Жизнь моя... Глава 12. Шахта

 
                ГЛАВА 12


                ШАХТА. ВЕЩИЕ СНЫ.

  В конце 1951 года я добровольно пошёл работать в лаву шахты № 10 навалоотбойщиком. Хотел испытать свои физические силы. Наша смена - Ивана Грищука - заканчивала выработку лавы. Однажды ночью перед утренней сменой я увидел сон. Я вхожу в родительский дом. Там очень темно. Из прихожей открываю дверь в столовую. Там никого нет. Вдруг дверь из кухни раскрывается, и я вижу покойную мать. Она  одета в лохмотья, лицо у неё измученное, но глаза горят каким-то лихорадочным огнём. Самое странное то, что она стоит ногами ни на чём: снизу, сверху, со всех сторон её окружают клубы не то облаков, не то густого тумана, не то дыма. Мать властно берёт меня за руку и молча тянет к себе. Я невольно делаю шаг к порогу кухни, где она стоит, но какой-то страх не даёт мне переступить этот порог. И тогда мать говорит:
- Сынок, иди сюда, ко мне, иди, не бойся. Ведь тебе там так тяжело и плохо, ты такой худой.

  Вдруг лицо её начинает дёргаться и расплываться в такой странной улыбке, что у меня по всему телу бегут от страха мурашки. Я вижу, что что это не моя мать, а какая-то незнакомая страшная старуха. Я кричу и с силой вырываю руку из её цепкой шершавой руки. Уже проснувшись, я сижу на нарах, по всему телу меня пробирает дрожь. Сердце колотится со страшной силой и болью.

  Своим криком я разбудил соседей по нарам, рассказал им сон, и все они посоветовали мне в этот день не спускаться в шахту, но я про себя трижды прочитал "Отче наш" и не послушал их.

  В лаве всё было как обычно. Угольное поле кончилось, комбайн уже стоял в середине лавы без дела. Оставшийся уголь мы добирали вручную, лопатами. Поработав с полчаса, я сел отдохнуть на железный борт транспортёра, на который мы грузили уголь. Вскоре рядом со мной сел Иван Макарчук. Посмотрев вверх, Иван заметил, что верхняк прямо над моей головой вышел из углубления стойки. Он кувалдой ударил по стойке, но она отпрыгнула. Иван ударил второй раз и вдруг, отшвырнув кувалду, бросился бежать вверх по лаве. Раздался страшный треск. В глазах моих вспыхнуло два огненных круга, потом они погасли, и я почуствовал, как мне на спину начинает давить что-то очень тяжёлое. Я хотел выпрямиться, изменить положение тела, но голова моя упёрлась в толстый верхняк, упавший конец которого, соскочив со стойки, ударил меня по каске.

  В эти мгновения именно верхняк и спасал меня, так как упавшая на него опалубка (деревянные горбыли) образовала надо мной что-то вроде крыши, на которую и рухнули глыбы породы. Вдруг справа что-то затрещало, посыпалась порода, и я почувствовал, что моя голова и правая рука освободились. Потом мелькнул свет бензиновой шахтёрской лампы, и я услышал приближающиеся шаги. Мой спаситель, схватив за руку, выдернул меня из завала и волоком потащил вверх по лаве. Через несколько мгновений раздался страшный грохот, и место, где меня завалило, было погребено под сотней тонн обрушившейся породы. Комбайн потом откапывали трое суток. К счастью, никто из людей не пострадал. Меня спас крепильщик, литовец Урбалу.  А сам он через несколько лет, уже вольным, погиб в шахте.

  Когда я потом упрекнул Макарчука, то он, как ни в чём ни бывало, засмеялся и сказал:
- Ведь ты видел, как я побёг? Вот и ты бёг бы тоже.

  Я распрощался с шахтой и по рекомендации её начальника, А.Я. Попова, добрейшей души человека, стал работать культоргом шахты. Разносил по баракам письма и газеты. И снова на первом месте у меня была сцена.

  За несколько месяцев до окончания срока меня вызвал лагерный опер КГБ капитан Овчинников. Он спросил гнусавым голосом:
- Почему тебе так мало дали? Кто тебя судил? Какой дурак вёл тебе следствие?
- Судил меня Военный трибунал в Берлине. А следствие мне вели генералы МВД и КГБ Круглов и Смирнов, - с вызовом ответил я.
- Ладно. Иди. Я проверю.

  За полгода до конца срока меня вызвал в КГБ майор Незванов. Он спросил:
- Что ты будешь делать, если узнаешь, что в лагере готовится массовый побег, а в вашем бараке под полом спрятаны топоры и ножи?
- Я сразу прибегу и доложу вам, - сказал я серьёзно, глядя майору прямо в глаза.
- Иди ты на х...,- заорал он. Я выскочил в коридор, чуть не сбив с ног подслушивающего под дверью дневального, Ваську Виноградова.
- Ну, я, кажется, влип, - вслух подумал я.
- Не бойся: он тебя больше никогда не вызовет, такие ему не ко двору, - успокоил он меня.
 
  Конец февраля 1953 года. Мне снится, якобы днём я захожу в барак, где располагается культурно-воспитательная часть. Там никого нет. Полусгнившие доски пола прыгают у меня под ногами. В углу на деревянной тумбе стоит бюст И.В.Сталина, покрытый чёрной краской (в лагерях бюстов и портретов вождей не полагалось). Вдруг он начинает дрожать, раскачиваться. Вокруг шеи образуется неровная трещина, из неё сыплются мелкие белые крошки гипса. Голова шатается. Она вот-вот отвалится и упадёт! Я подхожу, беру голову руками и тщетно пытаюсь удержать её на месте. Я боюсь, что сейчас кто-нибудь войдёт и подумает, что это я отломил голову вождю. В страхе я отпускаю голову и бросаюсь к выходу, а вслед слышу тяжёлый стук головы, упавшей на пол.

  Сон я рассказал Ивану Ржеусскому после того, как он поклялся молчать. 5 марта в первой половине дня, увидев меня, метров за двадцать, Иван крикнул:
- Митя, твой сон сбылся. Йоська умер. Скоро мы все будем на свободе!
  Жаль, что года через три Ржеусского не стало. Суровые годы не прошли бесследно. Он умер от душевной болезни в Инте.