Элементы критицизма в ранней философии Иммануила К

Введение.
В историко-философской традиции, когда речь идёт о философии Иммануила Канта, принято деление его творчества на два больших периода: первый из них называют по - разному, иногда ранний, иногда докритический, иногда догматический, а второй, соответственно, критический..
Для удобства изложения я в  данной работе буду называть произведения Канта, которые были написаны до того как он начал разрабатывать идеи «Критики чистого разума», т.е. те, которые написаны им в 1747-1770 гг., докритическими.
В этот период входят работы, написанные
до 1770 года: «Мысли об истинной оценке живых сил» (1746 г.), «Вопрос о том, стареет ли Земля с физической точки зрения» (1754 г.), «Новое освещение первых принципов метафизического познания» (1755 г.), «Применение связанной с геометрией метафизики в философии природы» (1756 г.), «Ложное мудрствование в четырёх фигурах силлогизма» (1762 г.), «Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога» (1763 г.), «Опыт введения в философию понятия отрицательных величин» (1763 г.), «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного» (1764 г.), «Исследования степени ясности естественной теологии и морали» (1764 г.), «Уведомление о расписании лекций на зимнее полугодие 1765-66 гг.», «Грёзы духовидца, пояснённые грёзами метафизика» (1766 г.), «О первом основании различия сторон в пространстве» (1768 г.) и «О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира» (1770 г.). Последнюю работу считают переломной, т.к. большинство её идей (особенно учение о пространстве и времени) перейдёт в «Критику чистого разума».
Почему же существует такая периодизация философии Канта? Этот вопрос относится не к тому, что его творчество подразделено на какие- то периоды, т.к. хронологическая периодизация присутствует в любом историко-философском исследовании. Меня интересует другое, а именно: почему философию Канта делят именно по «Критике чистого разума»?  Ведь логическим следствием такого разделения, по сути, является утверждение неправильности ранней философии немецкого мыслителя. Это подтверждает и один из вариантов её обозначения – догматический период. А так как в «Критике» Кант подвергает критики именно догматическую философию, то вывод напрашивается сам собой.
Если посмотреть на огромное количество литературы по Канту, то можно увидеть, что подобное мнение довольно сильно укоренено.
 Некоторые из исследователей убеждены в том, что докритический период связан более с наукой, чем с философией. Так считает, например, Бертран Рассел, который в своём труде «История западной философии» пишет следующее: «наиболее важным из его научных сочинений является «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755 г.), которая предвосхищает гипотезу Лапласа о происхождении солнечной системы из туманностей и устанавливает возможное происхождение солнечной системы». 
Существует и другая точка зрения, которая была распространена в конце XIX века. Философ неокантианец Вильгельм Виндельбанд говорит о том, что ранний период творчества Канта более характеризует его более как человека, чем «стоит в непосредственной необходимой связи с его позднейшей философией».
Но более правдоподобным кажется то понимание ранней философии Канта, которое дал В.Ф. Асмус. Он в своей монографии «Иммануил Кант» говорит о материалистических тенденциях в раннем творчестве философа: «в философских воззрениях того и другого периода, несмотря на ряд переходов и общих звеньев, имеется существенное различие. Состоит оно в том, что в работах первого периода в мышлении Канта ещё господствует материалистические тенденции».
Асмус также подчёркивает и догматическую сторону философии Канта в этот период: «несмотря на нотки агностицизма, звучащие уже в основной работе Канта, посвящённой происхождению солнечной системы, а также в «Грёзах духовидца» (1765 г.), в сочинениях докритического периода в целом господствует уверенность в способности постигнуть то, что обычно представляется недоступным познанию».
Итак, мы видим, что исследователи говорят скорее о двух совершенно разных этапах философии Канта. Оба они различны и по своему содержанию, и по своим задачам. Кроме того, в большинстве литературы можно столкнуться с довольно маленьким интересом к ранней философии мыслителя и, как правило, с поверхностным её анализом. Предпочтение заслуженно отдаётся разбору «Критики чистого разума».
Почему же существует такое резкое разделение философского наследия Канта?
Предпосылок к этому довольно много, но главной, конечно же, является та, что повод к разделению дал сам Кант. Это касается не только собственно эволюции его философских взглядов, но и отношения к своим докритическим работам.
В предисловии к произведению «Пролегомены для всякой будущей метафизики, которая может возникнуть как наука» Кант разбирает учение о причинности английского скептика Дэвида Юма и признаётся читателям в том, что оно было «именно тем, что впервые – много лет тому назад – прервало мою догматическую дремоту и дало моим изысканиям в области спекулятивной философии совершенно иное направление».  Эта фраза заслуживает самого пристального внимания: мыслитель сам называет свою раннюю философию догматической, что для Канта – критика равноценно практически полному отказу от неё.
И действительно, мыслитель в течение всей жизни после издания «Критики чистого разума» всячески открещивался от докритического этапа своего творчества. Существует даже версия о том, что он не разрешил включить ранние работы в первое собрание его сочинений.
Итак, мы действительно видим, что Кант сам разделяет свою философию на два периода.
Однако позволим себе усомниться в основательности такого его шага. Совершенно очевидно, что «Критика чистого разума» поставила крест на множестве ранних кантовских идей. Но на всех ли? Насколько сильно докритическая философия противоречит критической? И насколько последняя исключает первую? Можно ли увидеть в обоих периодах два совершенно различных способа его философствования? Или всё-таки первый период является неким поиском, в котором много ошибок, но без которого нельзя представить путь Канта к «Критике чистого разума»? Попытаемся же, анализируя некоторые ключевые ранние произведения Канта, выяснить это.
Т.Б. Длугач, одна из немногих кантоведов, которая серьёзно занималась докритическими работами Канта, в своей книге, посвящённой этой проблеме, пишет: «Внимание к докритическому Канту  позволяет понять, как возникли данные проблемы и в чём состоит их сложное содержание, проследить генезис «Критики», имея в виду не только происхождение проблем, которые войдут в переформулированном виде в ряд разделов «Критики» ( в том числе в «Учение о методе» и «Учение о началах»), но и происхождение пропасти, разделившей первый и второй периоды в развитии Канта».
Итак, мы попытаемся установить есть ли в ранней философии немецкого мыслителя предпосылки к созданию «Критики чистого разума». Это поможет также  выяснить насколько далеко стоят друг от друга эти два этапа его творчества.
I. Развитие науки в Германии в 40-60 гг. XVIII столетия и связанный с этим упадок метафизики.

XVIII столетие было отмечено невероятным взлётом естествознания. Появилась реальная перспектива объяснения мира научным, а не метафизическим языком.
Основу естествознания составляла ньютоновская механика. С помощью её законов рассчитывалось движение тел. Универсальным же принципом являлся закон всемирного тяготения.
Такой быстрый рост естественной науки значительно изменил способ мышления. Принцип Ньютона «гипотез не измышляю» значил очень много для этого изменения. Появилась потребность в чётком формулировании научных теорий и сведения к минимуму их метафизической подоплёки.
В Англии метафизика декартовского и лейбницевского толка уже сильно критиковалась такими ключевыми для философии Нового времени мыслителями, как Джон Локк и Дэвид Юм.
Однако в Германии ньютоновское естествознание встретило довольно ощутимый отпор. Здесь ведущим направлением мысли была метафизика лейбнице-вольфианского толка. Ученики Христиана Вольфа А. Г. Баумгартен и Ф. Хр. Баумейстер явились продолжателями популяризации идей Лейбница и написали ряд учебников, по которым в немецких университетах (в том числе и кёнигсбергском) изучалась метафизика.  Из этого следует, что в германской академической среде ещё господствовала лейбницевская философия.
Именно поэтому новаторское по своему существу ньютоновское естествознание было встречено интеллектуальной средой Германии поначалу холодно. Противоречия между двумя этими учениями были очевидны. Ньютон, например, утверждал абсолютность движения материальных тел, а также пространства и времени, что приводило к отрицанию представления о естественно присущему каждому телу месту в пространстве, что, по сути, ведёт к отрицанию основополагающего лейбницевского тезиса о «предустановленной гармонии».
С другой стороны, в Германии середины XVIII века складывалась чрезвычайно насыщенная философско-научная атмосфера. В этических воззрениях того периода уже начали преобладать идеи французских просветителей - Вольтера, Руссо, Ламетри, Монтескьё, Дидро и др. Это привело к тому, что этические учения Лейбница и Вольфа уже не представляли ценности.
К середине 40-ых гг. большинство немецких математиков и физиков уже приняли научную парадигму Ньютона. Это привело к существенному разрыву между метафизикой и естествознанием.  Кант в предисловии к первому изданию «Критики чистого разума» напишет об этом следующее: «Было время, когда метафизика называлась царицей всех наук, и если принимать желание за действительность, то она, заслуживала этого почётного звания ввиду большого значения своего предмета. В наш век, однако, вошло в моду выражать к ней полное презрение, и эта матрона, отвергаемая и покинутая, жалуется подобно Гекубе: modo maximum rerum, tot generis natisque potens – nunc trahor exul, inops».  Именно в такое положение начала постепенно попадать классическая метафизика.
Такая ситуация привела к потребности если не создания новой, то во всяком случае, к реформированию старой метафизики, с целью адаптировать её к восприятию стремительно развивающихся естественных наук.
Итак, мы видим, что  к середине XVIII  века в Германии было сильное противостояние между двумя способами истолкования природы - научным и метафизическим. Вопрос о том, как возможна метафизика как наука, позже заданный Кантом в «Критике чистого разума», казалось, уже стал на повестку дня.
Теперь перейдём к самой сути нашей проблемы: на какой стороне был докритический Кант? На стороне ньютоновского естествознания или всё-таки лейбнице-вольфианской метафизики?
Уже его первая работа 1749 года «Мысли об истинной оценке живых сил» показывает, что Кант вполне разделяет позицию Ньютона,
 хотя и полемизирует с ней в некоторых деталях.
II. Ранняя натурфилософия Канта.
В своей первой работе «Общая оценка живых сил», написанной в 1746 году, Кант хочет понять, что такое сила и движение вообще. По сути, опираясь на ньютоновское естествознание, он хочет дать этим двум явлениям философское истолкование.
Он с оглядкой на Лейбница принимает позицию Ньютона о том, что телу сущностно принадлежит некоторая сила «которой оно обладает до своего протяжения» . Такую силу он называет активная сила (vis activus). Из этого следует, что каждое тело берётся как атомарная сила, что соответствует ньютоновской динамике.
Далее, Кант выдвигает следующий тезис – «Движение есть только внешнее проявление состояния (силы – А.С.) тела, так как хотя тело не действует, но стремится действовать». Из этого следует, что телу благодаря активной силе присуще собственное движение, которое и называется инерцией. Ньютон называет  такое движение «врождённой силой».
Таким образом, Кант делает ньютоновский вывод о том, что движение осуществляется через взаимодействие тел, действие которых друг на друга обуславливает изменение их движения. Силу же мы можем наблюдать только через движение. Об этом говорит и Ньютон: «Эта сила проявляется телом единственно лишь тогда, когда другая сила, к нему приложенная, производит изменение в его состоянии» .
Здесь важно заметить, что Кант не развивает идею Лейбница об активности монады, а развивает идею инерции, с которой и связывает внутреннюю активность тел. Это имеет значение для того, чтобы отметить: уже в первой работе Кант видит в естествознании альтернативу метафизике.
Отмечу и ещё одну тонкость, которая согласуется с тематикой данной работы. Кант, и это особенно важно, полностью  принимает тезис о том, что имманентно присущую каждому физическому телу активную силу, мы можем познать только благодаря её внешнему проявлению. Сама по себе она является чем-то трансцендентным и уловима для нас только когда она сама себя, так или иначе, являет.
Кант задаёт и своё понятие субстанции. Он понимает её не как лейбницевскую монаду, а как физическую единичность.
Мир по Канту - нечто сложное, поэтому должен существовать некоторый универсальный принцип, который связывал бы и обуславливал движение и взаимодействие субстанций. И Кант называет таким принципом закон всемирного тяготения.
Это косвенно может быть косвенной отсылкой к кантовскому критицизму: он не только именует субстанцией физический объект, но и связующим главнейшим принципом Вселенной делает физический закон, который доступен научному эксперименту. Однако, в отличие от Дэвида Юма он не скептик, он не ставит перед собой задач разрушения метафизики, а наоборот, хочет реформировать её путём введения в неё естественнонаучных принципов.
Далее, Кант приходит к следующему парадоксу: даже исходя из естественнонаучных посылов, мы должны зафиксировать возможность существования многих пространств. Доказательство построено следующим образом: так как нечто может являться частью целого только будучи в некоторой связи с этим целым, то какая-либо субстанция, не обладающая связью с этим миром (который, безусловно, является целым), находится вне его, а если мы допускаем, что таких субстанций множество и они между собой имеют связь, то обязаны утверждать существование другого мира и, соответственно, другого пространства.
В этом месте мы видим существеннейшие различия докритического и критического периодов философии Канта. Во-первых, в «Мыслях…» он говорит о том, что пространство есть нечто такое, что существует вне нашего восприятия, тогда как в «Критике…» утверждается существование пространства только как априорной формы чувственности. Во-вторых, критический Кант никогда бы не стал рассуждать не только о свойствах и отношениях субстанций вне мира явлений (т.е. физического мира), но и о самом их существовании.
Однако, с другой стороны, Кант пытается найти принцип, который помог бы ему укрепить ньютоновскую картину мира и избежать необходимости касаться вопросов, которые не входят в физическую область. Он пишет: «Мы должны угадывать по предпосылкам, будет ли определённым образом построенное доказательство и в своих выводах содержать вполне удовлетворительные и полноценные принципы. Этим путём мы сможем определить, должна ли в нём заключаться ошибка, хотя бы мы её не замечаем; однако мы всё же будем тогда стремиться к тому, чтобы её найти, ибо у нас есть достаточное основание предполагать её. Это послужит нам, таким образом, защитой от опасной готовности к одобрению, которое без подобного стимула отвлекало бы ум от исследования предмета, поскольку он не видит оснований в чём-то сомневаться и чему-то доверять» . Через много лет в «Критике» Кант найдёт этот метод, который будет основываться на ограничении нашего познания одними предметами возможного опыта. Но здесь он ещё не прошёл определённого развития и далёк от подобных выводов, однако явно чувствуется его неудовлетворённость и даже недовольство тем, что ему так или иначе приходится пока принимать некоторые установки спекулятивной философии.
Однако, попытку задать в «Мыслях…» подобный метод Кант всё-таки делает. И она очень примечательна. Состоит эта попытка в том, что Кант проводит чёткое разделение между понятием теоретического и апостериорного. Он выдвигает тезис, который гласит: «закон, признанный ложным в математике, может иметь место в природе», ввиду того, что «математическое тело есть вещь, совершенно отличная от естественного тела, поэтому по отношению к первому может быть верно, то, что не может быть приписано второму».  Здесь уловима первая попытка критики чисто теоретического знания.
Т.Б. Длугач пишет об этом следующее: «они («Мысли…» ) содержат некое прозрение тех трудностей, которые вырисовываются на пути философа, желающего укоренить метафизику на прочном фундаменте опытной науки».  И действительно, трудно сказать, что в этой работе Кант представил полноценную философскую и естественнонаучную концепцию, но очевидно, что уже с первых своих творческих шагов он: во-первых, полемизирует с идеями лейбнице-вольфианской метафизики; во-вторых, пытается реформировать эту метафизику, вводя в неё ньютоновские мысли; в-третьих, он ставит своей целью обеспечить опытный базис философии. Именно поэтому работа 1746 г. чрезвычайно важна для нашей темы, т.к. именно в ней Кант формулирует те цели, которые будет стараться реализовывать во всей своей последующей философии.
Через 10 лет, в 1756 году Кант напишет небольшую работу «Физическая монадология», в которой, исходя из принципов, заложенных «В мыслях об истинной оценке живых сил», даст новое истолкование монады. Монада выступает в качестве материальной, неделимой сущности каждой вещи, которую можно назвать атомом и отрицает лейбницевскую установку, которая утверждала, что монада – мыслящая субстанция.
Итак, в натурфилософии Кант пытается заложить новые принципы метафизики и поднимает большой пласт проблем философского и логического толка, с этим связанных. Мы видим, что критическое настроение присуще Канту уже здесь. Своеобразным итогом этих ранних попыток является его диссертация 1755 года «Новое освещение первых принципов метафизического познания».
III. Проблема логического и реального оснований. Критика формальной логики.
Итак, в предыдущей части мы видели, что Кант встаёт на путь поиска нового метода, который нужен ему для установления в метафизике ньютоновских принципов. Этим он, по сути, открыл дорогу к «Критике чистого разума» и сформулировал ряд проблем, которые им будут в ней решены. Важнейшим шагом на этом пути становится его диссертация 1755 года «Новое освещение первых принципов метафизического познания».
Уже из названия явствует, что Кант своей работой хотел произвести некий переворот. Что же он оспаривает в ней?
Классическая лейбнице-вольфианская метафизика, перенявшая большинство своих логических принципов из логики Аристотеля, базировалась на нескольких взаимосвязанных фундаментальных тезисах.
Первый тезис: всё, что существует, имеет основание для существования, поэтому «от необходимости физической или гипотетической, которая определяет последующее состояние мира в зависимости от предшествующего, следует перейти к тому, что имело бы абсолютную, или метафизическую, необходимость, которая не допускала бы дальнейшего объяснения» . Физический мир по Лейбницу не обладает необходимостью, следовательно, для нахождения достаточного основания этого мира, мы должны восходить от обусловленного к абсолютно безусловному. Из этого Лейбниц выводит второй тезис о том, что Бог является единственным основанием мира, т.к. «последняя причина должна заключаться в чём-нибудь обладающем метафизической необходимостью и как основание существования может проистекать только из чего-то существующего, то должно существовать Единое Существо, обладающее метафизической необходимостью, или такое, сущность чего есть существование» . Здесь есть отсылка к онтологическому доказательству существования Бога, предложенного Ансельмом Кентерберийским, утверждавшим, что если Бог абсолютное существо, то ему необходимо принадлежат все позитивные предикаты (т.е. предикаты бытия), в том числе и предикат существования.
Далее, по Лейбницу, монады, которые являются самостоятельными сущностями, не обладают сами по себе никакой связью, их взаимодействие обусловлено принципами, заложенными самим Создателем: «взаимодействие субстанций, или монад, происходит не вследствие влияния, но вследствие согласия, вытекающего из Божественного предобразования; каждая отдельная вещь, следуя законам и внутренне присущей силе своей природы, вместе с тем приспособлена к внешним вещам» .
Идея предустановленной гармонии влечёт за собой и то, что необходимые истины разума также заложены Богом, и они соответствуют фактологическим истинам. Истины разума являются первоначальными, априорными истинами и называются аналитическими, т.е. такими, где предикат до всякого опыта заложен в субъекте. Они отвечают основным законам логики: тождества, непротиворечивости, исключённого третьего.
Таковы  вкратце идеи лейбницевской метафизики, которую в своей диссертации и критикует Кант.
Суть его диссертации сводится к сомнению в том, что из принципа предустановленной гармонии следует соответствие истинам разума бытия. Для него важно выяснить насколько соответствует условие познания логике научного мышления. Такую же установку он задаст и в «Критики чистого разума».
Кант ставит перед собой задачу обосновать начала познания, сами его предпосылки. По сути, здесь речь идёт о создании новой логики, которая бы занималась не только формой суждений, но и могла раскрыть предпосылки этих суждений с содержательной стороны. В «Критике…» он создаст такую логику и назовёт её трансцендентальной, найдёт он и предпосылки познания – чувственность и рассудок, а пока он только ощущает эту необходимость. Однако, попытку Кант всё же делает.
Начинает он с опровержения того, что закон противоречия является «одним-единственным, безусловным и всеобъемлющим принципом для всех истин». Кант говорит, что такого принципа не может быть, т.к. «необходимо, чтобы  первый и подлинно единственный принцип был простым положением».  Но все суждения как минимум делятся на утвердительные и отрицательные, и положение, которое является содержащим в себе все истины для утвердительных суждений, не может быть таковым для отрицательных, и наоборот.
Поэтому «существуют два, безусловно, необходимых принципа всех истин»  - «всё, что есть, есть» и «всё, что не есть, не есть». Это принцип тождества, который «надлежит предпочесть принципу противоречия, как высший по сравнению с ним принцип выведения истины…» . Закон непротиворечивости Кант называет «дефиницией» невозможного, т.к. по сути, он запрещает нарушать самотождественность предмета. Следовательно, закон противоречия не является первым принципом метафизического познания, потому что он производен от закона тождества, и необходим лишь потому, что не разрешает его нарушать. Однако, когда нужно построить правильное понятие предмета, то оказывается, что закона противоречия и закона тождества мало, для этого нужно ещё и достаточное основание. В этом Кант солидарен с Лейбницем, но он называет этот принцип не достаточным, а определяющим основанием.
Что значит по Канту определять? «Определять – значит полагать предикат с исключением противоположного ему» , т.е. если мы задаём определение, то должны не допустить такого предиката, который бы делал наше понятие самопротиворечивым. Тогда что же такое основание? Основание – то «что определяет субъект по отношению к какому-нибудь предикату», иными словами это, то, что делает субъект и предикат тождественными. Однако, здесь есть важнейшая деталь: субъект всегда больше совокупности своих предикатов, т.е. только из суммы предикатов мы не сможем вывести субъект. Дедуктивным путём мы сможем прийти от понятия о предмете к его свойствам, но ни в коем случае не наоборот. Определяющее основание –необходимое условие истинности суждения, оно безусловно первый принцип метафизического познания.
Т. Б. Длугач отмечает здесь ещё одно важное обстоятельство: «хотя закон достаточного основания также как будто входит в арсенал формальной логики, всё же он – не вполне законное её дитя, так как благодаря ему предмет не втягивается до конца в область формальных определений: самодостаточность предмета – это нечто непостижимое посредством умозаключений, нечто имеющее несколько интуитивный смысл; закон достаточного основания указывает не на то, что «S есть P», а просто на, что «S  есть», что «S существует»» . Здесь мы переходим к очень важному моменту, который будет отображён в «Критике чистого разума».
Во-первых, как уже было отмечено за существованием не стоит какой – либо смысловой нагрузки в логическом отношении. Иными словами, оно не прибавляет к понятию о предмете никакой новой информации. Следовательно, существование вообще не является предикатом, и именно поэтому не подвластно логическому анализу. Оно лишь показывает, что тот или иной предмет имеет своё место в мире. Именно существование Кант и называет тем основанием, в котором коренятся все метафизические и научные истины – это реальное основание.
Оно отлично от логического основания, которое можно выразить в фигурах силлогизма. Такое основание лишь определяет какой-то предикат в отношении к субъекту, но из такого определения мы не можем вывести существование последнего. В качестве примера Кант приводит онтологическое доказательство бытия Бога: «Если я говорю: бог есть существующая вещь, то кажется, будто я выражаю отношение P к S. Однако в этом выражении заключается уже некоторая неправильность».
Во-вторых, утверждением того, что реальное основание «S существует», не доступно дискурсивному познанию, Кант, по сути, открывает проблему вещи в себе, т.е. той области реальности, которая в принципе непознаваема. В «Критике чистого разума» он прямо назовёт действительность вещью в себе.
Итак, с одной стороны формальная логика даёт нам некоторые правила, при нарушении которых мы получим ложный вывод. Но его можно получить и при выполнении этих правил, т.к. они могут применяться и к несуществующим предметам. Таким образом, формальная логика ставится в зависимость от реального основания. Здесь Кант пытается достигнуть своей цели, поставленной ещё в «Мыслях об истинной оценке  живых сил» - поставить метафизику на прочный фундамент опыта. Окончательную реализацию ей он даст, конечно, в «Критике». Однако, уже здесь Кант достигает немалых результатов: реальное основание и есть опыт, на основе которого должны действовать все логические истины. Выведение субъекта, его существования из одних только законов логики неправомерно. Формальная логика выстраивает теорию, но с её помощью мы не можем познать предпосылки теории, для этого необходим опыт. Из какой угодно совокупности свойств в понятии о предмете ещё нельзя заключить его реального существования. Понятие о предмете не сводится к самому предмету, т. е., по сути, предмет, взятый сам по себе, есть вещь в себе, и сколь много мы не пытались бы построить исчерпывающее понятие об этой вещи она всегда будет «положена больше». Следовательно, реальное основание является предпосылкой и источником логического и метафизического познания.
Однако Кант не ограничивается одной лишь констатацией неправомерности логики в тех или иных метафизических построениях, он пытается раскритиковать сам её метод. В работе 1762 года «Ложное мудрствование в четырёх фигурах силлогизма» Кант настаивает на том, что формальную логику нельзя сводить только к силлогистике.
В середине XVIII века силлогистика была единственным методом дедуктивной логики. Натуральное исчисление в логике высказываний и предикатов появилось только в конце XIX и в начале XX веков в работах Джорджа Буля и Готлоба Фреге. Соответственно, после введения Спинозой аксиоматики в философию, только силлогистика позволяла дедуктивно получить истинный вывод из набора аксиом.
Кант, как и в своей диссертации, подчёркивает, что для метафизики наиболее важными являются чистые, т.е. простые  умозаключения.  Анализируя четыре фигуры силлогизма, он показывает, что простые умозаключения позволяет сделать только первая фигура, три остальных сводимы к ней. Здесь он делает несколько очень важных выводов.
Во-первых, отчётливое понятие возможно только с помощью суждения, а полное - посредством умозаключения.
Во-вторых, рассудок делает суждения, а разум действует опосредовано, т.е. производит умозаключения. Но это не две различные способности души, они обе относятся к произведению суждений, только первая непосредственно, а вторая опосредовано. В «Критике чистого разума» Кант сделает окончательный вывод о том, что разум никогда не находится в прямом отношении к предмету познания, а лишь к рассудку, в который и поступает чувственное содержание. Следовательно, разум «не создаёт никаких понятий, а только упорядочивает  их».
В-третьих, и это наиболее важно, главная сила нашей познавательной способности состоит в способности к суждению.
В работе 1763 года «Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога» есть очень важный для нас момент: Кант выделяет два понимания противоположности: реальное и логическое. Исходя, из выводов, о несводимости действительности к понятиям, сделанных им в выше указанных работах, он, не отрицая закон противоречия, делает допущение о том, что противоположности в реальном мире могут существовать, т.к. «одна реальность никогда не противоречит другой реальности, ибо и та и другая суть подлинные утверждения, поэтому они не противоречат друг другу в одном объекте». Следствием такого противоречия в природе будет не их взаимоисключение, а уничтожения действий друг друга, следствием чего будет нечто третье.
В этом же 1763 году он посвятил разбору этой проблемы отдельную работу, которая называется «Опыт введения в философию понятия отрицательных величин».
Итак, формальная логика запрещает противоречие. В ньютоновском же естествознании одним из фундаментальных принципов является утверждение о том, что сила действия равна силе противодействия. Кант как мы помним, хотел ввести в философию ньютоновские принципы.
В «Критике чистого разума» он смог найти решение из этой проблемы: она снимается в непротиворечивом синтезе чувственности и рассудка. Само противоречие Кант вносит в раздел антиномии, которые не решаемы.
Пока же он исходит из того, что действительность нельзя полностью свести к логике. Кант не отрицает того, что в логическом отношении два взаимоисключающих  суждения дают противоречие, но в реальности противоречий нет, следовательно, результатом того, что действия двух объектов противоположны друг другу, будет новое явление. Например, если одно тело действует на другое с той же силой, то результатом такого действия будет ни ничто (как утвердила бы логика), а некое состояние – покой.
По сути, Кант говорит о необходимости создания новой логики, которая опираясь в некоторых своих положениях на формальною, не сводилась бы к ней полностью, а, учитывая, наше опытное знание, раскрывала предпосылки нашего познания.
IV. Продолжение поиска метода метафизики.
Итак, в предыдущей части мы уяснили, что сущностью ранней кантовской философии является различие логического и действительного.
Необходимо упомянуть и ещё об одном важном факте. В 1757 году была переведена на немецкий язык работа Дэвида Юма «Опыт о человеческом разумении». Кант, плохо владевший английским языком, вероятнее всего ознакомился с ней именно тогда. И это заметно в его произведениях.
Сейчас нас интересует работа 1764 года «Исследование отчётливости естественной теологии и морали».
Первый вывод, характерный для критической философии Канта, заключается в том, что математика приходит к своим определениям синтетически, а философия - аналитически. В этом состоит фундаментальное отличие этих двух «дисциплин чистого разума».
Задачи их также различны: «дело философии – расчленять понятия, данные в смутном виде, делать их развитыми и определёнными; дело математики – связывать и сравнивать уже данные понятия о величинах, обладающие ясностью и достоверностью, дабы увидеть, какие выводы можно из них сделать» . Итак, философия должна добиваться ясного понимания понятия. В этом состоит особенность кантовской интерпретации анализа, который не сводится к простому выведению предикатов из субъекта, а путём расчленения понятия добивается наибольшей его ясности.
В «Критике» Кант придёт к тому, что на различии двух видов анализа назовёт формально-логический анализ учением о суждении, а философский анализ выявлением образования понятия.
Важно и следующее: Кант именно в этой работе говорит о том, что объекты математики просты, наглядны, обладают достоверностью, а объекты философии, напротив, сложны и смутны. Иными словами, математика рассматривает свои объекты in concreto, а философия in abstracto. В «Критике чистого разума» он напишет об этом следующее: «Философия держится только общих понятий, а математика ничего не может добиться посредством одних лишь понятий и тотчас спешит к созерцанию, в котором она рассматривает понятия in concreto». Причина этого в том, что математические предпосылки, так или иначе, даны в опыте, вернее их можно проверить с помощью опыта, философские же предпосылки сделать этого не позволяют.
Каков же выход из этой сложной ситуации? Кант вновь и вновь делает вывод о том, что метафизике необходимо прежде всего опираться на опыт: «старайтесь отыскать, опираясь на достоверный внутренний опыт, т.е. на непосредственно очевидное сознание, те признаки, которые несомненно, содержатся в понятии того или иного общего свойства; и, хотя вы и не познаёте всей сути предмета, вы всё же будете в состоянии с уверенностью пользоваться им, дабы на этом основании сделать побольше выводов о нём»  .
 Математика наглядно конструирует свой объект, с опорой на созерцание и посредством синтеза. Философия же аналитически выявляет начала познания. Таким образом, Кант уже здесь делает критический вывод: философия - наука о началах опытного познания, а не об умопостигаемых сущностях.
V. Метафизика как наука о началах и границах человеческого познания.
Нужно отметить, что если в работах до «Ложного мудрствования…» Кант пытается решить проблемы логики и философии, всё же используя постулаты классической метафизики, то с последней начинается критика самого человеческого рассудка, который берёт слишком много на себя. Поэтому можно считать, что переломным для него стал именно 1762 год. Это время можно назвать временем зорождения кантовского критицизма уже в прямом смысле этого слова, временем когда он окончательно порывает с принципами классической метафизики.
В разборе работы «Опыт введения в философию понятия отрицательных величин» мы видели, что в ней Кант делает законы логики лишь инструментами для построения научных теорий и отрицает за ними абсолютность.
Теперь же необходимо рассмотреть самую яркую работу 60-ых годов - «Грёзы духовидца, пояснённые грёзами метафизика».
Это произведение, с таким ироничным названием, где явно чувствуется скепсис, было написано как отклик на деятельность шведского мистика и спирита Э. Сведенборга, в котором вместе с этим Кант хотел сформулировать своё философское мировоззрение.
Спириты и мистики, по мнению Канта, являются «сновидцами чувства», тогда как метафизики «сновидцы разума». Эта параллель не случайна. Спириты убеждены в том, что могут видеть духов и потусторонние миры, метафизики же верят в то, что в их возможности выходить за рамки опыта и развивать учения об умопостигаемых сущностях.
Как и в прежних работах, Кант закладывает под философию опытный фундамент. Однако опыт предстаёт перед нами не просто как совокупность случайных ощущений, которые даны индивиду, но сложным механизмом, где переплетены чувственное и теоретическое знания. Это синтез  простых понятий реального основания (плотность, притяжение, сосуществование и т.д.) и непосредственных чувственных данных. Благодаря такому слиянию и возможно построение полноценной научной теории.
На основании этого Кант и выстраивает последующую критику традиционной метафизики. Понятия бывают либо априорными, либо апостериорными. Важно то, что полноценное знание они могут дать лишь в связке друг с другом. Он равным образом не соглашается ни с теми «новейшими натуралистами», которые признают только апостериорные понятия, т.к. восхождение от единичных предметов к более высшему знанию «будет неизбежно сталкиваться с вопросом «почему?»», ни с теми, кто, наоборот, признаёт только априорные, ибо их рассуждения «начинаются неведомо где, и приходят неведомо куда, и доводы развиваются, нигде не касаясь опыта».
Кант также отстаивает идею общезначимости как неотъемлемого научного принципа. Человек должен всегда соотносить свои выводы с точкой зрения других людей и  сверять результат с данными этого мира. В этой же работе родилась идея «общечеловеческого рассудка», которая затем будет развита в учение о «трансцендентальном субъекте».
На основании всех вышеуказанных положений этого Кант определяет метафизику как «науку о границах человеческого разума». Она должна изучать не столько предметы, сколько их отношение к познанию. Такая граница накладывает запреты на чисто метафизическое познание. Понятия философии должны быть прикреплены к опыту, и последний должен иметь возможность проверить их. Метафизика должна быть самокритичной, т.е. в ней самой должен быть заложен метод проверки собственных постулатов.
К традиционной же метафизике Кант относится резко отрицательно. Её учения он ставит в один ряд с «бреднями самого дурного из всех фантастов» - Сведенборга.
Таким образом, в «Грёзах…» заложена реформа метафизики. Кант ни в коем случае не ставил перед собой целью её разрушить, и поэтому его нельзя назвать скептиком. Его целью было дать новый вектор развития метафизики.
Через пять лет, в 1770 году Кант напишет диссертацию «О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира». Эту работу принято считать переходной в творчестве философа. Однако нельзя забывать, что ему понадобилось ещё десять лет до окончательной разработки «Критики чистого разума».
В Диссертации Кант предпринимает последние попытки спасения метафизики от полного краха.
Центральной становится проблема нового истолкования пространства и времени.
Ещё в работе 1768 года «О первом основании различия сторон в пространстве» Кант отстаивал позицию Ньютона об абсолютности пространства. Оно «обладает реальностью независимо от существования материи». Однако уже здесь есть идея о том, что пространство обладает не только внешней реальностью, но и является некой формой представления самого познающего субъекта.
В Диссертации же Кант окончательно отрицает онтологический статус пространства, называя его «самой глупой и нелепой выдумкой». Перед ним встала проблема выявления источника научного познания, обладающего всеобщностью и необходимостью, проверяемого опытом, но к нему не сводимого. И он видит этот источник в пространстве и времени как формах чувственного восприятия. Они являются формами чувственно воспринимаемого мира.
Именно поэтому чувственное познание не смутно и путано, а является «образцом высшей очевидности для наук». В самой чувственной структуре есть параметры, которые позволяют её материалу быть отчётливым и «в высшей мере истинным».
Чувственность доставляет рассудку реальные основания, которые последний комбинирует с помощью логических законов. Поэтому рассудок опосредован и эмпирическими данными, и формой чувственного познания. Следовательно, рассудочное познание также обладает необходимостью и всеобщностью. Рассудочные понятия появляются благодаря индуктивному обобщению единичных представлений. Здесь Кант  ещё очень близок к эмпирическому пониманию рассудка.
Однако, не смотря на то, что применение рассудка состоит в обработке чувственных данных,  эмпирические понятия, которые при этом возникают, не становятся «рассудочными в реальном смысле». Реальное его применение рассудка направлено на познание вещей самих по себе, т.е. ноуменов. Существование мира ноуменов доказывается именно тем, что «чистые рассудочные понятия» (категории) без применения к опыту направлены на него. В «Критике чистого разума» именно эта способность рассудка и будет осуждаться Кантом.
В Диссертации же он признаёт за рассудком эту способность постигать сверхчувственное и интеллигибельное и в этом ещё стоит на позициях догматической философии.
Понятие «реальный» здесь несёт другой характер, нежели в предыдущих работах, оно относится не к опытным данным, а к сверхчувственным.
     Примечательно, что Кант считает разделение мира на мыслимый и чувственный плодотворным для развития метафизики. В «Критике» это разделение на феномены и ноумены останется, но в отличии от Диссертации рассудку будет запрещены попытки познания умопостигаемых сущностей.
Заключение.
Итак, перед нами корпус ранних трудов Канта. Что же всё-таки объединяет его с «Критикой чистого разума»? Прежде всего, направленность этих трудов. «Критика…» стала для философии своеобразной новой жизнью, показала ей новый путь. Докритические же работы во многом направили мысль Канта в сторону критицизма.
В них мы видим и критику формальной логики, на которой базировалась традиционная метафизика, и  различие логического и действительного оснований, разделение мира на явления и вещи в себе, новую концепцию существования.
В ранних произведениях прослеживается генезис идей «Критики чистого разума». Последняя стала завершением более чем тридцатилетних поисков философа.
Деление на мир феноменов и ноуменов означало рождение критической философии, но понадобилось ещё 10 дет для того, что бы выяснить насколько ноумены являются постигаемыми и тем самым провести чёткую границу человеческого познания.
Самым крупным достижением Канта в этот период стала идея о том, что каким бы верным знание не казалось бы с теоретической точки зрения окончательную истинность оно получит, только если будет соответствовать реальному основанию.  Поиски источников познания приводят его вплотную к критическим идеям, заставляют по-новому осмыслить понятия опыта, рассудка и разума. Окончательные ответы он даст в разработанной трансцендентальной критической философии.