Под крылом смерти главы 1-3, 5
Пролог
Осень — самое неподходящее для военной кампании время года. Нет ещё установившегося снежного пути — и уже проезжих дорог, сулящих лёгкие дневные и ночные переходы как коннице, так и пехоте с обозами. Осенью будто всё замирает, по старинному поверью умирая, чтобы возродиться вновь в капели весны.
Рангдар не исключение, в ноябре месяце делать в нём решительно нечего. Разве что греть застуженные кости у камелька в трактире.
Унылая, прилизанная листопадом долина тянулась на многие мили вокруг. Монотонность пожухлой травы и скелетов-деревьев с редкими всполохами побуревшей листвы прерывалась лишь деревеньками и лесами, ставшими неуютными даже для разбойников.
Осень везде постаралась, сделав контуры вещей необыкновенно чёткими, графичными, нереальными. Будто преддверие кошмара или лист с иллюстрацией в фолианте.
Воздух набух влагой, стал осязаемым, тяжёлым.
Всё будто пропиталось обречённостью — и вместе с тем ностальгической грустью по чему-то несбыточному, далёкому. Туман осенних сожалений, так ясно ощущаемый в одиночестве.
Мерзкий, перемежающийся с моросью дождь шёл, не переставая, третий день, превратив дороги государства Рангдар в болото. Такой погоде обрадовались бы только лягушки, пожелай они выбраться из облюбованных мест. Но они не желали, великодушно оставив чавкающее под копытами месиво на откуп людям.
Нечего было и думать, чтобы пуститься в путь пешим: пришлось бы похоронить сапоги в первом же омуте ржавой воды: дожди размыли почву, обнажив глиняные пласты.
Жёлтые мутные лужи были повсюду, грозя поглотить всё и вся.
Холодный северный ветер, словно волк в зимнюю бескормицу, рыскал по городам и весям, пытаясь отыскать мельчайшую дырочку в одежде, чтобы подобраться к человеческому телу и отобрать тщательно хранимые крохи тепла.
Серое, налитое свинцом небо опасливо нависло над землёй, грозясь подмять под себя и скрыть от глаз неясное тёмное пятно на горизонте — древний город Касдан.
Презрев непогоду, по дороге тащились двое в наглухо надвинутых на лица капюшонах. Они надеялись добраться до города прежде, чем небеса разверзнутся и обрушат вниз потоки ливневого дождя. Такой до нитки промочил их позавчера.
— Интересно, кого в этот раз оплакивает старуха Иница? — молодой, ещё безбородый Ешка поёжился под плащом: проклятая сырость добралась до нательной рубашки. — Или это Игнар Смелый решил ополоснуть Касдан перед столь великим событием как свадьба наследной принцессы?
— Если услышу от тебя ещё хоть слово без разрешения, до города не доедешь. Клянусь всеми богами Осорды! — пригрозил второй всадник — рослый, крепкого телосложения мужчина.
Ешка вздрогнул и кивнул. Даже придержал лошадь, заметив, что она неподобающе семенит вровень с конём спутника.
И вправду, слишком много он о себе возомнил, осмелился заговорить первым! Не дорога тебе голова, Ешка, совсем не дорога! Молчать бы тебе, глину ногами месить, благодарить судьбу, что так высоко вознесла.
Снова наступила тишина, прерываемая унылыми хлюпающими звуками.
Небо, казалось, опустилось ещё ниже.
Ветер безжалостно срывал с деревьев уцелевшие листочки, бросая под ноги лошадям.
Ни одного встречного, ни одного проезжего — разве что скрипучие крестьянские телеги протащатся по обочине. Хоть Касдан рядом, но треклятая осень делает своё дело, загоняет под крышу.
Чем ближе подъезжали к городу, тем мрачнее становился спутник Ешки. Он то и дело вглядывался в растущий вдоль обочины кустарник, выискивая, одному ему известные знаки. И, наконец, нашёл, что искал.
— Они здесь и всё успели — кривая усмешка скользнула по его губам. — Что ж, скачи в Крынницу. Вот, — Ешке в руки полетела цепочка с хитроумными, не похожими друг на друга узелками, — передай купцу, что остановился в «Богатой ведьме». Скажи, всё остается в силе.
— А как я его узнаю?
— Не ты, так он тебя. Ищи знак Лисы.
Ешка пустил лошадь рысью. Не щадя животное, скакал так споро, как мог, и через пару часов оказался на околице зажиточного села.
«Богатую ведьму» Ешка нашёл сразу же — гостиница стояла на единственной площади, как раз напротив Храма всем богам и ратуши.
Ешка спешился, привязал кобылку, толкнул дверь и вошёл.
Первый этаж целиком занимал обеденный зал. Странно, но в этот час он пустовал — никто не спешил пропустить кружечку.
От очага в углу веяло приятным теплом. Дремота сразу охватила уставшее тело.
Ароматные запахи кухни щекотали ноздри, отзывались неприличным бурчанием в желудке.
Однако Ешка знал, расслабляться нельзя. Любой промах чреват потерей жизни. С господином шутки плохи. Он не терпел слабости, не знал жалости. А его изощрённой фантазии в вопросе наказаний позавидовал бы сам Тёмный Господин Вечных подземелий.
Ешка не знал в лицо купца, которому должен был передать злосчастную цепочку. Не знал он и причины, по которой указанная вещица должна оказаться в руках торговца до заката солнца. Но разве можно посметь задать лишний вопрос господину?
Посметь-то можно, но только один раз — в этом он убеждался не единожды. Господин скор на расправу и не терпел глупцов и нерасторопных слуг.
Ешка ещё раз окинул взглядом помещение и наткнулся на сидевшего в углу человека. Одежда его была добротной и чистой. На груди висела массивная цепь с изображением хитрой всезнающей Лисы — знака купеческой гильдии.
Тяжело вздохнув, Ешка направился к нему, сел, не спрашивая разрешения, и вперил взгляд в незнакомца.
Купец на наглость никак не отреагировал, чем привел юношу в недоумение. Значит, не из благородных. Но и не торговец: выправка как у военного. Тогда зачем купеческий знак носит?
«Странный тип! — подумалось Ешке. — Не его ли ищу?».
Ещё раз напоказ вздохнув, он пододвинул к себе чужую тарелку с тушёным мясом. Желудок тут же отозвался мучительным спазмом, укоряя хозяину за столь продолжительное голодание.
И снова никакой реакции от купца.
Плюнув на него, Ешка принялся уплетать за обе щеки бесплатный обед. Если молчит — значит не против.
— Судя по наглости, вы как минимум владетельный лорд Рангдара. А по виду не скажешь — впору просить подаяние, — хмыкнул купец, уже после того, как Ешка, насытившись, развалился на скамье.
— А судя по вашей физиономии, вы такой же купец, как я владетельный лорд Рангдара, — парировал Ешка
— Что ж, раз мы познакомились и даже разделили трапезу, не расскажете ли, что забыли за моим столом и в моей тарелке?
— Наверное, то же, что и вы, — бросил пробный камень Ешка
— Хм… вина и женщин? — купец выразительно глянул на пустую посуду. — Здесь их неплохо готовят.
Ешка живо представил, что только что лакомился человечиной, и ему стало дурно.
Купец, заметив реакцию юноши, усмехнулся.
Шутки шутками, но недавно такое было возможно. Голод не тётка, и чего или кого только не подавали в таких заведениях во времена семилетней засухи. Хвала богам, сейчас всё по-другому. Но вот надолго ли?
— Мне нужен купец, который знает толк в цепочках
— Вы его нашли.
Воцарилось молчание.
Ешка мучительно соображал, что бы ещё спросить, чтобы наверняка увериться, что это тот самый купец. Как назло, в голову ничего не приходило. Ну не было у него дипломатического таланта, не умел он ничего выведывать.
Наконец мужчина со знаком Лисы не выдержал и гаркнул:
— Долго ещё в молчанку играть собрался? Давай то, что тебе передали, и молись, чтобы я не доложил кое-кому о твоей непроходимой тупости.
Ешка вздрогнул, закивал. Испуганно достал из-за пазухи цепочку и протянул собеседнику.
— Более ничего не велено передать?
— Только то, что всё остаётся в силе.
— Хорошо. На, выпей!
Ешка принял из рук купца — или Церент ведает, кто он на самом деле — кружку и с удовольствием осушил её: в горле пересохло. Едва успел опустить посуду на стол, как голова закружилась, зал поплыл перед глазами, а веки налились свинцом.
— Что б тебя Повелитель Вечных подземелий… — договорить Ешка не успел: отяжелевшая голова упала в любезно подставленную купцом тарелку
— М-да, слабая нынче молодёжь пошла! С одной кружки так упиться... Эй, хозяин! Хозя-я-я-ин!
На крик прибежал дородный мужчина с лицом таким же круглым, как лунный диск в полнолуние. Проигнорировав юношу, отдыхавшего в тарелке с остатками обеда, он с невозмутимым видом обратился к купцу:
— Чего изволите?
— Я изволю, что бы ты отнёс щенка в мою комнату и уложил на кровать. Я поднимусь через полчасика. И чтобы в течение трех дней меня никто не беспокоил. Оплату удвою. В комнату подай вина и фруктов.
Тронтий давно держал гостиницу, многое повидал на своём веку и отучился удивляться.
Мальчишку, может, и было немного жаль, но, с другой стороны, купец заплатил достаточно для того, чтобы делать то, что пожелает. Такое количество серебра гостиница приносила за полгода. Всего и делов-то, чтобы в комнату никого не пускать и помалкивать.
Хозяин ухмыльнулся: мальчишке, видно, богиня Вяцапри рождении предрекла в девках ходить. Сам виноват: не искал бы дармовщину. А то ел, пил чужое — теперь плати.
Конечно, такое не одобряется, но, что греха таить, люди разные бывают. Пусть уж лучше с мальчишкой забавляется, чем гостиницу громит — ему, Тронтию, вреда никакого.
Позвав прислугу, хозяин велел снести Ешку наверх и вернулся к повседневным обязанностям.
Плотно отобедав, купец поднялся к себе. Закрыв дверь на ключ, он мельком взглянул на Ешку и, не раздеваясь, завалился спать рядом. Даже не прикоснулся, рассматривать не стал.
Часа в два ночи, когда всё вокруг утихло, купец поднялся, быстро собрал вещи. Только тогда сдёрнул с Ешки штаны, связал и от души отходил плетью по пятой точке — будет уроком. После спустился через окно во двор по заранее заготовленной верёвочной лестнице.
Рассвет только занимался, а тот, который называл себя купцом, уже подъезжал к Касдану. Ешка, сам того не подозревая, передал план действий — те самые узелки.
Приказ господина должно было выполнить во что бы то ни стало.
Убедившись, что Ешка спешит выполнить поручение, его спутник с облегчением вздохнул. Признаться, ему надоел этот парень, и только необходимость надёжного связного удерживала от желания навсегда распрощаться со спутником. Ничего, зная Портейна, тот хорошенько проучит Ешку, напомнит о главных добродетелях хорошего подданного.
Оглядевшись, всадник тоже ослабил поводья. Путь его затянулся. В то время как Ешка видел десятый сон, он только прибыл к месту назначения — лагерю бродячих артистов, раскинувшемуся на опушке леса на расстоянии дневного перехода до столицы.
Спешившись, Аргарт передал взмокшую лошадь подбежавшему подростку и направился к одной из палаток. Стоило ему войти, как разговоры стихли, а присутствующие, исключительно мужчины, поспешили приветствовать его.
— Не нужно — Аргарт недовольно пресёк попытки выказать глубокое уважение — встать на одно колено и приложиться губами к руке. — Доложите обстановку. Всё идёт, как задумано? Фрас, ты первый.
— Мой господин, ворота Касдана буду открыты для всех желающих присутствовать на бракосочетании принцессы Шантель в течение десяти дней. Мои люди уже проникли в город. Двадцать внедрились в городскую стражу. Но набор туда продолжается. Вопреки правилам, из-за большого наплыва иноземных гостей и простого люда, он ведётся не так тщательно, как прежде. Город бурлит, как улей. Многие горожане сдают свои дома приезжим, а сами предпочитают переждать торжества вдали от столицы.
— Мало Фрас, сделано очень мало, и ты это знаешь, — покачал головой Аргарт, цедя каждое слово сквозь плотно стиснутые зубы. — Ты в курсе, как много мы поставили на кон, — и бездействуешь.
Фрас невольно сглотнул. Ему показалось, или вокруг него действительно образовалась лакуна? Будто остальные опасались, что господин прямо сейчас собственной рукой отрубит ему голову, и не желали получить увечье. Так и есть, расступились, оставили его одного.
Аргарт сел в подставленное походное кресло, закинул ногу на ногу и выжидающе уставился на Фраса. Сложно было понять, принял ли он уже решение казнить или даст шанс оправдаться. С ним никогда не знаешь наверняка.
— Но, мой господин, — чуть запинающимся голосом продолжил Фрас, — в моём распоряжении всего двести человек. Они выкупили практически все места возле Храма всем богам. Пятеро из них устроились на кухню королевского дворца, ещё семеро поступили в распоряжение Лорда-оформителя, двое изображают певчих в храме.
— Мне всё равно как, но всё должно быть сделано в срок. И как задумано. Постарайся, — Аргарт усмехнулся, выдержав паузу, и закончил реплику: — Не мне тебе говорить, что бывает с теми, кто не оправдывает моих ожиданий.
Фрас знал. И видел. Такое сложно забыть.
Способ казни редко повторялся. Одного провинившегося разорвали собаки, с другого заживо сняли кожу, третьего сварили. Зато ни единого бунта, безоговорочное подчинение. И страх. Верность, построенная на страхе смерти.
Аргарт улыбнулся, заметив, как изменилось выражение лица Фраса. Он сделает всё, потому что больше всего на свете человек хочет жить.
Аргарту нравилась власть, то ощущение, что она дарила. В своём роде это была месть — месть им всем.
Скоро, очень скоро все поймут, что не стоят ни единого его волоска. Наивные, они так гордятся собой, думают, что непобедимы, что их добро — непреложная истина. Посмотрим, чего она стоит.
Они презирали его, смеялись над ним? Он поставит их на колени. Его собственные подданные уже поняли, насколько тяжела может быть его рука, что только он волен распоряжаться их жизнью и смертью. Вот и Фрас, тот самый Фрас, который без зазрения совести перережет глотку любому, легко прогонит солдат сквозь строй палок, ведёт себя, как девица. Почему? Да потому, что не знает, как отреагирует господин.
Но Аргарт ценил преданность Фраса и дал ему второй шанс.
— Кенет, что там с Серым отрядом?
Аргарт Сантер, герцог Осорды, за глаза называемый наместником Тёмного Господина Вечных подземелий, скрестил пальцы под подбородком. Воображение уже рисовало картины покорения непокорного Касдана — пылающие храмы, реки крови, кричащие дети…
А после он торжественно въедет в столицу Рангдара, спешится, дотронется пальцами до ступеней святилища Вяцы и, стоя на обломках статуй поверженных королей, попробует на вкус победу. Как поступил некогда с Сантаром — сердцем своих владений.
Сантар был у Аргарта на особом счету — презренное место, когда-то отвергшее его и убившее мать. Но он выстоял и, ловко чередуя хитрость, подкуп, нож и яд, сумел пробиться в правители всей Осорды, объединить её под эгидой Сантара.
Стараниями Аргарта герцогство должно было стать империей. Его любимым детищем.
Аргарт многого добился за последние десять лет — теперь об Осорде шептались, а его именем пугали детей.
Герцогство Сантар, как прожорливая тварь, поглотило мелких и слабых и, переварив их всех, нацелилось на сильных соперников. Теперь они были ему по силам и, в конце концов, подписали себе приговор, недооценив мощь герцогства.
Всё население Осорды было поставлено в строй, армия укомплектована наёмниками. Лучшими из них считался Серый отряд. Аргарт холил и лелеял своих любимцев, позволяя им безнаказанно грабить и убивать кого угодно. Быстрые, как тени, верные, как псы, они охраняли его, устраняли князьков и монархов, посмевших стать на пути хозяина.
— Они уже там, мой господин, ждут вашего знака.
— Завтра, Кенет, завтра, — криво улыбнулся Аргарт, мысленно уже видя свой стяг над королевским дворцом. — И без ошибок, — резко сменившимся, холодным тоном добавил он. — А то повторите судьбу Олофеста.
Олофест был ординарцем Аргарта. Ровно месяц назад он окончил свои дни на колу. Присутствовавший на казни герцог, скучая, заметил: «Ему следовало внимательнее относиться к своим обязанностям».
— А теперь обед, — хлопнул в ладоши Аргарт. — Живо!
Уже через пять минут он ел, а офицеры один за другим докладывали о проведённой работе. И облегчённо кивали, когда герцог милостивым жестом отпускал их.
Всё должно пройти идеально. Если нет, виновные ответят за свои ошибки.
Глава 1
Касдан считался одним из древнейших городов не только Рангдара, но и семи окрестных королевств, объединённых верой в единых богов. По легенде, он был заложен самим Игнаром Смелым — самым почитаемым из монархов стародавних времён, огнём и мечом отвоевавшим эти земли у тварей Тёмного Господина Вечных подземелий. Дошло до того, что простой люд прозвал короля святым и стал стекаться со всей страны к могиле, чтобы исцелиться от болезней. Разумеется, пагубную практику пришлось пресечь, а то, не ровен час, боги могли обидеться и наказать отступников, и Игнара в спешном порядке похоронили в другом месте. Где, никто уже и не помнил — столько лет прошло! Зато его сердце бережно хранилось в специальной часовенке королевского дворца, погребённое под белой мраморной плитой.
Изображения основателя были в Касдане повсюду — на стенах и крышах домов, в лавках лудильщиков, на городской ратуше. Даже фонтан на площади Согласия и то венчала статуя Игнара.
Но, разумеется, больше всего легендарного предка чтили во дворце: на всякого, въехавшего через главные ворота, взирало с постамента суровое изображение конного воина в доспехах. Остряки шутили, что он совсем не похож на рангдарца — и нос не тот, и глаза раскосые, — но прадед нынешней наследной принцессы Шантель Лори Соани-Рангдар остался доволен работой скульптора и даже произвёл того в рыцарское звание.
Город замер в ожидании важного события — свадьбы принцессы Шантель и юного князя Альбертина Ласенского. Жених со дня на день должен был прибыть с пышной свитой в Касдан и дать клятву вечно любить и беречь невесту.
По случаю торжества даже был подписан указ, освобождающий осуждённых за мелкие преступления, чтобы они могли разделить всеобщее ликование и тоже выпустить в небо белого голубка.
Шантель Лори Соани-Рангдар, единственной наследнице покойного короля Массуила, в прошлом месяце исполнилось девятнадцать лет — событие знаковое не только для неё, но и для страны. По законам Рангдара перешагнувшая данный рубеж девушка считалась совершеннолетней, а, значит, Шантель получала корону отца. Ненадолго, от силы на пару недель, чтобы потом добровольно передать любимому супругу.
Это был тот редкий случай, когда брак между представителями правящих родов обещал быть счастливым. Молодые люди испытывали друг к другу симпатию, неизменно должную превратиться в прочное тёплое чувство.
Шантель сама выбрала жениха, сначала влюбившись в портрет, а потом и в живого князя. На других претендентов она даже не смотрела, чем нередко вызывала неодобрение Советника, полагавшего, что принцессе надобно скрывать чувства. Придворный лис лукавил — князь Ласенский был выгодной партией, брак с ним укреплял военный союз между триумвиратом правителей Рангдара, Ласении и Одейры.
Советник знал, что в политике нет на свете уз крепче, чем узы брака. Договоры не вечны и пишутся на бумаге, тогда как кровные связи остаются на века.
С самого утра принцесса, как малое дитя, пропадала у окна, надеясь первой разглядеть хоругви князя Альбертина. Её осуждали, но Шантель не могла скрыть нетерпения. Если уж она не сможет выйти и поприветствовать жениха, то хоть посмотрит из окна.
День, предшествующий свадьбе, невесте надлежало провести в молитвах, одетой в строгое белое свободное одеяние, символизирующее чистоту. Никаких украшений, в том числе лент в волосах, не допускалось, поэтому пришлось снять даже скромное золотое колечко — подарок отца на первую ступень взросления, когда девочка превращается в девушку.
С трудом, лишь после нравоучительной тирады Советника, к помощи которого пришлось прибегнуть придворным дамам, принцесса согласилась отойти от окна и проследовать в храмовую часть.
Она шла и думала об Альбертине, его глазах, губах.
Если бы только Советник знал, что князь во время недолгой прогулки по саду осмелился поцеловать её в щёку! Несомненно, разразился бы страшный скандал.
Тогда, в саду, у принцессы на миг перехватило дыхание, ноги подкосились. Шантель покраснела — и Альбертин сразу отстранился, подумав, что ей неприятно. А она не могла понять, тогда всё было так ново, непривычно…
Теперь же, стоя на коленях перед изображениями святых покровителей, Шантель невольно думала не о просьбах и покаянии, а о женихе.
Сердце билось чаще при мыслях о его глазах, речах…
По закону они не могли видеться часто, и Шантель ничего не оставалось, как только смотреть на портрет князя.
Как же хорошо, когда веление сердца совпадает с велением долга!
Шантель вошла в первый храм, храм многоликого Церента, хранителя жизни, покровителя воинов и хозяина неба. С заунывным скрежетом закрылись за спиной толстые двери, и принцесса осталась одна.
Храм освещало всего одно окно. Источаемый им поток золотистого света падал прямо на статую Церента. Шантель с детства побаивалась его, такого сурового, могущественного. Казалось, будто он знал все её прегрешения.
Разувшись, принцесса ступила на холодный пол и направилась к площадке из неотёсанных камней. Больно было ступать по ним босыми ногами, больно стоять на коленях, но иначе нельзя, ибо просящий должен претерпеть неудобства.
Здесь Шантель предстояло провести полтора часа, молясь за страну и предков, прося ниспослать благословение грядущему союзу и обеспечить скорейшее рождение наследника.
Вставать нельзя, отрывать взгляда от статуи — тоже. Не двигаться, не реагировать ни на холод, ни на боль, ни на духоту.
Синяки на ступнях и коленях послужат доказательством благочестия, жрец обязательно проверит их наличие и, не обнаружив, велит простоять на полу ещё два часа.
Наконец положенный срок был отмерен, двери отворились, и Шантель перешла в следующую обитель богов — святилище хозяйки всех земель, животных и растений, Верховной матери Каридеши. Там уже наполнили купель, дабы принцесса могла окунуться в неё, смыв все болезни и наполнить тело благодатью богини.
Каридеше так же следовало молиться о плодородии, просить благословить чрево, чтобы молодая жена год за годом рожала мужу здоровых сыновей и дочерей, чтобы радовала его в постели и не огорчала в семейных делах. Купание, по верованиям, должно подарить Шантель благословение богини.
Все женщины, от мала до велика, почитали Каридешу. Шантель тоже неоднократно посещала её храм, но сейчас принцессе было страшно: предстояло узнать решение богини.
После омовения, не одеваясь, Шантель надлежало преподнести богине дары: чёрствый хлеб, вино и любой цветок из сада. То, что выберет Каридеша, определит характер брака.
Как и любая другая девушка, Шантель мечтала, чтобы ей достался цветок.
Хлеб — тоскливое замужество. Вино — боль и кровь. Цветок — любовь и счастье.
Преклонив колени перед статуей, принцесса разложила дары и закрыла глаза. Досчитала до десяти, встала, закружилась по часовой стрелке и наугад коснулась одного из даров. Холод и влага.
Шантель вздрогнула и открыла глаза. Так и есть — по ладони растеклось вино.
Нет, богиня ошиблась, она будет счастлива с Альбертином, ведь сначала пальцы скользнули по тонкому стеблю. Во всяком случае, ей хотелось в это верить.
Одевшись, Шантель горячо молила Каридешу изменить решение, исправить недоразумение. И, вроде бы, ей ниспослали добрый знак — ветерок пошевелил листья увядшего цветка.
К вечеру, когда принцесса окончила утомительный ритуал, и ей дозволили переодеться и поесть, — во время молитв это строжайше запрещалось: невеста проявляет силу духа — у неё болели голени, а голова кружилась от благовонной духоты храмов.
Несмотря на то, что успела проголодаться, Шантель ела с присущим особе королевской крови достоинством — медленно, неспешно.
На столе не было мяса и иных тяжёлых продуктов, потому как они, во-первых, нарушают чистоту помыслов, а, во-вторых, невесте перед торжеством не следовало утомлять желудок.
Меню одобрялось Советником и соответствовало всем канонам. Шантель не возражала, спокойно отправляя в рот кусочки вымоченной в молоке вареной рыбы и листья салата. Она и в обычные дни не позволяла себе излишеств, вернее, ей их не позволяли. Принцесса обязана следить за собой, блюсти фигуру, сохранять определённый вес. И дело не только в рангдарских канонах красоты (тут рангдарцы не блистали оригинальностью, предпочитая куколок с очами цвета неба и волосами цвета спелой пшеницы), а в придворных церемониальных платьях, которые дорого было перешивать. Да и принцесса в представлениях толпы — нечто невесомое, воздушное.
К счастью или к несчастью, Шантель из воздуха не состояла, но и работы портнихам не прибавляла. Они шутили, что на её величество легко шить: тут подогнёшь, тут подберёшь, завернёшь — и готово. Словом, после минимальной подгонки по фигуре — всё-таки Шантель ростом ниже матери — она без труда должна была облачиться в свадебное платье рода Соани-Рангдар. Всего на час, на время официальной церемонии, после которой невеста разоблачалась, освобождаясь от моря тяжёлой ткани, и одевалась в пошитый специально для неё наряд.
Свадебное платье, передаваемое от матери к дочери, служило символом преемственности поколений, сохранения величия и непрерывности рода. Невеста, входившая в семью извне, как родительница Шантель, так же в обязательном порядке проходила «посвящение» платьем.
Следившая за рационом принцессы фрейлина пристально отсчитывала количество кусочков, съеденных Шатель, давала советы по выбору. Решив, что рыбы достаточно, она велела положить принцессе немного печёных овощей и подать десерт — фруктовую тарелку. Шантель попробовала возмутиться, но вынуждена была смириться перед вескими доводами в пользу умеренного здорового питания: колики и расстройство пищеварения надлежало предотвратить.
Принцесса легла спать с мыслями о предстоящем бракосочетании. Завтра предстояло рано встать, чтобы встретить жениха: принцессе донесли, что князь Ласенский задержался в пути, — присутствовать на заседании Коллегии главенствующих, под председательством Советника, чтобы вместе с будущим супругом подписать необходимые бумаги.
Затем состоится свадьба, а через три дня — коронация. На последнем пункте настоял Советник, решивший не затягивать со вступлением принцессы на престол. Его подопечная радовалась, что оба события не назначали на один день: такого бы она не выдержала.
Вначале подбитую горностаем мантию примерит Шантель, чтобы через минуту передать её мужу вместе со всей полнотой власти в Рангдаре.
Торжества обещали быть пышными, самыми пышными за последние пятьдесят лет.
Атмосфера праздника разлилась по улицам, разукрашенным разноцветными бумажными фонариками, прокатилась по всем кабачкам и погребкам, где самым популярным тостом стало: «За будущее счастье принцессы!».
Утро выдалось прохладным.
Густой туман упал на Касдан, грозясь превратиться в дождь — не самая удачная погода для свадьбы. Но поднявшаяся до восхода Шантель в приметы не верила и всё посылала горничную посмотреть, не показался ли на горизонте стяг князя Ласенского. Её беспокоило, что он задерживается, хотя принцесса понимала, что жених не опоздает к церемонии бракосочетания.
Однако князю нужно время, чтобы подготовиться к свадьбе, а его остаётся совсем немного: их руки соединят на закате, чтобы багряные лучи солнца нитями любви пронзили и связали воедино пальцы новобрачных.
У принцессы не было и свободной минутки, она стала средоточием жизни и забот дворца. Её выкупали в трёх водах, провели обряд очищения, после которого, по традиции, Шантель вышла на балкон и публично, ёжась от осенней прохлады, покаялась во всех прегрешениях — ничего серьёзнее чревоугодия, лени и того злополучного поцелуя. К сожалению, умолчать о нём принцесса не могла, иначе потеряла бы благословение божественной четы Церента и Вяцы.
Советника, разумеется, подобные откровения не обрадовали, и сразу после окончания церемонии он увёл Шантель в свой кабинет, где провёл суровую воспитательную беседу на тему нравственности, чести и приличий. Бедная принцесса кивала, низко опустив голову.
После Шантель начали одевать, причёсывать и красить. Это был длительный утомительный многочасовой процесс, осложнявшийся тем, что невеста не могла лишний раз вздохнуть или пошевелиться. Даже кормили её особым образом — протёртой пищей с ложечки, чтобы не испортить передававшийся из поколения в поколение наряд и не позволить принцессе съесть больше положенного. Но Шантель и без мер предосторожности не смогла бы предаться обжорству с туго затянутым корсетом, в котором было тяжело дышать. Зато спина идеально прямая, захочешь — не сгорбишься.
Служанки вплетали в высоко зачёсанные, заплетённые в косы волосы ленты, цветы и колосья, когда с улицы донёсся подозрительный шум. Решив, что это приехал князь, Шантель встала и поспешила к окну.
Увы, то, что она увидела, не походило на праздничную процессию.
Возле статуи Игнара Смелого толпились солдаты. Не в парадном, а в походном облачении, мрачные, при полном вооружении. Конные и пешие, они стоились в боевом порядке. Зычным голосом отрывисто отдавали приказы командиры. Распахнутые настежь ворота дворца в спешном порядке запирали, отсекая горожан и ротозеев.
Пара минут — и внешний двор очистился от посторонних. Не осталось ни праздношатающихся, ни служебных повозок, ни слуг — только мрачные ряды солдат. На стенах ощетинились лучники.
Музыка смолкла, намокшие бумажные фонарики уныло качались на ветру.
Шантель не могла понять, что происходит. Зачем все эти меры предосторожности, будто им кто-то угрожает? Обернувшись к одной из служанок, она велела выяснить, что происходит.
В покои принцессы без стука ворвался Советник и велел немедленно отойти от окна:
— Ваше высочество, не подвергайте свою жизнь опасности!
— Опасности? — Шантель с удивлением взглянула на Советника. Он сошёл с ума? — Зачем закрыли ворота, как же проедет кортеж князя?
— Мне очень жаль, ваше величество, — Советник низко склонил голову. — Не желаю быть злым вестником, но с прискорбием вынужден сообщить, что ваша свадьба отменяется.
— Почему? — удивилась принцесса и помрачнела. — Неужели князь прислал отказ?
— Нет, ваше высочество, просто его сиятельство, князь Ласенский…
Договорить Советнику не дал шипящий звук и истошные крики: «Пожар!».
Пугающий звук повторился, и принцесса поняла, что его издаёт, — взрывающиеся сосуды с горючей смесью. На её глазах занялась одна из служебных построек.
Не обращая внимания на жесты Советника, Шатель высунулась из окна, чтобы лучше понять, что происходит. Неужели в городе волнения? Странно, она щедро одарила бедняков, даровала ряд привилегий гильдиям, а преступные короли, по словам Коллегии главенствующих, контролировались стражей.
Нет, рангдарцы не могли напасть на дворец, это невозможно!
Или это всего лишь шутка, хулиганская выходка? Может, просто фейерверки взорвались?
Увы, дворец пылал, а на брусчатке лежали убитые. В том, что они мертвы, не было сомнений: окровавленные, обугленные.
Шантель судорожно сглотнула и отшатнулась, прижав ладонь ко рту. Пересилив себя, выглянула снова, чтобы с ужасом осознать: на город напали.
Десятки сосудов с «жидким огнём» перелетали через стены дворца. Взрываясь, они порождали хаос и панику.
И крики… Казалось, они наполнили всё пространство, вопли ярости и боли.
Смертоносные стрелы косили защитников дворца, ворота трещали под напором тарана.
Воздух пропах гарью: Касдан горел. Дым вился над крышами, пламя занималось то здесь, то там.
Горел и дворец: всё правое крыло полыхало. Дотла сгорели конюшни и летняя кухня.
К счастью, до личных покоев огонь пока не добрался: его тушили всеми доступными средствами, а смертоносные сосуды не долетали до средоточия жизни королевской резиденции. Не пострадали пока и парадные залы, защищённые флигелями.
Принцесса не могла оставаться в стороне и, как была, в свадебном платье, поспешила в зал Коллегии главенствующих. Она жаждала узнать, что происходит, понять, кто и почему осмелился напасть на Касдан.
Донесения были обрывочными: внезапно, будто по чьему-то сигналу, в город проникли люди в сером и начали убивать. Им помогли предатели из числа стражников, певчих и людей Лорда-оформителя, первыми начавшие резню.
Нападавшие не щадили никого, кто вставал на их пути, громили лавки, поджигали дома. Умелые, несомненно, наёмники.
А потом появились всадники. Они лавиной ворвались в отворённые ворота, оставшаяся верной короне стража не могла сдержать их. Зато теперь отпали любые сомнения — в Касдан вторглись воины Осорды.
Хорошо экипированная конница смела пеших защитников города, оттеснив их к дворцу.
Под прикрытием дождя стрел и едкого дыма ловко орудовали мечом и кинжалом люди в сером.
Нападавшие уступали числом защитникам, но они были куда лучше вооружены, обучены и подготовлены, да и фактор внезапности сыграл на руку захватчикам. Они рисковали, но риск оправдался.
К несчастью, не все члены Коллегии успели пробиться во дворец. О судьбе хозяев пустых кресел не спрашивали: полагали, что они мертвы, как и десятки других горожан. Обрывочные сведения лишь подтверждали худшие опасения.
Город захлебнулся в крови, вскоре она обагрила и храмы. Они наполнились стонущими ранеными, которые всё прибывали и прибывали, рассказывая страшные вещи. Говорили, будто стены Касдана разрушены, половина кварталов уничтожена огнём, а вторую обчистили мародёры. Им было чем поживиться.
Очевидцы утверждали, что сиятельных князей Рангдара вешали, как простых воров. Вероятно, членов Коллегии постигла та же участь.
Представителей иноземной аристократии, поселившихся за дворцовой территорией — а их на свадьбу съехалось немало, в том числе, вся правящая элита — обезоружили, попутно вырезав охрану. Мужчин отделили от женщин и детей и заперли в здании Королевского суда, предлагая подписать ряд невыгодных договоров взамен на свободу и независимость их владений. Тех, кто отказался, не принуждали силой, просто намекнули, что они пожалеют о своём упрямстве.
Заливались плачем дети, стонали и молились женщины, с ужасом наблюдая на осордцами, хладнокровно рубившими головы или протыкавшими грудь очередной жертве.
А потом, когда оставшиеся в живых защитники города собрались за стенами дворца, приготовившись к обороне до последнего вздоха, всё внезапно прекратилось.
Согнав на площадь Согласия семьи уцелевших знатных людей Рангдара, осордцы будто чего-то ждали. Они не выдвигали никаких требований, просто разбили бивуаки, выставили дозоры, отдыхали, чистили оружие, перевязывали раненых.
У рангдарцев появилась возможность оценить урон, нанесённый осордцами. И принцесса вздохнула с облегчением, если в подобной ситуации могла идти речь о каком-то облегчении: потери среди мирного населения оказались меньше, нежели полагалось, равно как и степень разрушения Касдана.
Бушевавшие в городе пожары удалось потушить: захватчики не препятствовали этому, зорко следя за действиями населения. Хватали исключительно солдат, чиновников и тех, при ком находили оружие.
По Касдану именем герцога Сантера прошли обыски, изъяты различные документы, запрещён выезд из города. Казнили без суда и следствия, за малейшее сопротивление.
Главе магистрата отрубили голову прямо у подножья статуи Игнара Смелого, чтобы запертая в ловушке принцесса в полной мере ощутила своё бессилие. Она понимала причину действий осордцев: не только ради демонстрации силы, но и для предотвращения образования очагов неповиновения. Убивали всех, кто был ей предан, тех, кто обладал опытом, знанием и властью, тех, кто бы мог возглавить восстание. Их и их детей мужского пола, старше десяти лет. Тех же, кто был младше, забирали, чтобы переправить в Осорду. Щадили лишь тех, кто соглашался принести присягу герцогу Сантеру, но, дабы те не передумали, брали в заложники членов семей.
Так же жестоко расправлялись с теми, кто посмел роптать, идти наперекор захватчикам. Их вешали, сгоняя горожан смотреть, как будут дёргаться в агонии руки и ноги.
Воцарилась хрупкая тишина, которая обычно бывает перед грозой.
Шантель не знала, что ей делать. Она сидела на тронном возвышении напротив Советника и до боли сжимала пальцы.
Принцессе уже донесли о самом страшном: нападению подвергся не только Касдан, а всё королевство. Это не было рейдом разбойников, это была война.
Войска Осорды одновременно перешли границу во всех направлениях и победоносным маршем продвигались к столице. Они сметали всё на своём пути, выжигая и вырезая целые селения.
Советник боялся сообщить принцессе, что её наречённый мёртв: его кортеж разгромили на подъезде к Касдану. Он видел, что ей и без того тяжело, чтобы взвалить на хрупкие девичьи плечи ещё один груз.
А потом пришло письмо — обращённый к Её высочеству Шантель Лори Соани-Рангдар ультиматум. От того, кто поставил Рангдар на колени.
Шантель не желала открывать письмо: оно вызывало чувство брезгливости, как и сама личность Аргарта Сантера. Бастард сомнительного происхождения, ублюдок, чьё имя давно стало синонимом людской мерзости. Но долг взял своё: прежде всего она правительница своего народа, пусть и некоронованная. Она обязана преодолевать свои чувства.
В присутствии Советника, за эти дни, казалось, постаревшего на несколько лет, Шантель вскрыла письмо, пробежала глазами и протянула тому, кто много лет вершил от её имени политику Рангдара, с тех самых пор, как скончался король Массуил:
— Что вы об этом думаете?
Принцесса была напряжена и еле сдерживала эмоции.
— Решение за вами, ваше величество, но я бы советовал проявить осмотрительность.
— Осмотрительность?!
Не выдержав, Шантель вскочила, зашагав по комнате. Юбка хвостом пантеры била по ногам.
— Вы полагаете, будто это возможно? Что я могу выйти замуж за…за этого человека? Лучше умереть!
— Ваше величество, вы не имеете права.
Да, всё верно, ей не доступно даже это, она действительно не имеет права на смерть.
Шантель кивнула и вновь села, уронив голову на руки.
А Советник советовал немедленно провести коронацию: нынешнее положение страны слишком шатко, престол может занять любой самозванец.
— И пусть, я с радостью уступлю трон, — кисло усмехнулась Шантель. — О каком неустойчивом положении вы говорите — это катастрофа! Не пройдёт и недели, как Рангдар будет захвачен.
— Принцесса, ведите себя достойно особы королевской крови! — укорил её Советник, убрав письмо за отворот манжета. — Готовьтесь принять престол: церемонию проведём сегодня же. Герцогу Сантеру ответьте вежливо, но уклончиво. Тяните время, попытайтесь склонить его к другому решению вопроса. Я набросаю несколько вариантов, просмотрите и со всей женской тактичностью откажитесь от столь лестного предложения. Да, вы именно так напишите, вежливо, с уважением. И никаких эмоций, ваше величество, вы не базарная торговка!
Коронация прошла в виду осадного положения без присущей подобным событиям пышности и помпезности. Церемонию сократили до минимума, уложив её в час, по истечении которого новоиспечённая королева Рангдара с трудом передвигаясь в тяжёлом платье, напоминавшем орудие пытки, вышла на балкон дворца и под прикрытием лучников произнесла своё первое обращение к народу. Оно тоже не соответствовало канонам, но иного в сложившихся обстоятельствах Шантель не могла себе позволить, она и так рисковала.
Немногочисленные слушатели наградили королеву аплодисментами и поспешили скрыться, дабы не попасть в руки осордцам. Последние, к удивлению Советника, не предприняли попыток устранить Шантель, хотя в те, казавшиеся вечностью, пять минут она была идеальной мишенью. Всё говорило о том, что герцог дал особые указания насчёт королевы, и вселяло надежду на то, что с ним удастся сесть за стол переговоров.
Шантель написала властелину Осорды длинное, исполненное дипломатических изысков письмо, закончив воззванием к чести и совести герцога и выражению готовности обсудить условия перемирия. Послание перекинули за стены дворца, где его подобрали осордцы.
Новоиспечённая королева и её доверенные лица пытались наладить связь с соседними государствами, связаться с Ласенией и Одейрой. Они обязаны были помочь, выполнить взятые на себя обязательства.
Через потайной ход гонцам удалось покинуть Касдан, и теперь оставалось молиться, чтобы они в целости и сохранности доставили послания адресатам.
Ни один из посланных не знал о содержании письма, которое вёз, а сами письма писались особым дипломатическим шрифтом.
Пленники дворца страдали от неизвестности. Всё, что они могли, — уповать на силу собственного народа и помощь извне. И, кажется, обстановка начала улучшаться: проснувшись однажды утром, они не обнаружили в городе осордцев. Они ушли тихо, оставив после себя хаос.
Разведчики из числа королевской гвардии обследовали кварталы, но не увидели ни одного захватчика.
Однако радость оказалась преждевременной: осордцы разбили лагерь в трёх милях от Касдана, контролируя все подъездные пути.
А через три дня к подножью постамента Игнара Смелого подбросили отрубленную голову одного из гонцов. Того, кого послали в Ласению.
Во рту несчастного нашли клочок бумаги. На ней неровным почерком полкового писаря было выведено: «Вы напрасно уповаете на помощь людей и богов: ни те, ни другие вас не услышат. На следующей неделе привезём вам в подарок тело князя Ласенского. Надеюсь, оно придётся по вкусу Её величеству Шантель Лори. Недолго ей править, пусть начинает молиться за свою душонку».
Авторы письма не скрывали злорадства, позволяя себе хамство и грубость, которые свойственны тем, кто уверен в безоговорочной победе. Они открыто унижали королеву, а она, что самое печальное, не могла им ничем ответить.
Безнаказанность развязывала языки осордским солдатам, теперь они не только обирали местное население, резали скот, опустошали погреба, но и сочиняли похабные песенки о королеве Шантель и распевали их под стенами Касдана, дразня стражу. Парочку удалось подстрелить, но искоренить это не удалось.
Шантель ненавидела Аргарта Сантера за все те унижения, которые ей приходилось терпеть, за смерть любимого жениха, за то, что он сделал с её страной, но приходилось молча терпеть, стиснув зубы. И ждать, что же соизволит ответить её заклятый враг.
Несколько дней спустя к воротам замка подошла процессия с телом князя Ласенского.
Сопровождающий её герольд, огласил послание герцога, лживое и приторно вежливое.
Герцог Сантер передает Её высочеству Шантель Лори Соани-Рангдар искренние соболезнования в связи с внезапной смертью жениха, князя Ласенского. Он почёл своим долгом сделать всё необходимое для того, что бы тело покойного князя было предано земле со всеми полагающимися почестями и просит Её величество не губить свою молодость непомерным горем.
Понимая, как нелегко т возместить столь тяжкую утрату, и чувствуя вину в случившемся несчастье, герцог готов пожертвовать своей свободой и предложить руку и сердце, а также своё славное имя Её высочеству. И, дабы доказать добрые намерения, герцог передает тело усопшего для дальнейшего погребения и оплакивания.
После оглашения унизительного герцогского послания осордцы оставили завёрнутого в плащ изуродованного князя возле ворот и поспешно удалились.
Следующее письмо герцога поражало лаконизмом: либо брак, либо Рангдар будет стёрт с лица мира. Иного он не принимал, ни на какие уступки не шёл. «Выбор за вами: смерть или жизнь тысяч людей», — заканчивал свой ответ Аргарт.
Шантель в сердцах разорвала письмо, прокричав, что ни за что и никогда не станет женой Сантера. Советник влепил ей пощёчину, отругал и заявил, что она обязана думать о благе государства. Он понимал, что помощи от соседей ждать бесполезно: прошло достаточно времени, чтобы они что-то предприняли.
То ли и второй гонец погиб, то ли бывшие союзники не желали платить своей кровью за спасение Рангдара, но ни одна из стран не выделила ни полка поддержки. Все они боялись Осорды, её военной мощи, необыкновенно окрепшей за последние годы.
Аргарт Сантер превратил захудалое герцогство в силу, с которой следовало считаться, а ведь всего двадцать лет назад они не воспринимали его всерьёз, полагая, что он не продержится на престоле и года. Но Аргарт продержался и уничтожил всех врагов, не позволив ослабить страну продолжительной гражданской войной. А ведь за его спиной никто не стоял, да и происхождение вызывало презрительные усмешки даже у родных. С них, кстати, он и начал: два сводных брата, сестра, отчим погибли первыми.
Было ли для него что-то святое? Может, только мать, но доподлинно уже неизвестно: она умерла, когда будущему герцогу минуло тринадцать.
Мать зачала Аргарта не на брачном ложе, ещё до свадьбы, о чём знали абсолютно все. А ведь она, Мистраль Айда состояла в дальнем родстве с правителями Рангдара — и так низко пала, непозволительно для особы дворянской крови. Радовало, что она не была подданной королевства и не могла запятнать ничью честь, кроме своей и своей семьи.
Да, этот «бешеный волчонок» всех удивил, вырастя в матёрого волка. Следовало это предвидеть, а они прозевали. И теперь расплачивались.
Оставив королеву одну, Советник вышел из комнаты, прошёл в галерею и отворил окно.
Студёный осенний ветер ворвался во дворец. Подставив ему лицо, Советник стоял, смотрел на Касдан и думал.
Всего два решения, и оба приведут к краху. В одном случае, они потеряют независимость, в другом — жизнь. Смерть политическая и смерть реальная.
Они слабы, у них не хватит сил противостоять наёмникам герцога. Союзники предали их, бросили в трудную минуту.
Нужно думать о благе государства. Что выгоднее всего для Рангдара? Сохранение народа, городов. Но Аргарт Сантер… Этот ублюдок, силой и обманом захвативший трон, подать руку которому — запятнать достоинство. Он желает взять в жёны представительницу древнего чистого рода, простереть свою длань над Рангдаром на законных основаниях.
Советник тряхнул головой и закрыл окно.
Он учил королеву, что нельзя идти на поводу своих чувств, — и повторял её ошибки.
Но Шантель молода, ещё девчонка, ничего не смыслящая, не приспособленная для борьбы и власти. Да, Советник обучал её, но никогда не допускал ко всей полноте управления государством, потому как ей, равно как и любой другой принцессе, уготована другая роль — супруги. И, раз уж князь Ласенский убит, нужно подыскать другого жениха, который принёс бы пользу Рангдару. В свете последних событий им должен стать герцог Сантер. Союз с ним обезопасит королевство, предотвратить массовые убийства, уничтожение населения. Они сохранят экономику, территорию, жизни.
И наследником Рангдара всё равно станет тот, в ком течёт благородная кровь Соани-Рангдар.
Решение было принято: ради спасения государства вступить в брак с врагом. Дорогой ценой, но они купят себе право на будущее.
Осталось только убедить королеву, что это единственно возможно решение. Она должна сама написать герцогу, быть кроткой, любезной и приветливой.
Но в свадебную церемонию они внесут изменения: короновать Сантера не станут. Таким образом, Шантель окажется единоличной правительницей подчинённого герцогству королевства. Эта маленькая хитрость де-юре сохранит независимость королевства и создаст благоприятную почву для дальнейшей борьбы. Никогда Аргарт Сантер не сядет на рангдарский трон.
Как и предполагал Советник, королева встретила его предложение бурными протестами. Ему понадобились несколько часов и всё красноречие, чтобы Шантель смирилась, согласилась пренебречь своим счастьем ради блага государства.
— Да, я понимаю, что от рождения не принадлежу себе. Если это единственный способ сберечь Рангдар, то я принесу эту жертву. Подготовьте брачный контракт, составьте официальное письмо к герцогу Сантеру, я всё подпишу.
Она спокойным, будничным тоном принялась обсуждать предстоящее важное событие, выяснять, как она должна вести себя с будущим супругом.
Советник обещал дать подробные указания: что говорить, что делать, как найти и переманить на свою сторону тайных внутренних противников герцога, чтобы со временем совершить государственный переворот.
Внимательно выслушав предварительные наставления, Шантель отправилась в храм Церента, чтобы помолиться о смягчении скорбной участи, и, тайком, — к Каридеше, чтобы погадать о новом браке. Теперь она понимала, что тогда богиня сказала правду.
Но в этот раз Каридеша промолчала, не выбрала ни один из предметов — рука нечаянно смела все три. Это ещё больше напугало Шантель: уж не пророчит ли богиня ей гибель?
До приезда жениха королева изучала обычаи, историю и генеалогию Осорды и часами выслушивала инструктаж Советника за закрытыми дверьми. Говорили шёпотом, опасаясь шпионов.
Вскоре пришёл ответ герцога. Согласие королевы он воспринял как само собой разумеющееся и подробно расписал церемонию встречи. Она должна была подчеркнуть ничтожество Рангдара и величие Осорды.
Читая длинный список требований, Советник то сжимал, то разжимал кулаки. Но ведь они не вправе отказать ни по одному пункту — иначе свадьбу отменят, а королевство предадут огню.
«Что ж, мы это переживём. Проигравшие всегда платят», — прошептал он.
Шантель выслушала план церемонии встречи герцога, стиснув зубы. Но промолчала, не позволив эмоциям вырваться наружу. Она лично приказала фрейлинам разучивать хвалебные гимны, а придворному музыканту — за два дня сочинить пьесу в честь герцога.
Во дворец свозили девочек в возрасте от пяти до десяти лет, чтобы выбрать ту, которая вынесет осордцу ключи от города.
Касданцам надлежало стоять по пути следования кортежа с зелёными ветками.
— Нет, он издевается! — стонала Шантель. — Где мы возьмём зелень осенью?
— Из оранжереи, ваше величество.
— Но на всех всё равно не хватит!
— Так пусть сошьют листья из ткани. Учитесь решать невыполнимые задачи, ваше величество, ибо ничего непреодолимого нет.
И весь город шил искусственную листву.
Шантель же стояла перед зеркалом и смотрела на наряд, в котором должна была предстать перед женихом. Ярко-алый, бесстыдный, он подобал женщине лёгкого поведения, а не королеве.
Тончайший шёлк, крест-накрест обхватывавший грудь и открывавший тонкую полоску живота. Никаких нижних юбок, корсета — под него нельзя практически ничего надеть, ничего скрыть.
Шантель предвидела, как все, начиная от солдат, певших по указанию правителя (в этом она не сомневалась) те оскорбительные песни, кончая Аргартом, станут смотреть на неё, бесстыдно разглядывать. А ведь она должна будет пройти в этом платье до самых ворот и с низким поклоном, будто простолюдинка, подать герцогу кубок вина.
Но королева понимала, что исполнит всё, что пожелает бастард на осордском троне, потому что только от его милости зависело, останется ли на карте мира Касдан и другие города королевства.
Отведённые на подготовку три дня пролетели незаметно.
Город, недавно похоронивший своих мёртвых, не успевший ещё залечить раны от пожаров, вновь украсился бумажными фонариками.
Люди с серыми настороженными лицами даже не пытались скрывать своего отношения к осордцам, хотя и выстроились так, как было указано.
Ребятишки, быстро забывающие плохое, живо интересовались праздником, а вот их родители улыбались сквозь зубы, по приказу, мысленно проклиная «вонючего бастарда», «бешеного волка» Аргарта Сантера.
Сгорая от стыда, Шантель облачилась в кусок ткани, который по ошибке назвали платьем (его эскиз нарисовал сам герцог), взяла в руки серебряный кубок с самым лучшим вином, таким же рубиновым, как кровь, столь любимая Сантером, и во главе правящей верхушки королевства, направилась к воротам. Шла медленно, плавно, как и положено особе её крови, с детства привыкшей держать спину идеально прямой и выверять каждый шаг, любых обстоятельствах.
Лилась музыка, гремели фанфары.
Хор фрейлин готовился начать распевать хвалебные песни.
— Надеюсь, все его требования соблюдены? — не оборачиваясь, поинтересовалась Шантель. — Не хотелось бы, чтобы всё пошло прахом из-за какой-то мелочи.
— Абсолютно все, ваше величество. Девочка ждёт в условленном месте, девушкам раздали просо и пшеницу, чтобы осыпать всадников. Всех их переодели в осордские народные одежды.
Шантель вздохнула и плотнее запахнула плащ. Она снимет его потом, у ворот, выполняя условия договора, а сейчас пройдёт по улицам как королева.
Советник гордился ею. Подумать только: всего три дня назад истерики, малодушие, забота только о себе — а сейчас… Покойный король гордился бы дочерью, достойной дщерью Рангдара. Её мученичество — а как иначе назвать этот брак? — не останется забытым, оно спасёт страну и обеспечит процветание.
Весь скорбный путь до ворот Шантель думала о том же: о долге. Она повторяла себе, что выбора нет, а герцог… Не такой уж он зверь, как-нибудь переживёт. В крайнем случае, утешится молитвами и детьми. Да и видеться они будут редко, только во время официальных мероприятий. А супружеские отношения… К ним надлежит относиться как к одной из обязанностей. Ради Рангдара.
И уже сейчас она мысленно обращалась к Вяце, моля соткать жизненную нить потолще и глаже.
Наконец плащ пришлось снять и открыть непристойный наряд.
Шантель тут же ощутила на себе чужие взгляды. Они смущали, но не смогли изменить ни наклона головы, ни походки.
Вновь загремели фанфары.
Белокурая девочка, прекрасная, как дитя солнца, низко опустив глаза, вышла из толпы с бархатной подушкой, на которой лежал символический ключ от города. И, заодно, ключи от всех общественных зданий Касдана.
Фрейлины затянули гимны, придворные музыканты вторили им, исполняя сочинённую за две бессонные ночи пьесу.
Девственницы запустили руки в мешочки с зерном, приготовившись осыпать им осордцев.
Вот и они.
Сначала пронеслись герольды, за ними — наёмники из Серого отряда, заключившие в тиски представителей встречающей стороны.
Шантель глубоко вздохнула и натянуто улыбнулась злейшему врагу, степенно, шагом, заставив ждать себя и мёрзнуть на ветру, приближавшемуся к воротам.
Но герцог не обратил на королеву внимания, подъехал к девочке с ключами, внимательно осмотрел их и велел забрать одному из офицеров. Затем окинул взглядом горожан с зелёными ветками и девушек с зерном и вяло поинтересовался:
— Ну, чего замолчали? Пойте, играйте, веселитесь — вы встречаете своего короля.
Шантель терпеливо снесла обиду, пользуясь моментом, разглядывая того, с кем ей придётся разделить свою жизнь.
Герцог был уже не молод, по словам Советника, почти вдвое старше её : всего пару дней назад герцогу минуло тридцать семь лет. Смуглый, высокий, мощный, так разительно непохожий на Шантель. Воин. Глаза холодные, какого-то непонятного цвета. Он ей не понравился, но судьбу не выбирают.
И тут Шантель почувствовала, что Аргарт Сантер тоже разглядывает её, медленно, будто раздевая. Он невольно вогнал её в краску: ни один мужчина до этого не осмеливался так нагло смотреть на неё, так открыто низводить до роли простолюдинки.
— Королева Шантель, полагаю? — наконец проговорил Аргарт, подъехав вплотную к королеве.
Он унизил её и этим коротким вопросом, не назвав полным именем, не поздоровавшись и не представившись.
Но герцог и не собирался быть вежливым, он упивался местью, страхом и покорностью встречавших его людишек. И молчанием этой девочки, наряженной, словно шлюха. Отсюда, сверху, ему многое было видно, в том числе карминовые соски.
Что ж, первая брачная ночь обещает удовольствие. Девчонка не дурна и блондинка. В его постели ещё не было блондинок, не считая тех, кого приводили ему во время походов: осордки редко рождались светловолосыми, если только в роду не присутствовали представители других государств. И кожа у них другая, не такая, как у этого тепличного цветочка.
Стоит, надеется на чудо. Но чуда не будет.
Рангдар оплевал мать Аргарта, он пинал её ногами, молчаливо позволил уроду-мужу издеваться над ней, а потом выбросить на помойку.
Они презирали его, кичились чистой кровью, тыкали носом в сомнительное происхождение — он поставит их на место. На колени. Они будут лизать сапоги бастарду, рождённому четвероюродной сестрой дяди покойного короля Массуила от ублюдка.
Да, герцог считал отца ублюдком, потому как тот ни разу не справился о судьбе возлюбленной. Аргарт догадывался, что это был кто-то из родственников матери, находившихся гораздо ближе к трону, чем мать: больно далеко и неудачно выдали её замуж.
К сожалению, тайну происхождения сына Мистраль Айда унесла в могилу, но Аргарт позаботился о достойном наказании всей её семьи, не оставив в живых никого из тех, кто в своё время продал Мистраль герцогу Хмеру Сантеру.
А теперь трон Рангдара будет принадлежать ему. Он тоже в списке наследников, потому как власть может передаваться исключительно по мужской линии, а у этой соплячки всего трое близких родственников мужского пола. Всем им уже подписан приговор: Аргарт заранее пресекал попытки мятежей. Он будет править единолично, создаст империю и наречёт её в честь государства, подарившего ему зубы, — Осордой.
— Да, это я, — Шантель аккуратно присела в реверансе. — Приветствую вас в Касдане. Я и мой народ рады…
— Не надо помпезных речей, не утруждай себя. Вижу, что лгать умеешь. Платьице надела… Тебе идёт.
Наклонившись, Аргарт принял из её рук кубок, но пить не стал, передал ординарцу. Он не настолько глуп, чтобы принимать еду от врагов.
— Ваша светлость полагает, что мы хотим отравить его? — еле сдерживая возмущение, поинтересовалась королева.
— Разумеется. Тех двоих — взять, — приказал герцог наёмникам, указав на кузенов Шантель. — Оттащите куда-нибудь и прикончите.
— Но… но это же графы королевской крови! — щёки королевы пылали от возмущения.
Хрупким телом она попыталась прикрыть родных, но её оттолкнули. Как и пожелал Аргарт, обоих юношей закололи на глазах у притихшей толпы, под городскими стенами.
— Я знаю, милая, поэтому они мертвы. Врагов не оставляют за спиной. Теперь поговорим о тебе. Надеюсь, девственница? Мне не нужны сюрпризы в виде чужих детей.
Шантель залилась краской.
Как он может спрашивать о таком на глазах у всех?! Если ему угодно знать столь сокровенные вещи, пусть задаст вопрос наедине.
— Всего лишь «да» или «нет». Впрочем, полковой врач тебя осмотрит. Но замуж возьму и нечистой, можешь не торопиться лечь под конюха. А теперь, ваше величество, окажите любезность, показав мою столицу.
Униженная и оскорблённая, Шантель шла впереди коня Аргарта, чужим ровным голосом рассказывая о кварталах, через которые они проезжали. Музыка и пение смешались в её голове в жуткую какофонию.
Обернувшись, королева поймала ободряющий взгляд Советника: значит, всё хорошо, значит, она ведёт себя, как следует.
Аргарт наслаждался триумфом, испытывал особое, непередаваемое чувство удовлетворения при виде разрушений, произведённых его солдатами. Судя по докладам, желания сбылись: кровь обагрила храмы Касдана. Жаль, что жители успели стереть её и убрать трупы с улицы. Ничего, он скоро снова порадует горожан: нужно кое-кого казнить, королевские кузены — лишь первые в списке. И решить, что делать с Советником Шантель. Пожалуй, сейчас он нужен живым, чтобы выпытать все тайны Рангдара, а потом… Потом его просто не станет. И маленькую королеву некому будет учить и науськивать.
Глава 2
Торжественное омовение от сглаза, обряд очищения, во время которого придворный лекарь не поскупился на травы, а жрец Церента — на слова, дабы в королеве не осталось ни телесной, ни духовной «грязи», и публичное покаяние миновали. До свадебной церемонии оставалось пять часов.
Шантель сидела в спальне и беззвучно плакала. Она никак не могла заставить себя позвать служанок, чтобы облачиться в свадебное платье. Само платье — каскад покровов и кружев, теперь казавшихся удушающими, — стояло в гардеробной, надетое на манекен.
Шантель несколько раз глубоко вздохнула, напоминая себе о долге и ответственности за чужие жизни. Только от неё зависела судьба цвета королевства: Аргарт убьёт всех, если она не родит наследника. Более того, Шантель должна родить в первый же год и сразу мальчика. Потом желательно ещё одного, чтобы успокоить супруга. И он оставит её в покое.
Королева погрузилась в медитацию, обращаясь за силами и советом к Каридеше, потом тряхнула головой, встала и потянула за шнурок колокольчика. Тут же вошли служанки.
По указанию Шантель в четвёртый раз за сегодня наполнили ванну, влили в неё ароматные масла, расслабляющие и благоприятствующие влечению противоположного пола.
Раздевшись, королева погрузилась в воду. Она старалась не думать о ритуале, ожидавшем вечером — брачная ночь начинается не в постели. Оставалось надеяться, что новоиспечённый супруг проявит хоть капельку сострадания и понимания. В конце концов, Шантель выполнила все его требования.
Служанки вымыли королеву, насухо вытерли и умастили тело. Затем облачили Шантель в батистовую рубашку невесты. Нанесли хной на бёдра и живот знаки плодородия, натянули панталоны и чулки. Шантель им не помогала: не положено по ритуалу.
Платье душило её. Тяжёлое, многослойное, безумно дорогое, оно призвано демонстрировать статус, а не доставлять удобства. Наверное, если бы Шантель ела все эти дни, было бы хуже, но ей кусок не лез в горло. Особенно под взглядом жениха.
Продемонстрировав в первый день презрение, публично унизив, Аргарт затем доказал, что обладает безупречными манерами. Даже не верилось, что один и тот же человек мог быть холодно-вежливым, подавать даме руку, рассуждать о политике и вине урожая разных лет, — и вести себя как солдафон, чуждый образованию и такту. Он сумел вызвать восхищение даже у Советника, охарактеризовавшего Аргарта как прирождённого правителя.
Поверх платья легла расшитая бриллиантами пелерина, спрятав скромное декольте, стан и руки.
Преклонив голову со свадебной причёской — всё той же, с лентами, цветами и колосьями, — Шантель позволила набросить на себя трёхслойный покров. Сквозь него практически ничего не было видно, поэтому пока королева отбросила его с лица. Придёт время, опустит обратно.
Накрашенная, одетая, балансируя на высоких каблуках, — Шантель полагала, что это ещё одно испытание для невесты — королева терпеливо ожидала, когда за ней придут.
Отец Шантель умер, поэтому провожать в Храм всех богов её должен был Советник.
По многовековой традиции королеву несли на руках гвардейцы, которые бережно опустили её на ступени лестницы дома богов.
Первый шаг Шантель сделала самостоятельно, остальные — с помощью Советника. Обернулась, поклонилась собравшемуся на площади народу и скрыла лицо под покровом. Отныне она полагалась на своего поводыря.
Кажется, ей под ноги бросали монеты. Что-то кричали, но Шантель не слушала. Сердце сжималось при мысли о том, кому сейчас вручат её руку.
Но вот лестница окончилась, и королева на мгновенье осталась без опоры. Через пару минут её снова взяли под руку и повели дальше. Куда — Шантель не видела.
Она была послушна и смиренна, как и положено невесте.
Резкий запах благовоний ударил в нос.
Шантель поставили на скамеечку, приподняли подол платья и сняли обувь: на кусочек дёрна перед алтарём полагалось ступать босиком.
Она стояла, прямая, неподвижная, терпеливо слушая слова жреца.
Аргарт был рядом. Шантель чувствовала его присутствие. Да и как иначе, если именно он вёл её от лестницы к алтарю?
Внезапно королева вздрогнула. Он изменил свадебный обряд! Аргарт включил в него вассальную клятву и клятву покорности. То есть она, Шантель Лори Соани-Рагдар низведена до роли обыкновенной супруги, целиком и полностью переходит в род мужа, лишаясь всего, что принадлежало ей в девичестве. Более того, обязана целиком и полностью подчиняться воле супруга, отныне становившимся её королём. Именно так: «…и признаёт мужа своим сюзереном и королём, а себя — его служанкой и женщиной обычного рода».
— Ну, что же вы, ваше величество? — поняв, что Шантель не намерена повторить клятвы и троекратно повторить: «Вверяю себя в руки супруга, ибо есть отныне единственная непреклонная воля надо мной», герцог поторопил её. — Давайте не станем задерживать наместника богов ссорами. Начинайте, я помогу вам, если фразы окажутся слишком длинными, чтобы запомнить.
— Благодарю, но я не жалуюсь на память, — гордо ответила Шантель и дрогнувшим голосом произнесла то, что от неё требовалось. Она не могла поступить иначе.
Наступила очередь Аргарта принести брачные обеты. Его клятва была стандартной. Фальшью отозвались слова о любви, заботе и уважении.
Жених откинул покров с лица невесты и протянул руку. Шантель поцеловала её и затем, следуя традиции, получила ответный поцелуй.
Королевский секретарь протянул новоявленным супругам пергамент, в котором надлежало расписаться.
Всего одно движение пера — и королева потеряло королевство и фамильное имя. Отныне она Шантель Лори Сантер.
Дальше кольца.
Королевское, с печатью, Шантель отдала секретарю и приняла из его рук коробочку с кольцом рода Сантер. Его надлежало надеть публично, чтобы ни у кого не осталось сомнений в завершённости свадебного ритуала.
— Вас отнести? — любезно поинтересовался Аргарт, наблюдая за тем, как супруга обувалась с помощью одной из фрейлин. — Боюсь, вы упадёте.
Шантель покачала головой, но он всё равно взял её под руку и вывел на лестницу, где оба надели брачные кольца.
Поцелуя, неотъемлемого атрибута свадеб, королевский церемониал не предусматривал.
Снова набросив на лицо Шантель покров, Аргарт повёл её к экипажу, доставившему новобрачных во дворец. Там королеву передали в руки служанок, которым надлежало снять с неё одно платье и облачить в другое, для торжественного приёма.
Обувь так же сменили на атласные туфельки без каблука: Шантель предстояло много танцевать.
Всё было, как в тумане: лица, голоса, заздравные тосты, кубок вина, осушенный вместе с супругом, один на двоих. И первый танец. Его руки, крепко прижавшие к себе, впиваясь в плечи, и шёпот с самодовольной улыбкой: «Через два дня состоится моя коронация. Надеюсь на вашу благоразумность, Шантель».
Аргарт не скрывал своего торжества и упивался местью. Самая высокородная из тех, кто презирал герцога, теперь целиком и полностью в его власти. Она молчит, не смеет возражать и безропотно принесла унизительную клятву. Возможно, из неё выйдет неплохая жена. Если Шантель и впредь будет вести себя так похвально, то он будет милостив и обеспечит ей достойное существование.
Несмотря на предстоящую первую брачную ночь, Аргарт не ограничивал себя ни в еде, ни в выпивке и советовал Шантель так же не пренебрегать вином. Она понимала подтекст его слов, но старалась не думать о том, что ей предстоит.
Еда по-прежнему комом стояла в горле.
Бледная, с застывшей приветливой улыбкой на лице, Шантель принимала поздравления, с разрешения супруга танцевала с гостями и отпивала немного из бокала после каждого тоста. Она опасалась непристойностей со стороны осордцев, помянутая о тех песенках под стенами Касдана, но нет, все соблюдали протокол.
Шантель хотелось переговорить с Советником, но он был далеко: занимавшийся рассадкой гостей супруг позаботился о том, чтобы все привычные собеседники королевы сидели с его стороны. Шантель не могла не понимать, что Аргарт сделал это намерено, чтобы исключить возможность передачи любых инструкций.
Спасло то, что Советник пригласил Шантель на танец.
Аргарт не счёл нужным препятствовать, с улыбкой дав разрешение. Королеве даже показалось, будто он упивался своим согласием: они ведь ожидали отказа.
Пара слов утешения, напоминание о долге и судьбе Рангдара, чьи ниточки сосредоточились в её руках, — и Шантель возвращена во главу стола. Вскоре ей пришлось встать и, извинившись перед гостями и пожелав им приятного времяпрепровождения, под звуки флейт удалиться готовиться к первой брачной ночи.
Спальня королевы преобразилась, пропахла лавандой и розами. Лепестки цветов валялись на полу, горкой покоились возле ванной за ширмой.
На надушенной кровати — уже не девичьей постели, а другом, специально перенесённом сюда во время праздника широком брачном ложе — лежала шёлковая ночная рубашка. Едва взглянув на неё и даже не пожелав развернуть, чтобы полюбоваться работой кружевниц, Шантель со вздохом вверила себя заботам придворных дам.
Пока служанки хлопотали с ванной, зажигали ароматические свечи, вешали на спинки стульев халаты для новобрачных — словом, заканчивали последние приготовления, фрейлины разоблачили королеву до нижней рубашки, расплели и расчесали волосы, смыли косметику.
Наконец Шантель осталась одна. Придворные дамы с поклоном и пожеланием удачной ночи удалились, плотно притворив за собой дверь. Наверное, снаружи её уже окропили водой из купальни Каридеши, расстелили на пороге красную ленту.
Королева завидовала им, тем, кому не предстояло остаться наедине с Аргартом Сантером. Она не питала иллюзий по поводу будущего действа, справедливо полагая, что герцог (пока ещё герцог) не станет церемониться с молодой супругой. Не желая, чтобы он её изнасиловал, Шантель заранее решила ничему не противиться.
— Вяца, сделай так, чтобы он не начал мстить сейчас, свей ровной ниточку моей судьбы, — молитвенно преклонив колени, прошептала Шантель, встала и зашла за ширму.
Она взяла гость лепестков и разбросала по воде. Выбрала среди баночек любимый аромат и капнула немного в ванну. Затем королева вернулась к кровати и присела, запахнувшись в халат.
Плечи понуро поникли, жилка на шее подрагивала.
Шантель пыталась сдержать слёзы, но глаза всё равно наполнились влагой.
Минуты ожидания казались вечностью. Хотелось, чтобы всё скорее произошло, осталось позади.
Неужели Аргарт забыл о молодой супруге? Или напился и уже спит?
Шантель стало противно от мысли, что пьяный осордец прикоснётся к ней. Её вырвет прямо на шёлковые простыни.
Наконец отворилась дверь, и на пороге возник Аргарт. Окинул глазами комнату и остановил взгляд на испуганной Шантель. Опустила голову, не смотрит на него, нервно то и дело поправляет халат. Полностью покорна и в его власти.
Признаться, он ожидал сопротивления, гордыни, истерик — но супруга безропотно приняла свою судьбу.
Аргарт плотно притворил дверь, подошёл к постели и остановился напротив Шантель.
— Боитесь? Ждёте расправы? Что ж, я обману ваши ожидания. Если будете вести себя столь же примерно, вам нечего опасаться.
— Хм, — он помолчал, — я ещё никогда не делал этого с девственницей, как-то не сводил Церент. Но ничего, суть брачного обряда Рангдара я знаю: моя мать отсюда родом. Вот ей, Шантель Лори, приходилось туго, супруг обращался с ней хуже суки. Слышали, наверное, о герцоге Хмере Сантере?
— Да, ваша светлость. Я была ещё мала, когда он умер.
— Сдох — так будет вернее. Рассказать тебе как?
Шантель отрицательно покачала головой. Она знала, что Хмер Сантер погиб от руки сына, и этого было достаточно.
Аргарт некоторое время молча рассматривал супругу, а потом протянул ей руку.
Понимая, что упорствовать бесполезно, а благостное настроение мужа может пройти, Шантель проследовала с ним за ширму, где без напоминания скинула халат, оставшись в одной нижней рубашке.
Радовало, что от Аргарта не пахло — видимо, прополоскал чем-то рот.
— Встань ровно, я хочу посмотреть.
Шантель встала, стараясь ни о чём не думать, смотря в потолок. Она возненавидела тех, кто придумал подобный брачный обряд.
Аргарт наслаждался происходящим, с удовольствием раздевал супругу взглядом, гадая, какая она там, под рубашкой.
Шантель вызывала желание, казалась особенно привлекательной из-за нетронутости и принадлежности к роду Рангдар. Когда он ляжет на неё, то полностью сломит и покорит высокомерное королевство.
Не желая оттягивать столь восхитительный процесс, прикидывая, сколько раз и как он овладеет супругой — пусть не надеется на то, что через полчаса останется одна, оплакивая горькую судьбу — Аргарт лениво потянулся и расстегнул рубашку.
— А разве вы… Разве вам не надлежит…
— Ты о том куске шёлка и кружев? Если ты так хочешь, я его принесу. Но в постели всё равно будешь лежать без него. По-моему, разумнее оставить сорочку там, где она есть. Ну, снимай всё, что под рубашкой, и залезай в воду.
Шантель замялась: она предполагала, что сделает это за ширмой. Покраснела и попросила супруга отвернуться.
Аргарт усмехнулся, привлёк королеву к себе и поцеловал, пытаясь разомкнуть неподатливый рот.
— Ты хочешь, чтобы панталоны тоже снял я? — его руки прошлись по её телу, погладили по ягодицам. — Не упорствуй, Шантель, а то сильно меня разочаруешь. А я не люблю, когда меня разочаровывают.
Он отпустил королеву.
Под пристальным взглядом мужа Шантель, стыдливо придерживая подол рубашки, сняла панталоны и сложила их на полу.
— Ну и вещи ты носишь! — брезгливо прокомментировал Аргарт. — Этим не соблазнишь даже слепого. Лично займусь твоим бельём, терпеть такое я не намерен. А теперь залезай в воду и расслабься.
Закрыв глаза, слыша, как бьётся сердце, Шантель вступила в ароматную ванну и, сделав пару судорожных вздохов, опустилась в воду. Так положено, муж должен вымыть жену, приучить к себе.
Первое же касание отозвалось дрожью. Впрочем, как и последующее. Особенно, когда он раздвинул ей ноги.
— Неужели уже больно? — с усмешкой поинтересовался Аргарт, наслаждаясь ритуалом омовения и реакцией Шантель.
Мокрая рубашка ничего не скрывала, но грудь жены он оставил на потом, сейчас его интересовало то, что недавно скрывали панталоны.
Шантель дёрнулась, когда почувствовала его пальцы, но Аргарт придержал её и продолжил ласкать, постепенно действуя всё настойчивее. Наконец пресытившись, занялся остальным телом, уделив ему, впрочем, гораздо меньше внимания.
Рука сама собой возвращалась вниз, туда, куда его не желали пускать. Но он входил без приглашения.
— Ладно, вставай. Мокрую рубашку оставь здесь, на кровать отнесу.
— Но я… — попыталась было воспротивиться пунцовая Шантель.
— И не надейся отгородиться от меня одеждой. Я имею право видеть жену.
Пришлось смириться.
Мысленно оплакав поруганную честь, королева встала и, повернувшись спиной к мужу, стянула мокрую рубашку.
— Сзади ты очень соблазнительна, — прокомментировал Аргарт.
Шантель поспешила завернуться в полотенце — и оказалась на руках у мужа. Он отнёс её на постель, уложил на спину.
Она лежала, не двигаясь, обнажённая, глядя в потолок, ожидая своей участи.
Аргарт быстро разделся, погасил свечи, оставив лишь те, что освещали тело супруги, и сел на кровать. Беглым взглядом оценив добычу без покровов, он жестом собственника положил ей руку на грудь и сжал.
Карминовые соски не обманули ожиданий. Аргарт позволил себе немного поиграть с ними и переместился ниже.
Шантель, казалось, не дышала. Впрочем, её поведение Аргарта полностью устраивало.
— Хорошая девочка! — тыльной стороной ладони он погладил её по щеке, чуть приподнял, разводя плотно сжатые ноги, и под тихий всхлип сделал женщиной.
Первым желанием Шантель было вытолкнуть это из себя, но она не могла, приходилось терпеть.
Аргарт лежал на ней и с упоением проникал всё дальше, постепенно входя в привычный ритм. Супруга уже не дёргалась, хотя, несомненно, приятных ощущений не испытывала. Впрочем, намерено он боли не причинял, как и обещал.
Разрядка наступила быстро — сказалось слишком сильное возбуждение.
Аргарт перекатился на бок, уткнувшись носом в тёплую кожу супруги. Различив в свете свечей остатки рисунков на бедре, провёл по ним ладонью, затем скользнул между ягодиц.
Шантель сразу напряглась.
— Нет, это местечко меня не интересует. Только потом, может быть, если детишек рожать не сможешь, — усмехнулся Аргарт.
Там ему тоже понравилось, хотя пальцы всего лишь прошлись вокруг.
Герцог потянулся за свечой и внимательно осмотрел простыню.
Крови немного, но девочка точно была девственницей. Сладенькой девственницей, с которой он только начал развлекаться. Пожалуй, он даже станет приходить к ней каждую ночь. Заодно и наследника быстрее сделает. Как раз месяца хватит, через месяц она ему наскучит.
Шантель, сжавшись в комочек, смотрела на мужа глазами затравленного зверька.
Ничего, размышлял Аргарт, он с ней очень мягко обошёлся, ничего не порвал, к нетрадиционному сексу не принуждал. А ведь мог, никто и слова не сказал бы. Как молчали, когда кричала по ночам его мать.
— Ну, живая, не умерла? — усмехнувшись, Аргарт снова лёг рядом.
Супруга отвела глаза, смущаясь обнажённого мужчины.
— Я тебе кое-что обещал рассказать, будет полезно послушать. В назидание, так сказать. Такого даже Советнику никто не докладывал, потому что это знаю только я. Милая добрая сказка о том, как опасно идти против меня.
Шантель промолчала. А он, видимо, ожидал какой-то реакции. Провёл рукой по спине и притянул к себе.
Сердце королевы замерло, когда Аргарт осторожно выпрямил её тело, прижал к своему.
— Больно, что ли?
Одна рука легла на грудь Шантель, другая погладила живот. Как ни странно, но тепло ладони мужа отогнало боль.
— Ты исправно выполняешь свой долг, Шантель. Признаться, я ожидал иного.
Королева подумала, что и она тоже. То, что случилось, можно было пережить, перетерпеть, привыкнуть. Единственное, что её беспокоило — что муж не спешил уходить. Насколько понимала Шантель, он должен был уйти, ведь всё, что нужно, уже сделано. Тогда бы она могла обмыться, надеть ночную рубашку и более-менее спокойно заснуть. Но Аргарт, похоже, надолго обосновался на брачном ложе. Будто с любовницей, потому как короли не встречают рассвет в постели королев.
— Тебя что-то не устраивает?
Аргарт решил немного приласкать притихшую, словно мышка, жену. В конце концов, это приятно, да и пора знакомить её с взрослой жизнью. От его поцелуев, однако, Шантель уворачивалась, стремясь зарыться в подушки. Он со смехом пресекал её попытки.
Жена возбуждала его скромностью и прелестями тела, и Аргарт вошёл в неё повторно. Не так, как в первый раз, медленно, поглаживая, нашёптывая на ушко непристойности.
Шантель считала мгновения и спрашивала богов, было бы так же с князем. А супруг, наоборот, старался растянуть удовольствие.
Потом, развалившись на спине, пребывая в довольном и благостном настроении, Аргарт поведал жене немного о своём прошлом. Она, радуясь, что герцог пресытился любовными утехами, внимательно слушала, прикрыв наготу простынёй. Ей было интересно и страшно одновременно.
Аргарт, будто гордясь этим фактом, напомнил, что он бастард, «рождённый моей матушкой от одного поддонка из твоего рода.
— Этот мерзавец трусливо сбежал, едва узнал о зачатии ребёнка. А мою мать, по женской дурости любившей его без памяти, выдали замуж так, чтобы она вместе со мной непременно сдохла. Это твой папочка позаботился, а, Шантель?
У Аргарта были все основания полагать, что влиятельные дальние родственники постарались избавиться от беременной Мистраль Айда.
Герцог Хмер Сантер не числился в списках завидных женихов. Малообразованный солдафон, он прославился неукротимым нравом и тяжёлой рукой.
Осорда в те времена была слабым, разрозненным образованием из множества феодов, самым крупным из которых считалось герцогство Сантер.
Хмер Сантер мечтал возвыситься, породниться с кем-нибудь из могущественных родов, поэтому Мистраль Айда показалась ему подходящей кандидатурой. Что греха таить, он питал слабость к красивым женщинам, а мать Аргарта была хороша собой.
Обрадованные родственники поспешили заключить брачный контракт и отправить «блудницу» с глаз долой, куда подальше, то есть в Сантер, полагая, что только в такой глуши можно схоронить позор. По их мнению, Мистраль не заслуживала лучшей доли.
Портрет наречённой понравился герцогу, и тот заочно женился.
Первая брачная ночь обернулась грандиозным скандалом: невеста оказалась «порченной». Хмер Сантер позаботился о том, чтобы об этом узнали во всех близлежащих государствах, смешал с грязью имя жены, публично назвав её шлюхой, но брак не расторг — вмешались родственники Мистраль, с помощью денег откупившиеся от разгневанного герцога.
В Осорде Мистраль ожидала череда боли и унижений. Супруг унижал её, низводя в глазах окружающих до проститутки, открыто жил с любовницами, сажая их, а не герцогиню подле себя на приёмах. Но ему это показалось мало: горничные не редко видели следы побоев на теле Мистраль.
За каждую попытку оправдаться, возразить Хмер в кровь разбивал жене губы. Герцог не скрывал, что превратит её жизнь в кошмар.
Разумеется, сначала всё было в рамках внешних приличий, но потом Хмер вошёл во вкус, вымещая на ненавистной супруге все свои неудачи, весь гнев, все обиды и унижения. Она винилась в любых бедах, потому как нанесла несмываемое оскорбление: вышла за герцога беременной неизвестно от кого.
За закрытыми дверьми в далёком герцогстве ничего не слышно, да никто и не стал бы слушать.
Родные? Да они рады были избавиться от неё, сделать вид, что Мистраль не существовало.
С виду всё благопристойно: замужем за герцогом.
Новые подданные? Может, они её и жалели, но заступаться не собирались. А родственники мужа откровенно ненавидели.
Когда Мистраль разрешилась от бремени, муж признал её ребёнка…бастардом. Тот даже носил девичью фамилию матери.
Детей от герцога Мистраль не родила: он не желал делить постель со «шлюхой» и не бывал у неё с первой брачной ночи.
Через полтора года Хмер женился вторично, признав первый брак недействительным. Однако ни Мистраль, ни её сына не отпустил.
Новая герцогиня была из местных и требовалась для рождения наследников. С этой задачей она прекрасно справилась, произведя на свет двоих сыновей и дочь. Могла бы и больше, если бы не простуда, перешедшая в острое воспаление лёгких.
После её кончины герцогу, под давлением соседей и Рагдара, не признававших аннуляцию брака с Мистраль Айда — на то не было никаких законных оснований, только авторитарное желание супруга, — пришлось возвратить первой жене герцогский титул и статус своей второй половины.
Мистраль безропотно усыновила детей супруга и даже родила герцогу, изменившему альковным привычкам, ещё троих мальчиков, но родным покойной герцогини хотелось видеть во главе государства своих ставленников, а не «сучат». Детская смерть, особенно во младенчестве, считалась обычным делом и отличным решением проблем.
Аргарта не трогали: он не мог претендовать на власть. Отец держал его при себе как гарантию покорности и молчания матери. Учился Аргарт вместе с братьями, но на правах существа второго сорта. Они не считали его ровней, научившись от герцога презрению к бастарду.
В двенадцать лет отчим решил, что с Аргарта хватит наук и послал его в самый дальний гарнизон, постигать ремесло военного. Герцог планировал, что суровая муштра сломит мальчика, но просчитался.
Пасынок рос волчонком, умным, злопамятным, стойким и не собирался ломаться или умирать, чего втайне желал отчим.
Узнав о решении герцога, Аргарт взбунтовался. Он и до этого не раз проявлял непокорность, защищая мать. Его били — он бил в ответ, получал ещё град побоев, но лишь крепче сжимал зубы.
Отчима Аргарт ненавидел. Сколько себя помнил, мечтал сломать ему шею.
Это был первый раз, когда герцог всерьёз испугался: подросток, совсем мальчик, оказался опасным. Нет, он не полез на него с кулаками, а едва не проткнул отчима алебардой. И проткнул бы, если бы она не была тяжела для него. Тогда за Аргартом и закрепилось прозвище «бешеного волчонка».
Избитого, его на простой телеге увезли прочь из замка. Командиру гарнизона были даны чёткие указания: не щадить, выбивая дурь.
Через четыре года тело того офицера вместо флага болталось на флагштоке.
Когда Аргарту минуло тринадцать, скончалась его мать. У того не возникло и тени сомнения в причине ее смерти. Догадки оправдались — яд герцогине подсыпала любовница Хмера, младшая сестра его второй супруги.
Разумеется, Аргарту не удосужились сообщить о трагедии: отец предпочитал не вспоминать, что у него есть пасынок.
Хмер Сантер полагал, что избавился от него: мальчик не в состоянии выдержать тяжести военной муштры, которая ломала юношей, вдвое старше него, но он выдержал. Розги и палки сделали тело твёрже, стояние на морозе — выносливее, а издевательства закалили дух. Он стал ещё более скрытным, замкнутым и жестоким. Сначала терпел, молча копя обиду, а потом начал мстить.
Аргарт умел сходиться с нужными людьми и, безошибочно вычислив главаря сильнейшей группировки рядового состава — как известно, любое общество состоит из ряда более мелких сообществ, построенных на принципах общности интересов, дружбы, подчинения или авторитете, — втёрся к нему в доверие. Он терпеливо сносил его насмешки, выполнял любые поручения, постепенно становясь «своим».
Уже через пару месяцев солдаты перестали обливать Аргарта холодной водой, окунать в помои и заставлять изображать разных животных под гогот собравшихся. Ему хватало издевательств и со стороны командного состава.
Постепенно Аргарт стал незаменим для покровителя, превратился из подручного в друга. А ведь он был младше всех, ещё подросток.
В четырнадцать лет, став единоличным лидером молодых солдат, роптавших на тяжёлые условия службы, Аргарт начал восхождение к власти. Под видом несчастного случая устранив былого покровителя и двух других, более слабых и менее влиятельных, сослуживцев, он стал единоличным королём казармы.
Умело провоцируя солдат, Аргарт сводил счёты, начав с мелкого неповиновения и закончив устранением капралов и офицеров. Их подлавливали ночью, накидывали на голову мешок, оттаскивали к крепостному рву и избивали. Били до тех пор, пока тело не переставало дёргаться.
А Аргарт стоял и смотрел, отдавая приказания.
Он сумел отыскать и войти в контакт с противниками Хмера Сантера. Пользуясь негласным привилегированным положением, Аргарт выбивал себе увольнительные и ездил к ним. Дворяне не принимали его всерьёз, посмеивались, но он упрямо продолжал попытки сближения, подбираясь к нужным людям через слуг, родных, совместные попойки — жизнь рано приучила его к спиртному. И не только к нему — в отдалённых гарнизонах царили сомнительные нравы, порицаемые и осуждаемые обществом.
В шестнадцать Аргарт приобрёл могущественного союзника в лице одного из опальных баронов, недовольного правлением герцога, шедшего на поводу мимолётным желаниям.
Существовала и другая, скрытая причина, по которой барон Ашвит желал низложения Хмера Сантера. Она крылась в генеалогии: род Сантеров и род Ашвитов происходил от общих предков, и при удачном стечении обстоятельств Ашвиты могли примерить герцогскую корону. Аргарт знал об этом — в детстве он вдоль и поперёк изучил всё, что мог, в библиотеке, — и обещал барону уговорить младшего брата, которому переходил престол, жениться на дочери Ашвита.
Разумеется, у Аргарта был свой собственный план.
Герцог Сантер не догадывался, что приграничные форты перешли в руки пасынка. Он командовал гарнизонами, приблизив к себе опытных вояк, учивших его премудростям ведения боя, и несогласных с политикой Сантеров дворян, от которых набирался опыта в политике. Но в замок по-прежнему шли благостные отчёты, в которых не было и намёка на зреющий заговор — на границе всегда неспокойно, кого-то убивают, солдаты бунтуют.
Разумеется, по документам зачинщиков беспорядков предали военному трибуналу — но на деле вешали тех, кто не угодил Аргарту и Ашвиту.
После дерзкого убийства командира гарнизона, скрыть которое не удалось, на некоторое время воцарилась тишина.
Сбежавший Аргарт — как ни ругал его Ашвит, он не сумел отказать себе в возможности поквитаться с врагом — укрылся у союзников, продолжая налаживать связь с армией. По официальным сведениям он уже полгода числился без вести пропавшим: об этом позаботился барон. В действительности же Аргарт в сопровождении Ашвита сеял зёрна крамолы среди подданных отчима.
Весна накануне семнадцатилетия Аргарта стала последней в жизни его сводных братьев и сестры. По приглашению внезапно нашедшегося брата, который изъявил желание помириться с родными и, признавая своё ничтожество, молил вернуть его ко двору, они отправились на охоту во владения одного из вассалов отца, выбранного Аргартом.
Шумная компания молодых людей гуляла, стреляла птиц… Их обгоревшие тела нашли в охотничьем домике, где накануне пировали и пили за здравие Хмера Сантера. В вино подсыпали снотворное, а «бешеный волчонок» велел слугам наливать себе подкрашенную воду.
Аргарт сам поджёг облитую горючей смесью, подпёртую снаружи дверь. Слуг он тоже не пощадил — лишние свидетели.
Ни капли жалости не было на его лице, одна жёсткая усмешка, диссонировавшая с юным возрастом.
Присутствовавший при расправе барон Ашвит пытался помешать ставленнику: он не планировал убивать детей герцога, всего лишь взять в заложники, насильно женить старшего из них на своей наследнице, но ничего не смог поделать. Аргарт и слушать не стал, заявив, что отныне командование мятежной армией переходит в его руки.
— Если вас что-то не устраивает, барон, я вас не держу, ступайте на все четыре стороны. Но помните, что нож наёмного убийцы настигает неслышно. А если останетесь, принесёте присягу.
В подтверждении серьёзности своих слов Аргарт сделал знак рукой — и из леса материализовались закутанные в плащи люди — знаменитый Серый отряд. В тот миг барон сто раз успел пожалеть, что позволил «волчонку» распоряжаться своими деньгами. Но момент был упущен — бразды правления ускользали из его рук.
Следующим должен был стать Хмер. Для него Аргарт приготовил особую смерть.
Пока же «бешеный волчонок» вновь затаился, со злорадством внимая донесениям о горе отчима, пышных похоронах своих жертв и клятвах покарать убийц.
Разумеется, никого найти не удалось: Аргарт с верными людьми, успел скрыться на территории соседнего княжества, хитростью убедив не выдавать его. Он посулил князю спорные территории, которые соседи не могли поделить вот уже сто лет. Разумеется, Аргарт не собирался ничего отдавать, ему нужно было всего лишь выиграть время, чтобы сконцентрировать вокруг себя всех союзников.
Его любили солдаты — за то, что разговаривал на одном с ним языке, что не понаслышке знаком с гарнизонной жизнью, за волю, непреклонность и умение воздавать по заслугам. Несмотря на возраст, Аргарт умел подчинять.
Так пролетели восемь месяцев, восемь месяцев напряжённой работы и политических интриг. Наконец он посчитал, что медлить дальше невозможно, и вернулся на родину.
Герцога Хмера схватили наёмники из Серого отряда, доставили в ставку Аргарта и под пытками заставили отречься от власти в пользу пасынка.
Ещё одним документом, заверенным подписью и печатью, низложенный герцог объявлял Аргарта своим законным сыном и дарил фамилию рода.
Наивный, он полагал, что после этого пасынок пощадит его! Но участь Хмера Сантера была предопределена. По приказу нового герцога Сантера его казнили, выбрав самый мучительный и унизительный способ: введение раскалённой кочерги в задний проход. Тело убитого бросили на съедение волкам: Аргарт полагал, что отчим не достоин погребения.
Вместе со своими сторонниками семнадцатилетний герцог занял замок отчима, предъявив законный документ о своём праве на престол. Разумеется, даже поддерживаемого родом Ашвитов и рядом других, более мелких семейтсв, его не спешили признавать. Разгорелась гражданская война. Во время неё Аргарт проявил себя истинным правителем, сильным и беспощадным. Он установил ответственность семьи за действие её главы и таким образом под корень вырезал несколько знатных родов, не жалея ни стариков, ни детей.
Барон Ашвит умер через год, когда стал не нужен. Не своей смертью, вместе со всеми родственниками мужского пола. Как и десятки других дворян, которые представляли опасность. Остальные, запуганные едва переступившим порог совершеннолетия юношей, оставлявшим после себя реки крови, предпочли принести присягу. Но Аргарт не был столь наивен, чтобы поверить в их верность: его шпионы шныряли по всему герцогству, указывая на тех, кого следовало казнить. Он без зазрения совести отдавал приказы о пытках, не уставая повторять: «Лучше казнить десять невиновных, чем упустить одного виновного».
Два года — и он единственный признанный правитель Сантера, носит фамилию покойного отчима. Четыре года — и в герцогстве не осталось никого, кто посмел бы ему перечить. Десять лет — и у его ног вся Осорда, добытая хитростью, подкупом и силой.
Но Аргарту хотелось большего: он копил силы, поднимал налоги и, наконец, сумел приступить к исполнению своей мечты — первым шагам по дороге к императорскому трону.
Он желал власти и всеобщего подчинения, желал быть выше всех. Завоевание Рангдара стало крупной победой: до этого Аргарту попадалась лишь мелкая рыбёшка, которую Осорда заглатывала, даже не заметив. Но теперь, он чувствовал, что они стали самым могущественным государством этой части света.
Безусловно, экспансии Осорды противились. На Аргарта не раз планировались и совершались покушения, но ни одно из них не причинило существенного вреда.
Наёмники из Серого отряда не подпускали к Аргарту непроверенных людей, а проверенных он убивал сам. Троих подкупленных камердинеров, любовницу вместе с подославшими её родными — целых пятьдесят человек, даже собственного Советника, показавшегося излишне подозрительным.
Всегда при оружии, не оставлявший женщин до утра, Аргарт никогда не спал на одной кровати два дня подряд, благо большую часть времени проводил в разъездах. Сейчас, правда, он мог позволить себе подобную роскошь — в замке рода Сантер остались только свои, преданные ему и душой, и телом. Да и официально оглашённый указ отпугивал потенциальных убийц: уничтожить весь родной город виновника на его глазах. Родственники — не в счёт, они умирали первыми.
Аргарт не стал вдаваться в подробности: молодая супруга услышала лишь краткую субъективную версию событий. Но она произвела на Шантель сильное впечатление, заставила отшатнуться от мужа, подумать, не сбежать ли под благовидным предлогом.
— Вы… Вам… Они же… Вам не было их жалко?
— Кого? — Аргарт перевернулся на живот, перехватив её руку. — Отчима? Он ещё легко отделался. То, кем он был, — не для твоих ушей. Братцев и сестёр, в которых не было ни капли моей крови? Побойся богов, Шантель, ты сделала бы то же самое, только иными методами. А если не сделала, была бы полнейшей дурой.
— Но не советую, — он выделил голосом это слово, — очень не советую играть со мной в такие игры. Я не пощажу. Пока же тебе нечего бояться, ты меня полностью устраиваешь.
— Рада это слышать. Тогда, быть может, мы могли бы заключить сделку?
Герцог хмыкнул, но промолчал.
Шантель, преодолевая отвращение и страх, подвинулась ближе к нему, интуитивно понимая, что благостным расположением супруга обязана телу. Что ж, ради себя и Рангдара она попытается быть милой. Всего лишь нужно представить, что это князь… Шантель всхлипнула и откинулась на подушки.
— Ну, чего? Поздновато рыдать, я уже всё давно сделал. Или больно? Тогда позови кого-то из фрейлин, я разрешаю.
— Благодарю вас, не нужно. Это просто минутная слабость. Итак, — она села, сделала пару глубоких вздохов, унимая дыхание, — я хотела бы заключить с вами соглашение. Насколько я понимаю, вам необходима корона Рангдара. Но это мой народ и… Я предлагаю два варианта нашего дальнейшего существования. Первый: после коронации вы становитесь полноправным монархом, получаете всю полноту власти, а я… Я отрекусь от своих прав. Публично и письменно. После чего вы отпустите меня. Наш брак, он всё равно преследовал одну-единственную цель — подчинение Рангдара и банальной мести.
— Мне это невыгодно, Шантель. Если пораскинете мозгами, сами поймёте шаткость моего положения при подобном варианте развития событий. И мне придётся вас убить. Итак, второй вариант?
— Я рожу вам наследника, которому перейдёт трон Рангдара. До тех пор я останусь единоличной правительницей королевства.
Аргарт расхохотался и накинул одеяло на супругу, позабывшую в запале о своей наготе и стыде.
— Ты совсем девочка, глупая девочка. Ты никуда от меня не уйдёшь, потому что ты — самый опасный мой враг в этом королевстве. А врагов нужно держать под боком, на виду. Так что ты уже послезавтра добровольно отдашь мне, как и клялась, корону. А себя ты отдала мне вчера, целиком и полностью. И только я буду решать, как с тобой поступить. Ничего, я найду, чем тебя занять. Заодно в будущем породнюсь с другими спесивцами. А теперь, дражайшая супруга, пора спать. День выдался долгим.
— А вы… Разве вам не приличествует уйти? — заметив, что Аргарт укладывается рядом с ней, поинтересовалась Шантель. Сама мысль о том, что этот человек лежит на её простынях, в её спальне, казалась противоестественной.
— Нет. Местный обряд я выполнил от точки до точки. Замолчи и спи. Я не собираюсь тратить время на пререкания. Лучше молись о рождении сына.
Королева смирилась. Наутро мужа всё равно не будет рядом.
В одном желания супругов совпадали: наследник должен родиться как можно скорее.
Глава 3
Утро встретило Шантель одиночеством и непривычной тишиной. Не хватало служанок, придворных дам, сообщений о томящихся в ожидании за дверью вельмож. Однако по всему было видно, что в спальню заходили горничные, которые аккуратно вытащили из-под королевы простыню со свидетельствами невинности и заменили её на другую, чистую.
Шантель подождала немного, но никто так и не пришёл её будить. Не было ни фрейлин, ни служанок, стайкой толпившихся ещё вчера у покоев королевы.
Шантель привыкла, что её пробуждение не остаётся незамеченным для дежурной фрейлины. С утра королеву окружали служанки и придворные дамы, готовые исполнить любое желание, и, конечно же, совершить обряд умывания и одевания. В этот раз всё было по-другому.
Откинув одеяло, Шантель потянулась к шнуру звонка. Его дребезжание одиноко разнеслось по фрейлинской, долетело до служебного этажа, но осталось без ответа. Королева звонила ещё и ещё, но никто не спешил пожелать ей доброго утра, справиться о том, как она провела первую брачную ночь, наполнить ванну.
Ничего не понимая, Шантель пошарила рукой в поисках ночной рубашки и, не обнаружив, завернулась в простыню и подошла к дверям спальни. Они были заперты. Королева попробовала ещё раз, подёргала ручку, подумав, что ей показалось. Но нет, дверь не поддавалась. Забеспокоившись, Шатель вновь принялась звонить, зовя дежурную фрейлину, но никто не отозвался.
Королеве стало страшно, так страшно, будто она стояла перед эшафотом. Её заперли, заточили в спальне! Кто? Несомненно, муж. Что он ещё задумал, неужели ему мало того, что она принесла унизительную брачную клятву?
Стараясь сохранять спокойствие, что давалось с превеликим трудом, Шантель вновь позвала фрейлину. Потом, не выдержав, забарабанила в дверь, отбив ладони.
Ей не оставили даже домашних туфель, а босым ногам было холодно стоять на продуваемом сквозняками полу. Пришлось вернуться в кровать, проклиная Аргарта Сантера.
Судорожно вздохнув, выпустив злость и позволив себе немного поплакать, Шантель попыталась взять себя в руки. Она не простая девушка, а королева и должна уметь преодолевать трудности. Аргарт рассчитывал, что жена проведёт весь день в слезах — что ж, она поступит иначе. Советник учил, что эмоции для правителя недопустимы, и впервые Шантель поблагодарила его за жёсткое пресечение обычных человеческих слабостей. Чтобы противостоять Аргарту, нужно быть сильной, иначе не выжить. Сильной и хитрой.
Шантель принялась думать, пытаться найти выход из, казалось, безвыходной ситуации. Это всего лишь одна из задачек, которые задавал Советник, именно так следует относиться к вынужденному заточению. Никакой паники, только холодный расчёт и терпение.
Рассчитывать на подданных не следует — значит нужно действовать самой. Но решение всё не приходило, а время в её личной тюрьме текло так медленно. Тишина и тревожные мысли сводили с ума. Шантель пробовала молиться, но никак не могла сосредоточиться. В довершении всех бед хотелось пить, есть, и, самое главное, вымыться, стереть с себя прикосновения Аргарта.
Поняв тщетность попыток дозваться хоть кого-нибудь или самой выбраться через окно, — слишком высоко, да и простыня — неподобающее облачение для монаршей особы — Шантель свернулась клубком в кресле.
Приступы паники и страха прошли, сменившись яростью и обидой. Она была покладистой и покорной, а супруг и не подумал оценить это, поступил как с рабыней, наложницей, заперев в спальне.
Советник говорил, что нужно найти подход к мужу, что каждым мужчиной можно повелевать, и она, Шантель, должна сделать это ради блага страны, чтобы однажды избавить народ от Аргарта Сантера и подарить ему законного монарха-рангдарца. Но у королевы ничего не вышло, хотя она обладала всеми необходимыми качествами: молодостью, красотой, невинностью. Но разве нужна такому как Аргарт, невинная девушка? Ему нужна такая же, как он. Пусть бы и выбрал жену среди шлюх, самое то для ублюдка!
Ближе к обеду дверь без стука отворилась, впустив служанку с подносом. Низко опустив голову, не глядя на Шантель, не отдав должных почестей, она молча поставила поднос на стол и удалилась. Даже не ответила, когда королева обратилась к ней.
Вот так, ни реверансов, ни поклонов, ни приветственных слов. Действительно, зачем, ведь теперь Шантель на ровне с простой служанкой, вассал нового всеобщего господина, незаконнорожденного ублюдка, место которому — в котле с кипящей смолой. Аргарт уже начал дрессировать рангдарцев, превращая их в покорных бессловесных животных. Быстро же, всего за одно утро! Чем он их запугал, кого ещё приказал пытать и казнить? Жаль, что окна покоев не выходят на город, сейчас королеве так нужно было, что творится в Касдане.
Шантель со злостью скинула поднос. Фрукты разлетелись по полу, такая вожделенная пару минут назад вода разлилась по столу.
Королева подошла к окну, тоскливо облокотилась о подоконник, устремив взгляд на небо. Неласково осеннее солнце едва пробивалось сквозь облака, свод небес низко навис над землёй.
Что ж, оставалось принять судьбу такой, какая она есть, раз Шантель не в силах ничего исправить.
Королева прикрыла глаза. Нужно набраться терпения и смирения, иначе не выжить. И ждать, остаётся только ждать, постаравшись обратить в свою пользу любую мелочь, чтобы потом выйти победительницей в игре. Вода камень точит.
Некоронованная королева величайшего и светлейшего государства, как последняя крестьянка подобрала фрукты и принялась их есть. Медленно, тщательно пережёвывая — унижение лишило её аппетита. Но поесть было необходимо: объявлять голодовку по любым причинам неразумно, для борьбы необходимы силы.
К вечеру, когда солнечные лучи уже не заглядывали в спальню, вновь появились слуги и наполнили ванну тёплой водой.
Молчаливые прислужницы, все незнакомые, сервировали стол. Шантель безучастно наблюдала за ними. Она не станет просить их, не будет пытаться заговорить — на приказы они не реагировали, — стоит ли унижаться больше, чем её уже унизили?
Помочь королеве совершить омовение никто не собирался. Что ж, Шантель справится сама.
Как только служанки вышли, королева развязала простыню и с наслаждением опустилась в ванну. Вода помогла измученной страхами и переживаниями Шантель успокоиться, расслабиться, обрести уверенность. Она снова ощутила себя полной сил, прежней, не осквернённой недостойным наследницей Рангдара.
Укутавшись в пушистое полотенце, Шантель поела, помолилась и легла спать — что толку сидеть и чего-то ждать? Не успела она задремать, как дверь в спальню распахнулась, и в комнату стремительно вошёл Аргарт. Подойдя к постели, он рывком скинул одеяло, заставив Шантель съёжиться, обхватить себя руками, чтобы прикрыть наготу.
— Ну что, моя маленькая королева, как вы провели сегодняшний день?
Аргарт присел на кровать, делая вид, что всё так, как должно. Его наглость и фамильярное обращение взбесили Шантель, но она сдержалась, прикрыв глаза, которые многое бы могли рассказать.
— Почему моя маленькая жёнушка молчит? — усмешка в голосе Аргарта всё больше раздражала — Надеюсь, ты сильно скучала обо мне.
Наслаждаясь произведённым эффектом, не сомневаясь, что вскоре Шантель не выдержит и сдастся, и у него появится повод наказать строптивую рангдарку, — нет, не физически, а морально, ещё одной казнью — Аргарт встал, подошел к столу и налил себе вина.
— Мне говорили, что раз вкусив со мной плотских радостей, женщины уже не в силах от них отказаться. Вижу, ты не исключение. Не успел я зайти в спальню, а ты уже раздета, приняла ванну и ожидаешь в постели.
Шантель обернулась одеялом и с удивлением вскинула на него глаза. Неужели он настолько самоуверен? Это никак не вязалось с рассказами об Аргарте Сантере. Однако натолкнувшись на внимательный ироничный взгляд, королева поняла, что он её проверяет. Но сдерживаться больше не могла.
— Вы прекрасно знаете, почему я раздета: вы не оставили мне одежды. Вы… Вы мерзавец! Я ваша жена, а не пленница, вы обязаны проявлять ко мне хоть каплю уважения. Заключённых содержат лучше! Вы посмели запереть меня, не предоставив ни воды, ни еды. По вашему наущению слуги не оказывают мне должного уважения.
Шантель почувствовала, как задрожал голос, и поняла, что только что угодила в ловушку, поддалась на провокацию. Оставалось гадать, какими последствиями для неё и страны это обернётся. Радовало, что Шантель не успела произнести ничего обидного. Почти.
— Так уж оно вам нужно, почтение и уважение? — спросил Аргарт. Взяв бокал и бутылку с вином, он вернулся к постели, зависнув над супругой. — Не важнее ли для вас сейчас послушание и смирение, моя маленькая жёнушка?
Аргарт поставил бутылку на пол, опустился на кровать, ухватил за талию упирающуюся Шантель и, скинув с неё одеяло, принялся поглаживать мгновенно покрывшееся мурашками тело. Вторая рука поднесла к губам Шантель вино, требуя, чтобы та выпила всё без остатка. Королева пыталась отказаться, вывернуться, но Аргарт болезненно ухватил её за грудь, заставив вскрикнуть.
— Пейте, моя будущая королева, ночь предстоит долгая.
Часть вина пролилась, но Аргарта это не волновало. Крепко прижимая к себе супругу, он раз за разом наполнял бокал вином и поил Шантель до тех пор, пока не почувствовал, что она опьянела. Тогда Аргарт повалил её на постель. В этот раз он не сдерживался, заставляя выполнять все свои прихоти:
— Привыкай, Шантель, отныне ты обязана доставлять мне удовольствие, иначе твоя постель будет холодна. А оттого, насколько она тепла, зависит твоё будущее. Если ты не способна ни рожать, ни ублажать — перестанешь представлять какую-либо ценность.
На время прервавшись, Аргарт перечислил все навыки и умения, которыми должна овладеть супруга, а потом продолжил начатое. Если Шантель пыталась отвернуться, лежать и не двигаться или каким-то образом препятствовать ему, он то причинял боль, то применял всё более нескромные ласки.
Голова кружилась от выпитого вина. Шантель подозревала, что её специально не кормили, чтобы лишить возможности думать, заставить полностью подчиниться мучителю.
Пытка продолжалась до тех пор, пока Шантель в состоянии была терпеть и не научилась хоть как-то отвечать супругу. Удовлетворившись, он оставил её в покое и довольно улыбнулся:
— Продолжай в том же духе, моя маленькая, и, возможно, станешь достойной меня. Так и быть, на сегодня хватит с тебя, но в следующий раз я хочу услышать, как ты стонешь. Чистенькая благородная королева, покрытая ненавистным ублюдком. И ты будешь, Шантель, будешь стонать, желать и презирать меня. Я сломаю и уничтожу тебя.
Шантель вздрогнула и подняла на мужа глаза, встретившись с его острым изучающим взглядом.
Аргарт поднялся и, не дожидаясь рассвета, ушёл. Шантель слышала, как трижды повернулся ключ в замке.
До коронации мужа королева так и просидела в заключении. К ней не пускали никого, кроме жрецов и проверенных служанок. Наёмники из Серого отряда охраняли двери в спальню. Единственное, что скрашивало дни Шантель, — традиционные молитвы (не в храме Всех святых, как полагалось, а в спальне под присмотром жрецов), последние примерки коронационного наряда и изучение протокола церемонии. Королеве надлежало выучить его до мельчайших подробностей, с учётом всех изменений, которые внёс супруг.
Аргарт появлялся под вечер, выполнял супружеский долг, каждый раз заставляя королеву признать поражение в битве за своё достоинство. Он не считался с тем, чего она желала, но делал всё быстро, будто куда-то торопился.
Шантель терпела, пыталась быть спокойной, но Аргарт с лёгкостью нарушал хрупкое равновесие в её душе, рассказывая, какие нововведения ввёл или введёт в Рангдаре, кого из ближайших родственников, соратников королевы казнил или казнит. Он с удовольствием смаковал детали новых пыток, сообщал, какие из них станут публичными: Шантель должна знать своё место, насколько она ничтожна и зависима от него, чем грозит неповиновение. Испуганное выражение лица супруги и мелькавшее на нём порой отвращение ласкало глаз.
Во время подобных рассказов Шантель то и дело ловила на себе тяжёлый изучающий взгляд Аргарта. Он наблюдал за ней, как кошка за мышкой, проверял реакцию на тот или иной провокационный вопрос, поступок, просчитывал, насколько она может быть опасна. Аргарт сам предлагал варианты её спасения и тут же сообщал, как бы он поймал Шантель и что бы сделал с ней и её помощниками. Он наслаждался реакцией супруги, тем, как она сжималась в комок, то возмущалась, то молчала. Ощущать свою безграничную власть — величайшее упоение в жизни.
Аргарт всё ждал, когда Шантель сломается, когда даст слабину, разрыдается, станет молить о пощаде. Но она не просила, а он, вспоминая всё то, что ему пришлось претерпеть в детстве, унижал и мстил в её лице всем рангдарским родственникам. Он понимал, что давать волю эмоциям опасно, ничего не мог с собой поделать. Жена на время стала заветным «козлом отпущения», призванной заплатить по всем счетам. Она рангдарка — а рангдарцев он ненавидел. Пусть же испытает хоть часть того, что выпало на долю его матери по воле отца Шантель.
За закрытыми дверьми можно творить всё, что угодно, заодно Аргарт не только отомстит, а приучит супругу к покорности, вселит страх. Так он обречёт свою слабость на пользу делу, потому как жену нужно воспитывать кнутом и пряником. Тогда она потеряет свою индивидуальность, станет податливой глиной в его руках.
Аргарт не планировал прожить с Шантель Лори Соани-Рангдар-Сантер до конца своих дней, после рождения достаточного количества детей и укрепления власти она станет не нужна. Он выберет новую супругу: когда герцог войдёт в полную силу, все короли и князья будут рады подложить под него дочерей. И в этот раз Аргарт устроит конкурс, пусть борются за возможность делить с ним ложе. А Шантель… Единственная её ценность — происхождение. Она ступенька к власти, необходимая для достижения цели вещь. Прелесть свежего тела быстро приестся, не пройдёт и полугода. Что ж, он попробовал типичную рангдарку, и блюдо ничем не удивило.
Ночь накануне коронационных торжеств Шантель провела в одиночестве. Её по-прежнему кормили по особому меню, но в этот раз дали больше мяса.
Наутро королева чуть не расплакалась от радости, когда увидела своих фрейлин. Они бочком протиснулись в распахнутые настежь двери, с тревогой и участием глядя на свою повелительницу. Дождавшись, пока наёмники скроются, фрейлины тут же начали сочувствовать Шантель, интересоваться, хорошо ли она себя чувствует. Не тянет ли у её величества низ живота, не хочется ли ей чего-то необычного, не тошнит ли по утрам?
Королева с улыбкой качала головой. К близости с мужем она привыкла. Шантель рассматривает её как медицинскую процедуру: осмотр врача тоже бывает неприятен. Аппетит остался прежним, она чувствовала себя полностью здоровой.
Фрейлины шёпотом пересказали последние слухи и происшествия, умолчав, впрочем, об аресте абсолютно всех родственников монаршей фамилии и казни нескольких членов Коллегии главенствующих. Советника пока не тронули: Аргарт уготовил ему другую роль — преподнести корону новому королю. Однако смертный приговор для графа Фериндина был всего лишь отложен.
Наконец служанки и придворные дамы занялись облачением Шантель, не уставая повторять, какая она красивая и несчастная, жертва, отданная на растерзание извергу-осордцу.
Величественная, сияя фамильными драгоценностями, увенчанная короной (по легенде она принадлежала Игнару Смелому), Шантель впервые за последнюю неделю переступила порог спальни. Стараясь соблюдать спокойствие и казаться невозмутимой, она с тревогой скользила глазами по лицам, в отчаянии подмечая, что больше половины ей незнакомы.
Сколько же во дворце осордцев? И где гвардейцы? Где придворные — вместо них свита Аргарта.
Шантель отказалась от предоставленных для сопровождения супругом людей, заявив, что желает выбрать спутников сама. И, нарушая все инструкции, направилась инспектировать дворец. Формально никто возразить и помешать ей не мог — Шантель всё ещё являлась единоличной правительницей Рангдара. Преградившего дорогу капитана королева наградила высокомерным взглядом, напомнив, что тот обязан выполнять её приказы: «Вы на моей земле, и я ваша госпожа. И как королева Рангдара, и как супруга герцога Сантера». Капитан не нашёл, что ответить.
Запершись в своём бывшем кабинете, проигнорировав сообщение о том, что она задерживает церемонию, Шантель быстро проверила тайник и облегчённо вздохнула: его не вскрывали. Торопливо извлекла оттуда документы, дипломатическую переписку и государственную печать, королева задумалась, куда это перепрятать. Несомненно, муж увезёт её в Осорду, а вещи из тайника должны быть при ней. Что ж, оставалось надеяться, что сегодня Шантель будет дозволено раздеться самой, а в хорошо охраняемой спальне искать не станут.
Выйдя из кабинета, Шантель потребовала от первого попавшегося сановника отчёт о последних событиях. Раздражённо отмахиваясь от поторапливавших фрейлин, она внимательно, то хмурясь, то сжимая кулаки, то сдерживая слёзы, выслушала короткий доклад.
Советник утверждал, что этот брак спасёт Рангдар? Увы, он погубил его, позволив осордскому зверю на законных основаниях устанавливать свои порядки. Так и так рангдарцы погибнут, только не на поле боя, а в застенках тюрем и на площадях от топора и верёвки палачей. Оставалось надеяться, что народ не станет терпеть, поднимет восстание, попытается свергнуть мучителей.
Аргарт методически избавлялся от всех членов королевского дома, от всей рангдарской знати. Этому необходимо помешать. Мать оставила Шантель наследство — часть своего приданого. Нужно как-то востребовать его — теперь она совершеннолетняя и может распоряжаться деньгами — и передать родным. Пусть они бегут из страны, бегут, пока ещё не поздно.
Лихорадочно вспоминая, каким образом можно без ведома супруга изъять деньги из хранилища, Шантель заученно улыбалась, отвечая на приветствия подданных. От неё не укрылась атмосфера страха, царившая во дворце и на улицах Касдана.
До здания Ратуши, где должна была состояться церемония, королева и её супруг добирались порознь. Шантель радовалась этому. Отодвинув занавеску окна кареты, она жадно скользила глазами по небу, домам, облакам и попутно отмечала, что улицы выглядят буднично. Разве что выстроились в две шеренги по обеим сторонам горожане в парадной одежде, с осордскими бумажными флажками в руках. Один такой флажок мальчик уронил в лужу, за что тут же получил испуганную отповедь от матери. Шантель только догадывалась, какое наказание ожидает рангдарца за осквернение осордского флага, пусть и самодельного.
Высунувшись из окна, стараясь не замечать, что в свите и охране одни осордцы, королева махала платком подданным, стараясь хоть как-то их одобрить. Заметив в толпе знакомое лицо князя Гадеина, жестами заверила его, что всё хорошо, и попросила немедленно бежать, постаравшись забрать хоть какие-то деньги.
Пару лет назад, Шантель не понимала, зачем ей знать язык глухонемых, но теперь осознала, что даже этого недостаточно, чтобы сохранить послание в тайне: двое из Серого отряда уже метнулись к князю. Тот успел ускользнуть: укрыла толпа.
Супруг ожидал Шантель внутри Ратуши. Нарушая этикет, он подошёл к ней до начала церемонии и публично поцеловал руку:
— Прошу простить за все прегрешения, вольные и невольные.
Шантель удивлённо взглянула на него, но промолчала, просто вымученно улыбнулась. То ли в Осорде принято каяться перед коронацией, то ли Аргарт опять издевался над ней.
Королева слабо улыбнулась и заучено, как с детства привыкла произносить ничего не значащие слова церемониала, ответила: «Да будете прощены, ибо ни в чём не виновны». Ничего другого от неё не ждали, ничего другого не требуется.
Аргарт взял королеву под руку и вместе с ней проследовал по красной дорожке к группе из жрецов, Советника, изнурённого, с глубокими тенями под глазами, и членов столичного магистрата.
На подушке в руках служки поблёскивала корона, которую должны были вскоре возложить на голову нового монарха Рангдара.
Супруги разошлись. Шантель как действующая правительница первой приблизилась к жрецам и членам правящей элиты, сдержанно приветствовала их и поднялась на кафедру в торце огромного зала. Её предки частенько произносили оттуда торжественные речи, обращаясь к своим избранным подданным, теперь королеве надлежало сделать то же самое. В последний раз.
У Шантель было достаточно времени, чтобы продумать напутственное слово к народу и дворянству. Она медлила, оттягивая неизбежное, но, поймав недовольный взгляд супруга, неохотно произнесла первое слово.
Шантель постаралась, чтобы её речь врезалась в память, не оставила равнодушной, не превратилась в простую формальность. Фактически это было напутствие и прощание с теми, кто ей дорог. Не сказав об этом прямо, королева не оставила и тени сомнения в том, что вынуждена идти на жертвы под напором врага, что она не желала ни этого брака, ни воцарения герцога Сантера во главе государства.
Аргарт молча внимал супруге — пусть поёт свою лебединую песню. Она оказалась не так проста, эта девочка, намного сильнее, со стержнем внутри. Не сломалась — значит, не стоит пытаться согнуть её, нужно приручить, заставить покориться иным путём. Иначе с Рангдаром возникнут проблемы. Их выгоднее решить с помощью супруги, нежели силой. Пусть обеспечит легитимность его правлению, пусть заставит других считать его истинным и единственным монархом.
Пока Шантель говорила, герцог скользил взглядом по собравшимся, подмечая выражение лица каждого. Основных противников он устранил, сейчас выявлял тех, кто был умнее, лёг на дно. Их не спасут фальшивые поздравления.
Цепочка осордцев выстроилась вдоль красной дорожки. Руки лежали на эфесах палашей, готовые в любой момент защитить своего господина. Чуть поодаль, у входа, застыли наёмники из Серого отряда.
Казалось, подобраться к Аргарту невозможно. Рангдарцы, представители лучших аристократических родов, нервно покусывали губы. Они стояли в тени, в третьих-четвёртых рядах, чтобы бдительное око герцога и его соглядатаев не заметило их раньше времени. Но отступать от заранее намеченного плана никто не собирался. Деньги уплачены, нанятый человек не должен подвести. Заметив его в толпе, они даже не обернулись, продолжая внимать королеве. Всего пара минут — и Рангдар будет спасён. «Бешеный волчонок» не будет править и дня.
Наёмный убийца старался остаться незамеченным, слиться с толпой, притворившись одним из многих. Стоя сначала у дверей, среди представителей худородного дворянства, он постепенно приближался всё ближе и ближе к вожделенной цели.
Между двумя солдатами был просвет; по диагонали, всего в паре метров стоял Аргарт Сантер.
Кинжал бесшумно скользнул в рукаве. Никто не почувствовал, не заметил этого движения.
Один из солдат внезапно покачнулся и сполз на пол. Практически одновременно с ним упал второй, сражённый парным ударом.
Наёмный убийца выскользнул из-за распростёртых тел, качнулся к герцогу. Тонкой блестящей змейкой сверкнул в воздухе стилет. Он метил под лопатку Аргарту. Во второй руке — скьявона, чтобы добить жертву, отразить удары охраны и уйти, угрём проскользнув сквозь толпу, через потайной ход.
Рангдарцы замерли, задержали дыхание. Всего один миг осталось жить палачу, а после они ударят в набат и перебьют захватчиков. На коронацию строжайше запрещено приносить оружие, но тот, кто захочет, всегда обойдёт закон. Оно было здесь, заранее спрятанное, не найденное осордцами, потому как никто бы не подумал искать тайник среди божественных реликвий. Жрецы не возражали против богоугодного дела и не сочли его оскорблением небожителей.
Оружие притаилось у кафедры, справа и слева от неё, под днищем обитых тканью носилок, с которых безразлично взирали на происходящее боги. Но раз молчат — значит благословили.
По ножу за голенищем, тонкому и короткому, чтобы не нащупали при обыске.
Аргарт спиной почувствовал дуновение воздуха и в последний момент инстинктивно сумел отклониться. Стилет лишь слегка вспорол кожу, насквозь пронзив воротник.
Наёмники из Серого отряда мгновенно бросились на помощь, вскинули арбалеты, но выстрелить опасались: слишком близко убийца от герцога.
Шантель только-только закончила речь и спустилась с кафедры. Она была в двух шагах от супруга, когда всё началось. Позабыв о приличиях и королевском воспитании, Шантель завизжала, отпрянула и упёрлась спиной в кафедру. Она молилась, молилась, чтобы клинок не принёс и ей смерть на своём острие.
Но герцог не испугался. Позволив легко ранить себя первым ударом, он тисками сжал руку убийцы, выворачивая суставы, и нанёс удар ногой в живот, на минуту обезопасившись от скьявоны.
Убийца вывернул руку, но обронил стилет. Аргарт не позволил поднять его, отбросив к ногам одного из солдат. Тот ловко подхватил его, приготовился метнуть, но получил молчаливый запрет.
Герцогу нравилось убивать самому. Большую часть жизни он провёл с оружием в руках и давно доказал и храбрость, и силу, и дорогую цену собственной жизни. Пока ещё никому она не оказалась по зубам.
Аргарт всегда носил оружие — привычка юности, поэтому ему было, чем отразить удар скьявоны. Меч выскользнул из ножен, скрестившись с длинным клинком.
При всех достоинствах, у скьявоны был один недостаток — эфес. И герцог знал о нём. Защищая пальцы от удара ажуром металла, она одновременно позволяла разоружить владельца, ловко подцепив паутинку.
Однако убийца подставляться не желал. Видя, что ему не уйти, он дорого продать собственную жизнь.
Противники кружились, не уступая друг другу в умении, но у герцога был козырь — кинжал. И он пустил его в ход, одновременно поднырнув клинком под гарду, подцепив и рывком потянув в сторону.
Распыление внимания дорого стоило фехтовальщику. Убийца отбил удар кинжалом, а вот скьявону не удержал: резанув по пальцам, меч герцога выбил её. Клинок с глухим, скраденным ковром звоном упал к его ногам.
Сделав вид, будто желает поднять скьявону, убийца поднырнул под меч и снизу вверх нанёс удар припасённым на крайний случай ножом. Он попал в цель, но заставил наёмника скрипнуть зубами от досады — под одеждой герцога оказался нагрудник. Пусть кожаный, но всё равно смягчивший удар. А ведь нож должен был вспороть Аргарту живот.
Отскочив к королеве, убийца подхватил статуэтку Вяцы и метнул в голову герцогу. Выиграв пару мгновений, он успел надеть на пальцы повреждённой руки кастет. Скользнул глазами по полу, прикидывая расстояние до скьявоны, и, перекатившись, накрыл ладонью эфес потерянного оружия. Дугой очертив пространство вокруг себя, вскочил на ноги и снова ринулся в атаку, чтобы через пару минут кружения вокруг кафедры споткнуться о длинный шлейф королевы и напороться на меч герцога.
Толкнув ногой тело поверженного врага, Аргарт вытащил меч, плотно засевший в плоти: герцог не поскупился, вонзив его на две трети длины, и, морщась, наклонился, чтобы добить убийцу, хотя надобности в этом уже отпала.
Кровь из рассечённого горла брызнула на платье и руки Шантель. Тело убийцы, падая, тоже успело запачкать её туфли. Оно в последний раз дёрнулось в агонии на шлейфе королевы, пригвоздив её к месту. Беззвучно вскрикнув, Шантель отвернулась, закрыв лицо руками. Потом, осознав, что на них капли крови, дрожащим голосом попросила у Советника носовой платок.
— Держите, — платок подал муж, тяжело дышащий, вспотевший, с бурыми пятнами крови на рубашке. — Не пострадали?
Шантель покачала головой, вытерла кровь и вернула платок:
— Он вам тоже пригодиться, ваша светлость. Вы ранены, быть может, следует перенести коронацию?
— Я не собираюсь ничего переносить, — резко ответил Аргарт, приложил платок к шее, а затем вытер лоб.
Взглянув на живот, поморщился, выругался и велел сжечь труп убийцы. Затем обернулся к притихшей толпе:
— Те, кто нанял его, — на ковёр. Признаетесь — пощажу семьи. Иначе всем собравшимся придётся познакомиться с тюремными застенками.
Никто не ответил, но герцог и не ждал чистосердечных признаний. Ему нужно было видеть их глаза, их лица, чтобы отсечь тех, кто дрожал от страха. По указанию Аргарта гостей разделили на группы, вторично обыскали, на этот раз раздевая до белья. Исключение сделали лишь для женщин. Нет, Аргарт знал, какой арсенал может таиться за корсетом, но чутьё подсказывало, что заговорщики мужчины. А женщины… Те, кто причастны к заговору, всё равно будут установлены.
Разумеется, особое внимание привлекли владельцы тайно пронесённых ножей. Некоторые из них попытались воспользоваться оружием — их тела грудой свалили на площади перед Ратушей. Остальных заковали и увели. Никто не сомневался, что живыми они уже не вернуться.
Арестовали ещё несколько десятков неблагонадёжных. Их выбирал сам герцог. Прохаживался вдоль шеренги людей, интересовался у церемониймейстера, кто кем является, и обезглавливал влиятельные роды, либо брал в заложники жён и детей самых опасных. Пленники обязаны были отбыть в Осорду вместе с королевой, а пока содержаться во дворце под стражей.
Закончив, Аргарт согласился принять помощь своего врача. Тот осмотрел его прямо в Ратуше и, не найдя ранения угрожающими жизни, перевязал.
Короновался герцог всё в той же окровавленной рубашке.
Шантель распорядилась принести кресло. Муж скупо поблагодарил её за заботу, но на предложение сесть, ответил отказом, холодно заметив, что пары царапин мало для того, чтобы выбить его из седла. Он не желал, чтобы рангдарцы видели его слабость.
На всю церемонию, укороченную ввиду досадного происшествия, ушло не более часа. Аргарт приказал отменить всё лишнее, сосредоточившись на обряде. Шантель поразилась его скромности: она полагала, что супруг с размахом обставит своё воцарение во главе королевства. Но герцогу были не нужны пустые лживые славословия, ничего лишнего: только клятва и жреческие обряды. Он старался держаться прямо, опираясь на меч. Со стороны казалось, что это тоже часть церемониала, но Аргарт опирался на него, чтобы не упасть. Стоявшая рядом Шантель видела, как напряжены его мускулы, как он собран и сосредоточен.
Отказавшись от руки начальника охраны, Аргарт самостоятельно преклонил колени перед богами и произнёс клятву. Королева с грустью отметила, что и её он изменил, внеся пару дополнений, на первый взгляд незаметных, но значимых. Веками рангдарские короли клялись служить на благо рангдарского народа — Аргарт же клялся служить своему народу. Стоит ли уточнять, кем был этот народ?
Когда пришла очередь преподнесения символичных даров богам, Аргарт забрал их у жрецов, пожелав лично завершить первую часть церемонии. Он начал с богини судьбы Вяцы. Огонь вспыхнул и лизнул его руки — признак расположения богини. Теперь, тот, кто пойдёт против него, восстанет не только против своего сюзерена, но и против воли богов. Всего одним действием Аргарт обезопасил себя со стороны жрецов, лишив врагов могущественнейшего союзника.
Церент и Каридеша не выказали ни одобрения, ни порицания. Шантель надеялась, что они воспротивятся, отвергнут дары — но нет, права супруга на престол подтверждалось свыше. Впрочем, она не помнила ни одного случая, чтобы боги открыто выказывали своё недовольство. В Аргарте Сантере текла, хоть и сильно разбавленная, рангдарская кровь, он вступал на престол законным путём, женившись на королеве. Боги должны были его принять, да и не любили они вмешиваться в людские дела, предпочитая не препятствовать, а лишь предупреждать.
Шантель с истинно королевским спокойствием наблюдала за тем, как низко кланяется супруг небесным владетелям, понимая, что то, чего она так не желала, уже свершилось. Аргарту оставалось только примерить корону, произнести первую речь в статусе монарха и принять поздравления. И вот она уже никто, а Рангдар отдан на растерзание Осорде.
Чувствуя неимоверную слабость, Аргарт позволил себе сесть. Теперь уже можно, он уже показал свою силу. Супруга встала позади его кресла как первая среди подданных.
Мальчик, державший подушку с короной, остановился перед Аргартом и преклонил колени. Жрец Церента и Советник одновременно двинулись к королю. Граф Фериндин замер в низком церемониальном поклоне, взявшись за одну сторону короны, служитель бога, лишь слегка кивнув, — за другую. Вместе они подняли корону и под пение рангдарского гимна водрузили на голову монарха. По традиции он тоже должен был стоять на коленях, но Аргарт не пожелал этого сделать.
Пожелав его величеству Аргарту мудрости и долгих лет правления от имени богов и народа, Советник и жрец отошли в сторону. Теперь пришла очередь Шантель. Она вышла из-за кресла супруга и сложила к ногам Аргарта королевские регалии. Если он пожелает, то коронует её королевой, если нет, то она останется всего лишь одной из подданных. Впрочем, брачная клятва, которую дала Шантель, чётко и ясно определила её судьбу: быть не соправительницей, а покорной рабой.
Присев в реверансе, Шантель поцеловала руку Аргарта и принесла клятву верности: «Я, Шантель Лори Соани-Рангдар, единственная наследница земель и вод королевства, первая среди рангдарцев признаю вас, своего супруга, герцога Аргарта Сантера господином над собой и моим народом, полновластным властелином Рангдара и его единоличным правителем. Клянусь именем всех богов служить вам. Вверяю себя в волю вашего величества. И да не будет в Рангдаре иного короля, кроме вас».
Муж с довольной улыбкой выслушал её и разрешил встать, указав на место справа от себя.
Снова вперёд вышел Советник, протянув Шантель обитую бархатом коробочку. Все трое знали, что там находится. Аргарт вытянул руку, и супруга надела ему на палец перстень отца — символ королевской власти. Служки подняли мантию и накинули на плечи монарху. Малую корону Шантель не примерила: Аргарт не пожелал заново короновать супругу.
Пришло время принятие присяги.
Кресло с королём развернули, и оставшиеся в Ратуше дворяне, жрецы, представители купеческих и ремесленных гильдий начали поочерёдно склоняться над рукой Аргарта Первого. Он хранил на лице холодное отстранённое выражение.
Первая речь не была произнесена: Аргарт заявил, что обратится к народу после. Милостиво разрешив супруге возвратиться во дворец, он пожелал остаться в Ратуше.
Шантель сопровождал Советник. Аргарт не выказал неудовольствия: пускай, они оба сейчас неопасны, слишком напуганы. Да и не успеет Шантель что-либо предпринять за те два дня, что ей осталось провести в Касдане. Сегодня же начнутся сборы, и послезавтра супруга отправится в Осорду. Его замок — лучшее место для супруги, пока он не наведёт порядок на завоёванных землях. А Советник… С Советником Шантель больше не увидится. Писать ему, даже если граф каким-то чудом уцелеет, не сможет: на то даны строжайшие распоряжения.
До дворца доехали в полном молчании, соблюдая церемониал и справедливо опасаясь чужих ушей. Но Шантель сумела, используя язык жестов, сообщить Советнику, что ждёт его вечером в оранжерее. Она надеялась, что теперь супруг выпустит её из-под ареста.
Приготовления к отъезду не удивили Шантель. Оставив горничных переворачивать шкафы, королева переоделась, поела у себя в покоях и, сославшись на усталость, сказала, что желает прогуляться. Охрана выпустила её. Боковым зрением Шантель заметила, что двое отделились и последовали за ней. Что ж, ожидаемо. Но в отличие от них Шантель в совершенстве знала все ходы и переходы дворца.
Войдя в библиотеку, она плотно притворила за собой дверь и направилась к рядам книжных шкафов. Огляделась, вытащила нужный том и привела в действие пружину. Соседняя со шкафом панель отъехала, на Шантель пахнуло холодом и сыростью.
Взяв со стола свечу, королева смело шагнула в потайной ход. Панель за её спиной бесшумно заняла своё место.
Не боясь темноты, Шантель считала шаги и повороты. Третий слева — коридор к кабинету отца. Не удержавшись, она свернула туда и приникла к глазку, осматривая помещение. Вроде бы пусто — значит, Аргарт ещё не вернулся. Или уже взял всё, что хотел. Здесь ей было, что забрать.
Востребовать деньги матери практически невозможно, но есть ещё драгоценности. Они в личной сокровищнице, ключ от которой отец перед смертью передал Шантель.
Решившись, королева покинула полумрак и шагнула в кабинет. Прислушалась и, пригнувшись, скользнула к портрету почившего монарха. Отодвинула его, нащупала замаскированный обшивкой замок и повернула ключ. Открылась узкая дверца в крохотное помещение, где с трудом поместились бы в обнимку двое.
Подумав, Шантель забрала костяную шкатулку и векселя из сундучка. Были ещё реликвии, но их не продашь.
Вздрагивая от каждого звука, королева заперла сокровищницу и вернула портрет отца на место. Крепко прижимая к груди добычу, Шантель юркнула обратно в цепочку потайных ходов. Когда она появилась в оранжерее, Советник уже ждал её, делая вид, что любуется цветением последних растений. Заметив Шантель, он не поспешил к ней, а медленно направился к фонтану. Расчёт был прост — вода заглушит слова, а разросшиеся декоративные деревья скроют от глаз.
— Сколько их? Кто? — безо всяких предисловий поинтересовалась Шантель.
Она не скрывала беспокойства и сожалела, что ничем не сумеет помочь заговорщикам.
— Шестьдесят, — качая головой, с досадой ответил Советник. — И это ещё не конец. Среди них Отоллос Тарван.
— Каридеша! — простонала Шантель, закусив губу. — Неужели даже он? Мы обезглавлены, он был самым опытным, самым… Его любили в армии.
— Именно поэтому его и устранили. Ваш отъезд назначен на послезавтра.
— Знаю, — вздохнула она и протянула Советнику то, что забрала в сокровищнице. — Возьмите. Надеюсь, это поможет в борьбе с осордцами. К сожалению, я буду далеко от вас, под постоянным присмотром, но я постараюсь хоть как-то помочь. Да пребудет с вами милость Вяцы!
— Я и сам поражаюсь, почему ещё жив. Полагаю, его величеству нужны какие-то сведения. Я тоже сижу в клетке, ваше величество. Вся моя семья арестована, её держат раздельно, запрещая любое общение. Я обязан докладывать начальнику охраны осордца о любых перемещениях, выпрашивать пропуск, если желаю покинуть пределы дворца. Моего племянника…
— Я слышала, его казнили. Аргарт рассказывал. Мне очень жаль. Я буду молиться за вас и ваших родных.
Советник кивнул, поклонился в знак почтения и шёпотом поведал последние новости. Они не радовали, но Шантель не теряла надежды. Её народ силён духом, они выстоят. Потому что каждый из них всем сердцем ненавидит «бешеного волчонка».
Через полчаса, продумав и согласовав с Советником план дальнейших действий, Шантель вернулась в библиотеку. Как раз вовремя, чтобы успеть к появлению Аргарта, вознамерившегося проверить, чем занимается супруга. Сердце грела мысль о том, что, против воли покидая Рангдар, она выполнила свой долг, а не покорилась судьбе, став простым наблюдателем.
Аргарт напомнил, что её обязанности на сегодня ещё не окончены. Шантель покорно вторично переоделась, позволив соорудить из волос произведение парикмахерского искусства, и, сияя блеском драгоценностей, последовала в Тронный зал, где уже началась утомительная церемония присяги. В Ратуше её принесли избранные, теперь пришла очередь для остальных — всех представителей первого и самых влиятельных членов второго сословия.
Послы соседних государств также вручили новому монарху верительные грамоты, зачитали скупые дипломатические поздравления. Их так же принесли высокородные гости, задержанные Аргартом ещё во время захвата Касдана.
Шантель сидела рядом с супругом. С её лица не сходила деланная улыбка. Краем глаза она подметила бледность Аргарта и капли пота на его лбу и подумала, что для него лучше было бы отложить присягу на завтра.
Когда церемония закончилась, перешли в бальный зал.
Гостям подали лёгкие закуски и крепкие вина. Шантель ещё раз убедилась, что в распоряжениях мужа не бывает случайностей: уставшие гости, чудом избежавшие расправы утром, взволнованные событиями дня всё больше хмелели и теряли контроль над речами.
Шантель с высоты тронного места хорошо было видно, как к той или иной группе неспешно подходили осордцы, завязывали ничего не значащую беседу или просто останавливались рядом, чтобы послушать. Королева не сомневалась, что завтра к полудню на стол Аргарта лягут сведения о настроениях, бродивших среди рагдарского общества.
Не прошло и двух недель с момента осордской экспансии — а страна уже нашпигована людьми Аргарта. Это наводило на мысль о том, что Аргарт Сантер готовился к вторжению долго и тщательно, внедряя шпионов и вербовщиков не только в высшее общество, армию, государственные учреждения, но и в среду ремесленников, купцов, ростовщиков.
Несмотря на тревожившие его ранения, Аргарт продолжал изображать приветливого и гостеприимного хозяина. Он наслаждаться своим триумфом.
Наконец объявили первый танец короля и королевы.
Аргарт неторопливо поднялся и церемонно поклонился, приглашая королеву.
Король ни разу не споткнулся, не задержался хотя бы на мгновение, выполнив все фигуры. Он полностью владел собой, хотя подрагивающие пальцы, неровное дыхание и всё усиливающаяся бледность свидетельствовали о том, что это нелегко ему даётся.
Шантель с удивлением смотрела на Аргарта, чьё самообладание, сила воли и мужество поневоле вызывали уважение. Только сейчас она до конца осознала, насколько силён противник и как глупо надеяться победить его собственными силами. Действовать скрытно, накапливая людей и связи, совершенствуюсь во лжи и плетениях кружев интриг — вот отныне её удел. Осордский ублюдок никого не пожалеет, раз не испытывает жалости даже к самому себе. Не стоит рассчитывать на милосердие, не стоит искать в нём отголоски человеческих чувств — их из него вытравили много лет назад. Он зверь, дикий и беспощадный, умный и изворотливый. Такие редко ошибаются сами и другим ошибки не прощают.
По окончании танца Аргарт отвёл Шантель обратно к тронному возвышению, поблагодарив за доставленное удовольствие. Сантер занял своё место, кивнув церемониймейстеру, разрешил продолжить празднество.
Шантель всё ещё наблюдала за мужем. Погрузившись в невесёлые мысли, она пропустила момент, когда Аргарт, встретившись с её взглядом, недобро усмехнулся:
— Вижу, моя маленькая королева продолжает меня изучать. Жаль, что вы не проявляете подобного рвения в собственной спальне.
Щёки Шантель вспыхнули, и она поспешно отвернулась, потупила взгляд.
Хмыкнув, Аргарт продолжал:
— К сожалению, новый статус не позволяет надолго отвлекаться от государственных дел. Прискорбно, но я вряд ли смогу уделять вам столько же внимания, как раньше. Ввиду этого не вижу смысла в вашем дальнейшем пребывании при рангдарском дворе. Как моя супруга, вы обязаны ознакомиться с местом моего рождения — ведь вы так рьяно пытаетесь меня разгадать.
— Как будет угодно вашему величеству. Я покину Рангдар и отправлюсь туда, куда вы укажете. И как верная и преданная жена буду следовать вашим дальнейшим приказам, ведь отныне у меня нет иных желаний, кроме ваших.
Шантель с вызовом посмотрела ему в глаза, прекрасно понимая, чем обусловлена её ссылка. Одним своим пребыванием в Касдане она мешала Аргарту. Отсылая жену, Сантер пытался воспрепятствовать мятежам и бунтам в защиту прежней монархии. Что ж, Шантель не станет противиться, она знала об этом задолго до официального сообщения мужа. Всё равно сейчас вряд ли найдутся силы, которые бы свергли осордцев, а неудачные попытки только обозлят Аргарта и обескровят её защитников.
— Какая похвальная покорность и какое понимание! В очередной раз убеждаюсь, что не ошибся с выбором жены, и именно вам по праву надлежит носить моё славное имя.
Аргарт даже не предпринял попытки завуалировать оскорбление.
Шантель гордо вскинула голову и возразила:
— Вам ли не знать, ваше величество, что не имя делает человека.
— Не стоит продолжать, милая, а то мне придётся взять обратно свои слова о покорной и умной жёнушке. А я, поверьте, не люблю разочаровываться. Думаю, вы устали. Ступайте: завтра вам предстоят сборы в долгую дорогу.
Глава 4
Сиятельный лорд Северин Энис Андеш, граф Кордеал, единоличный владетель марки Андеш, с одной стороны граничившей с Ласенией и Пустынными землями, другой — дугой обнимавшей морской берег, облокотился о стол в своём рабочем кабинете. Внимание лорда целиком и полностью было приковано к карте, небрежно прижатой по углам томами из библиотеки. Нахмурившись, он расставлял на ней флажки, делал пометки карандашом из сланца — комбинации цифр.
Только что завершился Военный совет, на котором, после долгих споров, было принято решение о необходимости превентивных действий. Тянуть дальше — пытаться отсрочить неизбежное, тешить себя иллюзиями, что узурпатор пощадит марку, что остановится у её границ. Тщетные надежды! Прожорливый зверь Осорды набирал силу, и если возможно его остановить, то только сейчас. Всё это лорд Андеш отчаянно доказывал советникам и офицерам, упирая на здравый смысл и уроки прошлого, а в конце сорвался и воспользовался правом решающего голоса.
Ничего, они не останутся в одиночестве, у марки Андеш найдутся союзники и не мало. Марка уже заключила союз с Ласенским княжеством, чьего правителя так подло убил Аргарт Сантер. Новые подданные не любили его, это тоже можно использовать. Люди лорда Андеша уже связались с князем Гадеином Соани, возглавлявшим сопротивление власти Сантера в Рангдаре. Под началом князя соберутся многие, особенно после того, как в его руках оказались переданные свергнутой королевой деньги. Фактически свергнутой, потому что её принудили вступить в брак и удалили со сцены.
Кто ещё? Да все соседние княжества! И Одейра. Последнее снабдит марку деньгами и людьми, а оружие… Оружия у андешцев хватает — главный их хлеб. Любой андешец рождается с тягой к булату и стали.
Лорд заштриховал на карте последние завоевания Осорды и задумался: куда будет нанесён следующий удар? Безусловно, бунтующий Рангдар отвлечёт внимание Сантера. Зная новоиспечённого короля, он не успокоится, пока не омоет сапоги кровью. Однако в этот раз он надолго погряз в делах королевства и стал уязвим. Часть армии Сантера осталась в Осорде, та, что захватила Рангдар, занята наведением новых порядков. На стороне союзников будет внезапность — оружие врага, которое они обернут против него. Князь Соани рассказывал, что королевский дворец опутан паутиной тайных ходов, осордцам, несомненно, они неизвестны. Касдан — старый город, и, как во всяком старом городе, у него есть свои тайны.
Лорд Андеш надеялся, что пока союзное войско даст первый бой осордцам на просторах Рангдара, местные заговорщики проберутся во дворец и убьют узурпатора.
Существовал и второй вариант плана: напасть на Осорду и захватить герцогство Сантер. Аргарт не сможет жить без оплота своей власти, его потеря значительно ослабит «волчонка». Союзники разграбят замок, заберут секретные архивы, уничтожат резервы осордской армии и подтолкнут покорённые народы к бунту.
Приближённые лорда Андеша не разделяли его оптимистичных настроений. Они видели многочисленные недочёты вышеозначенных планов, но идти против вспыльчивого, горячего лорда было не просто. Тем не менее, они надеялись, что остыв, он выслушает возражения и, если не откажется, от своей затеи, то хотя бы немного поменяет планы.
Выпрямившись, лорд вернулся к секретеру, привёл в действие тайный механизм и выдвинул ящик для бумаг. В нём хранилась дипломатическая переписка Андешей и донесения шпионов. Найдя необходимые сведения, лорд порывисто потянулся к письменному прибору и за час написал пять посланий схожего содержания. Сегодня же их с нарочными доставят адресатам.
Сейчас, когда приступ раздражения, вызванный несговорчивостью поданных, улёгся, лорд понял, что всего одна из выбранных стратегий принесёт плоды. Освобождение Рангдара станет пустой тратой времени и людей, но ничего не даст марке Андеш. Захват Осорды, наоборот, поможет ослабить врага, чтобы затем окончательно разгромить его.
Безусловно, князь Соани должен прибывать в ложной уверенности, что андешцы намерены помогать восставшим, поддержать боевой мощью объединённой армии. На самом деле лорд Андеш планировал использовать рангдарцев как отвлекающий манёвр. Основные действия развернутся за много миль от многострадального королевства.
Многим победам Аргарт обязан личным присутствием на поле боя, тем, что самостоятельно разрабатывал тактику обороны и наступления, воодушевлял солдат, не отсиживаясь у очага с бараньей тушей на вертеле. Если отрезать каналы сообщения между Осордой и Рангдаром, справиться с осордцами будет проще. Гений полководцев Аргарта не превосходит гения других генералов, да и разобщённые, застигнутые врасплох, они не сумеют мгновенно организовать достойную оборону. А рангдарцы… Кто знает, может, Вяца смилостивится над ними. Да и кто, если не народ порабощённой страны, должен свергнуть узурпатора? Если они будут держаться, вовлекут осордцев в затяжную борьбу, им помогут.
Хорошо бы Аргарта Сантера убили: тогда можно начать наступление сразу по двум фронтам. Часть армии переплавится морем и ночными маршами по территории дружественных государств дойдёт до границ Осорды. Другая часть пройдёт через Пустынные земли. Она не вызовет подозрений: практически ежегодно то та, то иная страна посылала в пустоши карательные отряды, стремясь уничтожить осевших на ничейной земле беглых преступников и разного рода тварей. В последнее время беспокойные обитатели Пустынных земель практически не докучали купеческим караванам, но лорд Андеш достоверно знал, что зараза не истреблена. К сожалению, пустоши слишком обширны и неизведанны, чтобы раз и навсегда решить все проблемы.
Несмотря на неприятное соседство, именно оно в течение многих десятилетий уберегало марку Андеш от захватнических планов разного рода государств: по Пустынным землям не пройти без проводника, а таковыми работали только андешцы.
Возле Таратора войска должны встретиться с армией союзников и запастись провизией. Город пограничный — идеальный сборный пункт и точка начала наступления. На первых порах ставка разместится там же.
Для уничтожения почтовых голубей закупили охотничьих соколов. Их несколько месяцев тренировали убивать всего один вид птиц. Гонцов будут отлавливать специальные отряды охотников с собаками. Марка Андеш славилась двуногими «гончими», охотно продавала их услуги прочим королевствам. Работали они в основном в Пустынных землях, выслеживая беглых преступников и пропавшие караваны.
Флот, торговля, оружие и сопроводительные услуги — четыре краеугольных камня благосостояния марки, которая не в состоянии была похвастаться ни плодородными пастбищами, ни величиной армии, ни развитым сельским хозяйством. Посредники, перевозчики, оружейники.
Здесь, в ящике секретера, лежал подробный план Сантерского герцогства, кропотливо составленный со слов путешественников, торговцев, послов и шпионов ещё до воцарения Аргарта Сантера. Подобные документы не были редкостью: многие государства обзаводились подобными на случай военных действий.
Послюнявив карандаш, лорд наметил примерный план наступления, выделив стратегические точки, которые необходимо занять в первую очередь. Отдельными значками пометил крупные военные гарнизоны, академии, где воспитывали будущих солдат, и склады. Их необходимо захватить и уничтожить.
Свернув план, Андеш убрал его в ящик и вновь привёл в действие потайной механизм. Ящик мгновенно скрыла панель.
Убрав письма в карман жилета — он отправит их сам, через проверенных людей, — лорд свернул карту, положил на место и, позвонив в колокольчик, позвал секретаря, который. записал послание Аргарту Сантеру с предложением перезаключить мирный договор, срок действия которого истекал через девять месяцев. Обычное дело, естественное желание, продиктованное страхом. Обманка, план, которых станет известен всем, хотя письмо и будет отправлено тайно. Лорд планировал сделать к нему собственноручную приписку. Она помогла бы определить, кому из окружения можно доверять, а кто работает на врага. Прежде всего, Андеш хотел проверить своё окружение, особенно секретаря.
Под прикрытием мирных переговоров так удобно вести военные приготовления. Лорд пошлёт послов, даст верительные грамоты, указания, список уступок. Аргарту Сантеру отправят подарки и поздравления по поводу свадьбы. Сухие, стандартные, холодные — чтобы Сантер ничего не заподозрил. Лорд Андеш не смог приехать на бракосочетание принцессы Шантель, поэтому избежал участи заложника, но не знать о судьбе высокопоставленных людей подмирья, угодивших в ловушку, знал. Поэтому любой другой тон показался бы «бешеному волчонку» ложью, насторожил бы.
Дипломатическая миссия покинет марку в конце недели, поедет вместе с отрядом, который затем останется в Пустынных землях. Её, безусловно, не оставят без охраны, но уже не такой многочисленной: белый флаг переговоров послужит защитой. Зато так на глазах у врага можно будет перекинуть армию ближе к границам Осорды, мнимо неспешно и при свете дня.
Закончив диктовать, лорд приписал проверочную фразу на искусственном языке, известном узкому кругу лиц. В своё время его специально придумали для тайной переписки. Андеш поставил подпись и печать, личную и государственную, и велел сегодня же отправить письмо с необходимыми мерами предосторожности.
Убедившись, что секретарь ушёл, лорд тщательно запер все ящики, не оставив на столе и секретере ни единой бумаги, и вышел. После утомительных государственных дел он собирался отдохнуть в фехтовальном зале: ничто так не снимает эмоционального напряжения, как физическая тренировка.
На пороге кабинета Андеш столкнулся с сестрой. Она посторонилась и с тревогой спросила:
— Что ты задумал?
Лорд промолчал. Он не собирался посвящать в свои планы даже сестру, хотя, если он кому-то доверял, это была Вероника.
Вероника Дора Андеш, невысокая, с не до конца обозначившимися формами, присущими подросткам, приходилась младшей из детей предпоследнего владетеля марки Андеш. Самая старшая, Гонория, уже десять лет успешно блюла брачные заветы в Одейре, выданная замуж ещё покойным отцом. Среднему ребёнку, долгожданному сыну, достались титул и марка. Оба были значительно старше Вероники — позднего, но любимого ребёнка. В прошлом месяце ей минуло шестнадцать.
— Северин, не молчи!
Поднявшись на цыпочки, Вероника попыталась заглянуть в глаза брату. Тот улыбнулся, погладил её по щеке и велел возвращаться к занятиям. Но сестра проявила настойчивость, наотрез отказавшись уходить без ответа.
— Всё равно не поймёшь. Да и зачем? Это политика, Рона.
— Ты так кричал… Северин, что ты от меня скрываешь? Я не глупая, ты же знаешь…
— Конечно, — улыбнулся Андеш, — ты очень умная девушка. Но девушка. А это мужское дело. Ступай. Я несу ответственность перед твоим будущим женихом, и не хочу краснеть за сестру.
— Не будешь. Вечером спою для тебя, и ты убедишься, что я не теряла времени даром.
Курс общеобразовательных наук леди Вероники закончился полгода назад, отныне она занималась лишь танцами, пением, этикетом, рукоделием и подготовкой к замужней жизни.
Помолчав, Вероника задала давно мучивший её вопрос:
— Ты уже выбрал мне мужа?
— Нет. Не спорю, список намечен, но обещаю не принимать окончательного решения, не спросив тебя.
Лорд успел сделать несколько шагов, когда сестра вторично окликнула его:
— Северин, будет война?
Он удивился её проницательности, столь неожиданной для юной особы, и порадовался, что сестра не видит его лица, красноречивее слов подтвердившего догадку. Но слова умеют лгать. Осмеяв опасения сестры, Андеш быстрым шагом направился к фехтовальному залу. Вероника с тревогой смотрела ему вслед.
В коридоре показалась фигура негодующей наставницы. Она поспешила отругать нерадивую ученицу:
— Сколько раз повторять, леди Вероника, не мешайте милорду! Вы не маленькая девочка, должны понимать, что подобное поведение недопустимо. Что сказала бы ваша мать, если бы узнала! Истинная леди молчит, пока её не спрашивают, во всём проявляет кротость и не вмешивается в дела мужчин. Особенно в государственные дела, леди Вероника.
— Хватит! — Вероника махнула рукой, прерывая наставницу. — Как вы верно подметили, я не маленькая девочка и сама в состоянии выбирать, как себя вести. Не вам, а брату решать, что приемлемо, а что нет. Теперь вернёмся к занятиям. Простите, если была груба.
Мысли миледи крутились вокруг Андеша и созванного им совета. То, что брат не желал ничего говорить, лишь укрепляло опасения в неизбежности чего-то страшного. Несмотря на то, что женщин по традиции ограждали от политики, Вероника не могла оставаться слепой. Нет, если бы хотела, закрыла глаза, погрузившись в мир вееров и танцев, но не желала — это касалось семьи, а, значит, и её.
Мать, к примеру, выбрала другую тактику, целиком и полностью уйдя в мир дворцовой рутины и благотворительности. Всегда в тени, всегда на шаг позади, не мешая править, не давая советов, но, не расспрашивая, поддерживая в трудную минуту. Вероника тоже хотела поддержать. Поддержать и помочь в мере своих сил, узнать, к чему готовиться. Она решила поговорить с Андешем ещё раз, когда тот остынет. У него никогда не было секретов от сестры. Пусть Вероника не всё понимала, в силу своего возраста и образования, но лорд любил рассказывать ей о своих планах. Для чего? Чтобы увидеть её реакцию, услышать восхищение, да и просто с кем-то поделиться. В отличие от советников, сестра никогда с ним не спорила, не называла безумцем и внимала каждому слову с живейшим интересом.
Пока Вероника постигала искусство танца и придворных манер, лорд Андеш вымещал раздражение на манекенах, а затем на спарринг-партнёре. Вместе с нараставшей усталостью уходили все негативные эмоции, возрастала уверенность в собственных силах и успехе предстоящей кампании.
Как был, ещё потный, в расстегнутой рубашке, лорд приказал вызвать к нему дипломатов, которых планировал отправить в Рангдар. Никто не случаен, все опытные, хитрые лисы, не раз отстаивавшие интересы марки. Проверенные, верные Андешу до последней капли крови. Но, впрочем, сейчас это не так важно, главное — выиграть время.
Умывшись и наскоро перекусив, лорд заперся в кабинете и в который раз расстелил на столе карту. Хмурясь, он водил по ней кончиком пера, пытаясь отыскать слабые места в будущей кампании. Они должны быть, лорд что-то да упустил. И он пытался выявить их сейчас, пока фигуры не приведены в действие.
Постепенно выстраивались в мозгу полки, развёртывались диспозиции сражений. Андеш наметил предполагаемые места боёв, стараясь принять во внимание скорость передвижения войск, их концентрацию на том или ином участке местности, инфраструктуру. Рассчитал, за какое время войска дойдут до Осорды.
Противник, несомненно, силён, но не являлся непобедимым. У осордцев неплохая кавалерия, но стрелки и копейщики лучше у союзников. Значит, при удачно выбранной тактике удастся нанести противнику серьёзный урон до прямого столкновения.
За размышлениями время пролетело незаметно. Стук в дверь возвестил о том, что дипломаты прибыли.
Велев обождать, лорд убрал карту и отпер дверь. Лёгким кивком приветствовал членов будущей миссии и попросил занять места за столом. Сам Андеш не сел, предпочтя расхаживать по комнате: сидеть не позволяло душевное состояние.
Сухо, без лишних слов, отметив, что это дело государственной важности, лорд изложил суть миссии, обозначил круг подлежавших обсуждению вопросов, уступок, на которые возможно пойти, список лиц, с которыми необходимо встретиться — с кем-то тайно, с кем-то явно, — обозначил, что хочет получить в итоге.
— Мне неважно, как вы этого добьётесь, но мирный договор должен быть подписан, а марка Андеш — остаться независимым государством. Из союзов возможны только торговые: мы держим нейтралитет с Осордой и не намерены участвовать в переделе мира. Старшим назначаю сэра Говейна.
Наконец заняв место во главе стола, лорд обвёл дипломатов тяжёлым взглядом, пресекая возражения. Воцарилось минутное молчание, прерванное сэром Говейном. Постепенно и остальные активно включились в обсуждение, окончившиеся за полночь.
В некоторых вопросах лорду пришлось уступить. Он сопротивлялся лишь в силу своего характера, а потом, вспомнив об истинной подоплёке поездки, передал дело на откуп дипломатам. Они в один голос твердили о сложности поставленной задачи, требованиях, которые выдвинут осордцы. Лорд слушал в пол уха, рассеянно кивая. Его мысли занимала война. Наконец он отпустил всех, сообщив, что завтра состоится официальный приём, будут выданы необходимые предписания, верительные грамоты и письма.
В последний раз за сегодня вызвав секретаря, Андеш распорядился насчёт обеспечения миссии всем необходимым. Задумался, проставляя сумму в записке казначею, и вписал небольшую — зачем тратить деньги на ветер?
Вероника мышкой проскользнула в кабинет сразу после ухода секретаря, попыталась завести разговор на дневную тему. На этот раз лорд выставил её без объяснений, решив попросить мать присмотреть за сестрой. Однако Вероника не желала отступать, дождалась Андеша у дверей спальни.
— Северин, ты не доверяешь мне? Клянусь Церентом, никто не узнает! Я же вижу, ты что-то задумал, что-то, что касается всех нас…
— Когда придёт время, узнаешь, — уклончиво ответил лорд и поцеловал сестру в лоб. Взял за руки и заглянул в глаза. — Не делай глупостей, Рона, не мешай мне. Хотя бы ты. Я должен быть уверен, что ты останешься здесь и поможешь, если потребуется.
— Но я хочу помочь сейчас! Только скажи, я всё сделаю, — она уткнулась лицом в плечо Андеша.
— Хорошо, поможешь. Позаботишься о матери во время моего отсутствия, будешь писать о том, что происходит в марке, во дворце. Отсылай письма только через тех, на кого укажу.
Вероника кивнула и воздержалась от дальнейших расспросов. Необходимые выводы она сделала: брат надолго покидал марку и опасался козней за своей спиной.
Предчувствие не обмануло. Брат посылал посольство в Рангдар, просить у нового короля мира. Значит, опасался войны с ним. А если опасался, значит, осордский меч навис над маркой. И брат боится, что кто-то или что-то помешает заключению мирного договора.
Узнав правду, Вероника успокоилась и теперь попыталась успокоить брата. Она знала, что он любит слушать пение, и поспешила порадовать лорда обещанной балладой, вошедшей в моду пару месяцев назад. Но Андеш не дослушал, сказал, что устал.
Миссия, как и планировалось, отбыла в срок. Пока ехали по территории марки, двигались быстро, но затем скорость передвижения упала. Дипломаты нервничали, опасаясь нападений, но пока Церент миловал.
Торговыми трактами пестрела только южная часть Пустынных земель, относительно мирная и обжитая, по которой лорд и намерен был провести войска. Сейчас этот путь проверялся на миссии.
Добравшись до Таратора, сделали первую крупную остановку. Сэр Говейн долго беседовал с одним из охотников, разведавшим обстановку. По его словам, всё было спокойно, насколько вообще спокойно может быть в Пустынных землях.
Сэр Говейн скептически относился к идеям лорда Андеша, но ослушаться не мог. Дипломат изначально сомневался, что следует посылать миссию до предварительного согласования с Аргартом Сантером. Сэр Говейн опасался, что осордцы в лучшем случае не пропустят их, в худшем — арестуют. Радовало, что дипломатический статус ограничивает свободу действий противника, не позволит подвергнуть пыткам и смерти.
Отправив почтового голубя в Андеш, сэр Говейн продолжил путь. Проводники знали своё дело, а вооружённый отряд тихо, незаметно очищал местность от сомнительных личностей. За первым, сопровождавшим миссию, двигался второй, с копейщиками и лучниками, совершавший рейды вглубь Пустынных земель, уничтожая бандитов и разного рода тварей, на поверку оказавшимися не столь страшными, как рисовала людская молва. Но стоящие по ту сторону закона редко выходят на дневной свет, предпочитая выжидать в засаде и наблюдать.
— Тихо, — напряжённо оглядываясь по сторонам, протянул Норус — капитан отряда сопровождения. Сплюнул сгусток табака и потёр переносицу. Коренастый, выбившийся из простого народа, он разительно отличался от ехавшего подле сэра Говейна. — Как бы что не замыслили, сукины дети!
— Мне тоже всё это не нравится, — вздохнул дипломат, подумывая, не попросить ли и ему понюшку. Что он имел в виду: спокойствие Пустынных земель или поездка в Рангдар, сложно было понять.
Противная мошка лезла в уши и в нос, заставляя с тоской вспоминать о покоях в родном доме. Солдаты — люди привычные, не обращали внимания на подобные мелочи, а дипломаты тайком чесались.
— Ничего, доберёмся до обжитых земель, полегчает. Главное, чтобы эти отщепенцы в спину не ударили.
— А могут? — нахмурился сэр Говейн. Чем дальше, тем больше ему хотелось нарушить приказ взбалмошного лорда. Дипломат догадывался, что двойная игра всплывёт, и отвечать придётся им. Такие вещи тщательно продумываются, а не принимаются единоличным решением против воли советников.
Норус не ответил: он высматривал место для ночлега.
Из зарослей бурого кустарника неслышно вынырнули двое. Сэр Говейн испуганно дёрнулся, но капитан подал знак, что всё в порядке, свои. Это были одни из «гончих», прославивших Андеш.
Дипломаты напряжённо наблюдали за перешёптыванием троицы. Судя по всему, что-то пошло не так, иначе бы Норус не хмурился. Но, отпустив разведчиков, капитан ничего не сказал, видимо, чтобы не беспокоить гражданских. Не выдержав, сэр Говейн спросил напрямую.
— Да так, всякая мелочь, — махнул рукой офицер. — Будто старуху Иницу видели.
Дипломат вздрогнул и потянулся за склянкой из храма Каридеши. Дурной знак! Норус проявления суеверия не одобрил:
— Мало ли, чем облако обернулось.
— Что видели? — глухо спросил сэр Говейн.
— Что дорогу перешла. Но не в этом дело: людишки всякие объявились, следят. Наши поймать их пытались, но ушли. Ловушки я опасаюсь.
Беззубая смерть витала над лагерем, мешая заснуть. Она мерещилась во влажном тумане, в неясных тенях, приходила в бреду. Не выдержав, сэр Говейн встал и направился к дрожащему костру часовых. Расстелив на земле платок, они играли в кости. Звенела мелочь, пахло спиртным, которым, вопреки приказу, баловались по ночам «для сугреву». Заметив сэра Говейна, они поспешили сгрести кости в мешок и спрятать спиртное, но дипломат заверил, что никому ничего не расскажет, и попросил принять в игру.
Кружка вновь пошла по кругу, забубнили голоса.
Сэр Говейн, сидя на корточках, наравне со всеми следил за мельканием чёрных насечек, позабыв о видении Иницы. Живительное тепло костра отгоняло дурные мысли.
— Тень, будто бы, — лениво протянул один из часовых, оторвавшись от игры.
— Да ну, кто сунется-то! — успокоил его товарищ.
Однако солдат попался ответственный: встал, чтобы проверить вверенную ему территорию. И не вернулся. Пропал, не издав ни звука.
В лагере поднялся переполох. Огни дневным светом озарили бивуак. Солдаты, позабыв о сне, прочёсывали окрестности. Усилия их увенчались успехом: они напали на след небольшого отряда, стремительно уходившего на юг. Судя по всему, они захватили в плен часового.
— Языка взяли, — хмуро констатировал Норус. — Сомневаюсь, чтобы бандиты. Те просто обчистят. Ничего, догоним.
Сэр Говейн предполагал худшее: пленного взяли осордцы. Он нервно хрустел пальцами, порывался повернуть назад, но сдержался. Эмоции — дурной советчик, а в его деле — смертельный.
Новости пришли под утро. Уставшие солдаты на взмыленных лошадях вернулись, но с пустыми руками. Нет, им удалось нагнать дерзких похитителей, но взять живыми они их не смогли. Предварительно убив заложника, неизвестные покончили с собой.
Сэр Говейн подошёл, чтобы осмотреть трупы. Склонился над ними, пытаясь определить национальность. Попутно поинтересовался, нашли ли при погибших документы. Норус только отмахнулся: сложно представить себе более глупый вопрос. Если это жители Пустынных земель, то у них сроду не водилось метрик и писем, а если вражеские лазутчики, то они первым делом уничтожат опасные материалы.
— Вроде, местные, — наконец изрёк капитан. — Охрану усилим.
Сэр Говейн ему не верил, продолжая напряжённо всматриваться в перепачканные кровью и грязью лица. Смуглые, со спутанными волосами — и с отличным оружием. Определённо, их кто-то снабжал, кто-то надоумил прокрасться в лагерь. А как они выкрали часового! Со знанием дела, как не всякий солдат сможет.
— Возможно ли увеличить темп передвижения? — сэр Говейн выпрямился и, отвернувшись, зевнул. — Не хотелось бы повторения подобных инцидентов.
Норус кивнул, предложив позавтракать и сразу же выступить:
— Тут всего один дневной переход до деревеньки, если поднатужимся, к темноте доберёмся.
Сэр Говейн кивнул. Будь его воля, он бы сел в седло прямо сейчас, позабыв об усталости, но в отряде по негласному правилу на территории Пустынных земель командовали военные.
Коронация и устроенные в честь неё празднества закончились.
Аргарт Сантер устало прислонился лбом к оконному стеклу. На сегодня всё. Приказы отданы, донесения выслушаны, враг опутан плотной сетью, не в силах сделать ни шагу без ведома Сантера. Королева Шантель завтра же отбывает в герцогство, где перестанет представлять опасность. Девчонка, но Соани-Рангдар, априори любимая народом и достойная власти. Место такой на кладбище, однако Аргарт предпочёл оставить её под боком, памятуя старинную пословицу: друзей держи близко, а врагов — ещё ближе. Сантер — надёжное место, где контроль над Шантель будет максимален.
Аргарт предавался размышлениям в небольшом флигеле, пригодном для проживания прислуги, а не такой знатной особы. Зато его легко охранять, легко выбраться наружу в случае опасности. Суровая походная жизнь приучила терпеть неудобства, — и ценить безопасность превыше комфорта.
Где-то там, в королевских покоях, проходила церемония отхода короля ко сну, правда, без самого короля. Пусть все думают, что он почивает под огромным балдахином, пусть напрасно иссекут мечами во тьме перину, задушат подушку, проткнут стрелами одеяло.
О том, где Сантер спал сегодня, знали только избранные — те, от которых не стоило ждать предательства. Все они не раз доказывали свою преданность и готовность умереть за Сантера.
Аргарт посмотрел на волдыри на ладонях — следы от божественного огня. Всё обошлось бы, если бы карты не спутал убийца. Мазь, которой он смазал руки перед коронацией, стёрлась во время поединка.
Сантер скривился. Болело всё: обожжённые руки, рана на боку, — ломило виски. В довершении бед, кажется, у него начинался жар. Стоило бы выпить крепкой настойки и лечь спать. В конце концов, это один из долгожданейших и счастливейших дней в его жизни. Он так долго к нему шёл. Аргарт мысленно усмехнулся: результатом исполнения мечты явились усталость и боль — две верные подруги на протяжении многих лет. Нет чувства триумфа и счастья. Разочарование — вот то, что верней всего описывало его состояние.
Раздался условленный стук в дверь.
— Войди! — не оборачиваясь, разрешил Аргарт, всё ещё магнетизируя взглядом ночь.
В комнату вошёл Грас, его молочный брат, по сути единственный, кто видел и знал настоящего Сантера. Их выкормила одна женщина, теперь доживавшая свои дни в Осорде. Грас на правах слуги сопровождал Аргарта во всех скитаниях и поддерживал любые его начинания. Ничто крепче не сближает людей, чем общая боль и общие обиды, а в детстве они часто делили наказания на двоих. Позднее, уже находясь в гарнизоне, Грас стал тайным осведомителем и тайной правой рукой Аргарта. Он до сих пор ею оставался. Возможно, потому, что не занимал громких должностей, не привлекал внимания, ничего не требовал и не лгал, тихо выполняя поручения господина, зачастую самого щепетильного характера.
Грас редко заговаривал с Аргартом на людях, предпочитая беседы наедине, глубокой ночью, когда предполагалось, что Сантер спит. Он, один из немногих, включая телохранителей из Серого отряда, тенями притаившихся у дверей, был посвящён в тайну опочивальни Аргарта.
— Ну, что? — вздохнул Сантер, оторвавшись от стекла. Понуро ссутулился и сел в кресло спиной к огню — давняя привычка. Так легче контролировать ситуацию: ты видишь лицо собеседника, а он не может толком рассмотреть тебя.
— Перехватили письмо, — Грас выудил из-за пазухи конверт и подал Аргарту. — Из марки Андеш в Одейру. Они собираются ударить в спину.
— Полагаешь? — Аргарт повертел письмо в руках и отложил до завтра. — Рассказывай.
Грас пожевал губы, обеспокоенно глянул на господина и предложил тому вина. Сантер отрицательно мотнул головой и кивнул на постель: расстилай и говори. Грас не стал спорить и спокойно, монотонно поведал о надвигающейся угрозе.
Сцепив пальцы под подбородком, Аргарт слушал, запоминал, анализировал. Голова раскалывалась, требовала отдыха, но он заставлял себя думать. Не выдержав, проглотил две стопки «самого крепкого пойла в этом дрянном месте» и помассировал виски — так и есть, жар. Болезнь — бич божий, она разрушит все планы.
— Врача? — услужливо осведомился Грас. Хмурясь, он пристально смотрел на Сантера, прекрасно понимая истинную цену даже простой простуды в такой момент. Шутки шутками, но история знала случаи, когда насморк заканчивался тремя футами под землёй и проигранным сражением. Аргарт, несомненно, крепок, но покушение не могло пройти без последствий. Ему бы отлежаться пару дней, дать организму передышку…
Сантер с шумом втянул в себя воздух и кивнул. Слабость не только постыдна, но и смертельно опасна. Ничего, Грас тайно проведёт полкового врача, тот заново перевяжет рану, смажет руки чем-то пахучим и едким, и уже завтра хворь отступит.
— Подожди, — Аргарт остановил бросившегося к двери Граса, — сначала договори. Что ещё доносят из Андеша?
Лорд Северин удивил Сантера. Он предполагал, что тот затаиться, запросит мира — а лорд затеял войну. Самонадеянный, как все его соседи! Союз, значит, объединённая армия, удар в спину. Пусть тешат себя иллюзиями, чтобы потом узреть истинный масштаб заблуждений. Аргарт предвидел нечто подобное, поэтому позаботился о резервах, вспомогательных отрядах, раскинутых на завоёванных территориях. До поры, до времени они держались в тени, но теперь пришла пора двинуть всю мощь Осорды на врагов. Желают захватить Сантер? Пожалуйста, для них подготовят знатный котёл.
— Делайте вид, что ничего неизвестно, — распорядился Аргарт. — Дипломатов встретить, как положено, оказать все почести, но из Касдана не выпускать.
— В заложники? — запоминая, прищурился Грас.
Сантер покачал головой и провёл ребром ладони по горлу. Грас кивнул и равнодушно поинтересовался, будут ли особые пожелания.
— На твоё усмотрение, — улыбнулся Аргарт. — Ты всегда оправдывал мои ожидания.
Грас поблагодарил за доверие и замер в ожидании других указаний. Они не замедлили последовать. Нашлось дело и для Серого отряда.
— Принеси карту, — распорядился Сантер и уточнил: — Нашу карту.
Аргарт доверял только осордским планам, скорректированным при помощи разведчиков. Подробности этих карт могло позавидовать Учёное общество Рангдара, но Сантер не жаждал научной славы, храня бесценные свитки под замком. Присматривал за ними Грас.
— И пусть притащат Фериндина.
— Советник уже лёг.
— С каких это пор стало препятствием? — осклабился Аргарт. — Пусть привыкает.
Граф Фериндин мог оказаться полезен. Если хорошо поднажать, бывший Советник Шантель сдаст с потрохами все тайные договорённости триумвирата. Людям свойственна любовь к семье, даже если они не дорожат собственной жизнью. Вряд ли граф сможет спокойно смотреть на казнь супруги.
— И вот ещё что…— щёлкнул пальцами Сантер. — Тот человек, с которым говорила королева, тот, что сбежал, должен быть найден и уничтожен. Сделай это, Грас.
Грас поклонился и вышел. Тут же, у дверей, приказал одному из наёмников позвать к нему командира Серого отряда.
Уже через час из ворот королевского дворца Касдана вылетели пятеро всадников и затерялись в кромешной тьме. Аргарт проводил их взглядом и вернулся в спальню во флигеле. Там плеснул себе настойки, одним глотком осушил стакан и растёр горящие виски. Жар медленно отступал, рана притихла.
Накинув камзол, Аргарт Сантер приготовился принять насильно разбуженного ночного гостя.
Граф Фериндин, бессменный Советник королевы Шантель, напрасно пытался узнать, куда его ведут. Грас, лично разбудивший графа, не удосужился ничего объяснить, коротко потребовав немедленно встать и следовать за ним. Советник пробовал возражать — его, как есть, в ночной рубашке, выдернули из постели и потащили по коридорам. Граф полагал, что его казнят, даже успел помолиться всем богам, но потом осознал, кто желал его видеть. Что, впрочем, не отменяло возможности смертного приговора.
— Доброй ночи, — Аргарт развернулся к моргавшему от яркого света Советнику. Двери захлопнулись, в спальне Сантера остались он сам, пленник и Грас, молчаливым изваянием замерший у порога.
Граф не преминул отметить, что новый король не из трусливого десятка: не связал, не окружил себя охраной. Хотя зачем, если повсюду осордцы?
Взгляд Сантера буравил Советника, и тот, повинуясь этикету, поклонился новоиспечённому монарху. Тот самодовольно улыбнулся краешком губ и сел, указав, куда надлежит встать графу. Советник повиновался, спиной ощутив, как шагнул вслед за ним Грас. Этого следовало ожидать: «волчонок» исключил малейшую возможность нападения. Двое вооружённых против одного безоружного.
— Слушаю, ваше величество, — опыт помог произнести фразу без натуги и презрения.
— Поведайте нам, что замышляет Северин Андеш.
Советник молчал, обдумывая вопрос. Лорд Андеш до этого держался в стороне от военных действий, не привлекал внимания к себе — и вдруг такой интерес со стороны Аргарта Сантера. Ничего случайного не бывает, значит, осордская разведка что-то разнюхала. Неужели у Рангдара появился союзник? Цепочка логических размышлений привела к выводу, что марка Андеш начала военную кампанию.
— Жаль, я надеялся обойтись без стороннего вмешательства. Сейчас сюда приведут вашу супругу…
— Мне ничего неизвестно, ваше величество, увы! — развёл руками Советник, зябко переступив ногами: по полу гулял сквозняк, а графу не позволили надеть даже домашних туфель. — Моя супруга тем более не посвящена в политику.
— Это легко проверить. Грас!
Граф Фериндин дёрнулся, будто от удара, метнулся вслед за Грасом, но окрик Сантера остановил его. Аргарт поднялся, сделал неожиданный выпад и приставил остриё кинжала к лопаткам Советника. Грас подошёл вплотную с другой стороны и нанёс быстрый удар. Граф согнулся пополам и упал на колени.
— Я мог бы приказать убить, — Сантер обошёл вокруг графа и демонстративно убрал кинжал. — Мог бы — за неповиновение. Но не стал. Либо вы говорите правду, либо лишаетесь близких. Их казнят на рассвете.
Советник заскрежетал зубами. Лучше бы ему вонзили кинжал в сердце!
— Ну же, чего вы ждёте? Собственных мук? Признание, данное под пыткой, не зачтётся, не спасёт детей. Ваш сын — такой хорошенький умный мальчик…
Граф, сжав губы, молчал. Он знал, что король выполнит угрозу. В душе боролись страх и долг. Вены на шее набухли от напряжения.
Аргарт вернулся в кресло и велел подать себе ещё настойки. Он чувствовал себя измождённым, жар ломил виски, но приходилось терпеть. Сантер замер каменным изваянием, ожидая, сломиться или нет противник. Страх боли не заставит Советника придать, но только страх своей боли. Долгожданный сын, подаренный Каридешей тогда, когда чета Фериндинов отчаялась его иметь, для графа дороже всего на свете.
Видя, что Советника раздирают сомнения, Сантер распорядился привести мальчика. Грас кивнул, открыл дверь и кликнул стражу. Два дюжих наёмника встали по обе стороны графа.
— Держите его крепче, — меланхолично велел король, смежив тяжёлые веки. — Но не убивайте, даже если он пожелает смерти.
Граф догадался, что за картина разыграется на его глазах, попробовал воззвать к милосердию Сантера, клянясь, что ничего не зная, но Аргарт хранил молчание.
Тишину ночи нарушил детский плач. Минута — и двери спальни распахнулись. В комнату пинком втолкнули испуганного ребёнка. Ухмыляясь, солдат за шиворот поднял его на ноги и поволок к Аргарту:
— Что прикажите с ним делать, ваше величество?
Сантер промолчал, покосившись на графа, а потом лениво махнул рукой.
Солдат расстегнул пояс и сделал из него петлю. Граф кинулся на помощь сыну, но его толкнули в спину, коленом прижали к полу. Грас, наклонившись, прошипел ему на ухо: «Смотри!».
Петля скользнула на детскую шею, начала затягиваться, медленно, неторопливо. Ребёнок зашёлся плачем, беспомощно пытаясь её снять. Тонкие ручки казались особенно хрупкими на фоне грубой верёвки.
— Что вы хотите знать? — не выдержав пытки, глухим голосом спросил Советник. — Только отпустите его.
Сантер хлопнул в ладоши, и удавку убрали, а ребёнка увели.
Утро застало Аргарта за письменным столом. Он не вышел провожать супругу, ограничившись пожеланием доброго пути за завтраком. Сон пошёл на пользу здоровью короля, придав бодрости.
Сантер понимал, что если враги объединяться и по весне начнут совместное выступление, он проиграет и вынужден будет отступить. Вывод напрашивался сам собой: кампания не должна начаться. Ночью граф поведал ему много интересного, раскрыл канал тайной дипломатической переписки с Одейрой. Предупредить связных Советник не сумеет: из спальни короля его прямиком бросили в темницу, поэтому примут за чистую монету всё, что им передадут.
Аргарт задумался и вывел почерком графа Фериндина первое предложение: «Приветствую вас, достопочтенный герцог Мануэль!». Это было несложно: во дворце нашлось немало бумаг, написанных рукой Советника. Копировать почерки Сантер научился ещё в детстве, без специальных навыков не удалось бы отличить оригинал от подделки. Герцог Мануэль проглотит наживку, скреплённую печатью графа, поверит, будто бы Аргарт Сантер ведёт тайные переговоры о мире с Ласенией. Это разрушит Триумвират, рассорит былых противников.
В других комнатах дворца тоже кипела работа: подложные письма сильных мира сего должны были наводнить дворы графств, герцогств и королевств, посеяв вражду между ними. Да и как не поверить, если письма попадут в их руки не случайно, а через их же шпионов. Грас знал своё дело и сегодня же велел арестовать засланных в Рангдар и Осорду разведчиков. У них тоже есть семьи, и они тоже желают видеть их живыми. А ещё люди боятся боли. Сантер пообещает им лёгкую смерть взамен на одну маленькую услугу. Нож наёмника бесшумно войдёт в сердце спящего.
Глоссарий
Вяца
Богиня судьбы
Господин Вечных подземелий
Он же Тёмный г. В. п. Аналог Дьявола.
Иница
Богиня печали, увядания и смерти, ассоциируемая с зимой и осенью. Изображается в виде сгорбленной старухи.
Каридеша
Верховная Мать, богиня света и жизни.
Церент
Он же Многоликий. Бог неба, мироздания и войны, верховный в пантеоне.
Текст обновлен автоматически с "Мастерской писателей"
http://writercenter.ru/project/pod-krylom-smerti/
Свидетельство о публикации №211112001891