Глава 19 романа Преуспеть на Тверской В. Лазаря

                / разрешение автора на размещение этой главы есть/
               

  Телефонные звонки были своеобразными: аппарат не надрывался, будто оглашенный, как в случаях, когда нас требуют начальственные лица, не заливался частой мелодичной трелью, когда нас достают знакомые, соседи или сослуживцы, а, дребезжа, названивал в иной тональности, напоминавшей пение цикады. Чуткое ухо в таких особенных звонках легко распознает международные.
  Клара Полуян приподнялась в кровати и, стряхнув остаток сна, потянулась к стоявшей рядом тумбочке.
— С шестого раза… Дрыхнешь, что ли? — попеняла трубка.
— Чему ты удивляешься? У меня же выходной, — отозвалась Клара, узнавая голос своей подруги Сабины Горской.  Стараниями предков та обживала Кембридж.
— Извини. Забыла разницу во времени. — Сабина рассмеялась.
  По обертону голоса и смеху, в котором слышались язвительные нотки, было ясно, что та звонила рано понарошку.
— Что в Лондоне? — вздохнув, спросила Клара.
— Хожу на кварц… немного рейва… Ну а по пятницам — бой-френд. Природа требует. Я ведь не древняя старуха.
— Неутомимый Фрэнк?
— На этот раз упрямый Марк… Я их меняю, как перчатки, — похвастала подруга.
— А учишься когда? Если гудишь напропалую…
— Учеба не страдает. Все, что связано с дизайном, историей искусств — штудирую до темноты в глазах. На испытаниях старички из местной профессуры любят пробежаться по основам. Русских экзаменуют с особенным усердием. Старым буквоедам хорошо известны наши слабые места. Искусство — это Библия в картинках. А мы безбожники — дети красных комиссаров. Так что засыпать нас легко. Достаточно спросить про Ренессанс. Там все из Библии. Восточных любят погонять и сверх программы — выяснить, «насколько пропитались коммунизмом, болеют Лениным». Ответишь по билету — жди вопросик о Чечне, о ситуации в России. Говоришь, конечно, в строчку. Мы здорово поднаторели в этом… — Сабина усмехнулась. — Бакалавром возвращаться стыдно, а на доктора искусств тут надо попотеть. В выходные дни берусь за кисти, кое-что сооружаю… Китч это, не китч — не знаю. Определить здесь трудно. Скорее андеграунд.
— Если мне не изменяет память, вначале ты примкнула к «Черному квадрату», потом был «Чистый авангард», — поддела Клара.
— Я и сейчас его сторонница, — резко ответила Сабина. — И вовсе не стремлюсь к правдоподобию. Несколько важнейших линий, полунамек — а дальше следует напрячь мозги. Можно проработать все детали, как Роден, но зритель не увидит больше, чем накопилось у него внутри. Все новые течения держатся на этом.
  Часть работ я уже отправила в Москву — летом на Кузнецком хочу устроить выставку. Без вычурных афиш, без провокации особого наплыва масс не будет. Вот и ломаю голову, какой скандал устроить в Белокаменной.
— Провоцировать надо без оглядки — иначе не пробьешься. Оденься в тогу или блузку в кукишах и прокатись на татуированной свинье. Сработает. Статьи в газетах будут хлесткими.
— Черт побери, ведь ты права! — воодушевилась Горская. — Такое может «выстрелить». Ты, Кларка, с тараканом в голове. Зря ты подалась в инженеры. Мы могли бы отрываться вместе.
— Я не летаю в облаках — не те условия, — вздохнула Клара. — Со следующего года «керосинка»  будет платной. Внести надо три тысячи гринов. Родакам не по карману. Кручусь сама. Сортирую почту. Вечерами ошиваюсь в «Третьем измерении».
— Поясни. Не поняла.
— Клуб такой на Сретенке. Я там в десятке. Во время выступлений вопим, беснуемся у сцены… В перерывах украшаем интерьер. Потом опять заводим публику. Дэнс, джабба, что угодно… Приспичит — вспомнишь и «Хаву нагилу». Подростков надо шевелить и шевелить.
  Платят нам от проданных «экстази». Чтобы они глотали эту гадость, их надо довести до белого каления.
— Ты же окончила балетное училище. И что, — заполняешь паузы?
  Клара глубоко вздохнула:
— Я обошла с десяток клубов. Но всюду с раздеванием. А тут без этого… Мельтешишь туда-сюда и взвинчиваешь массы. «Делай все, чтобы у ребят был тонус, а девушки перенимали стиль». Так обозначил мои функции хозяин клуба. «Когда цепляет их по полной — быстро тает пепси-кола». Это инструктаж администратора.
 Жить, конечно, можно. Макияж, прическа — даром. То же самое с коктейлями — шеф выдает нам флаерсы. Прикид по бросовой цене. Салоны красоты и магазины делают на этом деньги. Ты — пример для подражания.
— А как по части секса? Ты же все время на виду.
— Парни почти не пристают. Понимают, что орех не по зубам. Вокруг полно сговорчивых подружек.
— А что на сцене?
— Владельцы клуба перепробовали многое: стриптиз двух видов… «Ночные снайперши» старались… «Стрелки» булками трясли… Зазывали Витаса. Разовые акции собирали публику, но клуб не отличался от других. Ажиотаж начался, когда создали шоу из «порезанных».
— В Лондоне трансы и голубые держатся особняком, — помолчав, ответила Сабина. — Никакого смешения ориентации тут не увидишь. Я было сунулась в «Пигмалион», но меня отшили. Говорят, не вышла фейсом. Но дело здесь в другом: они не любят афишировать свою особенность. То же будет и в Москве. «Третьеполые» сейчас в диковинку, но скоро интерес пройдет. Натуралы не пойдут это смотреть. Мельтеши пока, раз ты в десятке. Копи на «керосинку»… — Сабина посопела в трубку. — Кстати, ты не знаешь, где пропадает Светка? Никак не могу связаться с ней.
  Клара ухмыльнулась:
— У Суховей большие перемены. Теперь она «Мисс МГУ». «Домашний очаг» посвятил ей целый разворот. Чума! Мешками письма получает… Поклонники прохода не дают.
— Ей это льстит?
— Светке не до них. Она штурмует подиум. Я была на показах, где ей давали выход. Стрижет ногами, как Наоми. Раскованна. В глазах — огонь. На совковость даже и намека нет — как будто бы родилась за бугром. — Клара помолчала. — Вчера сидели с ней в «Магните». Мужики в напряге… утюжат вдоль и поперек глазами. А ей до лампочки… Никого не замечает. Парижем грезит. Толкует о марьяжных кабинетах, бонусах, портфолио. Я так и не врубилась, что к чему. Ты в этом понимаешь что-нибудь?
  Горская пустилась в объяснения:
— По линии марьяжных кабинетов набирают девушек для выступления в дешевых кабаре. А бонусы — гонорары сводникам за удачную находку. Агенты от «Бушона» и других сомнительных контор вербуют инфантильных дур на дискотеках. Вначале обещают золотые горы. Мол, съемки для журналов, ролики, реклама… А по приезду — постылое вращение вокруг шеста или забавы в пипах на Сен-Дени. В редких случаях канкан или «трамвайчик», если переплюнешь местных. Чтобы прийтись там ко двору, нужно шпарить на французском, быть послушной, резво бегать на пуантах, не оплошать на па-де-де, крутить коленом фуэте — и тогда есть шансы сплясать в приличном кабаре. За всю историю две русские пробились в «Крейзи Хорc» и одна прижилась в «Мулен Руж». Остальных беглянок на шоссе Дантин берут за восемьдесят франков.
— Светке это не грозит. В «Желтой субмарине» на моих глазах ей предложили четыреста зеленых.
— И какова была реакция?
— Никакой. Она как ела зеленую спаржу, так и продолжала есть. Хмырь, что обхаживал ее, еще накинул сотню. Тогда она ему протяжно-сладко: «Пупсик, утрись салфеткой в пипе».
— А он?
— Сначала тупо, тяжело смотрел. Потом как заорет: «Корчишь из себя мимозу, шваль! Я куплю тебя со всеми потрохами…» Светка протянула руку, защемила брюки в нужном месте и как хозяйка положения диктует: «А ну-ка, четко, ясно, чтобы слышал зал: леди, простите старого козла!» Хмырь мычит, глаза с пятак, а она все поджимает. И что ты думаешь? Выпалил! На одном дыхании. Куда девалась фанаберия.
— А ты не заливаешь? — усомнилась Горская.
— С какой стати? Все так и было. Помнишь, что творилось в «Ангелах», когда она входила в круг? А на Лубянке, куда мы бегали кадрить курсантов?
— Верно, — согласилась Горская. — Западали на нее по черному. А у подъезда всегда стоял «почетный караул».
— Западают и сейчас. И не шпана в косухах, а самые крутые делаши. Как популярная модель, Светка мельтешит на всех фуршетах. На вечеринках очередь за ней… В смысле танцев, разумеется.
— В каком она агентстве?
— В «Строгом стиле». Вместе с Удальцовой.
— «Строгий стиль» — это не лучший вариант. Модельным бизнесом там и не пахнет. Показ коллекций — ширма. За фасадом — продажа девушек в Европу. В «Полуночной миссии» оно известно как главный инкубатор секс-рабынь.
— А что это за миссия? Я никогда не слышала о ней.
— Дома призрения на попечительстве полиции. Там девушки, сбежавшие из злачных мест, скрываются от сутенеров, а битые супруги ждут пока утихомирятся мужья. Москвички, что попадали к ним, — твердят, что их обули в «Строгом стиле». Так что присматривай за ними. Чтобы с дуру не намылились в Париж.
  Клара взглянула в сторону гостиной, где мать смотрела телевизор, и, понизив голос, продолжала:
— Светка только об этом и мечтает. Ей грезится контракт с Готье или Карденом. А у Златы на уме другое. У нее роман с авторитетом. Какой-то двухметровый шкаф, сделавший карьеру на крови… Злата говорит, что он предприниматель. Но это липа. В «Макс-клубе» я видела его в компании жлобов.
— Странно. В школе она была идеалисткой.
— Ее идеалы развеялись как дым. Теперь это практичная девчонка.
— А что же предки? Неужто потакают ей? Розалия Петровна всегда кичилась тем, что корни у нее дворянские. Все уши прожужжала нам о голубой крови. А эти ее колкие суждения о черни, о мигрантах, о неуклюжих остолопах, что набиваются в метро и ее светлость рвет чулки об их котомки? Эти постоянные придирки, наставления что надо стлать, а что стелить. Я не могла уразуметь какая в этом разница и брякнула при ней «стелить ковер». Как не могла понять, почему нельзя налить фужер по самый край. «До самых краев, милая. До самых краев», — морщилась Розалия Петровна. При ней боишься рот открыть, чтоб не попасть впросак. Хотя сама она не против в присутствии гостей пройтись насчет «из грязи в князи», чтобы смутить некоренных. А прозорливый папочка? Язвительный Олег Витальевич? Его речи о мутантах, наводнивших город? О низкой проводимости нейронов в мозгах простолюдинов. Неужто эти снобы смирились с тем, что дочь влюбилась в гангстера?
— К родителям в Газетный она не кажет глаз — хахаль ей купил хоромы на Большой Полянке. А на занятия она гоняет на «феррари».
— Они сыграли свадьбу?
— Нет. Злата дожидается благословения родителей. А те стараются вернуть заблудшее дитя в семью. У них там, — кто кого. Но думаю, что Злата не уступит. Она увлечена всерьез.
— Этот гангстер, кто он?
— Ты, наверно, слышала о нем. Сашка Князев — лидер «южных».
  После паузы Сабина ответила:
— Не ожидала, что Удальцова способна на такое. Но может быть, она права? Ни один из соискателей ее руки не сможет угодить Розалии. Она поймает его на падежах… Ладно, киска, надо закругляться.
— Где проведешь каникулы? — напоследок уточнила  Клара.
— Лечу домой… В Москве как-то уютней летом. Да и по вас  соскучилась…
— Сбегай в «Харродс», — купи шмотья. Питоновый байчок и гриндерсы. В «Космо» на Сенной они дороже. А шелиссы, чтоб отливали в тон, — просила Клара. — Я тут здорово пообносилась. Да не забудь хиты «рогатых»; — сюда они поступят позже.
— Будь спок! Встречай второго в Шереметьево. — Сабина положила трубку.

                * *  *
  Клара собиралась в клуб. В запасе осталось два часа, но нужно торопиться. Она пример для остальных — заводит публику и выглядеть должна как голливудская звезда.
  Она отлепила из-под век мешочки с чаем, смыла питательную маску и, оседлав банкетку, принялась за макияж.
  Из зеркала смотрела эффектная брюнетка: выразительное остроскулое лицо, пикантный приподнятый носик и пухлые карминовые губки, красиво изогнутые вверху. Взгляд карих глаз осмысленный, волнующий. Мягкая, приятная улыбка — в ней можно уловить нюансы. Словом, природа не обидела.
  Конечно, если поискать и подойти критически, то обнаружится изъян: ключицы слишком выпирают, и родинки не всюду удалось свести (над грудью их четыре), но так дотошно и придирчиво тебя исследуют соперницы — послушать их, так выйдет, что и ноги у тебя не парные.
  У мужчин другое мнение на этот счет. Когда она несет свои «базуки» по Тверской, сидит напротив в декольте или танцует — они не отрывают глаз: пышные округлости для них важнее.
— Не нравится мне это, — вздохнув, сказала мать. Она сидела в кресле у окна, внимательно следя за процедурой марафета.
— Что именно? — насторожилась Клара.
— Как выглядишь, и то чем занимаешься...
— И как я выгляжу? — Клара обернулась.
— Как ощипанная курица... Вся посинела, локти заострились... Под глазами наметились круги. И это в двадцать лет!
— Ничего, пробьюсь на основное шоу — все будет по-другому.
— Tы пробьешься… — мать иронично покивала головой. — Я сожалею, что отдала тебя в балетный класс. Надо было сразу настраивать на вуз.
— Кто ж знал, маманя, что все так обернется. В совке это ценилось — в артисты рвались все. Ты поступила правильно: не будь тех постановочных занятий, я бы сейчас не выступала в клубе.
— Когда отец работал в главке, у нас была другая жизнь: и «Волга» в восемь у подъезда, и дача в Выхино, и отпуска в Пицунде, — тоскливым голосом твердила мать.
— Мама, это было... Но прошло «как с белых яблонь дым». Твои тирады не помогут оплатить учебу в «керосинке». И если к осени не будет нужной суммы, то меня отчислят. И тогда... — Дочь зарделась. — Ты знаешь, что будет «тогда».
— Я была уверена, что ты продолжишь обучение в хореографическом и станешь балериной. Пусть не такой известной, как Уланова, пусть на вторых ролях, но и это много значит, если танцевать в Большом. Коммунисты много наломали дров, но творческих, которые шагали в ногу, они не обижали — можно было свободно прокормить семью. Теперь артистов ни во что не ставят — мы для властей обуза. Престиж профессии упал. Раньше, когда я спускалась в гардеробную, то Тимофей готов был расшибиться, стараясь угодить: и пальто навскидку, и воротник поправит... А сейчас с ухмылочкой бросает на барьер. Мы, мол, ровня: и ты, и я — осколки... Противно это — обслуга не должна наглеть. И в будущем одна неясность. Наш театр как на вулкане… «Белую акацию» вообще из репертуара сняли, а «Поцелуй Чаниты» только до конца сезона. Решили выплыть с помощью «Вакханок». Мол, если все осовременить, то зрители сломают стулья. Не будет этого: теперь в ходу заокеанская культура.
— И кто на главных?
— Полонская с Шевцовой — им по тридцать. Но в роли неистовых вакханок и они смешны. Худрук привел троих из театрального училища. Но они лишь заполняют фон да мельтешат на пиршествах. Разнузданность, бесстыдные ужимки — это не игра. У меня там крошечная роль. Так что не знаю, как мы извернемся. У отца застопорилась диссертация, а нынешний его оклад…
— Это как раз и подтверждает, что я на правильном пути, — перебила дочь. — Второго прилетает Сабина. У нее большие связи…
— Не обнадеживайся зря. Горские не из тех, кто помнит, кому обязаны успехом. Когда отец был в силе, он сделал все, чтобы они открыли банк. А когда он потерял влияние…  Да что там говорить. Держись от них подальше. Эта семейка вознеслась не по заслугам.
— Но при чем тут Сабина? — Клара передернула плечами.
— Судя по ее замашкам, она недалеко ушла. Якшаться с ней — себя не уважать.
— Сабина — личность. Ее картины выставлялись в Лондоне.
  Мать будто испробовала уксус — ее лицо перекосилось.
— А ее привычки? Эти представления на Крымском, когда она распишется под зебру и начинает толковать про свой особый стиль, гоголем кружа среди поделок? Ее экзерсисы в Манеже, где все замешано на половом влечении?
— Эпатаж — не более... — Клара промокнула крем и запылила пудрой. — К нему я отношусь терпимо.
— Личности они…  Не этим надо эпатировать… — ворчала мать.
  Клара резко поднялась.
— Из-за излишней щепетильности мы и прозябаем в нищете! — Она с размаху швырнула косметичку. — Вы с папой не вписались в новый курс — а отдуваться мне… И я не осуждаю вас, а что-то делаю…



 / продолжение/