Глава 18 романа Преуспеть на Тверской В. Лазаря

                / разрешение автора есть/



  «Не тот он тип, чтобы испытывать подъем от созерцания любовных сцен с дублерами, — прощаясь с Рогожиным, думала Анжела. — Сильная натура: он уничтожит всякого, кто встанет на его пути».
  Она неплохо разбиралась в людях и тех, кто приходил заказывать «кино», делила на две группы.
  В первую входили «безобидные» — небесталанные, но очень странные ребята, одержимые какой-нибудь идеей вроде облачения в кружевные трусики или рабского служения красотке-вамп.
  Про ущербных и зацикленных на самоистязании вообще не стоит говорить — таких в избытке поставляют шоу-бизнес и околобогемная среда. Сюда же относились тщеславцы с капиталом.
  Персональное кино — один из способов потешить самолюбие (мол, и эта прихоть по карману, наряду с рулеткой, верховой ездой и гонками па снегоходах). Богатство, свалившись без упорного труда или не в пору, не столько идет впрок, сколько развращает. Нувориш в первом поколении живет в излишестве, грехе и куролесит как купец, удачно сплавивший товар аборигенам.
  Вторую группу составляли так называемые «концептуалисты зла». Эти просили снять расправу над соперником, который вырвался вперед или перешел дорогу, сценку свального греха с участием домашних, но без их согласия (крутой инцест из чувства мести) или педофилию — совокупление с детьми.
  Не будь у них такой отдушины, как эксклюзивное кино, они бы непременно содеяли все то, чем упивались на досуге.
  Рогожин заказал репертуар из арсенала «безобидных», но по ее прикидке был концептуалистом — человеком внутренне готовым вступить на скользкую дорожку. Его слова о долге, о глубоком уважении к патрону ее не убедили. Она не удивилась бы, увидев его в шайке с кистенем, поняла бы, окажись он шулером, ловко надувающим хозяев казино, соглядатаем-шпионом или жиголо, но человеком чести представить не могла.
  Какие же мотивы движут им на самом деле?
  Тут либо страх за жизнь, если патрон все держит под контролем, либо Виктория так неприступна, что у него не остается никакой надежды, либо они уже давненько спелись и сообща плетут интриги по устранению Пинегина.
  Эту загадку ей предстояло разрешить. Не из простого любопытства, разумеется. Рогожина «вели» их покровители.
  С озабоченным выражением лица она вошла к фотографу.
  Посередине комнаты на широкой, как аэродром, кровати две девушки ласкали друг дружку языками — изображали лесбийскую любовь. Феликс парил над ними на выносной стреле и увлеченно щелкал камерой, ловя пикантные моменты.
— Отпусти их, — поморщилась Анжела. — Есть более важные дела.
  Фотограф дважды взмахнул рукой, как бы сметая их с постели, и блондинки с неохотой скрылись в боковушке.
— Нам заказали персональный фильм. — Анжела протянула фотографии. — Я просмотрела всю картотеку, но никого со сходными чертами не нашла. Может, у тебя есть кто на примете?
  Феликс развернул стрелу поближе к свету и, не слезая, пристально вгляделся в снимки.
— Дама не из тех, кто валом валит к нам на студию, — заметил он из высоты. — Так что придется поискать на стороне… А похожего мужчину я могу доставить хоть сейчас, — добавил он, спускаясь.
— Кто он? — напряглась Анжела.
— Гучков. Уличный певец.
  Это имя ей ничего не говорило, но она так энергично закивала головой, торопя его, будто речь шла о Леонтьеве или Киркорове, известным каждой задрипанной дворняге.
— Удачный случай — закладывай карету…

                *  *  *
  Подержанный «Рено» проехал по Воздвиженке и вклинился в поток машин, идущих к Старому Арбату.
  Было одиннадцать утра. По колоритной улочке уже вовсю сновали праздные зеваки. Всякие пройдохи, торговавшие с лотков, бросались к ним наперерез, пытаясь впарить самовар, платок или матрешку. Фотографы тянули за рукав, предлагая сняться с милой шимпанзе или медведем. Живописцы, пристроившись у стен, рисовали сносные портретики сангиной. Кафе и лавочки вбирали часть гуляющих, но ближе к полудню тут начиналось вавилонское столпотворение — паломники со всех земель спешили к этой улочке, не менее известной всем, чем Кремль и Третьяковка. Безумно нравилось это местечко молодежи. Вся прогрессивная тусовка от Бреста до Владивостока считала своим долгом подзарядиться тут идеями.
  Они прошли пару кварталов и оказались в толчее.
— Где же нам его искать? — нарушила молчание Анжела.
— Обычно он надсаживает глотку у Кривого переулка.
— У стены гуру?
— Чуть поодаль. Фанаты Цоя никого не подпускают к ней.
  На их пути возник мышастый жеребец, которого водили под уздцы, чтобы не было боязно сидевшей боком даме; пронеслась стайка подростков с рюкзачками в сторону Пречистенки; и тут они услышали бренчание гитары.
— А вот и наш герой. — Феликс показал рукой на жилистого парня, игравшего для публики.
  Длинноволосый, в кожаном жилете и вылинявших джинсах, он мало чем напоминал банкира. Хотя, надо признать, в лице и стати было сходство. Такой же смелый взгляд, упрямый подбородок и чуть широкий нос с горбинкой.
  Они протиснулись поближе. Проникновенный, богатый на оттенки голос брал за живое.

Ярко полыхают витрины на Арбате —
Море разливанное огней…
Тут можно вкладывать
И не считая, тратить —
Это вам, любезные, видней.

У кого широкая натура —
До утра в «Метелице» пляши!
Хочешь приодеть свою подругу —
Выбирай наряд от Живанши.

Если вы завзятые гурманы —
К «Праге» подъезжайте-ка, друзья.
Подадут вам мидии в сметане,
Стол украсит белая спаржа.

Вы сыты, но разом загрустили —
Смело отправляйтесь в «Парадиз»!
Разомнете ручки, я ручаюсь,
Вызывая барышень на бис.

Те, кого не радуют концерты,
Не сердитесь, вас не обошли:
В дансинге красивые партнерши
Мигом избавляют от хандры…

Азартные, братва, вы зря шумите:
Вам удобней будет в казино.
В «буль» ставьте на восьмерку,
В «баккара» — на зеро, —
Сорвете куш на миллион целковых!

  Певец обвел глазами публику, потрогал раскрытый дипломат, намекая, что за концерт надо платить, и заиграл вступление к другой балладе.

Зарядье и Манеж сверкают позолотой
И купола Блаженного видны издалека, —

начал он с надрывом. Но, не удовлетворившись качеством звучания, — одна из струн фальшивила, — всей пятерней накрыл их и стал изменять лады.
  Используя заминку, Феликс вышел из толпы.
— Совсем плохи дела? — беспечно бросил он, однако в интонации можно было различить и толику сочувствия.
— С чего ты взял? — буркнул парень, не поднимая головы.
— Веселишь народ, а сундучок пустой, — констатировал фотограф.
— Еще не вечер… — сказал Гучков.
  Феликс вынул из кармана крупную банкноту и театральным жестом кинул в чемоданчик. Поколебавшись в воздухе, она картинно улеглась поверх железной мелочи.
— Спасибо, друг. — Гучков поднял глаза.
— Занятно про Арбат… Сам сочиняешь?
  Певец кивнул.
— Един в трех лицах, а получаешь мизер, — поддел фотограф. — Не в коня корм… — Он выдержал многозначительную паузу.
— Преамбула и так длинна, а ты все говоришь загадками, — нахмурился певец. — Выкладывай, зачем пожаловал?
— Есть работенка, где пригодятся все твои таланты, — ответил Феликс.
— Например? — Певец захлопнул кейс.
— Один магнат, похожий на тебя, страдает от навязчивых фантазий, и заказал нам персональный фильм, в котором он как бы дает им выход. Есть такие чудаки, что получают кайф от сублимации — игры дублеров.
— Он придумал что-нибудь из ряда вон?
— Сюжет простой. Молодой банкир встречает в галерее девушку. Она художница, пишет абстрактные картины. Нувориш, разумеется, сражен. Ее статью, манерами, живостью ума, — сжимая до предела фразы, объяснял фотограф. — А дальше — флирт: совместные прогулки на авто, уединение на загородной вилле. В какой-то миг она теряет голову… В финале — несколько пикантных сценок. Словом, обычное кино с вкраплением эротики. Такие фильмы в субботу гоняют по третьему каналу… Банкир попался правильный, глупые фантазии не мучают его. Это не содомия и не порно для педофилов, за которые пришлось бы отвечать. — Феликс сделал паузу. — И конечно же, не массовый проект, когда кассеты поступают на лотки и в магазины. Богачи свои фантазии не тиражируют. Так что в этой истории никого нельзя скомпрометировать — ни самого заказчика, ни исполнителей-дублеров. Не пострадает и репутация художницы: в случае каких-либо подвижек, эксперты сразу установят, кто есть кто. — Сыграешь роль банкира — и получай три тыщи гринов. Дублерша будет заводная… Я бы и сам не прочь сыграть, будь я хоть чуточку похож на этого героя. Ну как, счастливчик, по рукам? — Феликс весь лучился дружелюбием.
  Гучков опустил гитару:
— Тут явно пахнет криминалом.
— Шантаж, подстава — исключаются. Фильм с двойниками к делу не пришьешь. Чтобы это понять, не нужно быть криминалистом.
— Любовь при свидетелях меня не вдохновляет, — сказал Гучков.
— Свидетелей не будет. Только режиссер и оператор. Они не помешают. Это то же самое что евнух, всем заправляющий в гареме, или священник, отпускающий грехи, — убеждал фотограф. — Такие люди ничего не чувствуют — им важен сам процесс.
  Гучков задумался.
— Чем ты докажешь, что существуют прототипы?
  Феликс обернулся и поманил Анжелу. Она стояла чуть поодаль, притворяясь, что изучает роспись на стене гуру.
— Анжела Килмит. Режиссер, — представилась она.
— Он не верит, что фильм заказывал банкир, — сказал Феликс.
  Анжела достала кипу фотографий.
— Вот сам банкир. Вот пассия, которая свела его с ума. — Она сложила снимки веером. — Та же парочка на светском рауте. Так выглядит Виктория нагой. — Анжела улыбнулась. — Вторая Сильвия Кристель, не правда ли? Еще два интересных снимка — банкирша нежится в солярии. Мы снимаем только персональное кино, — подытожила она. — Будь все иначе, мы бы обошлись без двойников.
— У дублерши тот же шарм?
— Разумеется, дружище, — с располагающей улыбкой заверила Анжела. — Повстречайся она тебе на дискотеке, события пошли бы по сходному сценарию. Но там пришлось бы поработать кулаками — такие девочки не подпирают стенку. А то и вовсе мог бы пролететь… У нас же, ничего не опасаясь, ты закадришь ее. И тебе еще заплатят три тысячи зеленых. Ну как?
— Если это единственный экземпляр, хранимый в сейфе, то я согласен, — сказал Гучков.

/ продолжение/