Искушение

Андрей Макаров

Искушение

Мокий Иванов – девелопер средней руки, мужчина тучный солидного вида – имел странную привычку, перед важной сделкой или когда предстояло принять какое-то непростое решение, шёл в церковь. Ну и что? Его партнер по бизнесу Аристарх Сергеев регулярно гадалку посещает. Зашёл раз сдуру на «открытие денежных потоков», и вот таскается год за годом, чтобы их не закрыли. И стоит гадалка куда дороже. Владелец цементного завода нескольких астрологов кормит. Без гороскопа и знака от звёзд – ни шагу. А Мокий – тот в церковь. У него и в офисе на стене икона с лампадкой. Очень это действовало на клиентов, которые сомневались – отдавать деньги за квартиру в недостроенном доме или погодить.
Скуповат Мокий. Нет, чтоб как все люди его круга: «Батюшка, прими «лексус» во славу божию и помолись за меня, спиши грехи оптом». Нет, всё по-серьезному. С молитвами, стоянием на коленях и лобызанием руки священника.
Вот и сегодня по дороге в офис завернул в храм. Народу немного, батюшки нет, служка – паренёк золотушный – ходит, прибирается.
– Ох, грехи наши тяжкие, – встал на колени и поклонился иконе Мокий, – закрывать фирму с долгами или не закрывать?
Разогнулся с трудом – лик с иконы смотрел сурово как прокурор.
– Всё знаю, Господи! – перекрестился девелопер, – люди через неё квартиры купили, последнее отдали, и у всех детки малые. Но и фирме-то три года, прикрыть надо, открыть новую, а то придут за налогами мытари окаянные.
Он приложился лбом к холодному полу, скосил взгляд и замер.
В стороне под стойкой со свечами лежал бумажник. Глянул выше – среди тонких карандашиков-свечек оплывала одна, толстая как колбаса.
Все ясно. Кто-то небедный грехи замаливал, подошёл: в руках свеча, бумажник и сдача – неловко. Сдачу убрал, свечку зажёг, пока её пристраивал – мысли-то уже о Боге – бумажник обронил.
Постоял Мокий, уже не лоб, а щёку к полу прижав, потом разогнулся, да и сделал на коленях шажок. Стало лучше видно – пухлый бумажник, явно не пустой.
Тут батюшка вышел. К нему потянулись прихожане, загородили стойку.
«Да это мне лукавый его подсовывает! – подумал Мокий, – да и что этот бумажник при моих доходах? Тьфу!»
– Прости, господи, – снова согнулся он, – в церкви чуть не плюнул! Грехи мои тяжкие… – и ещё шажок сделал. Вновь бумажник показался, видно уже, что он дорогой кожаный в неровную клетку. Мокий платок достал, вспотевшую лысину вытер.
– Нет, – возразил сам себе, – нет места в церкви лукавому. Не испытание это, а награда за усердие. Видно у того, кто свечу ставил, грехи совсем тяжкие, может киллер какой или чиновник, а у меня так себе грехи, средненькие, вот по взаимозачёту мне сдача и вышла, – решил он и передвинулся ещё.
Народ почтительно расступался перед прилично одетым, перемещающимся на коленях куда-то вбок, богомольцем. Лишь какая-то старушка нагнулась к самому его уху:
– Сынок, ты не туда ползи, тебе к батюшке надо, а ты в сторону забираешь.
Мокий только замотал головой, стал, отдуваясь, усиленно бить поклоны и креститься:
– И чтоб цемент не дорожал, а арматура пусть растёт, у меня её с запасом. Чтобы госкомиссия на объект пришла благостная и не жадная, чтобы архитектор не заметил лишний этаж сверх проекта… да отойди, дура старая, не видишь, человек с Богом разговаривает!
Но старушка сама кланялась, да и все вокруг крестились, шептали слова молитв, а может и каждый своё.
Мокий шагнул ещё, с обидой глянув на служку, который убирал сгоревшие свечи: «Что ж не метено в храме? Все брюки изгваздаю».
Наверху запел невидимый хор, все повернулись на голоса, Мокий улучил момент и в два шажка перебежал к стойке. Встал под ней. Набитый бумажник из крокодиловой кожи лежал рядом. Осталось руку протянуть.
– Спасибо господи, что не забываешь, – поблагодарил он и как следует приложился лбом напоследок.
И тут служка, подбирая упавшую свечу, увидел бумажник. Он в мгновение подхватил его и на вытянутой руке, мимо расступившихся прихожан, понёс к батюшке.
Голову Мокия бросило в жар. «Вот она, геенна огненная в наказание», – подумал он и перекрестился.
Священник кивнул подошедшему служке. Тот раскрыл бумажник, пачка купюр легко ушла в ящик для пожертвований, туда же со звоном ссыпалась мелочь.
Голову Мокия жгло всё сильнее.
– Прости Господи, прости Господи, – скороговоркой бормотал он и крестился как заведённый. Пока тот же служка не подошёл и не наклонился:
– Дяденька, дяденька, вам воск со свечек на голову капает.
Мокий ещё постоял какое-то время на коленях. Поднялся, тщательно вытер платком лысину, отряхнул брюки и, не перекрестившись, вышел из храма.
С этого дня девелопер ходить в церковь перестал. Переключился на экстрасенсов. Но икону в офисе оставил.

Октябрь 2011 Высоцк