рисую снова

заходит пожилая женщина. на вид лет 90. я вскакиваю, предлагая ей сесть - скорее, от греха подальше, чем из вежливости. выслушивать ворчания и ругательства в свой адрес - не то настроение сегодня. она ласково говорит "спасибо" - что меня безмерно удивляет - и присаживается. я стою рядом. она маленького роста, горбится, опираясь на трость, - типичная бабушка. поезд останавливается, слева от нее освобождается место. она кивком указывает мне на него. я ошарашенно сажусь. по-моему, неожиданно в наше время обнаружить в каком-либо общественном транспорте настолько добрую женщину ее возраста. никакого привычного бормотания и угрюмого выражения лица и в помине нет. и вот я усиленно пытаюсь обосновать себе, почему она такая.
искоса поглядываю: одежда самая простая, в трости ничего необычного - а более и рассматривать нечего. но все же я ловлю еще две детали - кольцо на безымянном пальце правой руки и блеск в глазах. казалось бы - всего-то, но я вспоминаю игру, придуманную мною относительно недавно, но так и невоплощенную в жизнь. суть заключается в том, чтобы просить случайных пассажиров научить меня чему-нибудь. будь то история с моралью, какое-нибудь действие или же просто совет - не важно, хоть маломальски полезное. меня цепляла идея, но я понятия не имела, как к ней отнесутся окружающие, как к ним подступиться, чтобы меня правильно поняли - в целом, смелости не хватало для первого рывка. но теперь рядом сидел мудрый, явно непохоронивший свою душу человек. 
я осторожно поздоровалась с ней, подвинувшись чуть ближе, чтобы голос не затерялся в шуме метро. она кивнула, улыбнувшись. "вы любите игры?" - вырывается у меня, и я моментально хочу засунуть эти звуки обратно, но тщетно. "да" - и глаза ее загораются пуще прежнего. тогда откуда ни возьмись появляется храбрость, и я объясняю ей правила. 
она предлагает одно условие - я обязана прислушаться и вынести урок, воспользуясь им на практике. я соглашаюсь. иначе каков же смысл?

"это был 1944 год."
у меня внутри все содрогается. я ни черта не смыслю в истории, но о Великой Отечественной я, конечно, знаю. 
"мне было 17 лет." 
в уме быстро подсчитываю: сейчас ей 84 - выходит, война и украла лет 6. 
"и спустя 2 года я стала по-настоящему жить." 
и она начинает рассказывать обо всех тех страхах, ужасе, крови и смертях.
она почти шепчет, я вынуждена сидеть вплотную - а от нее пахнет духами. духами, а не тем неприятных запахом, которым обычно веет от стариков. 
она говорит о том, как ее любимого мобилизовали. и как она бежала в военкомат, записываться в добровольную армию. как она кричала со слезами на глазах, что все выдержит, все стерпит - но только с ним. и как ей отказали. она теребит кольцо.
я слушаю про боль и думаю: откуда тогда вокруг глаз у нее столько морщинок? всегда считала их показателем количества улыбок в течение жизни. но после такого?
и ее уст льется о том, как ее назначили медсестрой, и каждый божий день был ожиданием и надеждой на то, что, возможно, любовь ее попадет именно сюда, и с раной в руку - но не в сердце.
я проезжаю свою станцию.
около года прошло с посвящением себя чужим жизням, отсутствием времени для оплакивания мертвых и мыслью "а сколько осталось мне?". в итоге, она спаслась лишь чудом. и долго ждала возвращения или хотя бы письма от родного - дарителя того самого кольца. горечь была сильной только вот теперь она переросла в благодарность за все, что было, но прошло. "после окончания войны я вздохнула свободно впервые за долгое время. и осознала, что, раз уж мне удалось помочь стольким людям и выжить самой - то все не зря. нельзя растрачивать спокойное время впустую."
у нее молодые глаза. и такие живые.
"а сейчас я еду на наше с ним место. у него сегодня день рождения." - сопровождается задумчивой улыбкой. проглядывается еще морщинка.
и я понимаю - духи и кольцо.
и становится стыдно за все брошенные слова или, наоборот, несказанные, семейные и дружеские неурядицы и ссоры, за потерянные минуты.
до меня доносится "береги себя".

а отражение в стекле напротив почему-то плачет.