефтяные короли, я не остался в стороне. С тех пор ты нарастил мясца. Знаешь настоящую цену бокситам. Вдоволь наигрался в толлинг и подставные фирмы. Без оффшора ты бы не возвел особнячок. — Сучок ехидно улыбнулся. — И на Бермуды, втайне от своих, не перекинул бы деньжат. Стало быть, пора вернуть должок, прибавив четверть суммы. Осилишь, к первому числу?
  Пинегин ослабил галстук. Сучок затягивал на нем петлю.
    — Я не наберу четыре миллиарда. Надо бы отсрочить…
    — Тогда продай нам акции завода компонентов в Ачинске.
    — Если я продам их, Правление возьмет меня за компонент, который мы оберегаем в драках.
    — Тогда верни кредит. Поговори с Ерохиным. Вы старые друзья. Ты знаешь, как поступают с должниками… — Сучок поднялся, протянул руку. — Думай, дорогой…  Судя по речам, ты умный человек.
  Гость театрально поклонился и засеменил к дверям.
 
                *  *  *
    — Рогожина ко мне! — рявкнул Пинегин, включив селектор.
    — Слушаюсь… — Лейкина испуганно вскочила и понеслась по коридору. Когда шеф не в настроении, его лучше не дразнить.
  Рогожин, статный брюнет лет тридцати, разговаривал в холле с начальником охраны.
    — Когда они бегут, нагие, и ты палишь по ним, — говорил, жестикулируя, Борзых, — это действует куда сильнее, чем громыхнуть по уткам или отстреляться в тире. Тут и азарт, и шквал других переживаний… Я сказал Едалову, что ты приедешь.
    — А по прямому назначению, — оживился зам, — можно их…
  Увидев подбегавшую аллюром секретаршу, мужчины замолчали.
    — Ты за мной? — спросил Рогожин.
    — Шеф вне себя. Просто рвет и мечет… — сообщила она, справившись с одышкой.
    — Кто ему так досадил? — шагая вровень, выпытывал Рогожин.
    — Сосновский. Как только вымелся этот фигляр, так и началось…
  Расстегнутый ворот, испарина на лбу, нервное вздрагивание щек, — все говорило о том, что шеф взбешен до крайности.
    — Приезжал Сучок, — босс резко крутанулся в кресле. — Требует, чтобы рассчитались с ним до первого числа.
    — Мы не можем оголить счета сибиряков, — ответил заместитель.
    — И тем не менее, придется это сделать, — голос Пинегина дрожал. — Ерохин не даст нам ни копейки.
    — Смирнову нечем будет платить за глинозем. Начнутся неприятности…
    — А когда их не было? — зло усмехнулся шеф.
    — Братья Лысые не любят, когда играют не по правилам…
    — К черту Лысых!!! — взревел Пинегин. — Делай, как я сказал — и точка!

                / продолжение.../