Не забуду такое вовек...

На моём фото – необыкновенная женщина. Зовут её Нина Васильевна Сорокина. Мне везёт на знакомства с интересными людьми. Вот и с Ниной Васильевной судьба свела случайно-неслучайно. Но о том, где и как, расскажу как-нибудь потом, если руки дойдут. И жизнь её просится в роман. Хотелось бы написать когда-нибудь.
           Но сегодня, мои дорогие читатели, спешу поделиться с вами двумя эпизодами из воспоминаний Нины Васильевны. Оба связаны с Великой отечественной войной. Кажется, я много читала и слышала о войне, кажется, уже ничему не удивлюсь и ничто не шокирует глубоко, но то, что довелось услышать,  меня потрясло. И трагичное, и комичное.
Первое  Нина Васильевна изложила в стихах – "душа попросила". Я вам его так и покажу (смотрите не рифмы, а суть, там всё правда!). А второе - мой пересказ её рассказа за чаем, – как мне запомнилось (ох, жалею, что не было с собой диктофона в тот день).

Нина Сорокина
РАССТРЕЛ КАЛЕК ПО РОССИИ (46–48-е годы)

Было страшное время.
Не забуду такое вовек.
В сорок седьмом увозили
На расстрел безногих калек.

Те, кто прошёл всю Россию,
От Москвы к Берлину дули,
Калеки Москве не нужны!
Они достойны пули!

Казнили тайком генералов,
Стреляли в калеку-солдата.
С милицией их забирали
И увозили куда-то.

Люди знали про это.
Сердца от ужаса ныли,
Как ночью тайно тех калек
Без суда увозили!

Солдат попрошайкою был.
Безногий, безрукий калека.
Кто родину нам защищал –
Пулю в овраге за это!

Приказ Хозяина негласный:
"Очистить страну от калек".
И пошли под мясорубку
Прекрасных столько человек!

До сих пор поражаюсь:
Как такое мог?!
Расстрелять тыщи людей,
Кто без рук, без ног!

Чтоб по Москве не шманались
Обрубки на коляске...
То быль подпольная была,
А не бабушкины сказки.

Кто знал об этих расстрелах,
Испытывали горе, тоску.
К сорок девятому году
От калек очистили Москву.

Осталось немного калек,
Кто жил с детьми, женой.
Об этом страшно вспоминать.
Боже! Боженька мой!

Наверху, у правителей тех,
К калекам не было тяги.
Как собаки, погибли они
Под пулею, в овраге.

Кто знал об этом – молчал.
Внутри от страха тряслось.
Героям войны и калекам
В стране места не нашлось!

И об этом – ни гу-гу
Ни в прессе, ни в газете.
Но память моя бережёт
Страшные годы эти.

Через полсотни только лет
Тайное стало явным.
Кто посмел бы спорить тогда
С Правителем тем Главным?

Июнь 2000 г.


          НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ...

     Зима сорок первого. А может, поздняя осень – снег уже хороший укрывал землю. Мы, ребятишки, в нём вязли глубоко, играя на околице села, на Крылатских холмах. И вот с высоты мы видели, как  внизу (там сейчас гребной канал) наши военные быстро-быстро сооружали аэродром-обманку с фанерными самолётами.
     Фашист не заставил себя долго ждать. В одну из ночей слышим – летит. Мы уже привыкли к вою сирен и гулу бомбардировщиков, но эта ночь выдалась по-настоящему страшной: самолёт низко-низко проревел над нашим домиком, и тут же – свист падающих совсем рядом бомб...
Но странно: бомбы невыносимо свистят, плюхаются в снег, а взрывов не слышно.
Вот  другой фашист прогрохотал над крышей, снова свист... и только. Нет взрывов.
      А на рассвете мы с друзьями скатились по склону к разбомблённому ночью "аэродрому". Из сугробов тут и там торчат крылья-плавники фашистски бомб – не сосчитать. Страшно, но подползли к одной – деревянная болванка, точная копия всамделешной бомбы. Ползём к другой –то же самое: с немецкой точностью выточена деревянная бомба с крыльями – всё как положено... Откапываем "бомбы" из сугроба, а на болванках красной краской по-русски надписи: "Каков аэродром – таковы и бомбы".

      Потом, в лютом январе-феврале, ох и помогли нам эти болвашки! Жарко и весело горели в печурках крылатских домов фашистские "бомбы" вместе с обломками советских "самолётов" с того аэродрома.