От Сталинграда до Люксембурга. ч13 Катюша над Люкс

          «КАТЮША» НАД ЛЮКСЕМБУРГОМ

       Грохот взрывов и дикий вой сбросил девчат с нар на пол. Кто-то зажимал уши от страха, кто-то пытался спрятаться под нары, а такие, как отчаянная Катюха,  высовывали головы в окна и старались разглядеть, что же там произошло… Сквозь тучи дыма  и пыли видны были на небе летящие крылатые бомбардировщики…   
     Доносились истошные крики на заводе
          - Fliegeralarm! Fliegeralarm! Воздушная тревога! Воздушная тревога! 
   
          Татьяна выглянула.
      В небе, распластавшись по 5-6 самолетов, шла эскадрилья. Одни пробомбили и возвращались, улетали, следом за ним летели другие -  и тоже сбрасывали бомбы… И так друг за другом шли, и часто…
      Немецкие солдаты в лагере суетились, бегали, грозили оружием  военнопленным не выходить из  своих бараков. Взвыла сирена, за ней другая…

       Опять загрохотали взрывы…
       Тогда девчата ломанулись, кто куда, выпрыгивая через  окна, рвались через двери и кинулись гурьбой в лес, подальше от того кошмара…
       После бомбежки все вернулись обратно в лагерь. Все там осталось, как было, только полицая на вахте, как ветром сдуло.

        Налеты, а теперь все знали, что бомбят союзники англичане и американцы, повторялись все чаще… Девчата хоть и боялись, но радовались, что немцы запаниковали. Значит, чувствуют свой конец…
         - Вот погодите, расправятся с вами, немчурой, как повар с той картошкой!..

     Мать вспоминала, что во время наступления американских войск  в сторону Люксембурга, союзная авиация, бомбившая промышленные предприятия, наносила по ним  точные удары.
       В частности, ни одна из сброшенных ими бомб не упала на территорию лагеря, где находились узники. И она полагала, что, наверное, летчики знали заранее и имели четкое указание не проводить бомбометание рядом с трудовыми лагерями. 

        А завод продолжать дымить, не прекращал своей работы по выплавке стали,  поскольку процесс шел непрерывный, и его нельзя было сразу прекратить либо сразу потом возобновить. Столовая, девчата и парни продолжали трудиться. Ведь здесь кормили. Ходили по-прежнему трамваи с рабочими.
      А что творилось на фронтах, девчата знали мало-помалу. Работавшие  на заводе рассказывали Марии, Бэби и другим женщинам, а они передавали новости заключенным. Люксембуржцы и раньше ловили втихую по радиоприемникам «волну», поэтому девчата были  в курсе, где находятся наши войска.

      Взгляд из Германии. Лагерь Тельтов. Остовка из Сталинграда Н.Панич.
«Благодаря эмигранту прежних времен из России Алексу, который тоже здесь работал, нам удалось узнавать сводки Совинформбюро. Легче становилось на душе, когда он сообщал нам об успешном продвижении советских войск к Берлину, снова появлялась надежда выжить».

     С каким нетерпением  Татьяна и подруги  ждали  новостей о продвижении советской армии и англо-американских войск! Господи, неужели когда-то наступит и для них свобода!

      В один из дней опять шум и крики. Переводчик Никольский, пот по лицу, через плечо ботинки перекинуты, бегал  по бараком. В  руке пистолет  и кричал на девчат:
       - Выходи! Кто не выйдет, того не возьму, подыхайте тут!..
     Девчата из Западной Украины, всхлипывая, потянулись из бараков. Он их выстроил и повел из лагеря… Куда?
     - А хлопцы, те мигом  раскрыли ворота,да тикать в лес и мы  за ними, -
волновалась мать, вспоминая. - Так мы сбежали от Никольского. Чтобы немцам в лапы опять не попасть. 
 
      И как в воду глядели…
  Через несколько дней после первого бомбового налета скрывшиеся из лагеря немцы внезапно нагрянули на легковой машине. И сразу учинили стрельбу из автоматов во все стороны! По баракам!
        - Я через окно, босиком драпанула в лес, другие тоже, как нас  только не постреляли, - продолжала  мать, - потом я с перепугу забежала в какой-то дом. Зашел хозяин. Его жена видела меня, не выгнала.
       Слышу, говорят: «Кайне шуге». Без обуви.
       Отсиделась я у них и вернулась в лагерь свой.
       Оказывается,  немцы в этот раз погрузили на маневренный паровоз, что был на заводе,ящики с гранатами, поверх посадили хлопцев наших – и вывезли. Повезли  все на прицепленных к паровозу открытых грузовых площадках.
               
         А потом в город вступили американские войска!
         Мы кинулись смотреть. Там шли солдаты в светло-зеленой форме. Одни из них были белые, другие же темные негры. Люди из лагеря бросались к ним, жали им руки, говорили теплые слова. Хотя никто не знал ни слова по-английски, а наши спасители ни слова по-русски. Но мы так хорошо понимали друг друга! Американцы улыбались,  негры - рот до ушей, говорили: «Рашен, рашен  (русские, русские)". Они совали нам, у кого что было: плитки шоколада,  банки консерв, пачки сигарет и печенья…   
       Господи, я, как и все девчата, обрадовалась, что от немецкой неволи освободились! Порою просто не верилось!..
        Но уже беспокоилась, а что же дальше с нами будет?..
        Кому мы тут нужны? Как домой попасть, добираться, война-то, она  идет. На дворе сентябрь 1944 года…

        Взгляд остовки из Сталинграда Н.Тихоновой. Лагерь г.Милау.
       «…Нам сообщили рано утром, чтобы мы не ходили на работу, а собрались с вещами и вышли во двор… Вдруг налетели американские самолеты и начали бомбить. Мы вce убежали обратно в лагерь. Наши бараки и фабрика остались невредимы. После мы узнали, что нас хотели отвести в лес и расстрелять, но не успели.
      Вслед за бомбежкой, к вечеру, вошли американские войска. Всех женщин угостили шоколадками, а мужчин папиросами. На территории нашего лагеря осталось (точно не помню) человека четыре американцев. Расположились на траве, накрыли стол, где была водка и закуски. Пригласили наших мужчин, сидели, выпивали и расспрашивали наших мужчин: как мы жили, чем кормили, как к нам относились?» 

      В Диффердингене американские солдаты были здоровые, крепкие ребята, на них ладно сидела форма. В обслуге у них были негры, шоферами на джипах. Они заваривали на нашей кухне  вкусный кофе, мыли здесь свою посуду…

        И вдруг в столовой появился… начальник лагеря Мопи. Когда я увидела его, то даже дернулась в сторону.
      Но какой же был этот Мопи, бывший эсэсовец, а?..
      У меня глаза чуть на лоб не повылазили! Мопи был… с одной половинкой прежде  роскошных усов. И то этот огрызок поник вниз. А второй половины уса у него вообще не было. Она была сбрита подчистую.
      За его спиной ухмылялись два молодых люксембуржца  в гражданском с автоматами в руках.
       А этот старый Мопи тащил здоровенные бидоны-термосы для еды, потом поставил их на ручную тележку и покатил на себе по улице в Диффердинген в сопровождении «почетной» охраны. Сам он еле ноги таскал, шаркал по асфальту…

     Ох, отходчиво сердце   женское! Мать, старенькая и седая, сидя у зимней печурки в  засыпанной снегами степной Новокиевке,  в говорила мне:
     - Несмотря на то, что он тогда ударил  меня, мне было очень жалко Мопи. Весь он был какой-то   понурый и седой. Осунулся. А теперь его выставили на посмешище с одним усом, тележкой  и баландой на весь город. Его ведь здесь хорошо знали. Какой позор старику!
      Мопи оправдывался, что сейчас ему плохого не сделают, ведь он не обижал русских.   
          - Я действительно не слышала, чтобы он издевался над пленными или гражданскими, - вспоминала мать. - Говорили, когда пришли американцы, то люксембуржцы пришли за Мопи на его квартиру. А он закрылся и не пускал их. Так они взломали дверь и вытащили его.  Больше я того Мопи не видела…
       Всех, кто прислуживал немцам, как Мопи, люксембуржцы собрали в одном помещении  и вроде бы били и ставили к стенке, пугали… 
     Как автор, добавлю, что, в Люксембурге  находились и советские немцы, которые перешли на службу   в гитлеровские войска. Так, оттуда были  доставлены в сборный лагерь № 2 в Брюсселе с целью возвращения в СССР таковых 11 немцев.
   - Одну  беспокойную ночь я ночевала у люксембуржцев, - рассказывала мать.-  Кто-то из местных жителей пригласил. У них была  квартира. Все в ней было. Плита большая газовая, на ней они варили и воду грели. Во второй спальне я спала. Одна в целой комнате. Постелили мне на двуспальной деревянной кровати. Тут же стоял  зеркальный трельяж. Перед этим накормили меня супом и кофе с бутербродом. Вот какие люди добрые были в войну, не то, что сейчас, - и мать махнула с горечью рукой.
       Уже нас не бомбили. Только эскадрильи густо летели на Германию.

       Я внимательно слушал ее дальше…
      - Когда пришли американские солдаты, в столовой нам стали за работу платить небольшие деньги в бумажных купюрах, которые выдавали в бухгалтерии в конвертах.
          Мы были молодые, хотелось радости и дела, и решили  организовать        концерт художественной самодеятельности. Этим занялась такая же остовка, только постарше, Зина. Она на спевке отбирала хорошие голоса. Попала в хор и я.

        Поехали мы выступить в самую столицу, которая называлась так же  - Люксембург. Это километров 20 недалеко от лагеря. Концерт давали в огромных, высоких бараках, крыша была где-то под стропилами - аж страшно… Там же стояли рядами нары. Слушателей было много. Притом разных, всяких, много таких как мы, остарбайтеры.

         Запомнилось, сынок, как пели мы нашу любимую «Катюшу».
 У меня был чистый, такой грудной голоси и я запевала  хору:

         Расцветали яблони и груши,
         Поплыли туманы над рекой,
         Выходила на берег Катюша,
         На высокий берег, на крутой…

   А за мной хор девчат человек пятнадцать как подхватит, аж уши в том огромном бараке закладывает, как заведет:
            Выходила песню заводила,
            Про степного сизого орла.
            Про того которого любила.
            Про того чьи письма берегла.

   Сначала в «зале» было тихо, потом нам стали подтягивать потихоньку и подпевать:
             Ой, ты, песня, песенка девичья,
             Ты лети за ясным солнцем вслед.
             И бойцу на дальнем пограничье
             От Катюши передай привет…

      Тут у кого-то появились слезы на лице, другие застыли и рты раскрыли, заслушались. Мы же, украинские девчата, хорошо пели ее и раньше. И теперь назло всем тем фрицам и их прихвостням, выводили…
                Пусть он вспомнит девушку простую,
                Пусть услышит, как она поет,
                Пусть он землю бережет родную,
                А любовь Катюша сбережет…
 
   И звенела чистыми девичьими голосами, вырвалась на волю из окон и дверей бараков невольников и разлилась над старинными замками Люксембурга песня о верности  русской Катюши, ожидающей со службы-войны своего любимого…

       Так впервые над Люксембургом разнеслась русская «Катюша», ставшая как бы неофициальным гимном молодежи того поколения!
         Сколько помню я себя с малу, именно бодрую «Катюшу» первой  запевали в селе Новокиевском собравшиеся на праздники и гулянья, бывшие фронтовики и  их жены. И она была любимой песней моего отца, он светлел лицом, припевая ее в кругу наших многочисленных родственников и друзей... А мать  с улыбкой поглядывала на него и  пела, пела... вспоминая в степной Новокиевке  о старинно-красивым Люксембурге...
 
           Но чтобы  тогда остаться в живых,  Федору, худосочному  узнику, предстояло  совершить побег из лагеря того сталелитейного завода Диффердингена. Как вы помните, ранее в  двух побегах из плена на этапе ему фатально не повезло…
     Как же сейчас коварная Фортуна отнесется к этому военнопленному?..

 На фото. Исполнительница "Катюши" Татьяна Котова (справа) с подругой.г. Диффердинген

               Продолжение здесь:  http://www.proza.ru/2011/11/23/930