Пигмалион в современном интерьере 6

 
 
                6 глава

                БЫЛА БЫ ИНИЦИАТИВА ... А НАКАЗУЕМОСТЬ -
                КАК ЧЁРТ ИЗ ТАБАКЕРКИ ...
               
        Работа была нудной, утомительной и тяжелой, но Машка не уходила из упрямства и мизерной надежды на чудо. К тому же, отдать шесть бутылок и бросить копанье на полпути, было несерьезно. А бутылочный стимул, кстати, начинал уже иссякать – всё ближе и ближе слышалось урчанье бульдозера … все чаще и чаще к Ивану подходили водители мусоровозов … все крупнее и крупнее становился между ними разговор – искалась иголка в стогу сена ...
      
        Мусорные друзья Ивана, интуитивно поняв, что предмет поиска нужен и Ваньке, переместились к нему, а Люська, в пылу очередного разбора Голотелова с водилой, где они уже хотели схватиться за грудки, увела шоферюгу под ручку, пообещав «дать не по пьяне и сей же момент». Водила глупо растянул до ушей свой щербатый рот, милостливо и скороговоркой спешащего сфальцетил: «Ладно, копайся, пока я буду занят», и приблатнённой походкой, изображая элегантность – оттопыренным мизином левой руки утюжа воздух, а правой …, обняв Люську и нависнув над ней, предвкушая неожиданно подвернувшийся блуд, повел расщедрившуюся в храм любви, а попросту в сарай, на полосатую, всю в буграх, пятнах и разводах общественную ведьму, раньше, в благополучном мире, гордо именовавшуюся тюфяком.
      
        … Упакованный в поиски второй день кончался, когда после очередного гребка лопатой, Иван взглядом наткнулся на край прозрачного мешочка с  какими-то баночками, резиновой грушей и чем-то плоским и красным …
      
        – Неужели нашел? – подумал Голотелов, бесстыдно вспомнив обещание награды «цыганочкой» в собственной примитивной трактовке натурального исполнения. Пакетик был аккуратно схвачен резиновым кольцом, какими обычно женщины собирают волосы в лошадиный хвост, а поэтому содержимое пакета от окружающих нечистот совершенно не пострадало. Из мешочка на Ивана пахнуло кожей, резиной и чем-то незнакомым, что его и взволновало – это был запах чужого благополучия …
      
         ... А рядом уже стояли Машка и мусорные братья … Поднялся гвалт … Картофель, на правах эксперта, завладел красной книжицей и прочитал тисненые буквы – Ди-и-ипло-о-ом … – открыв его – настоящий диплом выдан Егоровой Галине Ильинишне в том, что … – все, затаив дыхание, слушали Картофеля и, не мигая, с напряженным вниманием смотрели ему в рот. Для них это был не документ, а нечаянно открытое окно в чью-то удавшуюся жизнь, из которой они вывалились, каждый по-своему очутившись на свалке.
      
        ... – Да-а… – вздохнул эксперт и, зачем-то понюхав корочки, протянул их Ивану – держи, может и подфартит! – а Артист, дополняя – был бы человек хороший – и подумав – умная наверно, красный диплом круглым отличникам выдают – Картофель же возразил – не скажи! Иногда отличника нельзя отличить от дурака – оба круглые … –
      
        … И никто не заметил как от компании отделилась Машка и пошла к воротам счастливая, что за шесть пузырей спасла свою честь …
      
        … Весь вечер Иван провел в подготовке к завтрашнему свиданию. Спрыснул и аккуратно разгладив (что заменяет утюг), повесил на высушку бобочку в крупную синюю клетку (а других выходных рубашек у него не было), выволок из-под топчана фанерный скрип и после долгого копания в нём, вытащил на свет божий американские джинсы и офицерский ремень со старинной, дореволюционной солдатской мойкой, на которой красовался герб Российской империи, как эта бляха досталась Ваньке – это целая история, и не об этом сейчас. Кроссовки вот, не надо искать – они, всегда помытые, стоят на стреме под топчаном …  Даже умылся с мылом, а Артист, дурашливо щелкая ножницами, на висках и сзади аккуратно подравнял ботву.
      
        Утром, всеми неузнанный, он уже дефилировал между кучами, держась поближе к воротам. На вопросы (и ехидные, и приветливые) односложно отвечал, тайно поглаживая в правом жопнике (да задний же карман на джинсах, какие вы не догадливые…) галкин диплом, лукавив выворачивался – ... день рождения! ... –   
      
        … Уже Шурики, съездив в ресторан, пошли с ежедневным обходом свалки, собирать оброк …
      
        – Значит уже больше часа – тоскливо понял Голотелов. Кстати, после визита Пигмалицы три опричника стали обходить Ивана стороной, но зато с других, чтобы Князя не расстраивать, требовали чуть побольше …
      
        … А «цыганочка»-то все не появлялась … Часам к трем подошла Люська, протянула ему книгу – С днем рождения! ... – Это был даже не подарок, ему все, зная книжную странность, несли найденные книги, но с днем рождения Люська, конечно, перегнула – так Иван же утром сам сказал. – Из-под бульдозера еле выдернула – продолжила Люська, а «именинник» вслух прочитал – Эдгар По … – Потом, криво усмехнувшись, пробормотал – спасибо – и сунул ее под мышку. Люсьен передернула плечами и обиженно отошла, а Иван, продолжая «мерить расстояния между кучами» и помня профессиональные наставления Артиста по общению с барышнями, представлял (все еще) свою встречу с Галиной.
      
        – Язык у тебя начитанный, только разговаривай поестественней – подравнивая иванову ботву на висках, гундосо бубнил Артист – тогда не будешь запинаться. Или внутренне держи себя свысока – тоже помогает для раскрепощения … Если будешь раскован – будешь и языком владеть, это золотое правило актера –.
      
        Но Артист старался зря … Зря сверкала бляха … Зря кроссовки брезговали липкой грязью … – она не пришла …
      
        – Ты, Ванька, не обижайся, но чтобы добровольно увидеть твою рожу вторично, –    глубокомысленно в стакан крепчайшего чая бубнил Артист – надо быть или отчаянным храбрецом, или эстетствующим извращенцем. А ни то, ни другое твоей барышне не подходит.   
      
        – Скорей всего она плюнула на тебя и будет рожать дубликат – задумчиво, лежа грудью на столе и пристально следя за подвернувшимся под заскорузлый палец тараканом, промямлил вечно помятый Картофель. Таракан отчаянно буксовал лапками, лупил винные и чайные разводы стола усами, видимо не желая прощаться с жизнью, а картофельный бунтарь, энергично посверлив грязным мизинцем глубоко в носу и внимательно изучив его вынутым, философски продолжил – Богу – богово … Кесарю – кесарево … а теряющим дипломы – дубликатово … – и, с глубоким вздохом отпустив жаждущего жизни прусака, ни к селу, ни к городу, имея в уме что-то свое … отрезюмировал – я вот тоже не сумел обойти кой-кого … А ты, Ванька, ох и остолоп – в тебе есть одна очень уж вредная черта, которая в конце концов тебя и погубит … Это твоя честность … Нет!... Эту роскошь в себе можно культивировать, но с одним условием – имея в гомоночке гульдены, а твои карманы – родной дом сквознякам … – прижав следующего усача и, потеряв нить рассуждений, Картофель поморщился – о чем это я? ... Да … о честности … Ведь на тебя противно смотреть!... Ведь ты уже обдумываешь где и как будешь искать эту дипломированную курицу … Наверно завтра же и пойдешь! –
      
        … Картофель знал, что говорил – не одну кучу мусора с Иваном перебрал … И сейчас не ошибся – уже утром Голотелова не было на свалке.
      
        Ванька же знал, что делал. Адрес Галкиной хаты из разговора с Машкой был известен, а уж выследить человека ему, знакомому с ремеслом вора и бандита, не представляло особого труда … И он ее нашел … Нашел через день … Поздним вечером ...
      
        Так же одетая, как и при первой встрече, она шла, беспечно держась за локоть молодого человека, крупного атлетического сложения, к виду которого очень удачно подходил один афоризм, где-то вычитанный Иваном – «В здоровом теле – здоровый дух, но сплошь и рядом – одно из двух …». На его породистом красивом лице было недвусмысленно написано – Заплачу любую цену, но она будет моей! На что Галкин вид (так же недвусмысленный) говорил ну совершенно другое – Заплатить-то ты естественно заплатишь, но по другой статье, для того, миленький, чтобы я тобой командовала … –
      
        И так, каждый при своем мнении, пока устраивая друг друга, парочка шла, весело флиртуя и не помышляя, что судьба уже приготовила всей тройке неожиданный сюрприз и пакостно ждала, когда же они сойдутся …
      
        … Голотелов знал, что оба эти дня был бельмом на глазу всех скучающих пенсионеров двора. Но что делать – двор сквозной, а за шестью подъездами сразу не уследишь. Вот и курсировал соискатель неприятностей по запретной территории, раздражая пожилых обывателей, что с нетерпением ждали подходящего момента для расправы с чужаком. И момент настал …
      
        … Иван сразу узнал Галку и пошел навстречу беспечной паре, а она ( пара), увидев перед собой не очень уж приятного (мягко-мягко выражаясь) человека, а попросту классического уголовника и не желая осложнений, машинально свернула к бордюру. Но тип и тут вырос перед ними, уверенно потянул девушку за локоть и предложил ей пару слов, на что Пигмалица, конечно же не узнав Ивана Нектовича, резко выдернула руку и спряталась за своего громадного спутника, а Ванька, получив тренированный удар в зубы, все-таки устоял на ногах, поскольку в последний момент ушел бестолковкой вправо, этим спасая свой щербатый частокол, вертикальное положение, а заодно и направляя кулак слона вскользь по челюсти …
      
        …Что и говорить… – удар был профессиональным, до автоматизма отработанным в спортзале на мешках да грушах … Так ведь Иван-то учился по другой грамоте и его ответ под дых произвел и на противника, в натужном мычании, с выпученными зенками, зажавшего свой живот, и на кухонных зрителей, мгновенно, в алчном любопытстве сплющивших вспотевшие носы о стекла окон, огромное впечатление, а ядовитая старуха по прозвищу «Скупидомиха» (статистика таких насаживает по одной в каждый двор) хладнокровно подняла телефонную трубку …
      
        ... Драка была на удивление джентльменской – без ног и подручных средств, но со  щедрым отрыванием рукавов и раскваской всех мало-мальски выступающих атрибутов физиономий. Иван изначально защищал себя, а его оппонент – свою даму, которая забежала домой и первым делом схватилась за телефон. Но ей ответили, что уже … уже выехали … Галке и в голову не могло прийти, что этот, нормально одетый … –  ни кто иной, как та самая мусорная обезьяна с пузырями колен и отвислым задом …
      
        … Весовые категории их были явно разными – утильщик весил килограмм на двадцать меньше, но изворотливостью и хитростью наголову превосходил этого амбала. Зато галкин жених имел солидный удар … Но опять-таки, зачем он нужен, если эта обезьянья харя мгновенно уклоняется от пудовых колотушек, заставляя красавца попусту тратиться в силах, к тому же каждый недошедший удар распалял его, уже задыхающегося, все больше и больше …
      
        … И в тот момент, когда Ванька понял, что слон иссяк и уже не представляет серьезной угрозы, вплотную занялся косметической обработкой жениховской физиономии …   
      
        Иван остервенел по той простой причине, что этот красавец не разбираясь, твердо зная, что кулаки его никогда не подведут, сразу распустил руки, чем и перечеркнул разговор Ивана с «цыганочкой». Всю нахлынувшую на него обиду за несостоявшуюся беседу и один свой, все-таки заплывающий, глаз мусорщик вкладывал в удары, а слон теперь только мычал, бессмысленно пялил в пространство глазами навыкат и, после каждого удара, оседал, но не до конца – утильщик успевал поймать его за селедку – единственное, что уцелело на хахале, но превратилось в грязную тряпку …
      
        … Все кончилось для Ивана неожиданно, вернее раньше, чем он предполагал, а для хихикающей Скупидомихи – тайного союзника галкиного жениха … ожидаемо – подъехал коробок, разухабистые снегири запихали оппонентов в машину и весь двор, искренне сожалея, что так быстро закончился спектакль, в глубоком сожалении вздохнул и прекратил насиловать кухонные окна вспотевшими от переживаний носами до будущего инцидента.      

        … В отделении им в разных комнатах учинили допрос, пока без пристрастья, «Слон» назвался, попросил позвонить по серьезному номеру, после чего сержант извинился, взял под козырек и даже предложил подвезти домой …
      
        … У Ваньки же отобрали диплом, на всякий случай бляху с двуглавым орлом, милостливо оставив сам ремень, а когда составлялся протокол задержания, опять же на всякий случай, накрапали, что оказал серьезное сопротивление, что при обыске нашли ворованный диплом … (каждый судит в меру своей испорченности) и что изъято холодное оружие …
      
        – А где оно? – округлив глаза, спросил молодой фараончик, на что сержант беспечно улыбнулся, кивая в дальний угол – … во-он из того сейфа хоть сейчас кнопарь достанем –
      
        На утро галкин диплом и копия протокола задержания уже были на столе в кабинете Ильи Сергеевича, а он сам рокотал в трубку начальнику РОВД слова благодарности, что, мол, за ним не заржавеет. Прощаясь, он вдруг спохватился – Коль! Отпустил бы ты этого парня, он же не виновен … нашел на городской свалке и вчера хотел отдать. Это домработница, курва со зла выкинула … Да я уж тебе говорил – дочь ходила на свалку и попросила этого мусорщика поискать … но видишь как вышло неудачно – Галка его не узнала, отсюда и драка – На эту просьбу телефон прохрипел – … Илья, ты же знаешь, что машина заработала, как выражаются в верхах, «процесс уже пошел», но для тебя постараюсь … со стопроцентным результатом – Илья Сергеевич положил трубку, задумчиво забарабанил пальцами по найденным корочкам и спросил у бронзового маятника солидных напольных часов  – Интересно, что же этот свин потребует у меня? – В ответ часы вздохнули и с глухой солидностью, отбив полчаса, коротко дали понять, что можно не сомневаться – потребует далеко не безделушку …
      
        … В полдень Иван к своему великому удивлению был выпущен. Прекрасно зная повадки мусоров, Голотелов не стал возникать на счет двухорловой бляхи  – спасибо, что беспаспортного, да не засадили …
      
        … Две недели утильщика не отпускал фингал … Две недели его вывеску какими-то мазями обрабатывала Люсьен. Каждый раз, зная, что в этот момент он никуда от нее не денется, бесовка выговаривала в его адрес длинные, сердитые тирады, смысл которых сводился к расхожему бабьему тезису – «вот как бегать за чужими юбками!», а он, затылком утопая в мягких люськиных коленях и, находясь в сладкой дреме от ее проворных и ласковых пальцев, сначала внутренне сопротивляясь, а потом, устав и медленно подчиняясь возникшим видениям, представлял, что это уже не массаж, а желанные ласки любящего человека … и не Люськи … при чем же тут Люська? ... А той, которой он так неудачно (но зато с каким шумом) отнес диплом … Очнувшись после процедуры, Иван пристально оглядывал свой паспорт, пялившийся на него из мордоглядика, говорил, что фингал уже зеленеет. Надев черные очки, сухо и свысока благодарил Люську, на что та, тоже коротко, ему отфутболивала – … не кашляй … –  После таких любезностей оба расходились по своим делам … Ах, Иван-Иван!!! Если бы ты знал, что спрятано за этим «… не кашляй …». А может это и хорошо, что не знал? ...
      
        … Кстати, никто не ведал, каким ветром занесло Люську на свалку, а не проявлять любопытства по любому поводу у мусорных обитателей хватало равнодушия (а скорее всего тактичности, но такое слово братьям-мусорщикам было незнакомо и они его всегда заменяли на первое). Правда, Артист, далеко не лишенный профессиональной наблюдательности, заметил перемену в люськином лице, когда в прошлом году на задах свалки прибывший взвод солдат по распоряжению отца-командира, со всеми воинскими почестями, хоронил найденный "куском" окурок на полу ротной казармы. Люськины губы побелели, черты лица исказились в хищную некрасивую маску, баба мелко затряслась всем телом, сорвалась с места и с хрипами в горле – … не хочу-у! ... – убежала в сарай …
      
        Насколько Альберт обладал наблюдательностью, на столько же был напичкан беспардонностью и не из любопытства, а из необъяснимых побуждений, двинул вслед за Люськой.
      
        Что там произошло дальше, Артист умалчивает, но буквально через минуту дверь, под ударом, видимо, старой колченогой банки (поскольку это единственная табуретка уже со сломанной ножкой тут же брякнулась о порог), распахнулась и, обиженный в своих лучших чувствах, Альберт Сазонович с недоуменной миной выскочил ошарашенным из сарая … и вскоре, уже успокоенным и махнувшим на люськины причуды рукой, с интересом и хохотом наблюдал погребально-воспитательный ритуал Советской Армии …
      
        … Выслушав альбертовый рассказ о люськиных странностях, Иван подытожил: «Что ж тут непонятного – протянули ее солдатики однажды кутком, вот она и вспомнила, увидев крёсных … Такие дела часто мокрухой кончаются, а тут, скорей всего, шухер раньше времени поднялся, вот они и замочили рога, не успев забить ей лафетник между ног – на немой вопрос Альберта пояснил – ну, кто последний трахает, тот и ставит точку –  своими руками забивает стакан … иногда распитую ампулу, ну что под руку попадет … куда-куда … в котлован между подставками … откуда дети на свет лезут – какой ты непонятливый. А здесь, вишь, – кому атас неожиданно зацинковался, а кому подфартило дальше жить … счастливая Люська, но жизнь у нее, по этому случаю, вышла некудышняя. Когда молоденькой была, небось и не помышляла, что очутится с нами … Ты ее не обижай, Артист, – она не жучка –  чужого не возьмет, и не какая-нибудь бикса – собой не торгует, когда тверезая,в себе человека блюдёт.» И вдруг поймал себя на мысли: « … интересно, когда же она в последний раз была в трезвости?...»