Дождливым вечером

(Глава из романа «Часы из прошлого» – первой книги фантастической дилогии «Неоконченное следствие»)

…Время лечит не только душевные раны.
И месяца не прошло с того дня, как Андрей стоял на месте аварии, в которой погиб водитель с Украины. Но серьезные перемены, за эти считанные недели, произошедшие здесь, на пути в горы, буквально преобразили крутой склон дороги.
Природа будто сама решила залечить последствия, нанесенного ей ущерба. На бывшем обширном пепелище уже кое-где пробились ростки, уцелевшей в пламени, травы. Да и гаишники, как по-достоинству оценил Пущин, сдержали слово – обезопасить путь другим водителям.
Крутой поворот дороги от коварной обочины отгораживал теперь длинный кусок толстого стального троса. Приваренного прямо на зацементированные стойки из обрезков двутавровых строительных балок, он уже никому не позволил бы, съехать с крутой насыпи в глубокую балку.
И в другом, уже к своей досаде, Андрей почувствовал чью-то хозяйственную руку. Как по мановению волшебной палочки, исчезли мятые бочки из-под сгоревшей солярки, что прошлый раз закопченым, хаотичным «веером» лежали на месте падения грузовика.
Прибрал, видно, какой-нибудь хозяйничек. Один из тех, от которых бензобаки на замки начали закрывать, непроизвольно подумал Андрей. Попутно соображая о том, что же мог забыть осмотреть здесь в прошлый раз? Что проглядел, когда его так торопили нетерпеливые колхозные водители, оторванные от работы, ради процедуры опознания трупа их погибшего товарища.
И тут, будто нарочно, на глаза следователю попало именно то, что он так настойчиво в этот момент искал. Чуть дальше, позеленевшего местами, пятна пожарища торчали в стерне давным-давно скошенной травы и стебли уже подросшей отавы.
Сам покос, как неудобица, тянулся прямо вдоль лесополосы, отделявшей дорогу от пахотного поля. И Пущин ясно вспомнил, как удивился за самого косаря, чьи копны, заготовленного здесь, сена уцелели случайно. Ведь искр и огня было более чем и изобилии при аварии у дороги?
Теперь незнакомый до сих пор косарь, по счастливому совпадению для Пущина, был на месте своего подсобного промысла. Он уже загрузил воз сеном и на глазах подъехавших Татьяны и Андрея, уже тарахтел на своем колесном тракторе «Беларусь» вытаскивая, наполовину груженую кормом, телегу на верх к дорожному полотну.
Может он что-то особенное видел? – всё ещё не решился спросить того Пущин, заметив, что незнакомец – небольшого росточка мужичонка, с обиженным выражением лица, не очень торопится уезжать с этого места восвояси. Возможно, связывая это своё промедление с появлением их «Жигулей», тоже не оставшихся не замеченным. А может и внешность приехавших сюда белоручек, его чем-то не устраивала. Как и тех самих – неказистый вид незнакомого тракториста.
Пущин в дорогу оделся не в свой привычный форменный костюм, а по-простому, как и положено в выходной день. В джинсы и свитер. Потому представляться нужно было лишь с демонстрацией служебного  удостоверения. А вот оно не очень-то вязалось и с его «цивильным видом», и с не служебным обличием машины, на которой они с Татьяной пожаловали на место былой аварии. Но события развивались так, что всё равно пришлось Андрею общаться с незнакомцем на тракторе.
После того как воз с сеном оказался на дороге, косарь не повез его прямиком до дома. Он, как выяснилось, кое-что не доделал на своей «неудобице». Прямо на глазах Андрея и Татьяны, не заглушая тарахтящий двигатель своей «Беларуси», механизатор вдруг спрыгнул из кабины на землю. Бодро сбежал с насыпи и в несколько шагов оказался у последней, – так и не взятой им отсюда с собою, копны сена. Далее спешить ему было некуда.
Достав из кармана куртки пачку «Беломора», мужичек закурил. Почти моментально окружив себя голубым дымком папиросы. Затем поступил совсем странно. Не обращая никакого внимания на невольных зрителей – парня и девушку в новеньких «Жигулях», он бросил горящую спичку прямо в сухую, слежавшуюся в копне, траву.
Сено занялось моментально, полыхнув в небо столбом белого густого дыма, в котором потерялись даже языки пламени.
Андрей Пущин, не на шутку заинтригованный столь странным поведением незнакомца, уже больше не раздумывал: досаждать ли ему тракториста-поджигателя вопросами, или нет? Распахнул дверцу легковушки, он решительно направился к костру из недавней копны грубого корма.
Тот, кто запалил сено, в свою очередь, словно ждал собеседника. Щурясь от едкого дыма, он проворчал:
 – Пусть, коли не теперь, то хотя бы на следующий год здесь трава для меня уродит по-настоящему!
 – А чем готовая копна не понравилась? – в тон ему спросил Андрей. – Вон в телеге еще сколько пустого места осталось.
Да и сам незадачливый косарь не мог не понимать, что не одну, уже догоравшую костром, а добрых две такие же точно копешки еще спокойно можно было уложить на стог, чтобы увезти на сеновал. Потому вопрос Андрея получил самую неожиданную реакцию.
 – А ты сам-то, жрать станешь такое сено? – зло сплюнул мужик. – Хотя бы уж себе забрал, кто позарился.
В голосе мужичка так и звенели нотки негодования и обиды:
 – Они же, паразиты, только добра половину воза испортили – ни себе, ни людям!
Встретив, все еще недоумевающий взгляд парня, владелец «пущенного по ветру» сена, растолковал свое расстройство более понятно:
 – Бензином облили мою копёшку.
Остальной его рассказ Пущин уже слушал, стараясь не упустить ни одного слова из монолога незнакомца.
 – Такой дух стоял над копной, когда я приехал, что, прямо-таки, с души воротило – сжал тот кулаки, словно грозя неведомому вредителю. – Вот я ее и пожог, чтобы зря место не занимала.
Но сжатыми кулаки были не долго, всей пятернёй, словно отмахиваясь от старой беды, чтобы не согласиться с приходом новой, мужик махнул рукой:
 – А сколько трудов потрачено зря. Эх!
Ещё раз, глубоко вдохнув дым прогорающего сена, он, не оборачиваясь больше останки копны, пошел обратно к своему трактору.
«Беларусь», протарахтев по дороге, уже скрылся за поворотом, тогда как Андрей, краем глаза успевший запомнить регистрационный номер на транспортном средстве, все еще стоял и недоумевающе смотрел в догорающий огонь на месте испорченного, по злой воле, сухого разнотравья. Но вдруг сорвался с места и сухой веткой, выломанной тут же – в частой кленовой лесополосе, начал лихорадочно раскидывать золу, с оставшемся под ней, недогоревшим пластом сена.
Татьяна, напуганная его внезапной решительностью переквалифицироваться в огнеборцы, поспешила на помощь в тушении огня. Только уже не с голыми руками, как ее спутник, а со штыковой лопатой, захваченной ею из багажника собственных «Жигулей». Недаром, как оказалось, щедро и дальновидно снарядил дедушка машину, всем необходимым для любой, дорожной работы. Так вдвоем, помогая друг другу, они довольно быстро раскидали то, что осталось от бывшей копны.
Только было уже поздно. Единственный посторонний предмет, прямоугольное тело которого, дольше чем сухую траву, пожирал огонь, был буквально обуглен. По стальной основе ручки и не менее закопченным металлическим замкам, следователь без труда определил его предназначение:
 – Чемодан! – и даже некоторые того характерные особенности. – Не иначе, хороший когда-то был, чисто кожаный.
После чего, словно само-собой, у него возникли естественные в подобной ситуации вопросы о том, кто и от кого здесь прятал зачем-то свой чемодан, да еще потом щедро бензином облил?
В одном месте, благодаря «пожарным» действиям Андрея и Татьяны, сгоревшая поверхность бывшего чемодана, не совсем утратила свой былой цвет. И вырвав кусок сравнительно уцелевшей кожи вместе с замками, как доказательство странного происшествия, Пущин пошел обратно от места находки, прямо к дороге. В другой руке неся с собой еще и лопату. Намериваясь поместить на прежнее ее место – в багажнике малолитражного автомобиля.
Уже в салоне мчавшихся до дому «Жигулей», он сформулировал мысли, навеянные ему всем, только что произошедшим, на их глазах
 – А не могло ли быть так, что кто-то, заранее спрятал в копне что-то в виде мотоцикла или мопеда? – вертелось в голове. – После чего, скинув вниз грузовик и инсценировав аварию, на нем уехал в город?
 – Вот и бензин на сене оттого же, – подала реплику, аккуратно рулившая легковушкой Татьяна. – В крышке бачков любой, какая только есть, мототехники имеется отверстие для поступления воздуха.
Автомобилистка, стараясь походить на настоящего шофера-профессионала даже свободной от «баранки» рукой показала процесс:
 – Положи такой набок – часть его содержимого вполне может выбежать на землю, или на сено, как в нашем случае.
Слова девушки попали в самую точку.
 – Ты гениальна! – восхитился Пущин, все разом теперь понявший, он как будто только что прозрел окончательно и безповоротно. – И бак на машине затем открыл, чтобы выкачать оттуда и залить в мопед горючего, недостающего после утечки.
Окрыленная похвалой Татьяна еще раз попыталась снискать восхищение любимого ею человека:
 – А чемодан на багажнике незаметно не увезешь, – заметила он в подтверждении своей версии. – Затем и спрятал его в копне на всякий случай!
К тому моменту они уже проехали городские улицы, миновали обе окраины Рубцовска и вырвались на степной простор в направлении Егорьевки. Впереди, правда, оставалась еще последняя рубцовская вотчина. В виде не годившихся под пахоту песчаных дюн. Местами они поросли бурьяном – полынью, другой сорной травой. Но большую часть обозримого горизонта занимали купы краснотала, вперемежку с берёзами и ольхой, за которыми простиралась территория их района. Оставалось только проскочить кустарник и выехать к «форпосту» – посёлку Песчаный Борок, несомненно, названным так первыми поселенцами в честь этого своего природного «парка».
Только в родной район они не поспешили. Именно в заросли краснотала свернула на своей машине Татьяна Дуганова, когда под колёса её «Жигулей» лёг свороток с гравийной дороги – на просёлочную. Он показался вполне доступным для проезда, даже на такой, как у них легковушке, хотя здесь они ещё никогда не были. И хотя в этот вечер Пущина не очень-то прельщали местные живописные красоты, он не спорил со своим прекрасным водителем. Постарался отвлечься от служебного долга. Хотя крайне горячо загорелся новыми идеями, возникшими на месте гибели Лимачко. И в голове роились мысли по поводу и первого пожара, уничтожившего грузовик, а потом и второго – самого последнего, в огне которого сгорела копна сена.
И все же работе пришлось на сегодня дать полную отставку. Сухое, как никогда, «бабье лето», стоявшее почти весь сентябрь, готовилась изменить свой нрав. Оно проводило их, на самом деле, только до этого самого укрытия от постороннего взора, где «инициатор поездки», собиралась угостить любимого «обедом на природе». Но, когда дошло до хлебосольства, из-за непогоды не смогла даже постелить у машины их «видавшую виды скатерть-самобранку».
Пошёл мелкий нудный дождь, заставивший обоих, вместе с термосом и пирожками к чаю, спрятаться в салоне «Жигулей». В машине было и тепло и сухо. А после горячего чая, не утратившего до конца «свой кипячёный градус» за время с раннего утра, до сего часа, молодые люди ещё и почувствовали себя жарковато. Только открывать стекло дверей, за которыми шелестел осенний дождик, Татьяна не стала, имея на этот счёт, как оказалось, привычные намерения.
 – Ой, какой ты горячий, – воскликнула она, забравшись шаловливыми руками под грубошерстный, домашней вязки, свитер Андрея. – Как бы, милый, не растаял ты прямо здесь, словно свечка.
За своими мыслями о находках на пепелище, Пущин не сразу разгадал намёк любимой, но той было не до обиды на его невнимательность.
 – А я не такая мерзлячка, как некоторые, – манерно заявила она. – Не желаю задыхаться в жаре и духоте!
Татьяна, не сумев своей хитростью, переключить Андрея на нужное настроение, предприняла другой, самый проверенный для этого способ – искушение. Потому, ни слова больше, ни говоря, девушка сама легко стянула с себя, прямо через голову тоненькую, голубую кофточку-водолазку. Эффект был ожидаемым, когда неожиданно блеснули из-под неё, прямо в лицо любовника, белоснежное кружево новенького импортного лифчика, оказавшегося столь красивым, что даже такой дилетант, в «женских делах», как Пущин мог понять по утончённой изысканности белья, что такого, видимо, ещё не было ни у кого из всех здешних чаровниц.
 – Вот это да! Внеземной фасон! – при виде столь неожиданного и заманчивого преображения задорной спутницы «из друга в любовницу», Андрею сразу стало не до расследования преступлений и хитрых отговорок подозреваемого. – Ты, как настоящая невеста в такой красоте!
Сказал и снова насупился, вспомнив про то, что ответила недавно ему девушка на предложение «расписаться» в ЗАГСе. Потому, Татьяне пришлось снова брать на себя инициативу в создании хорошего настроения:
 – Это ещё что! – услышал парень, для которого всё самое увлекательное только начиналось.
Она проворно расстегнула молнию на джинсах, и как только приспустила пояс, на её загорелых бёдрах, прежде скрываемых хлопковым полотном цвета «индиго», тоже сверкнула гипюровая белизна. Теперь уже – недостающего до сей поры предмета шикарного бельевого гарнитура.
 – Французские лифчик и трусики мне мама ещё на День рождения подарила, – как ни в чём не бывало, снимая с ног брюки, защебетала искусительница. – А к нашей свадьбе и не такой бельевой комплект для тебя надену.
Надежда на осуществление его заветной мечты, рожденная в душе Пущина после этих проникновенных слов любимой, сыграла свою роль. А еще, произвела на него гораздо большее впечатление, чем все профессиональные изыски, пусть и самых лучших в мире парижских Кутюрье – мастеров бельевого пошива. Только и теперь он не мог не отдать должное тому, чем так гордилась в этом момент его спутница.
 – Действительно, красиво! – сглотнув, неожиданно застрявший в горле ком напряжения, произнёс Пущин.
 – А, ты, потрогай! – выручила его в подборе других слов, последовательница восхитительной избранницы графа Пейрака из недавно прошедшего на экранах фильма о приключениях любовных страстях средневековой красавицы. – Этот фасон так и называется «Анжелика»!
Привлекая внимание больше к наряду, чем к тому, что непосредственно находится под кружевами, Татьяна полагала, что всё остальное тот оценит сам. И сама тесно прижалась грудью к Андрею, которому только и оставалось быстрее скинуть с себя, ненужную больше одежду. После чего помочь в этом и своей будущей невесте, снова взявшей на себя устное обязательство выйти за него замуж.
В тесном салоне машины стало ещё жарче, после ненасытных ласк, на которые, еще больше, чем прежде, не скупилась влюблённая парочка. Они стали теперь, гораздо опытнее, чем были прежде, за несколько недель их тесного общения. И находили в этом такие тонкости, что с каждым новым открытием, влечение загоралось с новой силой.
Таким образом, не успели увлечённые страстью любовники замёрзнуть до той самой поры, когда чуть ли ни обоим одновременно, пришла здравая мысль собираться домой. Пущин сделал это очень быстро и расчётливо. Вместе с брюками и свитером скомканными в руках, он выскочил прямо под дождливое небо, чтобы своим присутствием в салоне «Жигулей» не стеснять Татьяну. Был и другой повод такого «душа», чтобы самому не выглядеть слишком простовато, одеваясь в тесноте, прямо у неё на глазах в будничный свой, ничем ни выдающийся наряд.
Зато девушку, после того как она вновь оказалась в своём роскошном белье, отчего-то не устроил полумрак, до того царивший в салоне «Жигулей». Желая ещё раз испытать чувство страсти в глазах наречённого ею жениха, она перегнулась через водительское сиденье и включила внутреннее освещение, надавив на тумблер, спрятанные у доски с приборами. Потому Пущин, успев немного вымокнуть под мелкими каплями нудного дождя, вернулся уже к «полной иллюминации».
Только получился при этом обратный эффект, совсем не тот, на который рассчитывала обладательница, столь заманчивого комплекта под именем «Анжелика». Вместо того чтобы смотреть и смущаться, он вдруг, раздосадовано ахнул, не зная, куда теперь прятать глаза виноватого человека.
 – Что такое произошло? – сначала ничего не поняла Татьяна, но потом, скосив глаза ниже, туда, на что смотрел как потрясённый Андрей, она звонко рассмеялась. – Ну, и что такого, отстирается.
Еще недавно поражавшие своей чистотой, изысканностью и безукоризненной полнотой линий, чашки бюстгальтера «Анжелика» были теперь в аспидно-черных пятнах, как оказалось, оставленных закопчёнными руками любовника. Ведь, до самого последнего момента, Пущин не расстававшегося с вещественными доказательствами, спасёнными ими обоими их придорожного костра. То же было и с остальной, не менее черной теперь от сажи, частью интимного девичьего туалета, неосмотрительно оставленного Татьяной на попечение будущего мужа.
Однако, то, что казалось трагедией для Пущина, было сущим пустяком, простым приключением для взбалмошной молодой женщины, не нашедшей в том ничего кощунственного. Она, так и не надевая верхней одежды – джинсов и водолазки, вновь жарко и тесно прильнула к Андрею. И тот не устоял против чар, заставивших его повторить всё, только что с ними бывшее. Причём, с самого начала, вплоть до «борьбы» с непривычной застёжкой за спиной импортного «соблазнителя мужчин». Разве что, парню не нужно было уже обнажаться самому до положения Адама перед его изгнанием из Рая. Потому, что именно таким, в своей грубой одежде он показался ещё более желанным, для увлечённой новой страстью, Татьяны.
Уже ночной порой, когда едва была видна дорога в свете фар, тонувшем в струях нескончаемого дождя, они добрались до Егорьевки.
Последний поцелуй у гостиничного крыльца, затем проникновенное признание «Люблю!» Андрея, окрикнутое им в след, исчезнувшим во мраке, «Жигулям», слились в один эпизод.
А вот за ним, (о чем влюблённые просто не могли догадываться), уже не было для них ни одного счастливого мгновения, а только долгая горечь разлуки одной и безумия другого, не сумевшего сохранить своё счастье.
Пока же, слишком позднее возвращение Дугановой-младшей на машине домой, на этот раз не обошлось, не замеченным, как это было обычно. Отец, лично закрыв двери гаража за, поставленной туда, малолитражкой, увлек Татьяну на веранду особняка. Там, за столом, под ярким абажуром уже сидели не только мать, но и дедушка, видимо, неспроста приехавший из своей, весьма отдаленной от райцентра, Кормихи.
 – Садись, дочка!
Георгий Петрович строго глянул на веселое, измазанное еще не смывшейся копотью, лицо дочери.
 – Пора поговорить о будущем серьезно – заявил он. – Занятия в университете уже давно начались.
 – Ну и пусть, – убежденно воскликнула непослушное дитя первого секретаря Райкома партии, после чего, буквально, «убила» родных следующей неожиданной откровенностью, граничащей с полным крахом всех их надежд. – Я теперь точно решила, что факультет иностранных языков не по мне.
Она обвела сияющим взором всех участников, столь неожиданно собравшегося «семейного Совета».
 – Переведусь на юридический факультет, буду учиться заочно, а пока устроюсь инспектором в Детскую комнату милиции, – ошеломлено услышали родители и дед. – Там есть вакансии, я узнавала.
Но счастливая улыбка вмиг улетучилась с ее миловидного личика, после исключительно строго отцовского окрика, впервые адресованного не кому-то из нерадивых подчиненных, а лично ей – любимой и единственной дочери.
— И думать не смей пороть такую чушь – негодуя, как на заседании бюро райкома партии, грозно пробасил он. – А подстрекателя!
Дуганов поднял было, крепко сжатый пудовый кулак, но вовремя справился со вспышкой гнева. Не стал договаривать свой возможный вердикт, а лишь громко хлопнув напоследок дверью веранды, ушел к себе и кабинет. Где тотчас же снял трубку с домашнего телефонного аппарата...
В универмаге, куда в понедельник утром обратился со своей находкой следователь, подтвердили его догадку.
 – Точно такие же по цвету, чемоданы были у нас в продаже почти год, но из-за дороговизны не очень-то пользовались спросом, – подтвердила женщина-товаровед. – Два последних лишь в конце этого лета, почти под самую осень продали.
Другая удача поджидала Пущина уже в торговом зале, где старшей среди молодых коллег была опытная работница прилавка, обладавшая к тому же, хорошей памятью на тех, кому не так давно, отпускали дорогие, редкостные товары.
Запомнила продавщица и внешность очень щедрого покупателя уникальных «штучных» чемоданов. Как оказалось, её описание примет незнакомца, полностью совпали с той внешностью подозреваемого, какую мысленно уже нарисовал для себя Пущин.
К прокурору он пошел с видом победителя. Хотя и не без робости переступил порог кабинета своего руководителя, ожидая возражений и упреков по поводу того, что до сих пор не закрыл, как ему было велено, это уголовное дело и не подготовил его для отправки в архив. Потому очень удивился, встретив внезапно, полное того понимание новым подтверждениям своей первоначальной версии.
 – Действительно, можно теперь не без оснований, говорить о хорошо продуманном и ловко совершенном преступлении, – оценил новые сведения прокурор. – Нужно во всём разбираться более основательно.
В довершении, Гудзенко еще и полностью поддержал новый план, проводимого Пущиным, расследования:
 – Пожалуй, что от этой улики Городухин не увернется!
И даже сам предложил «верный» способ, как более надежно и доказательно «припереть того к стенке»:
 – На всякий случай нужно точно убедиться в том, когда именно он прибыл в свой Трускавец?
Это, как выяснилось теперь для обрадованного Пущина, подкреплялось его немалым опытом в прокурорской работе. Потому Михаила Ивановича, в разгар их общения, заявил так, будто давал ему конкретное задание.
 – Не насобирал ли Городухину кто-нибудь, так нужных для алиби, билетов в различных поездах, предъявленных для оплаты в райком профсоюза?
Вывод же начальства оказался прямо-таки шокирующим для Пущина, не ожидавшего столь серьезной поддержки:
 – Так что, Андрей Андреевич, тебе нужно немедленно ехать на Украину.
Сказав свой окончательный вердикт, Гудзенко, уже не теряя времени даром. Он тут же обстоятельно продиктовал секретарше все, что ей требовалось незамедлительно впечатать в бланк командировочного удостоверения. Та без лишних слов повиновалась распоряжению и. сопроводительный документ на имя Андрея Андреевича Пущина, прямо тут же, был отстукан ею на пишущей машинке. Прокурору оставалось только подписать бумагу, пришлепнуть печать и протянуть эту драгоценную четвертушку обычного листа её обладателю. Когда, столь же оперативно, без излишних бюрократических проволочек, отъезжающий в дальнюю дорогу получил и нужную сумму командировочных, Гудзенко прямо при нем позвонил на райцентровскую автостанцию с просьбой:
 – Оставьте билет на самый ближайший автобус до города!
Но тот, как ответила диспетчер автостанции, уже был заполнен пассажирами и готов выехать в сторону Рубцовска.
Только это не остановило ход событий в том ключе, что полностью устраивал обоих сотрудников прокуратуры.
 – Задержать и дождаться нашего следователя! – велел прокурор силою, имевшихся у него, ролномочий.
Столь же стремительным, как и сами сборы Пущина в «украинскую» командировку, было, последовавшее за этим, расставание коллег.
 – Давай Андрей Андреевич, торопись! – прямо по-отечески напутствовал подчинённого Гудзенко. – Кто его знает, еще какой-такой фортель выкинет через месяц наш Маркел Фатеевич!
Последнее, что услышал Пущин от начальства, было требование прокурора:
 – Надо нам преступника обязательно опередить.
Когда с автостанции по телефону сообщили в прокуратуру района о том, что их следователь благополучно отправлен на автобусе до железнодорожной станции города Рубцовска, Михаил Иванович с легким сердцем оборвал, ненужный больше, разговор. Сам набрал на телефоне новый номер.
Это была приемная первого секретаря райкома партии:
 – Соедините с Георгием Петровичем!
Пока в трубке царило молчание, Михаил Иванович Гудзенко припомнил все события, предшествовавшие столь скорому командированию его сотрудника.
...Недавний разговор с «самим» заставил бы смутиться кого угодно, в том числе и его, что называется, «собаку съевшего» на человеческих страстях за два десятка лет служения юриспруденции. Но такого оборота, как теперь, не мог себе и представить многоопытный прокурорский работник.
 – Срочно убери своего сопливого следователя, вон из моего района! – грозно заявил Дуганов. – Пошли, как можно более срочно, чтобы не успел повидаться с моей Татьяной, куда-нибудь в командировку подальше.
И времени дал всего несколько часов на исполнение распоряжения:
 – Сейчас дочь повезла деда на «Жигулях» в Кормиху, так вот, когда вернется, чтобы Пущина в Егорьевке уже не застала!
Гудзенко попытался сослаться на районные дела, но ничего не добился в своем отказе «хозяину района».
 – Найди причину! – пророкотал в трубке телефона голос Дуганова. – А то я за себя не ручаюсь!
Повод к выполнению строгого указания, нашелся сам собой. В тот же миг, едва порог начальственного кабинета переступил утром в понедельник молодой следователь, добывший за выходные, по его словам, новые обстоятельства для продолжения расследования убийства колхозного водителя.
…Прокурор, воспользовавшись столь удобным предлогом, решил отослать его, как ему и было велено:
 – Хоть «к черту на кулички»:
Пошел на такой шаг, невзирая на собственные будущие трудности. Как-никак обещала такая его поездка съесть полугодовую смету командировочных расходов. Но зато главного удалось добиться – спровадил Андрея подальше с глаз его здешней пассии.
Да еще при этом, как просил его первый секретарь райкома партии, прокурор сумел обставить срочный отъезд следователя таким образом, чтобы Татьяна Дуганова получила наглядый урок – черной неблагодарности за свою помощь, оказанную карьеристу Андрею Пущину!
Гудзенко прекрасно удалось осуществить их с Дугановым общий замысел. Практически он удался уже с той самой минуты, когда он организовал настоящую «гонку с препятствиями», что у Пущина просто не нашлось и минуты лишней на прощание с подругой.
 – Андрея Андреевича Пущина у нас больше нет в числе проживающих! – заявили девушке в гостинице, куда она сама заглянула, когда вечером парень так и не пришел на условленную встречу в райцентровский парк. Культуры и отдыха.
Тогда же Татьяна узнала дополнительные подробности.
 – Ничего Пущин никому не передавал и не наказывал, – прозвучало из-за стола администратора «Юбилейной». –  Сказал только, что вернется очень не скоро!
В подтверждение рассказа дежурной, на работе Пущина, куда сама заехала Дуганова, ей сообщили:
 – Уехал следователь, действительно, очень надолго в служебную командировку и когда вернется, пока никому не известно!
Результаты последовали тотчас. Когда узнав, что в гостиннице «Юбилейной» даже вещи Пущина убрали на ответственное хранение, а койко-место в номере сдали другому постояльцу, Татьяна тоже вычеркнула его из своего сердца.
Глотая горькие слезы незаслуженной обиды, девушка стремглав сбежала с крыльца прокуратуры. И дойдя до дома уже отменила для себя все предыдущие планы, на счет своего будущего перехода на заочное отделение Университета. О чем, с такой же твердостью, как накануне о желании стать юристом, на этот раз сообщила, всерьез обрадованным таким решением, домашним.
...Так не стало в стране одним юристом больше. Зато отечественный дипломатический корпус не потерял, отличную в будущем, переводчицу...
   А тем временем Пущин с головою ушел в порученное ему «Срочное и безотлагательное» дело!
...Всего полдня занял авиаперелет из Новосибирска до Львова.
Сделав лишь две промежуточные посадки, лайнер «ТУ-154» поздно вечером доставил Андрея Пущина в аэропорт древнего украинского города. Сразу с авиарейса, не успев поселиться ни в одной из переполненных, куда бы он не обращался, гостиниц, сибиряк нашел все же для себя место, где было можно скоротать ночь. И сделал это вовсе не традиционно, как другие приезжие, в продавленном, такими же как он – командировочными гражданами, гостинничном кресле.
Чтобы назавтра утром не терять драгоценного времени на дорогу, он кромешной ночью нашел все что было ему нужно и получил приют в вестибюле областного Управления Внутренних Дел, куда решил обратиться за помощью в своем расследовании.
Когда же настало новый рабочий день и в бюро пропусков ему выдали талончик на право прохода в святая-святых старинного красивого здания, не упустил возможности пройтись по просторным залам своеобразного музея местных органов правопорядка.
Один из стендов, богаче чем прочие, уставленный многочисленными спортивными медалями, грамотами и кубками, привлек его больше других. Подойдя поближе Андрей увидел в левом краю начало расширенной экспозиции, рассказывающей об истории здешнего спортобщества «Динамо».
Было оно в виде чуть пожелтевшей фотографии с эпизодом вручения диплома первому победителю чемпионата области, в финале которого дрался и динамовец. Правда точно не говорилось за какой спортклуб выступал молодой юноша, счастливо  улыбающийся в центре боксерского ринга. Зато рядом чемпионом стоял, суровый обличием, военный, несомненно из спортобщества «Динамо».
По мнению Пущина, своими солидными ромбами в петлицах, он разительно отличался от других судей в их белых костюмах. Подпись, помещенная под снимком, заставила Пущина вздрогнуть, как от разряда электрического тока.
 – Награду первому чемпиону открытого первенства Советского Львова в среднем весе, Константин Кротов вручает майор госбезопасности орденоносец Иван Михайлович Мурзин» – вслух прочитал следователь Егорьевской районной прокуратуры.
...Очнулся Экскаватор и пришел в себя, там же, где его застал сильный приступ головной боли – на грязной бетонной плите, вскрытого от грунта, перекрытия больничной теплотрассы. Сейчас она была теплой от запущенных внутри ее труб и слегка парила в свежем осеннем воздухе. В висках Андрея все еще шумело. Но уже можно было немного шевелиться – встать на ноги, размять мышцы, затекшие, от долгого лежания на грязной плоскости железобетона.
Опасливо выглянув поверх, своеобразного «бруствера» из откинуой им накануне земли, он увидел фигуры двух, приближающихся прямо к нему, людей. Он узнал обоих – завхоза и главного врача. Одного – одетого в серый брезентовый дождевик, другого – в легком светлом плаще, накинутом прямо поверх белого врачебного халата.
Сочтя за лучшее не выдавать перед ними свое новое и истинное психическое состояние, Пущин взялся за то, чем и занимался до своего, только что прошедшего, страшного приступа головной боли. Не выбраясь наверх из траншеи и старательно орудуя лопатой, он стал уплотнять щели раскопа у изоляционного короба сырым тяжелым песком с вкраплениями гальки, кирптчной крошки и прочего строительного мусора.
Немного не доходя до больного, неустанно ворочавшего грунт, двое подошедших остановились. Тот, что был в халате, видимо заканчивая совместный разговор, повторил уже сказанное им ранее:
 – Вы как заведующий хозяйством, господин Дьяков, чаще всего бываете с пациентом нашей больницы Пущиным, – заметил медик. – Сейчас у него необычный период – отрабатывается новая методика психиатрического лечения.
Главный врач сделал многозначительную паузу и продолжил:
 – Потому важны любые результаты повседневного поведения больного.
Поняв по внимательным глазам подчиненного, что все понято им правильно, Грельман поставил перед ним особое задание:
 – Если покажется что-то странным в Экскаваторе, имеющим отклонение от прежнего его состояния, то обязательно тут же сообщите или мне лично, или господину академику Сусевичу по его возвращению его из санатория.
И уже готовясь отправиться обратно в свой рабочий кабинет, психиатр сделал последнее указание:
 – Особенно следите, как и все в нашей больнице, чтобы Экскаватор, ни в коем случае, не снимал своих наручных часов!
 – Хорошо, господин главный врач, все исполню в лучшем виде, – подобострастно отрапортовал прокуренным голосом тот, кто кутался в брезент плащпалатки. – Можете не сомневаться.
Проводив взглядом ушедшего обратно по дорожке главврача, завхоз подошел ближе к траншее. Сверху вниз одобрительно кивнул Андрею, на всякий случай улыбнувшемуся ему во весь свой белозубый рот.
 – Кончаешь работу, дурачок! – как бывало всегда за годы их непосредственного общения, произнёс Дьяков. – Вот и копай, пока они тебя своими :эксперементами совсем не измордовали, а я пока покурю.
Сжав в зубах беломорину, вынутую из мятой пачки, он наклонился над собранными лодочкой ладонями, со спрятанной там от ветра, горящей спичкой. Потому, прикуривая, не мог видеть, с какой ненавистью и недоумением глянул на него, из своей траншеи, прежде вечно бывший добродушным и исполнительным, «психопат» по кличке Экскаватор.
Что-то тут не так, надо бы вести себя с окружающими поосторожней, пока все досконально не изучу, подумал про себя Пущин. Какие-то господа? Что за психиатрические эксперименты? А главное – что за странные часы?
Всномнив о них, он глянул на запястье левой руки. Там, действительно, обличенные в крайне простой — белый стальной корпус, тикали круглые, довольного круаного размера часы. Тут же ему на ум пришла еще одна дикая, но более яркая мысль: – А, может быть, я действительно сошел с ума!
Андрей теперь отлично знал не только то, что за часы надели ему на руку по указанию академика, но и все про людей, которых он впервые увидел на фотографии во Львове двадцать лет назад.
А ведь в реальности этого просто не должно было быть.