Симон

                ТАТЬЯНА ЩЕРБАКОВА
               


Посвящается доктору Ульзибату


Эта повесть  - о вечном желании человека сначала быть здоровым,  потом – красивым и успешным, потом- богатым и счастливым, а потом- бессмертным.
Произведение основано на  документах и фактах из реальной жизни главного героя – знаменитого врача, создателя новых медицинских технологий  Валерия Ульзибата, доброго волшебника, оптимиста  и атеиста, который скоропостижно скончался во время проведения одной из своих уникальных операций в возрасте пятидесяти шести лет.
До сих пор многие исцеленные им люди верят, что он жив.
         




СИМОН

Повесть.

Фантастика.



Ночные дежурные Земельной палаты напряженно следили за показателями  многочисленных мониторов, на которых контрольная красная полоса приобретала все более бледный вид. Она розовела на глазах, и в лаборатории подземного бункера  ощущались толчки ,  к трем часам стрелка огромного хронометра массы З  опустилась почти до нуля. Главный дежурный сидел  перед  своим компьютером, зажав голову руками и с ужасом смотрел на цифры, которые стремительно пробегали по дисплею. Значит,  его срочный доклад не дошел до Председателя Совета Ядра, а ведь в нем он предупреждал о начавшемся падении массы З. Но почему наверху не приняли меры?


Он тщетно пытался связаться с  управлением  Совета ,  на его аварийный вызов никто не отвечал. «Значит,  это конец»,- обреченно подумал Главный дежурный и отвернулся от монитора. И тут же стрелка хронометра массы З  медленно поползла вверх. Дежурный  снова посмотрел на экран  и увидел, что контрольная полоса наливается  красным цветом, словно кровью. Через минуту прекратились  толчки снизу, и в лаборатории стало жарко. Теперь надо было срочно отключить  все компьютеры от Всемирной сети, чтобы никто из  сотрудников не смог выйти на  международные информационные ленты. Он нажал нужную кнопку , краем глаза наблюдая за  застывшими у своих мониторов сотрудниками, пытающимися в последний момент уловить  интересующее их сообщение,  и увидел разочарование на  лицах. Это означало, что сеть была отключена вовремя.


На утреннем совещании у губернатора  Могильшина  первым на повестке  стоял вопрос о землепользовании. Рано утром к нему позвонили из Управления Земельной палаты и попросили в срочном порядке предоставить справку о краже плодородного слоя с  полей. Отключив  оперативную связь, он недовольно пробормотал : «А то вы не знаете, сколько чернозема вывезли  на свои усадьбы…Что ж мне теперь, в ваш карман  лезть?» Однако тут же вызвал  директора департамента по сельскому хозяйству Медведовича и велел принести справку, которую тот уже давно подготовил, только не знал, куда  ее девать. По его распоряжению  Управление внутренних дел столько  воров переловило, столько актов составило – а проку-то?  Административный штраф за машину  вырытого чернозема - тысяча рублей.  Стоимость  в столице – тысяча долларов.  А у них в регионе  сотни тысяч гектаров  лесом зарастают без обработки.


Как следовало из справки, за год с полей региона вывезено двадцать тысяч тонн плодородного слоя. Сумма штрафов -  почти миллион рублей. Начальники департаментов  удивленно переглянулись :  Какие, оказывается, доходы имеет бюджет по линии ведомства Медведовича! Но тот   перечислил  все пункты вреда от расхищения чернозема, упирая на предстоящие  колоссальные затраты на  рекультивацию загубленных площадей, срок восстановления которых – не менее  двухсот лет. Лица у присутствующих сразу поскучнели. Какие там двести лет – им бы еще год-другой продержаться : срок правления губернатора заканчивался. О  двухсотлетних перспективах будут думать другие чиновники.


Могильшин велел оставить ему справку и перешел к другому вопросу. Но его прервал звонок из приемной. Он взял трубку и внимательно выслушал свою помощницу. «Хорошо,- сказал он ей,-   передайте в управу, что  я распорядился выделить место на  этой аллее . Пусть там хоронят, и не мучайте больше  родственников, сразу им сообщите. Прямо сейчас позвоните». Положив трубку, он сказал :


-Сегодня в три часа ночи  умер доктор Симон.  Приехали представители из его клиники , просят разрешения похоронить на аллее знаменитых людей. Я разрешил.


 Все молчали. Директор департамента здравоохранения Дохаев пожал плечами, но  ничего не сказал. 


-У меня же  его письмо с просьбой о передаче санатория «Фиалка» для размещения в ней клиники  и о выделении рядом участка земли  под строительство нового операционного корпуса,- вдруг вспомнил  Медведович.


-Как всегда, мимо нас проскочить хотел,- усмехнулся Дохаев.


-Все, вопрос закрыт,- недовольно  сказал губернатор.- Это коммерческая фирма, пусть и решает свои вопросы  с помощью собственных средств, а не бюджетных.


Дохаев изобразил на лице полное понимание, и совещание продолжилось.


К гробу хозяина  Института клинической ортопедии, единственного в мире,  расположенного на арендованном верхнем этаже, под крышей, в детской поликлинике, прибывал народ. Люди, которые еще недавно не могли  двигаться  и ежесекундно страдали от невыносимой боли в суставах, пришли к мертвому телу своего спасителя на собственных ногах. Старики, постукивая костылями, поднимались на ступени скорбного подиума, матери подносили к гробу  детей - калек, бизнесмены сидели в зале, вытирая  красные от слез глаза. Родственники и коллеги покойного одинаково уважительно  встречали  каждого – и бедного бродягу, и безродную старушку, и  местного миллионера.  Никто из чиновников не пришел попрощаться с Симоном за исключением  Дохаева. Тот сидел в первом ряду и внимательно наблюдал за  происходящим.


Вот взгляд его выхватил знакомую красивую женщину, которая, прихрамывая, поднялась на подиум и встала у гроба, по-родственному заговорила с вдовой. Ее огромные  розы апельсинового цвета  кто-то уважительно поставил на самом виду. Дохаев хорошо знал  Тамару Воскресенскую, московскую журналистку : она не раз хлопотала за Симона перед губернатором, с которым дружила. «И тут  первая, до чего надоедливая особа»,- устало подумал Дохаев.  Затем его ухо уловило какие-то странные звуки,  раздававшиеся в коридоре. Будто гортанно клекала птица. Он встал и вышел, оглядываясь. Там, забившись в темный угол, плакала дочь Симона Дина. Это она издавала такие странные гортанные звуки. Дохаев посмотрел, послушал и вернулся в траурный зал.


Когда хирурги клиники, преемники Симона, подняли гроб и понесли,  скорбную процессию с молитвой возглавил отец  Димитрий, настоятель  храма Александра Невского. Дохаев  удивился : Симон был атеистом, об этом он  узнал, когда они , только закончив  медицинскую академию, вместе здесь работали детскими врачами. В тяжелых случаях  некоторые  врачи, отчаявшись, молились у постели  едва живых  маленьких пациентов, а Варлам Симон – никогда.


Знала о неверии Симона и Воскресенская, которая  также удивилась и  огромному кресту, который несли впереди,  и присутствию священника. Но таково было решение вдовы Елены, которой супруг завещал   многомиллионный бизнес. С ней он говорил о делах до самого своего конца, когда , вдруг в три часа ночи  лицо его напряглось и густо покраснело. Он стал задыхаться и тут же умер. Симон, которому стало плохо прямо в операционной,  распорядился, чтобы его отвезли в ближайшую городскую больницу, где врачи неделю  очень хорошо лечили его. Когда Варлам почувствовал удушье, то понял : пришел  конец. Он умер с улыбкой на лице.  Так и в гробу лежал, улыбаясь.


Воскресенская, стоя  на подиуме, разговаривала с Еленой, а сама внимательно рассматривала Симона.  Наблюдавший за ней Дохаев заметил, как  журналистка , словно завороженная,  вглядывается в лицо Варлама. «Что такого она там увидела?»- подумал он и  тоже подошел к гробу и стал разглядывать покойного. И бывшему коллеге Симон улыбался. Дохаев вздохнул и  пошел обратно в зал. Он заметил, что люди старались потрогать Варлама, от этого  розовое капроновое покрывало в гробу то и дело сползало  и выглядело неопрятным.


Тамара настороженно вглядывалась в спокойное улыбающееся лицо своего спасителя, пытаясь отгадать, точно тот умер или  это всего лишь – фокус?  Однажды Варлам сказал ей :


-Богатые люди не умирают, а исчезают. Помните, когда  наш знаменитый офтальмолог разбился на своем вертолете,  нашли ведь только  протез от ноги, а тела не было…


Тамару тогда Варлам  готовил к операции, и она не поняла, всерьез он  говорил или шутил, чтобы успокоить ее. Однако сейчас ей почему-то вспомнились  его слова – богатые не умирают, а исчезают… Она знала, что доходы  у Симона немалые, что он много практикует за границей  за большие деньги.  Впрочем, ее сознание, помутненное  невыносимой болью и страхом  неподвижности, после перенесенных страданий еще не окрепло и временами затуманивалось.


После отпевания в храме Александра Невского  отец Димитрий велел развязать покойному руки и ноги. Какая-то пожилая дама  проворно полезла под розовое покрывало, пошарила там и, выпрямившись, недоуменно посмотрела на людей.  Завязки с рук и с ног  Симона кто-то  незаметно  выкрал, их на нем не было! Тогда несколько человек еще раз  залезли под покрывало, но и они ничего не обнаружили. Елена спокойно наблюдала за происходящим.


Гроб стали забивать,  мысли у Тамары путались, она пыталась понять,  как Симон выберется из гроба, не задохнувшись?  «Наверное, ночью придут и откопают»,- думала она. Когда могилу зарыли, к журналистке подошел хирург Лопатин, преемник Варлама в клинике, отвел ее в свою машину и повез на поминки.


Жена  Рэма Хинона  Эмма сказала  утром,  после  того, как  ночью стрелка их домашнего хронометра  массы З  упала почти до нулевой отметки, что информационные агентства Всемирной сети сообщили о смерти Симона.  Рэм легко  сбежал по ступеням лестницы, ведущей из тренажерного зала в столовую, обтираясь пушистым полотенцем, и бодро ответил :


-А я так сладко спал ! Ты знаешь,  сейчас весы показали, что  потерял в весе еще пять килограммов. Даже не верится, наверное,  буду скоро летать…


Он будто не слышал печального сообщения жены. Тогда она сказала:


-У меня есть еще для тебя новость : я беременна.


-Ну наконец-то!- обрадовался Хинон.-  Не иначе Совет Ядра посылает мне наследника.- И тут же нахмурился, вглядываясь в свое отражение в зеркале.- Тебе не кажется, что мне пора  лечь в клинику  на операцию?  Смотри, как кожа обвисла.


-В какую клинику?


-К Симону, конечно.


-Да   говорю же тебе, - он умер! Сегодня в три часа ночи.


-Знаю, знаю,- отмахнулся  Рэм,- что  пристала – умер, умер… Богатые люди не умирают, а исчезают. Ты же это знаешь не хуже меня, лапочка.


-Хочешь сказать, что оперировать тебя будет сам Симон?


- После похорон  его преемник Лопатин  приедет  сюда, в Милан, на плановые операции. Опять они будут «развязывать»  этих ужасных калек. Может, и я наведаюсь.


Рэм Хинон тоже был врач, он учился вместе с Варламом Симоном. Только свой бизнес  Рэм  предпочел делать на производстве лекарств. Его фармакологическая фирма «Баттерфляй»  стала известна на весь мир своими баснословными прибылями. Остановить их рост было невозможно, хотя она давно  уже имела дурную славу по производству поддельных лекарств и дешевых спиртосодержащих настоек, благодаря которым разорила практически всю  винодельческую промышленность. Но так было угодно Совету Ядра. Даже  если бы  Хинон захотел обанкротиться, он не смог бы этого сделать никогда.


Симон  не покупал препараты  у фирмы «Баттерфляй», переплачивая зарубежным производителям,  приобретал «чистый продукт», как  он любил говорить. Поэтому в его практике не случалось  смертей от анафилактических  шоков , вызываемых  хиноновскими  контрафактами.  Именно по этой причине Рэм мог доверить свое драгоценное тело только одному хирургу – Симону.


А вот Тамаре Воскресенской не повезло – она попала в больницу в состоянии  шока, случившегося от  инъекции простого препарата, предназначенного снимать боль  при воспалении суставов. Укол ей сделали прямо в поликлинике, куда она пришла на прием к дежурному  хирургу, от которого  впервые узнала, что ее красивые колени  деформировались и их болезнь неизлечима. Впрочем, она  мало что соображала в тот момент от невыносимой боли, особенно когда вставала. Тогда она  ощущала, будто под колено ей вонзали нож. Тамара боялась ходить по улице даже с палкой, опасаясь, что упадет и больше не встанет. Обещание снять боль  ободрило , и она  поковыляла в процедурный кабинет. Оттуда через  двадцать минут ее увезла «скорая». Очнулась  Воскресенская под капельницей в больничной палате.


То, что она увидела здесь, заставило содрогнуться.  Вместе с ней лежали люди, пострадавшие от  поддельных лекарств.  Соседку по палате  сельский врач лечил от бронхита, в результате тело бабули покрылось  кровавыми ожогами, доставлявшими ей невыносимые страдания. Из реанимации в соседнюю палату привезли мужчину после воспаления легких. От контрафактных препаратов  под кожей у него образовались воздушные пузыри. Еще один мужчина в сорок пять превратился в овощ и лежал неподвижно : на операционном столе  под  «грязным» наркозом у него отказало сердце. Его  сумели завести, но  половина мозга  погибла.


Тамара поспешила выписаться из больницы. Дома она разыскала телефон Симона, с которым случайно познакомилась много лет назад. Они ехали в одном купе в поезде из Москвы. Глядя на то, как  сидящая напротив женщина то и дело меняет позу, стараясь сесть поудобнее,  он сказал :


-У вас проблемы с позвоночником, так ведь?


-Как вы догадались?- удивилась Тамара.

-Я доктор Симон.


- Знаменитый  ортопед, я много слышала о вас. Ау меня болят ноги…-пожаловалась Воскресенская.


-Проведите по бедру пальцами посильнее, и вы увидите, где у вас болит, - сказал знаменитый попутчик.


Тамара провела и , нащупав больное место далеко от колена, удивленно сказала:


-Здесь!


-Приходите ко мне, я вам помогу,- посоветовал Симон.- Иначе ноги  у вас откажут. Знаете, в Римской империи был врач Гален, который служил при дворе, но  имел большую практику в действующей армии. Он хорошо изучил человеческое тело и первый сказал : если отнялась рука, надо лечить позвоночник.


Тогда Тамара не поверила, что у нее, здоровой молодой женщины, могут отказать ноги. Разве она инвалид?  И вот это произошло, она  и шагу не могла сделать, не испытав резкую боль, от которой едва не теряла сознание. Воскресенская стала раздражительной, у нее менялась психика – из уверенной  сильной женщины она у себя на глазах превращалась в беспомощное существо,  постоянно размышляя над тем, как бы половчее одеться, нагнуться за упавшей палкой, донести сумку с продуктами из магазина, повернуться в кровати так, чтобы этот проклятый нож снова не ударил  под колено. Еще  могла кое-как сидеть за компьютером и писать  статьи. Но долго ли это продлится?  Нельзя же бесконечно скрывать от коллег свою страшную болезнь. Рано или поздно она потеряет работу.

Ее стали посещать злые мысли о природе власти. «Если у меня болит нога от перемены погоды,- раздраженно думала она,- а погоду делает губернатор, к которому должны на самолете прилететь высокие гости, или он организовывает массовое гуляние  перед  выборами нужных ему депутатов и посыпает  небо серебром, разгоняя тучи в одном месте, отчего они концентрируются в другом и там неожиданно льет дождь, то, значит, у меня болит нога из-за губернатора?»  Тамара  даже собралась было написать разоблачающую статью в раздел «Социальное самочувствие».


Но вместо этого вдруг  решила позвонить  доктору Симону, который создал экспериментальную реабилитационную клинику. Воскресенская много писала о разных экспериментах, но сама не хотела быть подопытным кроликом. Поэтому долго не обращалась к Симону, дело которого тем временем расширялось , его метод стал известен во всем мире. Исцеляться к нему  приезжали отовсюду. Отчаяние погнало Тамару в клинику. К ее удивлению,  Симон встретил ее радостно, будто они только вчера расстались, сойдя со своего поезда. Варлам  повел ее по кабинетам, показывал лицензии, дипломы, а потом позвал посмотреть на своих пациентов.


Сюда родители привезли  со всего света  больных ребятишек, приговоренных природой к пожизненным мучениям. На кроватях лежали скрюченные детские тела, многие  извивались от боли. Испанка Мария-Виктория побывала в лучших клиниках мира, но нигде ей не смогли помочь. Симон «развязал» ее и стяжал в Испании славу колдуна. Осматривая детей, Варлам, словно тесто, мял в руках их худенькие больные тельца и размечал  крестиками места для операций. Этих  крестиков,  нарисованных обычной шариковой ручкой, многие  верующие пациенты очень боялись и давали  детишкам в руки  иконки перед операцией.


Во время консультации  Варлам рассказывал еле стоящей на  больных ногах Тамаре об этих детях, на которых ей было невыносимо смотреть. Вот двенадцатилетняя красавица Антуанелла из Аргентины. Мать по имени Нелида  зачала ее в результате искусственного оплодотворения и родила всего лишь после пяти месяцев беременности. Никого дороже этой калечки у  Нелиды и ее мужа не было. Они возили дочь по всему свету, пытаясь  распрямить ее заведенные за спину руки, оживить скрюченные ноги. Антуанелла к тому же почти не разговаривала. После операции Симон разжал  ручку девочки и обнаружил  там  крошечную иконку Святого Пантелеймона, что вызвало у него улыбку.


Теперь Антуанелла  совсем другая,  ее мать жестами показывает Тамаре,  какой была ее дочь, заводя руки за спину.  Сейчас девочка  работает за компьютером, болтает без умолку. Вдруг Нелида бросается обнимать  Симона ,  медсестер, Тамару. Переводчик повторяет за ней : «Русские – все очень хорошие люди!»


Воскресенская узнала :  Варлам прооперировал  уже двадцать шесть тысяч больных.


После обхода он  распорядился, чтобы ее отвели в операционную.


Она легла на стол, на котором ей было неудобно, потом  поняла, что все столы – для детей. Тамара заметила, как нервничает анестезиолог  и ругает сестру за то, что поставила «бабочку» не к той руке. Накануне у нее состоялась длительная беседа с Варламом, который  все узнал о ее приключениях с лекарствами в поликлинике и потребовал сделать полный анализ крови. Теперь ей вводили наркоз. Обыкновенный, «чистый», как говорил Симон, новокаин рядом с коленом и реланиум в вену. Острый, тонкий, собственной конструкции, скальпель Симон ввел в обозначенный им заранее крест на болевой точке  гораздо выше колена. Он разрезал нерв,  нога дернулась, как у подопытной лягушки на школьном уроке. Через  несколько минут  Тамаре приказали встать со стола, подставили  специальную скамеечку, по которой она спустилась на пол. И велели идти. Она с удивлением посмотрела на врачей.


-Идти? Самой? Но как же ?


-Обыкновенно, - сказал Симон,- вставай и иди.


Тамара  спустила ногу со скамеечки и пошла. Также, как  многие  пациенты , кроме тех, кому Варлам делал во время одной операции по двадцать подсечек под общим наркозом. Воскресенская видела, как тяжело они просыпались и кричали от боли. Но она скоро проходила, а руки и ноги  страдающих детским церебральным параличом оживали и начинали двигаться.


У нее через три месяца окончательно прошла боль под коленом , и она могла  ходить без палки. Правда,  прихрамывая. Симон обещал , что  скоро все пройдет, но предупредил : ни массажа, ни морских  ванн, ни  физкультуры. Можно только ходить, причем не быстро. Тамара не верила, что  нож больше не вонзится под колено  и еще долго ожидала  приступов боли. Их не было.


Рэм Хинон встречался с Симоном , когда еще жил в России. Однажды он решил участвовать  в выборах в депутаты и приехал в  регион, самый близкий к столице. Местную казну знаменитый фармацевт-миллионер пополнял, оплачивая различные мероприятия для инвалидов и  стариков. Таких здесь было предостаточно.  В гроб смотрели  почти двести тысяч человек, каждого из которых ежедневно и ежечасно мучили невыносимые боли. Совет Ядра, разрешив Рэму поездку, все-таки отдал распоряжение, чтобы  тот  намекнул  Симону : негоже  так  активно  внедрять систему общих  обезболиваний да еще в лабораторных условиях.  Варлам  первый в мире  сделал их двадцать семь тысяч. «Так он скоро походя будет  всех на ноги ставить  , - недовольно ворчал Председатель Совета , -нужно же меру знать!»


Рэм Хинон, как  избранный среди людей и приближенный к Совету Ядра для работы  по наполнению массы З, знал статистику этого процесса и воспроизводства на поверхности. Он понимал, почему Симону разрешено исцелять тех, кто  вообще не должен был родиться, но появился на свет будучи зачат неестественным образом   в исковерканном виде. Варлам и сам близко подошел к истине. Изучив  истории болезней своих пациентов, он громил устоявшееся мнение о том, что большинство детей  стали инвалидами в результате родовых травм. Делал убийственный для современной медицины вывод : большинство детей, страдающих церебральным параличом, - потомство родителей, страстно желающих ребенка, но имеющих биологическую несовместимость между собой. Еще один  диагноз, сделанный после многочисленных исследований :  нежелательная беременность от гомосексуалистов. Их сперма отравлена. Свидетельство – многочисленные выкидыши и осложнения беременности. Ему было совершенно ясно, что кто-то  пресекает продление именно этого рода. И он со своей командой, наподобие чернорабочих,  просто устраняет  допущенный природой брак.


Рэм с пониманием слушал доводы коллеги. Научные изыскания  Симона его не беспокоили, поскольку не влияли на статистику, имевшуюся у Совета Ядра .   В ней были точные данные о том, какой процент воспроизводства нужен для пополнения плодородной массы З. Если не хватает здоровых детей, пусть выживают  маленькие инвалиды. Растут и плодятся. Если понадобится Совету.


На организованном на средства  Хинона празднике  для инвалидов было очень весело, потому что они получили вкусный обед,  пудовый пряник , дорогие подарки и бесплатные лекарства от фирмы «Баттерфляй». После  банкета Варлам пригласил  Рэма к себе в клинику и рассказал ему о своих планах.  Симон собирался переехать в  здание санатория «Фиалка», где  проходили лечение по устаревшим и неэффективным методикам  парализованные дети. И уже написал служебную записку на имя губернатора, а также заявление об отводе участка земли рядом с санаторием на строительство  новых корпусов  клиники. Варлам развернул карту города, чтобы показать будущему депутату  место, где, по его мнению, должен был разместиться его институт.


Хинон  только взглянул на карту и увидел то, что не мог видеть  непосвященный Симон. Санаторий  располагался в треугольнике, в каждом основании которого были  три храма : православная церковь  Александра Невского, синагога и костел святых апостолов Петра и Павла У синагоги было новое здание, а  церковь  и костел  восстановили,  освободив  от хлебозавода и редакции молодежной газеты. Все происходило в одно и то же время. Над треугольником  возвышалось здание  областной администрации, построенное  на месте старого кладбища.  Вся эта конструкция  стояла прочно,  неколебимо, охраняя  санаторий от посягательств Симона. Рэм вздохнул, грустно взглянув на  коллегу, а тот  с надеждой в голосе спросил :


-Как думаешь,  выиграю я это дело? Ведь в казну от моей клиники поступают большие налоги, а если ее расширить, как я хочу, то в бюджет  пойдут еще большие средства – весь мир хочет лечиться здесь! Каковы перспективы, чувствуешь?


Рэм чувствовал , Совету Ядра такое не понравится. Симон и без того держится на волоске. Ему придется доложить Совету о планах этого чудотворца. А что касается налогов, то, Хинон  усмехнулся про себя, знал бы  наивный Варлам, какие налоги отстегивает его «Баттерфляй» от  изготовления и продажи лекарств! Этих денег  как раз хватает на то, чтобы содержать всю медицину страны и даже проводить  реформы здравоохранения. Только одному гипертонику требуется в год на лечение не менее тысячи долларов. А сколько их в стране при  такой  нечеловеческой жизни? Десятки миллионов.  Тут и рассуждать нечего,  доходы Хинона -  доходы государства.


После отъезда  коллеги  дела у Симона  пошли худо. Несколько  его пациентов подали на него в суд за некачественное лечение. Они утверждали, что он  при подсечках нервов повредил им сухожилия. Там  рассматривались и его научные труды о природе детского церебрального паралича. Оппоненты из департамента здравоохранения опровергали выводы о какой-то сверхъестественной несовместимости родителей и  об отравленной сперме гомосексуалистов. Последний вопрос  стоял особенно остро, потому что косвенно затрагивал  Совет Ядра.


У него везде имелись свои связисты. И они были однополыми. То есть, не совсем, а меняли пол в зависимости от места пребывания  и  заданий. Иногда с ними происходили забавные истории. К примеру,  один связист, направленный на службу в прокуратуру,  не успел вовремя переместиться на новое рабочее место, где он должен был предстать в виде красивой блондинки. Новая сотрудница в самом деле была красавица. Но у нее от прежней службы  остались густые гладкие светлые усы, располагавшиеся  ровной  вертикальной полоской от носа до верхней губы. И никто на это в прокуратуре внимания не обращал. Она удивляла только посетителей, однако и они не показывали виду , опасаясь ее обидеть и тем самым навредить себе.


Этого связиста Совет Ядра послал сразу на два судебных процесса, в которых был крайне заинтересован. Воскресенская тоже оказалась на обоих. На одном заседании рассматривалось уголовное дело об убийстве старухи, страдающей  прогрессирующим слабоумием на почве алкоголизма. На втором – иски  пострадавших от лечения Симона.  Совет и не думал обижать  знаменитого доктора, который был вынужден ожидать своей очереди, слушая  жуткие подробности убийства старухи. Просто ему срочно были нужны данные по этим двум делам , а  необходимость Совет ставил во главу угла, не проявляя никаких эмоций, которые у него отсутствовали.


Совет имел данные о том, что помимо его воли   на поверхности развелось слишком много желающих пополнить массу З без  его ведома. Статистика убийств  настораживала.  Чтобы  отрегулировать процесс, Совету  понадобилось изучить хотя бы одного из добровольцев. Усатая представительница прокуратуры внимательно разглядывала  запертого в клетке убийцу. На суде этот тщедушный, жалкий, совершенно неграмотный  человечек  сорока лет старательно пытался отказаться от своего первоначального признания в убийстве – так, как его научили сокамерники. В ходе  судебного расследования он доказывал, что  не убивал свою престарелую сожительницу  металлическим табуретом, а  только  гладил  им ее по животу, пытаясь заставить ее замолчать.  «Она  все орала и орала и могла разбудить соседей,-  шамкал он беззубым ртом,- они бы прибежали, вызвали милицию… Потом я ее  четыре раза  трогал носком ботинка – несильно. Не-силь-но,- повторил он, со значением глядя на усатую прокуроршу». «Все-таки вы ее гладили или били?»- спросила она. «Я  ее трогал и толкал, вот так»,-  убийца , взявшись руками за прутья клетки, стал водить по полу  носком ботинка, изображая, как он несильно трогал старуху.


Судья, совсем молодая и очень красивая женщина, робко поглядывала на представителя обвинения, которого совершенно неожиданно  прислали из областной прокуратуры. А ведь это был обычный уголовный процесс -  в соседнем  зале заседаний рассматривался  такой же. Усатая прокурорша тем временем старательно  написала  ровным почерком в своем блокноте :  «Убийца  в чистом виде, без каких-либо сложных примесей. Перевоспитать невозможно. Не образован, бескультурен,   интеллект отсутствует. Половые признаки по-видимому ущемлены в первом сроке отсидки в юности.» Больше  связисту  описывать было нечего. Выводы сделает Совет и примет решение. Свою миссию он выполнил.


А вот на втором процессе - по делу Симона -  ему пришлось куда больше задавать вопросов. Каждый его ответ усатая  старательно записывала в свой блокнот. Не пропускала и  высказывания адвоката, показаний свидетелей.


За пострадавших заступился  директор  департамента  здравоохранения   Дохаев.  Он  возражал против доводов Симона о фатальной несовместимости родителей детей с заболеванием церебральным параличом.  «В нашем городе,- говорил он,- открыта медико-генетическая консультация, которая  определяет опасные заболевания на ранней стадии беременности. И ее всегда можно прервать при неблагоприятных прогнозах».


-Но не все  матери  идут на это,- возражал Симон,-  у многих  есть только единственный шанс родить  ребенка, пусть и больного. И они решаются, вы же сами знаете.


-Кроме того,- невозмутимо продолжал  Дохаев,- теперь в роддоме  мы берем  пять пятнышек крови у новорожденного из пятки, чтобы также  определить   серьезные заболевания и начать  лечить их  уже в родильном отделении.


-В Арабских Эмиратах у каждого новорожденного берут сорок пятнышек крови, а потом привозят лечить ко мне калек,- с грустью  отвечал Симон.


Связист прервал эту перепалку вопросом  об отравленной сперме гомосексуалистов, уточнив, не отказывается ли Симон от этого своего странного и ненаучного утверждения.


-Не отказываюсь,  напротив, предупреждаю об опасности…


-Но вы, как  профессор медицины,  должны понимать, что это – профанация.  Скабрезность. Наподобие той, что один молодой поляк разговаривает задним местом только потому, что ему  пришили язык взамен пораженного злокачественной опухолью,  выращенный из тканей его же ягодиц. Есть ткани, есть факт операции, все же остальное – просто анекдот и только!- связист ухмыльнулся.


Хотя  суд  знаменитого профессора признал невиновным, санаторий «Фиалку»»  Симону не отдали и вообще едва не закрыли клинику. После этих событий   врач  стал слабеть. Он потяжелел, прибавил в весе и задыхался, когда поднимался вверх по лестнице , под крышу детской поликлинике, где по-прежнему находилась его знаменитая на весь мир операционная.


Хинону Совет Ядра  запретил баллотироваться в депутаты и снова отправил на постоянное жительство в Италию.


В положенное время Совет подарил ему наследника.   Рэм праздновал рождение  ребенка. Это был очаровательный малыш , и Хинон иногда  с усмешкой вспоминал  слова  покойного Симона о несовместимости родителей. Фармацевт был старше своей жены Эммы на  тридцать лет. Кроме того от усталости и постоянных нервных срывов он лечился  своими же средствами – но далеко не  ландышевой настойкой… Праздновал Хинон ровно год. А когда малыш встал на ножки и пошел, приволакивая левую, Эмма упала  на колени и зарыдала. Врачи подтвердили худшие опасения : у мальчика  детский церебральный паралич. Правда, не в тяжелой форме. Но многочисленные сосуды мозга пережаты, что весьма опасно для развития интеллекта.


Совет Ядра не проявил и капли сострадания. Там это было не принято. В его  мощных лабораториях и  роскошных кабинетах, расположенных  в глубоких бункерах, круглосуточно велись  тщательные подсчеты массы З, ежесекундно отслеживались  результаты вычислений. Планета боролась с космосом не наживо, а насмерть, и  никто  не должен был мешать  ее присмотру за своей орбитой. Слезы Эммы могли литься рекой у колыбели ее ребенка,  но если  бы эта река  увеличила массу З хотя бы на вес дуновения ветра, Эмме тут же пришлось бы  уравновесить эту  ненасытную и  пугливую массу своей жизнью. Как и любому другому, кто  делал неверный шаг там, наверху, в  чуждом  массе З мире.


Совет Ядра называл этот мир потусторонним.



Наверху все меньше было твердых понятий, и  поклонение  обитателей нереальности давало ему веские основание  так считать.  Аналитический отдел Совета Ядра  представил отчет о культурных и литературных тенденциях . Везде преобладал  жанр фантастики, люди  почти полностью перешли на эзоповский язык. Фантастическим стало и само их существование, поскольку они упорно искали во Вселенной планету, куда могли бы переместиться. Всем хотелось спастись именно таким нереальным способом  - одним от нищеты, другим от богатства, третьим от несчастной любви, четвертым от болезни, пятым от смерти… А ведь реальностью для них было только одно : пополнять  массу З и Ядро. В строго определенное  Советом время,  вычисленное измерительными приборами  его лабораторий.


Он  ежесекундно вел замеры движения  живой массы наверху,  регулируя процесс. И успевал отлаживать его  на каждом сантиметре поверхности. Под особым контролем находилась Всемирная сеть. В ней путались  миллиарды  мыслей миллионов  людей. Они переплетались, сталкивались ,  отталкивались  и обрывались, внося  беспокойство ,  суету и панику в потусторонний мир. Аналитический отдел  изучил интересующие его доклады  связиста по двум судебным процессам – над  убийцей старухи-алкоголички и  доктором Симоном.  Судьба подсудимых зависела от анализа  интервью с главным энергетиком России, которое  выдала Всемирная паутина. Компьютер  быстро перевел  его  весьма пространные высказывания о состоянии потустороннего мира в этой стране в цифры. Выходило, что главный энергетик обманывал  своих  соотечественников,  говоря, что его отрасль ожидают в ближайшие два-три года  частные инвестиции в размере десяти миллиардов долларов. Компьютер аналитического отдела тут же выдал поправку – в нем были заложены базы данных по всем отраслям человеческой деятельности – это всего лишь сумма платежей населения за потребленную электроэнергию. С учетом цен на данную минуту.


Аналитики Совета  Ядра  отметили  отсутствие  твердого понятия об инвестициях у главного энергетика  или намеренное утаивание объективного положения дел в отрасли, которая  терпела  техногенные катастрофы из-за изношенности, так как выплачиваемые населением деньги перекачивались  подконтрольными ему банками в потусторонние миры соседних стран, преимущественно, в райские места. Кроме того  компьютер тут же выдал прогноз  в связи с озвученными цифрами на количество населения в стране. По причине грядущего роста цен на электроэнергию оно должно было уменьшиться на  два процента. И не только  потому, что в стране  прибавлялось  голодных и больных, которые не могли производить потомство. Но и за счет умножения особей убийц в чистом виде, так как у людей больше не оставалось денег на  образование и культуру.



Главный энергетик давал интервью во Всемирной паутине,   расписывая преимущества нереальной жизни своих соотечественников,  пытаясь  спасти свою жизнь. Он рассказывал о нереальных перспективах, выдавая их за реальные,  и спрашивал на тюремном лексиконе, за что  хотят «его замочить» ?  Красная  линия в центре  компьютера не розовела, а мигала, поскольку это  был  не главный компьютер, а  лишь счетная машина. Аналитики   проверили перспективное число проживающих на территории России - оно упало до  отметки, рядом с которой стояло название другой, маленькой страны, Японии.


Получив эти данные,  Совет Ядра  принял  решение больше не медлить .  Это должно было произойти в три часа ночи. И произошло. Энергии доктора Симона хватило, чтобы уравновесить баланс  Ядра даже с учетом  перспективы падения массы З на два процента.


Хинон, как и главный  энергетик, жил в раю. Понимая, что  они попали  сюда за особые заслуги перед Советом Ядра, Рэм не боялся, что  тот  затребует их энергию для пополнения баланса Ядра. Поэтому его рассмешило трусливое интервью его друга, главного энергетика, во Всемирной паутине, который опасался, что его «замочат». Они,  конечно, исчезнут когда-нибудь, но  только лишь для того, чтобы пополнить  верхний слой гумуса. Однако случится это в отдаленной перспективе, поскольку их услуги  нужны  Совету. Именно их он поселил в раю потустороннего мира потому, что  они  не обладали никакой внутренней высокой энергией, а их задачей было  пополнение только верхнего слоя массы З  такими же особями. С помощью отданных в их руки самых прибыльных в мире видов коммерческой деятельности, которая была  регламентирована Советом : бизнес избранных  имел свои границы, преступив  которые, они могли понести серьезное наказание.


Видимо, в фирме «Баттерфляй»  так и произошло , если   у Хинона появился больной наследник. Тогда Рэм впервые почувствовал  непривычную тяжесть в теле и боль в ногах. Он испугался. Но  не скорого исчезновения, а перемещения в ад.


Это перемещение происходило довольно быстро.  Хинон почти забросил свой бизнес и  вместе с Эммой  возил  маленького  Александра по лучшим клиникам мира.  Ребенок слабел на глазах.  Лечение отнимало у малыша силы, он  совсем перестал ходить, у него начались припадки эпилепсии. Эмма превратилась в старуху, проводя месяцы  у кроватки малыша, и  почти не спускала его с рук. От напряжения у нее  сместились позвоночные диски. Но она  мужественно переносила  собственные страдания  и со страхом выглядывала в  глазах врачей хоть какой-то проблеск надежды. Но ее было очень мало.  Только однажды Эмма уступила  страху и  положила сына в кроватку, ощутив, как жизнь покидает его и у нее нет сил принять это на собственных руках. Александра в тот раз принесли из  процедурного кабинета, где он два часа один, без нее, лежал под капельницей. Простыни, в которые  его быстро завернули после окончания процедуры, были насквозь мокрые от мочи, которая беспрестанно выходила из переполненного  раствором капельницы мочевого пузыря. Дыхание посиневшего малыша было похоже на рычание. Эмма , словно полено, взяла неподвижное тельце и в растерянности стояла посередине палаты. Через стеклянные стены ее бокса  было видно, как другие матери  маленьких пациентов,  отворачивались от этой ужасной картины, стараясь не видеть  происходящего. 


-Да перепеленайте же вы его!- с сердцем сказала дежурный врач, он простудится.


Эмма торопливо высвобождала непослушными руками голенькое тельце из холодных мокрых простыней и вдруг Александр начал кричать.  Он кричал, не переставая и так пронзительно, что женщины в соседних боксах закрыли уши руками, а у прибежавшего  врача началась истерика. Она выхватила полуодетого малыша  у Эммы и помчалась с ним  куда-то вниз.  Мать, не помня себя, побежала за ней, но все-таки догадалась  потащить за собой одеяло.  Она бежала за врачом и видела, как та металась  по коридору, по кабинетам, подбегая к окнам. Вдруг Эмма поняла – она ищет свежий поток воздуха для ребенка. Дрожащими руками мать старалась кое-как прикрыть голенькое тельце  Александра. Он замолчал, и тогда женщины, неровно ступая, как пьяные,  поплелись наверх.


Случайно , проходя мимо больших часов в коридоре, Эмма посмотрела на циферблат и отметила машинально время : шесть часов . Уже в боксе  к ней пришла невероятная мысль : мальчик хотел есть, это было время  кормления! Она  дрожащими руками подносила  ко рту ребенка ложку с бульоном. Он  пытался открыть рот, но  взять  пищу не мог : у него распух язык и тяжело ворочался  во рту, словно  нелепый кляп. Тогда Эмма подумала  - это конец. Внизу, рядом с ординаторской,  на диване лежал без памяти Рэм, который пришел в клинику  к сыну и  увидел все произошедшее. Теперь он пребывал вместе со своей семью в настоящем аду.


Но это не был конец. Страдания  продолжались, хотя мальчик выжил. Он медленно приходил в себя, и вскоре Хинон перевез  Эмму и сына  домой, в свой дворец в Неаполе. Рэм постарел, подряхлел,  ходил, тяжело опираясь на золоченую палку. Однако  жизнь светлела с каждым днем, так как Александр потихоньку поправлялся. Ему, как слабому растению, было нужно очень много солнца и свежего воздуха,  наполненного хвойным ароматом. Хинон распорядился  всю территорию вокруг  особняка  превратить в  благодатный оазис. Из России прибыл целый состав с плодородным гумусом, который бережно уложили на  местную глинистую почву и стали выращивать на нем  густые , благоухающие, словно на подмосковных лугах , травы. 


Губернатор Могильшин, который служил уже второй срок, с удовлетворением  отметил, что в  казну поступили большие средства от  административных штрафов за огромное  количество украденной с местных полей земли. А  Счетная палата  аналитического отдела Совета Ядра срочно уравновесила  уменьшение массы З  в этом месте , выпустив  из центра Ядра толику  взятой отсюда же  в свое время энергии  доктора Симона.


В его клинике работа по «развязыванию»  скованных  тяжелой болезнью калек не останавливалась ни на день. Все шло своим чередом. Елена руководила  преемниками  Симона  за операционными столами и умело вела бизнес. Внешность ее ничуть не изменилась, и она была все также молода и красива, хотя ее дочери  исполнилось уже двадцать лет.  Дина ни с кем  не встречалась, не бегала на свидания, но посещала молодежные тусовки. Однажды она  привела прямо в клинику какого-то мужчину, заросшего бородой, с всклоченными волосами на голове, в грязной одежде, испачканной кровью. У бродяги был разбит нос, глаза  заплыли  от сильного  кровоподтека.


Пациенты испуганно шарахались от этой пары, но девушка не обращала ни на кого внимания. Она затащила  бродягу к матери в кабинет и сказала, усаживая его в дорогое кожаное кресло:


-Позови  медсестру,  надо ему помочь.


Елена  даже не встала из-за стола, она спокойно  смотрела на незнакомца. Потом попросила дочь :


-Ты иди, я сама справлюсь.

-Ни в коем случае,- запротестовала Дина,- я  его не оставлю. Этот человек спас меня от бандитов.


Тут Елена заметила, что  юбка  у нее разорвана и нет дорогой сумочки, в которой всегда была немало денег на расходы,  сотовый телефон и золотые украшения.


Незнакомец  вздохнул и устало откинулся на спинку кресла.


-Где это произошло?- спросила Елена.


-На автозаправке,  я заправляла наш «Лексус». Он там сидел в сторонке, наверное,  подаяние просил, а когда на меня вдруг напали двое отморозков,  кинулся на них и отогнал. Откуда только силы взялись у этого бедолаги!


-Хорошо, Дина, теперь выйди, выйди, я сама все сделаю. Да не бойся, не прогоню я твоего спасителя,- Елена , наконец, поднялась  из-за стола и подошла к бродяге. Дина неохотно вышла за дверь и отправилась приводить себя в порядок.


Елена села в кресло напротив и помолчала. Потом  сказала:


-Здравствуй, Варлам,  ты вернулся… Долго же я тебя ждала.


Бродяга  мягко улыбался, глядя на Елену  своими  черными глазами человека с Востока.


-Ты побывал на родине, в Тибете?

-Нет, сразу сюда…


-Ну ладно,- вздохнула Елена,- пойдем, я тебя отмою , и мы все обдумаем.


Бродяга отмылся  в клинике, его переодели в  больничную одежду. Но  остричь   клокастую бороду и волосы было некому, так что он остался таким, каким привела его Дина. Когда его спросили, как зовут, он сказал, что не помнит. И все в клинике решили звать его Леней.


Леня расхаживал по палатам, заглядывал в операционные, присматривался к пациентам. «Какой любопытный этот бомж!»- удивлялись медсестры, а врачи, пробегая мимо,  приветливо улыбались незнакомцу. Он  быстро освоился на новом месте и стал выполнять всю черновую работу. Вскоре  к нему привыкли  и относились как к любому из медперсонала.  Только пациенты настороженно разглядывали этого высокого поджарого человека с  всклоченной бородой и нечесаными волосами. Через некоторое время Елена зачислила  его в штат санитаром и распорядилась, чтобы  он помогал врачам  держать пациентов во время их осмотра и  после операций. Леня с удовольствием приступил к своим обязанностям.  Пациентов было всегда много,   а парализованные дети часто невыносимо кричали и не давали себя осматривать,  так что в этой  нескончаемой сутолоке  врачи не замечали, как руки бывшего бродяги  не просто удерживают извивающиеся от боли и страха  детские тела, но и  мнут их,  словно тесто,  и синие крестики от шариковых ручек появляются там, где только что  были его пальцы.


Дина очень привязалась к  своему спасителю , то и дело забегала в клинику, чтобы проведать его. Однажды,  поздно вечером, когда Елена и  Варлам пили  чай с ликером в ее кабинете,  та сказала:


-Ты видишь, что происходит с Диной? Она ведь  влюбилась в тебя, Варлам. Что нам делать? – Елена подошла к Симону и погладила его по спутанным волосам.


В это время распахнулась дверь , на пороге стояла Дина. Увидела, как мать  ласкает  бородатого санитара и тут же  убежала, зло притопывая каблучками.


-Вот , убедись,-  грустно вздохнула Елена,- проблема у нас…


Через неделю Дина уезжала  в Милан, где  находился филиал клиники Симона.  Догнав ее у дверей, Леня взял  девушку за руку и, притянув к себе, смущенно поцеловал в лоб. Потом внимательно посмотрел ей в глаза и сказал :


-Спасибо, что привела сюда. Теперь у меня всегда есть еда.


Дина выдернула руку и быстро побежала по лестнице вниз, пробормотав на ходу : «Ладно тебе, убогий!»


Санитар еще долго с грустью  смотрел вслед  отъезжающему от клиники «Лексусу».


Маленький Александр  медленно поправлялся, но   родители не находили себе места, опасаясь, что  один из многочисленных  припадков  добьет малыша. Хинон и Эмма продолжали жить в аду, хотя и находились в роскошном дворце, рядом с которым раскинулась волшебная   лужайка, выросшая на подмосковном черноземе. Но наступил день, когда состояние мальчика позволяло везти его в Россию, в клинику Симона. Семья, покинув свои  царские апартаменты,  отправилась в трудное путешествие.


Когда они прибыли в знакомый город и поднялись  под крышу  детской поликлиники, где когда-то Варлам с надеждой рассказывал о своих  планах  Рэму, выяснилось, что все хирурги - в Милане , на плановых операциях! Их встретила Елена и какой-то длинный и худющий нелепый волосатый санитар. Хозяйка клиники сама сделала все записи , изучила привезенные выписки из больничных карт и сама же взялась осматривать мальчика. Рядом суетился санитар , пугая Эмму своей лохматой головой и всклоченной бородой.  Она едва не выхватила  малыша из его рук , когда Александр  громко и жалобно закричал. Но Рэм вдруг остановил ее, внимательно  наблюдая за руками санитара, которые  незаметно мяли  тело ребенка, будто тесто. А Елена ставила шариковой ручкой  крестики. Их было уже немало, но она продолжала делать эти роковые пометки, водя ручкой за пальцами санитара.


-Варлам ?- прошептал  Хинон. Но так тихо, что никто его не услышал, или  все сделали вид, что Рэм ничего не  говорил. А он вышел в коридор, тяжело опираясь на свою золоченую трость, и когда  Эмма и Елена вышли через несколько минут за ним, то увидели, что он крепко спит, сидя на неудобном  маленьком топчане, обтянутым потертым коричневым дерматином, прижавшись к стене.


Нужно было ждать две недели возвращения  хирургов из Милана. Рэм уехал по делам в столицу, а Эмма с сыном поселились в санатории «Фиалка» , переполненном  маленькими калеками. Когда Александр засыпал, она оставляла его на попечение  нянечек, а сама шла погулять по округе. Эмма обязательно заходила в какой-нибудь храм из трех. Она  молилась и в полуразрушенном  костеле, и в православной церкви,  стояла  подолгу в синагоге и даже  однажды  беседовала с раввином. Потом возвращалась в санаторий и с болью смотрела на  детей со скрюченными ногами и руками, с  трясущимися головами и бессвязной речью.Там им не  помогали ничем, хотя к санаторию пристроили новый корпус, оснащенный современным медицинским оборудованием. За это строительство губернатора Могильшина  отметили «наверху», а  Дохаев  получил  премию. Но после многочисленных бесплодных процедур все эти приборы  лишь  подтверждали, что  детский  церебральный паралич неизлечим.


Наконец, хирурги вернулись. Они очень устали и  хотели отдохнуть. Однако Елена распорядилась, чтобы Александра  оперировали вне очереди. В назначенный день мальчика положили на  операционный стол . Эмма сидела в коридоре и ждала, горестно подперев  рукой подбородок, и была похожа на маленькую сгорбленную старушку. Когда ее позвали в палату, она  еле поднялась с топчана, на котором в первый день их визита  спал Рэм. Вокруг коляски суетились врачи и  бородатый санитар. Многочисленные места порезов на теле  мальчика были заклеены крест накрест пластырем. Его разбудили, и он  стал  плакать. Эмма тоже утирала слезы. Но  ему сделали обезболивающие уколы, и малыш успокоился. Через два часа  подоспевший  Рэм увез жену и сына в особняк Елены. В санаторий они больше не могли поехать, их бы там и не приняли – тамошние врачи не признавали  метода Симона и боялись гнева своего начальства, которое по-прежнему игнорировало   знаменитую  клинику.


Три дня понадобилось, чтобы родители увидели – мальчик ровнее  держит больную ножку. А главное, у него прекратились припадки. Пора было уезжать. Но Елена предупредила, что им еще предстоят другие операции и они договорились сделать их в Милане, в следующий приезд туда  хирургов. Семья Хинона тронулась  в путь.


Когда их машина   проезжала мимо клиники, он попросил водителя остановиться. Рэм поднялся  под крышу, на четвертый этаж, и на лестничной клетке увидел  санитара, ради которого и  пришел. Он протянул ему руку , поздоровался и тихо спросил, не поднимая глаз:


-Ну как там? Мне ведь туда никогда не попасть, хотя  и избранный. Значит, и не вернуться, вот в чем моя проблема, понимаешь?


Санитар улыбнулся и сказал:


-Жарко…Жарко сегодня тут,  много пациентов, работы – под завязку.


Хинон помолчал, потом похлопал   санитара по плечу и  поковылял вниз по ступенькам, забыв про лифт. В машине он  сказал Эмме : « А не профинансировать ли мне проект по исследованию  обнаруженных  учеными  новых планет  на Млечном пути? Хоть какая-то перспектива!»