Тюльпановые шипы

Как мне это назвать,
человек 33 черты,
Любовь или ненависть ты, папара-пам.

Хотелось бы знать: остаться мне или бежать,
Спасаться или продолжать, папара-пам.

Умеешь ли врать, поймёшь ли ты мои шутки,
 Или вдруг ты зануда жуткий, папара-пам.
 
 И как мне понять, увижу ли в небе алмазы,
Или ревности дикой гримасы, папара-пам.

Я, наверное, не буду пить – это вряд ли поможет,
 От катания на карусели, мурашек по коже,
Так приятно смотреть на тебя, сидя тихо в сторонке,
Наблюдать твои взгляды и жесты в замедленной съёмке.
Я не выдам себя, осторожность моя не напрасна,
Чем приятней начало, тем гаже финал и ужасней.
 Лучше спрячу жемчужину обратно в ракушку,
И швырну на дно в глубину, так сделать нужно.

Должна я сказать, я – 32 шипа,
Шипы-поступки, шипы-слова, папара-пам.
Попробуй понять: остаться или убегать,
Спасаться или продолжать, папара-пам.

Я – 32 борьбы, драться лучше, чем хныкать и ныть,
Побеждённых легче простить, папара-пам.
Издержки судьбы закалили пинки и обиды,
 Систему личной защиты, папара-пам.
Flёur – Человек 33 черты.
Тюльпановые шипы.

Розы цветут. Их лепестки нежны. Но у роз есть и шипы. И они остры. Трудно безнаказанно сорвать розу, не повредившись при этом. Именно поэтому с розой нужно быть осторожным. У тюльпанов же, нет шипов, и они беззащитны. И с ними мы обращаемся без опасений. Они доступны. До определенного времени. Иногда, наступает момент, когда и у тюльпанов вырастают шипы. И они перестают быть такими же доступными, хоть и сохраняют всю свою нежность, и красоту.
Они все так же ярко выглядят. Цвета все так же сочны, но теперь сорвать их непросто.

Женщины как цветы. Одни цветут, другие вянут. Еще одни только распускают бутоны своей юности. У каждой свой цвет. Свой аромат. Свой характер. Гладкий как стебель тюльпана, или колючий как у розы.

Эти цветы выросли в разных условиях. Кому-то воды тепла и понимания было достаточно с самого начала. У кого-то их было в избытке. А некоторые цветы завяли сразу. Для них воды не нашлось.

Юность одна, и молодые хризантемы, гладиолусы, нарциссы, ромашки, все они разные. И в то же время у них есть нечто общее. Красота тоже бывает разная. И рядом с пышной, красной розой полевая ромашка выглядит невзрачно. Но в поле, качаясь под крылом ветра и клоня белую головку в сторону, она прекрасна. Каждому своя клумба. Своя оранжерея. Свое поле.
И неважно кто, где вырос. Метаморфозы одни и те же. Природа берет свое.!

Девушки!переживают, принимая все близко к сердцу. Они живут чувствами. Прекрасная пора ощущений.
Спустя некоторое время к чувствам добавляется что-то новое. Не очень знакомое, но явно нужное. Еще чуть позже это новое обретает название – недоверие. То, что появляется совершенно оправданно. Ведь мир так непредсказуем. А они были  так доверчивы.
Чувственность начинает медленно угасать. Нет, не до конца, но появляется момент взвешенности. Чувства уже не живут чувствами, в них прокрадывается мысль. Мысли. Девушка чувствует и думает уже поровну. Баланс спасения от того что уже было. Система личной защиты. От сердечной боли и душевных встрясок.

Цветы распустили бутоны. Они выглядят великолепно. Но, как известно самая красивая пора для цветка, часто и самая короткая. Буйство красоты, апофеоз изящества, подходит к концу. И начинается следующая фаза. Увядание. Медленно, очень медленно. Практически незаметное, и едва-едва ощутимое. Пройдет достаточно много по меркам цветка, и тем более по меркам человека, чтобы это стало заметно, внешне. Внутренне это ощущается намного сильнее.

И вот уже не юность, но и до старости далеко. Как букет, который немного пробыл в душном помещении – он поблек, слегка привял, но мы все равно видим ту красоту, которую он в себе нес изначально. И мы признаем ее.
Женщина- цветок, так и не найдя достойного хранителя ее души и того единственного что у нее  нельзя было отобрать никому, кроме времени, в этот период часто остается одна.
Где та чувственность. Где приятная дрожь ожидания. Где те о ком она мечтала. Те, кому она отдавала самое дорогое – себя.
И уже близок звук ножниц садовника – под лезвиями хрустят стебли. Мечты и надежды начинают усыхать, словно нижние листья. Нижние листья всегда вянут первыми.
Наступила пора, когда вся острота юности переживается вновь. Только быстрее, и немного стерто. Совсем чуть-чуть, но это чувствуется. И снова ночные звезды притягивают к себе взор, слышится музыка, звучащая в унисон с душой, и ощущается уверенность. Уверенность и понимание того многого, что раньше понимать не хотелось. Было время на это. Теперь времени мало. И это многое значит для нее.

Это вторая часть жизни после лучшей. Рестарт с новыми качествами и возможностями. И здесь должно придти то, что должно придти. Предпоследняя бесконечная попытка.
Становится трудно что-то менять, и трудно меняться. Больно расставаться, но привыкается привыкать к одиночеству.
Жизнь не кажется мрачной, но ощущение, словно чего-то не хватает. И временами ее посещает мысль – а изменится ли хоть что нибудь?
Цветок полили, и он ожил. Поднялся. Расправил листья, и подставил их солнцу. Он долго сопротивлялся засухе, настойчиво впитывая корнями ничтожную влагу сухой почвы. Это выживание не могло длиться долго. И когда лепестки его начали сворачиваться, бутон поник, о нем вспомнили. Его нашли. О нем вспомнили, и теперь не забудут. Его стойкость не подвела то, ради чего он боролся. И когда шансы попасть в альбом гербария или на свалку были как никогда велики, ему не дали засохнуть. Не дали умереть. Если бы у него была душа, я бы назвал это силой духа. Главное верить в себя. Верить, и то, что казалось фантастически недостижимым, станет реальным.

Dunhill Maklaud
17/08/2010