Пена

Вспомни, за этим окном впервые руки твои исступленно гладил, затягиваясь дурманным дымом.  Вспомни, как эти стены пропитывались нашей горечью. Вспомни, как заходилась ты судорожным кашлем, а я поддерживал твои волосы, пока ты выплескивала свою кровь через рот. Вспомни, как в пьяном экстазе закручивались дугой наши тела. Вспомни, как корчилась ты от спазмов, а я старательно копировал твои движения.
Ты постоянно плела венки с полевых цветов. Волошки, ромашки и, конечно же, маки. Ты засовывала один цветок в каштановые прядки и, издеваясь, одевала целый букет мне на голову. А когда я, сердясь, его сбрасывал, - ты надувала губы. Они становились похожими на губки Поночки, наливаясь пухлостью ближе к середине. Я обнимал тебя за плечи, но ты отмахивалась и злобно шагала к речке. Это была исключительно твоя территория и я не имел права даже один шаг сделать в ту сторону.. Я задумчиво жевал травинку, перекатывая ее из стороны в сторону и ждал твоего «внезапного» появления. Проходило полчаса. Я начинал беспокоиться и нервно поглядывать на часы. И ты резко запрыгивала мне на спину, яростно терзая мочку уха. Она не выдерживала твоего напора и кровоточила, а я наслаждался твоей непосредственной радостью. Ты зачарованно смотрела на алые капли, подставляла палец и ловила одну. Она медленно описывала морщинки на нем, а глаза твои блестели так, будто поймали в свой плен маленькую звездочку. Ты размазывала каплю подушечками и соблазнительно слизывала ее. Я видел твой ярко розовый язык и судорожно сглатывал, следя за его передвижениями по пальцу. Ты ехидно смеялась и одновременно краснела. Румянец очень шел блеску в глазах и из просто хорошенькой девушки ты превращалась в невозможную красавицу. Я о таких раньше только в книжках читал. Дальше я наклонялся к губам и медленно целовал. Ты ненавидела нежность, поэтому опрокидывала меня на землю, разрывала рубашку на клочки и царапала ноготками мой живот. Тебе нравилось рисовать выступившей жидкостью узоры. Дорисовав один, ты использовала губы как ластик и начинала новый рисунок. Если не хватало красок – прокусывала кожу глубже, и я извивался от сладостной боли и, следующей после, щекотки. Извиваясь подобно змее, ты накрывала меня своим гибким телом и лежала так минут пять. О чем ты думала я не знал. Может, о том, как тебе со мной хорошо. Может о том, что я бесхребетный слабак и никогда тебе не отказываю в капризах. А может и вообще о пирожках с вишней, которые мы ели вчера. Что творилось в твоей голове не знал никто, тем более я.
Ты могла улыбаться и дружелюбно поддерживать беседу, а в это время раздумывать об новогоднем наряде. Или же говоря об новогоднем наряде, представлять сцены расчленения собеседника. Ты говорила про искусство с восторженными возгласами, а дома распечатывала изображения картин и дорисовывала половые органы на головах изображенных там людей. Ты кланялась мысленно человеку и показывала ему язык на предложенный поход в кинотеатр/ресторан/парк. Ты становилась посреди улицы, снимала осеннее пальто(и это при -5 градусах), включала тяжелый металл и имитировала игру на гитаре. Ночью ты выходила на балкон и кричала ругательства. Ни на кого, просто тебе было скучно. А когда соседи яростно звонили в дверь или кричали злобно в ответ, ты заливисто хохотала и уходила спать, заткнув уши берушами. Твои волосы пахли южными ветрами. По крайней мере, на море я всегда вспоминал тебя. Точнее, шоколадные пряди, которые постоянно лезли мне в рот. А на солнце они становились почти что рыжими. Тогда твое лицо становилось намного хитрее, и ты превращалась в моего любимого персонажа сказок – лисицу. И все в тебе было безумно родным. И твои привычки выдыхать кольца зеленого дыма мне в лицо, хоть я так старательно пытался бросить. И твое еле заметное похрюкивание во время смеха. И твой добродушно-умиленный взгляд, когда я злился. И твое раздражение, когда я пытался тебя пощекотать, забывая про твою нервозность в эти дни. Кстати, про них. Помнишь, как ты любила, когда я снимал тебе стресс массажем? Я целовал пальцы на твоих ногах и знал на ощупь любую шероховатость на коже. И мне не казалось это постыдным, не казалось унижением мужского достоинства и гордости. Я просто любил.
Нам нравилось гулять по, залитым светом цвета коньяка, аллеям. Вечерние огни освещали наши лица приятным оттенком желтого. Словно наполняя светом. Чистым, теплым, согревающим. В животах летали эти противные, цветные насекомые. Но почему-то даже они, ненавистные нам обоим, радовали внутренности касанием крыльев.
Мы отдали половину наших душ в плен наркоте. Разноцветный хаос, переполнение красками, сказочная эйфория. А каким волшебным становился оргазм! Мы превращались в обезумевших зверей, рвали ногтями и зубами друг друга, отгрызая порой целые куски. Пару раз ломали пальцы. На руках, ногах, неважно где. Главное, - тот животный восторг, который мы испытывали, даря друг другу мучительную сладость. Мы изгибались в экстазе целую ночь, не прерываясь ни на миг, даже если простынь пропитывалась кровью и потом насквозь.
Многие не смогут понять эти чувства. А по мне, так это и есть настоящая страсть. Настоящий огонь, пламя, а не едва тлеющие огоньки. Мы могли не видеться месяц, а после вместо жарких объятий при встрече, кусать друг друга чуть ниже уха, но выше скулы. А после ты опять ловила в плен звездочку. Думаю, ты поняла, что я имел ввиду.
Но в каждом сахарном сиропе есть горчинка. В нашем случае, сироп превратился в старую и отвратительную на вкус настойку от кашля. Кончились деньги. Банальная житейская проблема, но на том момент мы были в полнейшей зависимости от наркоты. Она грезилась нам в бессонные ночи и оргазм уже не мог помочь забыться. Мы выкуривали по две пачки в день, не соображая, что сэкономь деньги на них – получили бы дозу. Мы даже додумались варить петрушку – из нее вроде бы тоже можно получить нашу пре-елесть. Не вышло.
Ночь с 24 на 25 августа стала для Нас роковой. Я проснулся от твоего сдавленного крика и… опоздал.
Даже сейчас, спустя два года, я закрываю глаза и раз за разом вижу твои судороги. Вижу  когда-то прекрасные руки, а теперь со вздутыми венами и следами от иголок. Вижу пену в уголках твоего божественно-алого рта. Да, да, алый цвет сохранился. И вижу слезы. Слезы в зеркале, что висит напротив.