восьмая нота - 2

 
               

                вторая глава


                МЕЛОЧЕЙ НЕТ - ИНОГДА И ОТРЫВНЫЕ КАЛЕНДАРИ,
                ПОД МЫСЛЕННЫЙ ШЕДЕВР, КОМАНДУЮТ СУДЬБОЙ ...


        Этот день (с которого и пошли все события, выпирающие из меня на бумагу) -мартовский и серый, начался обычно - с рассматривания потолка. Захламлённое неповоротливыми тучами небо, злое на вторую половину марта, вашего рассказчика и весь мир, задержало меня в постели. От этого я и вспомнил свою ночную разбираловку с клопами. Допекли-таки они меня ночью, да так, что мне пришлось сдвинуть койку на середину комнаты. Расчет был простой. Пока враги, в ходе местных боёв, поймут мой мебельный выпендрёж и переквалифицируются из постельных саперов в потолочные десантники, я выиграю время и успею спокойно заснуть, а там уж мне (спящему) - все одно, что клопы, что вампиры. Стоп! Если я сдвинул койку, значит и лёг с левой стороны, а если так, то и тапочки слева. «Логично!» - похвалил я сам себе и ...
      
        - Р-р-раз! - принял вертикальное положение, а левая нога, как дрессированная попала в свой тапочек, тоже самое проделала и правая, но мгновеньем попозже. В голове тоскливо ударило - Встал с левой ноги, значит что-то случится - да и за стеной добавили утвердительным чиханием. «А как сегодня на счёт чуда?» - сиплю неразмятым горлом, опрокидывая бутылку в стакан и придирчиво всматриваясь в перевёрнутую этикетку, желая вспомнить чем же с Царычем вчера травились. Конечно, чудо отсутствовало. «Утопист ты, Костя» - вздыхаю я сам себе. По карманам одетых штанов и рубахи проводится утренняя финансовая инспекция. Одновременно насилую память относительно Соломона - смутно вспоминается, что сегодня ему надо вынести из дома на базар палас, да пораньше, до прихода Мирки - чтоб без скандала. Значит, до вечера его нечего ждать - базар - дело серьёзное.
      
        Так ... инспекция закончена с положительным результатом - в кулаке зажата мелочь - два пятьдесят ... а это о многом говорит. Во-первых, сегодня я самостоятельный и ни в какие питейно-философские коалиции не вхожу! Во-вторых, этот день закончится не на сухую, да ещё и дома, в компании с Соломоном. А значит и в третьих - вволю поупражняемся на тему - «Человек - цар природы или идиёт?»
      
        ... Ну, вот! - Козырёк, когда-то кроличьей шапки, нависает над глазами, бессовестно порыжевшее пальто храбро скрывает дырки на локтях свитера, пятки, да и большие пальцы ног, не желающие делить свободу с носками, уныло приветствуют вечную слякоть башмаков.
      
        С мыслью, что солидные люди носят деньги в кармане, а не в кулаке, выхожу из квартиры. Мысль всё настойчивее напоминает о карманной солидности, но я же упертый и ленивый. А, потом - я закрываю тему - вот, солидные пусть и носят в своих карманах. На этом умозаключении, уже в темноте ... уже на лестничной клетке ... из-под моих ног благополучно выскакивает соседская кошка, а я ступаю на тёмную лестницу, знакомую до последних щербатостей и выбоин. Предвкушая магазинную канитель, упёртый и ленивый ... вдруг споткнувшись левой ногой, моментально, оставляя ноги сзади, проваливается в ничто.
      
        Граждане, выходящие за двери своих квартир! Ни на мгновенье не ослабляйте лестничный контроль! Иначе вас ждет то, что по заслугам получил ваш рассказчик, расслабившийся на почве карманов солидных людей. Руки, с растопыренными пальцами, устремились в темноту. Но если правой клешне посчастливилось - она попала ладонью на один из прутьев перил, то левую, виртуозно проскочившую между арматуринами, логично задержала моя физиономия, носом встретившаяся с поручнем лестницы. Эллипсами выскочили искры, и ваш рассказчик повис на правой руке, с ногами сзади и выпученными глазами, судорожно ловя опору левой пятернёй. В наступившей тишине послышался звон веселого эгоизма нагло убегающей мелочи.
      
        - Черт побери!!! - почему-то нетипично, поскольку таким восклицанием не выразил и
сотой доли выделившегося адреналина, взревел повисший на поручне, а за ближайшей
дверью, не обращая на мою катастрофу никакого внимания, видимо по телефону (но мне
доподлинно известно - в этой квартире нет телефона!) кто-то проорал неузнаваемо
радостным голосом: «Уже получилось!!! Ты ещё не представляешь, как всё удачно
сложилось ... Я тебя поздравляю!!! До скорого!!!» Слышно было, как трубку положили на
рычаг (но там же нет телефона!!!). Вот когда наступила настоящая тишина ... Я, зажав
расквашенный шнобель, на ощупь ... в темноте ... искал копейки ...
      
        Через час (как только остановилась кровь), с распухшим, остро чувствующим угрюмую свежесть носом, пострадавший с остатками богатства и опять-таки в кулаке, появляется возле «Пентагона» - пятиугольная беседка за нашим магазином...
      
        ... Внимание, читатель, интрига вздрогнула и начала закручиваться - следи за словами и действиями ...
      
        ... Банкроты-пентагонисты смотрят на меня выжидающе. Ближе всех ко мне оказывается Слива и его знакомый Санёк, представленный мне по первому разу. Слива, понятно, специалист на дармовщинку, а Санёк оказался настолько ловким, что не успел я и глазом моргнуть, как он оттёр тараканьего крестника (узнали? У него синяк под левым глазом не сошёл ещё) и, завладев мелочью из моего кулака, к великому удивлению сказал, что здесь как раз на солидный пузырь и уже бойко поволок меня в магазин. Ситуаен (граждане, значит) в кулаке же собрано только на пол-пузыря!!! Я же не идиот! Но Санёк уверен, как Наполеон.
      
        У кассы, показав толпящимся чудеса учтивости, новый знакомый без очереди протянул Клавдии мою мелочь (да там же меньше, чем на бутылку!!! – я же в темноте не всю мелочь собрал) и нахально пропел: «Золотце ... будьте любезны ... одну ... «Столичную»… сдача пусть у вас на счастье останется!» У меня глаза заквадрились и медленно полезли на лоб, когда кассирша, пересчитав деньги и выбив чек, презрительно кидая его на блюдечко, бросила туда же и медяки со словами: «С твоей сдачи счастья не построишь, алкаш несчастный!» А Санёк, величественно, двумя пальцами взяв чек, вдруг старомодно, в нелишённом изящества полупоклоне, изрёк: «Премного благодарен, мадам, ах, если б вы хоть чуточку мне поверили - ваши роскошные плечи мгновенно засверкали бы при дворе французского короля Людовика тринадцатого, у которого в первых министрах некогда ходил кардинал Ришелье, известный тайным пристрастием к шикарным женским плечам. Вот за них, он бы вас озолотил с ног до головы.»

        Клавдия поперхнулась от нетрадиционного монолога клиента, но когда до неё дошёл и смысл комплимента - зарделась, но не надолго - менталитет, помноженный на должность взяли своё и Клавка, короткой, но увесистой фразой «Сам дурак», оставила историю средних веков собою незапятнанной. Что касаемо Санька, то он меланхолично, мол, не для себя старался, пожал плечами, а толкающимся у кассы, памятуя, что он не стоял в очереди, искренне ... коротко и пафосно выдал: «Толпа! Боку мерси!»
      
        На этом, интересное не кончилось. У прилавка, перед тем, как отдать продавщице чек, Санёк вдруг спросил меня: «Чем милорд предпочитает закусывать - красной или чёрной ... ? Я не понял, но на всякий случай подумал, что по праздникам мы с Соломоном в этом качестве всегда используем ливерную. На мою мысль об этой колбасе (да-да!!! Мысль!) напарник спокойно ответствовал: «Какие у вас извращенные вкусы, однако, я этого никак не могу допустить.» «Чего ... допустить?» - зазаикался я, а Санёк, пропустив моё недоумение мимо ушей, уже командовал продавщице: «Мадмуазель, ещё краковскую ... и нарезать, да тонюсенько ... как у королей!»
      
          Через десяток секунд, обласканная «мамзелькой», в изящном книксене, что не вязалось с её манерами в общении с алкашами, уже подавала мне два свёртка в благородной (и где она такую взяла?), ослепительно белой и хрустящей бумаге.
      
        - Быстрей бери! - прошипел мне Санёк - а теперь рви когти, пока не замели!
Не успели мы отгалопировать от магазина, как там раздался душераздирающий вопль Клавдии: «... А - а - а!!! Крысы!!! ... Вот они! ... Вот!» К кассирше добавились другие истеричные голоса, и из магазина, как из пулемёта стали выскакивать клиенты, а Санёк, пренебрежительно махнув в сторону паники на удивленье волосатой рукой, увлёк меня в мой
двор. Там, в колодце домов мы остановились. Я, было, потребовал объяснений по поводу мелочи и колбасы, как алкаш, с удивленьем глянув за моё плечо, раздраженно гаркнул: «Куда же ты прёшь, фраер?! ... Дороги не видишь, что ли?! ... Гляделки с утра уже залил!!!» Я машинально оглянулся, но двор был пуст ... Он же, кстати, оказался пустым, когда ваш рассказчик опять повернулся к Саньку ... Был Санёк, и нет Санька! ... Да пока он добежал бы до ворот, мне раз двадцать можно было обернуться вокруг своей оси. Но факт - упрямая сволочь! Был Санёк, и нет Санька! Я, на всякий случай, стесняясь самого себя, неуверенно и почти шёпотом позвал: «Санё-ёк! ...» В ответ, при полной тишине двора, стрельнула под ветром сырая простыня на веревке.
      
        ... Ну вот, уважаемый читатель, ты и связан верёвками, под названием интрига, и перед тобой два пути - махнуть на всё ... и бросить это чтиво, пока не увяз по самое не могу, и другой путь - разобраться что к чему, а я тебе помогу. Имей в виду, в первом варианте верёвки так и останутся на тебе и будут долго досаждать, а чтиво уже выброшено в окно и разлетелось листиками по белу свету ... Но продолжаем ...
      
        ... - Эй! - я начал сходить с ума - А ведь ветра-то нет, с чего это простыня стрельнула?! ... Но быстро взял себя в руки - Стою вроде крепко - на обеих ногах... Свёртки - вот они, в руках ... Остальное - наверно наваждение, на которое мне начихать. Да нет, не начихать - копеек-то явно не хватало, а у Санька вышло не на портвейн, а на Столичную, да ещё на палку уважаемой колбасы, да сам алкаш исчез мгновенно, как Хаттабыч, а тем не менее, скажите мне, какой идиот откажется от бутылки, в добывании которой принял деятельное участие - даже если это и чудо. Вот о праве на реальность всех случившихся со мной странностей и подтвердил выстрел мокрой простыни на веревке - как будто у меня с утра было две головы, наблюдавшие за событиями с разных точек зрения.
      
        Я где-то читал, что человек может одновременно проживать две, независимые друг от друга, жизни, не догадывающиеся одна о другой. Но если они где-то, когда-то пересекутся, то он может сойти с ума.
      
        - Ну, положим, это не про меня - я-то не сойду ... я - грамотный ... Мне даже интересно будет ещё раз пересечься с Саньком (за неимением версий я его в своих фантазиях уже запихал в другой Мир). Все эти мысли обуревали меня, пока я поднимался в квартиру, но на кухне, положив свертки на подоконник, ваш рассказчик забыл о них, поскольку занялся кормёжкой Ефимия, потом, тяжело вздохнув, заправил постель, поставил койку опять к стене и задумался - а правильно ли, что пододвинул, ведь клоповая проблема далеко не решена. И тут, мой рассеянный взгляд через дверь упал на кухонный подоконник - как будто бы ничего особенного, кроме того, что свертки были в обильном ... инее - не в росе, что тоже само по себе не укладывалось в голове (ведь иней в квартирном тепле однозначно в росу должен превратиться). Откуда же иней, да и какую температуру надо иметь свёрткам, чтобы не поплавиться в комнате, а вызывающе сверкать всеми цветами радуги?
      
        Я дернул себя за ухо - больно! Пощупал лоб - нормально. Желая приободриться, пробормотал: «Спокойно, Константин». Цар Царыч мне как-то говорил, что в принципе можно изобрести такую бумагу, которая с лихвой заменит холодильник. Но ваш рассказчик так думает, что это бред махрового выдумщика, а Соломон, кстати, недоверчиво качает головой: «Костя, из двух слагаемых, первая - плёвость проблемы и вторая - конец двадцатого века, как аксиома, в сумме получается технология производства такой бумаги. Но ты нырни-ка поглубже, пощупай подводную часть айсберга да почеши свой затылок – ты не подумал, куда девать людей и заводы по производству холодильного оборудования? ... А третий эшелон, о котором все поголовно молчат - вершки чиновничьей иерархии, греющие руки на этом производстве? Да эти жуки всё порушат ради тепла и комфорта в своей норе. Вот тебе и гримаса цивилизации, удушающая прогресс».
      
        Вернуло меня к действительности содрогание уродливого холодильника - кубического монстра под маркой «Оренбург». Мысли обрели практическое направление: «Я что ... не мужик? ... Не у себя дома?» и, удовлетворяя любопытство, осторожно взял ближайший свёрток - да, - холодный ... и прилично холодный! При разворачивании бумага хрустела  озорством тугого огурца на зубах, а уж когда бумага развернулась - глазам предстали почти папиросные ломтики ароматнейшей колбасы с ослепительными беложирными прожилками и озерцами. Колбасный дух разухабисто загулял по всей квартире. Зашевелились прусаки, а я обалдело, с полным ртом слюны, неверяще глядел на деликатес, который ел лет пять тому назад, да и то, по случаю принес Царыч. Да вы не подумайте, что нам не на что купить - мы с Соломоном просто холодны к таким изыскам. Да и соломонова Мирка не кормит еврея такой шикарностью - хахали всё сметают, а в тот, пятилетней давности раз, Соломон помог вызвать «Скорую ...» одному сердечнику на улице, да и погрузил его в машину, а тот прямо на мостовой оставил сверток с «Краковской» - грамм двести.
      
        - Попируем сегодня с Соломоном - забыв о чудесах, отправил я ломтик в рот - колбаса ядрёно впилась в язык и десны своим острым вкусом. Да-а-а!!! Та, «сердечная» ...
оказывается, была прелой травой, а мы все пять лет и не догадывались об этом! ... «Наверно долго не ел настоящей колбасы» - оправдываясь, подытожил ваш рассказчик, с торопливой жадностью сжёвывая второй ломтик.
      
        Наконец, в сомнительных качаньях головой (бумага-то - холоднющая, да не так, как вы думаете, а в десять раз холоднее) закусон с хрустом заворачивается до вечера, а руки в любопытстве тянутся ко второму свёртку.
      
        Здесь, как и предполагалось,оказалась «Столичная», но такой неимоверной прозрачности, что продегустировавший краковскую, как через увеличительное стекло, усмотрел через стенки пузыря все кожные узоры на пальцах, щедро утрамбованные грязью.
«Да-а-а, Константин!» - цежу сквозь зубы, имея в виду то ли грязь, то ли прозрачность (пусть это останется при мне), взбалтывая тару и намереваясь вышибить пробку ...
      
        ... Рассказчик-то это и сделал, но уже в свободной горловине вдруг зашипело и оттуда со свистом вырвалось коричневое облако чего-то ... Как пробочный вышибала не выронил бутылку, не знаю ... Видимо сработал эффект Остапа Бендера на собственной свадьбе, когда в момент тоста стоя, предводитель дворянства умыкнул из-под командорской задницы стул генеральши Петуховой ...
      
        ... В углу комнаты, под потолком, облако простояло около пяти секунд, затем растаяло и оттуда на пол спрыгнул ... (не удивляйтесь - Санёк) ... Да-да ... Санёк ... Но какой!!!
      
        Понимая, что это галлюцинация, я встревожился относительно своего здоровья, но когда эта галлюцинация ещё и зазвучала да задвигалась, тревога увеличилась уже не на шутку. Хаттабыч (так ваш рассказчик моментально окрестил это явление) заговорил до того густым басом, и с такой внутренней силой, что вся посуда в квартире и оконные стёкла слегка завибрировали, а тараканы, наоборот - замерли, будто их всех одновременно накололи на булавки.
      
        -Я не Хаттабыч! Надо потерять всё уважение к своему амплуа, чтобы быть слабым против какой-то бутылочной пробки и тысячи лет ждать вызволения от сопляка пионера ... - твой гость просто привык к театральным жестам ... Как? ... Впечатляет? ... - и он артистически указал на бутылку, которую я ещё держал в руках, а потом и в потолок, откуда он только что спрыгнул. Держащий бутылку обалдело замотал головой и сглотнул слюну (прореагируйте как-нибудь по-другому, а я посмотрю). Санёк самодовольно расплылся в улыбке: «Можно вылезти и из-под кровати, но там такая грязь. И потом, из бутыля - романтично!» Он расхохотался ... и в квартире от этого тут же полопались все лампочки.
      
        - Пардон ... - он осёкся - сейчас исправлю ... - Хаттабыч повёл рукой и на каждой из стен появились семилапые свечные бра. Лапы были собачьими, из старинной   потемневшей бронзы, когтистые и жилистые. Каждая сжимала по благородно оплывшей свече. В это же время на столе оказался канделябр, и тоже в собачьем стиле, с семью жёлто-матовыми свечами.
      
        - Это будет получше вашего электричества - уже тихо пророкотал он, дотронулся до одной из свечей длинным и узким пальцем и все свечи, уютно затрещав, дружно загорелись - они долго будут светить ... тебе хватит на всю жизнь. Зажигать и тушить их будешь мысленно ... попробуй! - я, зашкаленный в своём удивлении, и от того безвольный, тяжело
подчинился - свечи дружно потухли ... потом, по моему же приказу, зажглись ... - А теперь, что бы они исчезли и появились ... - это мне удалось уже лучше.
Со стороны я был похож на рыбу, немо открывающую рот и пучившую оловянные глаза.
      
        - Успокойся - вполголоса произнёс Хаттабыч - и не зови меня Хаттабычем ... Мне это не нравится. -
        - А как нравится? - прошептал я.
        - Не знаю ... Ты просто подумай обо мне, и что нужно - я и отвечу. Минуты через две ты привыкнешь и мы будем разговаривать не языком, а мыслями - это гораздо точнее, да и разнообразнее.
        - Да кто же ты такой? - ещё похожий на рыбу, но, уже начиная ворочать мозгами, подумал ошарашенный событиями.
        - Вопрос не тяжёлый, но, беря во внимание твоё человечье обличие и образ бытия, ответить будет не просто. Я – тот, кого редко кто видит, но все дружно называют Князем Тьмы … Сатаной … Чёртом -
        Видя, что вашему рассказчику ничего не угрожает (во всяком случае, сейчас, а дальше посмотрим), он, всё ещё с большими потугами, но осмысленно, перебил Санька: «А зачем я тебе понадобился?»
        - Во-первых, не ты мне, а я тебе. Во-вторых - всё очень просто ... - он помахал когтистой лапой, поскольку такие длинные и узкие когти, да ещё алого цвета, никак не назовешь ногтями. Да и стилистически, ну-ка, произнесите - когтистая рука ... А? ... Слова застревают в глотке, и уши отказываются слышать. Да если уж когтистая, то и, разумеется, не рука, а натурально лапа ...
        - Интересно, а хвост у него есть? -
        - Если хочешь - будет, но в человеческой породе, насколько я понимаю, это атавизм ... - и, загадочно поведя бровями - основываясь на ваших знаниях.
Сейчас ваш рассказчик думает, настало самое время отступить от повествования в угоду описания этого существа.
      
        Лицо вышедшего из бутылки было умным и благородным, только не в той степени, как вы думаете, а в десять раз умнее и благороднее. Да что там говорить - любой эпитет можно смело бросать в мешанину описания - пойдёт только на пользу. Глядя на него и вспоминая того - магазинного Санька, на ум приходит сказка, что подарил нам Марк Твен «Принц и нищий» ... Тот, магазинный алкаш, был классическим бичом - с гривой свалявшихся, давно немытых волос из-под вязаной кепки и продубленным спиртом и никотином, в резких и грязных морщинах, лицом. Ко всему надо добавить кислый запах стираных в девятнадцатом веке штанов и местами блестящую дублёнку, кое-где основательно политую хлоркой. С обувью проще - она не поддаётся описанию вот уже как лет двадцать.Но у этого существа, с лёгким налётом развязности стоящего передо мною, в любой чёрточке и нюансе взгляда проступала порода (заметили - ваш рассказчик уже не называет его Хаттабычем?). Это был настоящий Мужчина ... да-да, с большой буквы.
        Смуглый цвет лица удачно подчёркивал высокий лоб с небольшими залысинами. Волосы длинные, ухоженные, тёмного цвета, гривой спадают на плечи - что-то от мушкетёров Дюма. Брови стремительно разлетелись в стороны, и при разговоре так удачно участвуют в передаче оттенков мысли, что напрашивается подозрение - а не гениальный ли это артист перед вами?
        Про нос надо сказать особо. Любой мужчина, национальности, славящейся этой частью лица, всё равно позавидовал бы ему - благородно горбясь и мужественно загибаясь книзу, его нос останавливается как раз перед тем самым чуть-чуть, которого если чересчур, то всё и испортится.
        Глядя на дьявольски (а ведь, действительно дьявольский) выразительный рот, представляется, что здесь это универсальный инструмент - он может не только испепелить словом, но и едва заметным движением губ задурить головёнку любой (без исключения!!!) мадаме, да так, что она на всю жизнь сойдёт с ума. И не просто сойдёт, а отравит существование и мужу, и любовнику, и ещё Чёрт знает кому, подвернувшемуся под горячую женскую руку.
        В этом месте Санёк лёгким кивком головы, в котором угадывалась и благосклонность подтверждения, и лёгкий интерес к сходящим с ума, скорей всего согласился бы со мной. Его усы «А ля я сам», нет надобности описывать, поскольку некрасиво хвалиться своим единственным достоинством.
        Подбородок аристократически узкий, но властный ... Наполеон тоже имел жесткий и упрямый подбородок, но согласитесь, он был массивным, а все три эпитета - упрямый, жёсткий, массивный, равно как и властный, дополняли друг друга. Здесь же изящество узкого в сочетании с Чёрт знает, чем неуловимым, открытым текстом говорили, что хозяин такого подбородка в состоянии принимать такие властные и неизменяемые решения, какие вашему массивноподбородочному Наполеону и не снились. Глаза чёрные, большие и до того яркие в своей выразительности, что я отказываюсь говорить об этом - всё испорчу.
      
        Одет он был в рубаху ослепительно белого цвета, но до того накрахмаленную, что при малейшем движении она слегка скрипела и даже искрилась. Её рукава были широкие, отороченные тонкими кружевами, но до них, в запястье, перехвачены запонками с камнями, сверкающими задумчиво мутными и оттого загадочными лучами. Стоячий воротник выгодно демонстрирует красоту и мускулистость шеи. Рубаха расстёгнута до пупа (почти до пупа), и своей расстёгнутостью подчёркивает не расхлябанность, а небрежное щегольство, что и подтверждается аккуратной заправкой в узкие брюки чёрного бархата.
      
        Надо сказать, любой цвет у существа - что лица, что одежды, был густо насыщен и напоминал цвет в «ящике для идиотов» при самой высокой интенсивности. Если это были зубы, то до того жемчужные, что японские модницы, имея такие, десять раз задумались бы - а стоит ли их покрывать чёрным лаком, а если брюки, то достаточно беглого взгляда, чтобы задуматься о чёрных дырах Галактики - ну вот, наверно и весь портрет, а если что по ходу ещё вспомню, конечно же, сообщу, а то действие у нас застоялось и от нетерпения уже бьёт копытом...
      
        ... Сидим мы друг перед другом и немо (мысленно значит), но помогая себе мимикой и жестами, разговариваем ... Если можно так сказать ... Наш диалог для третьего лица похож на объяснения, подсматриваемые в замочную скважину - где оно всё видит, но ничего не слышит.
      
        - Все очень просто - продолжая разговор, пожимает плечами мой визави - ты -
победитель моей сатанинской, это говоря вашим, человечьим языком, лотереи - на мой немой взлёт бровей он меланхолично (во всяком случае, вид у него такой) продолжает - я думаю,
милорду не надо напоминать, что он (это я у него милорд), регулярно, сидя, пардон, на
унитазе, интеллектуально резвится, анализируя содержание листочков отрывного календаря,
прежде чем их помнёт - два моих кивка нетерпеливо подтверждают его грошовую
проницательность, поскольку этим не грешат только использующие туалетную бумагу (но
мне их жаль за бессмысленный вид при исполнении) - так вот - смуглая ладонь его правой
лапы (никак не могу привыкнуть к её виду) протестующее останавливает мои рассуждения -
вчера, в пятницу, двадцать первого марта, ты с удивлением отметил о совпадении и чёртова
дня недели - пятницы, и весеннего равноденствия, и полнолуния, и что всё это пришлось на
високосный восьмидесятый год. Позволю себе заметить, что эти четыре, сами по себе
незначительные события, совпадают друг с другом очень редко - приблизительно раз в
тысячелетие, о чём ты экспромтом, навскидку догадался, приложив к этому своё умишко и
беглый расчёт. И это всего за один присест на очко - блестящая раскованность ума при
серьёзном процессе! Об этом никто не знает ... человечество в этом направлении не
распространяется, но с тобой могу поделиться - 95 процентов мировых открытий случаются при такой оказии, остальные 5% - так, мелочь, которые даже намёком нельзя называть ...
      
        ... Читатель, попробуй опровергнуть и не отнекивайся - все гениальные озарения у тебя случались в очковый период ... Ладно, хватит, а то я без извинения перебил диалог героев, пусть они продолжают ...
      
        ... - Вот в связи с этим событием мы и проводим свою лотерею - как ни в чём не бывало продолжает Сатана.
        - Ну и что? Отметил и отметил - возразил я подъёмом правой брови.
        - А то, что «отметивших и отметивших» на вашей Земле один к ста миллионам. Это первое условие. И ты его выполнил - застолбил участие в моей лотерее, заодно и войдя в одну восьмую финала.
        - Хорошо, а дальше? - побарабанил я пальцами по столу.
        - Дальше - проще - протопал изящными сапожками в бриллиантовых шпорах, как копытцами, к окну собеседник. Задумчиво там помолчал ... потом спохватился, к моему опять крайнему удивлению, пропустил руку сквозь стекло (да-да, сквозь стекло), как будто его (стекла) и не было. Пропустил он эдак руку, пардон, лапу наружу и брезгливо морщась, протёр окно рукавом рубахи со стороны улицы. Затем вынул её (лапу) и уже протирая изнутри, сердито спросил (молчком, конечно) - Окна годами не моешь?
        - Как же это у тебя получается? - отмахнулся я от его вопроса, а он, чувствуя, что это скорее раздумье, всё-таки счёл уместным ответить оригинальным способом.
        - А вот так - подошёл ко мне и спокойно погрузил в меня (да-да в меня) свою лапу на уровне живота ... Я ничего не почувствовал ... Нет, что-то такое было близкое к щикотке, но боль и неудобство отсутствовали. - Вот так - повторил он, взял стоявший сзади меня стул за спинку, спокойно пронёс сквозь моё туловище и поставил уже передо мной. Я, который раз ошарашенный, пощупал себя - всё на месте, и никаких следов ...
        - Да!!!... А-а? - обрел (даже мысленно) я дар речи.
        - Да-да! Мы отвлекаемся, - нетерпеливо переминаясь копытцами, нахмурился Санёк - В четверть финала вас влезло полторы тысячи, и заметь - совершенно не догадываясь об этом. Не скажу, что твоя победа была блестящей - все тысяча пятьсот, каждый по своему, ступили левой ногой на пол. Помнишь свою ночную войну с клопами и передвижением койки? - я заинтересованно кивнул. - Дальше полуфинал, его милорд одолел с листа, хотя задание было очень сложным. Неужели запамятовал, как на лестничной клетке дорогу тебе перешла соседская чёрная кошка. И что важно, ещё не умывшаяся, но уже осчастливленная от бесовски приятного покрытия её знакомым одноглазым красавцем из подвала. Ты ещё зовёшь его Чёрным Нельсоном ... Ах! Как им было приятно! Заметь, все малейшие детали обговорены в условиях лотереи: и одноглазый чёрный кот, и уже покрытая им, но ещё не умытая чёрная кошка ... Да что там говорить!!! Сегодня ты - баловень судьбы! - баловнем я озабоченно потрогал вспухший нос - Не бери в голову, это пустяки! Вон, Джордано Бруно, сначала познал истину, а потом уже заплатил за неё костром, а у тебя-то намного проще - ты, сперва заплатил, да и то, мизером - разбитым носом, а уже пото-о-ом познаешь свою истину... или счастье. Ах! Как сладко пользоваться тем, за что уже заплачено!... Опять ты меня уводишь в сторону! - встряхнулся он. Я, как бы сдаваясь, поднял руки: «Не буду-не буду!»
        - В финале вас осталось всего трое - китаец, француз и ты. Но китаец не умеет считать - споткнулся на восьмой ступеньке, а не на седьмой и на четырнадцатом шаге, а не на тринадцатом. Что касается французика, то он технически-то всё выполнил правильно, но его подвела интеллигентность. Он, видите ли, не умеет в крепких выражениях поминать нашу силу. Но как взвыл этот любитель мягких выражений! Как заплакал! Как запричитал - О-ля-ля!!! О-ля-ля! Мон нэ! Села мё фэ мал! - свой нос, видите-ли пожалел. Тут тебе и жена с тёщей олялякают, и дети с прислугой верещат. Тьфу!!! Противно смотреть! А всего-то, взреви французик: «Парблё!!! То есть «Черт возьми» по вашему, вот и была бы между вами перестрелка за чемпионское место ... Но ты!!! Ты!!! - от всей души ... носом в перила!!! Вот это удар!!! Даже я не удержался и по телефону тебя поздравил. Помнишь, как вопили за дверью, что уже получилось и всё прочее - это я выпускал свои эмоции, что позволяется мной в очень редких случаях ... Цени!
      
        - Эх, ты! - я с хитрым сожалением смотрел на него - да не в перилах-то дело, а в мелочи, что разлетелась по лестнице! Да, ты знаешь, что такое для меня пузырь?!
        - Знаю-знаю - небрежным жестом в сторону колбасы на подоконнике парирует он моё кипение, и далее, слегка оторвавшись от земли, начинает раскачиваться передо мной как маятник настенных ходиков. Наверное в переводе на мой язык это будет как, сделав своё
дело он развалился на диване. Но во-первых, у меня не было на чём разваливаться. Нет, кресло-то было, но разваливался на нём, зная тайное расположение свободолюбивых пружин, только я. А во-вторых, уважающий себя Сатана, никогда не изменит своим привычкам, вот и раскачивается, топорща от блаженства усы, передо мной Санёк.
      
        - Да! - спохватился он и спрыгнул на пол - мы, ведь, фирма приличная - средство
передвижения для ведьм не вяжем, и, в отличии от Золотой Рыбки, выплачиваем выигрыш не
троекратным количеством, а благородным одноразовым качеством - и уже торжественно -
Константин! Ты вытянул счастливый билет, ценность которого в исполнении одного твоего
желания ... — он пожевал губу - одного ... с вас, человеков, и одного иногда под завязку
хватает. Чем счастливее человек, тем он глупее, я это хорошо знаю, и таким обалдевшим от
счастья, даю шанс в половину суток на раздумье. За шесть часов до срока у тебя по стенам
сами по себе зажгутся свечи. С этого момента ты должен выпить половину бутылки ... - и он
указал на ту, из которой появился. - Конечно, как трезвеннику в душе, тебе разрешается пить не из горла, и не одним залпом ... разрешается ... но не приказывается. Согласись, со стороны это выглядит гнусно, но ведь этак пьющие не видят себя со стороны - широким жестом руки он приглашает меня согласиться с его словами - тебе разрешается пить малыми порциями. Да смотри, хорошенько закусывай!... Да думай трезво ... Это тебе мой дружеский совет. В такое-то время, сообразно твоим раздумьям, и появится нужное тебе желание ... Но уж когда зажжётся и канделябр на столе, тут думать уже будет поздно - тут появлюсь я, быстренько разберусь с тобой, а дальше дело техники ... - он закатил глаза и не без тщеславия, цокая языком, покачал головой - и какой техники!!!
        Вдруг, ни с того, ни с сего, он взвился в угол потолка, уменьшился там в три раза и со словами: «Так что жди!» спикировав под стол, бесследно исчез.