Язык до Киева доведёт

                Язык  до Киева доведёт
    
   
        Фраза   «Язык  до  Киева  доведёт»  вобрала  в себя народную мудрость многих поколений. Вопрос: как пройти, проехать до нужного места…, знаком почти каждому человеку. Это, конечно, если знаешь язык и тебя понимают. Ну, а если знаешь из языка только некоторые слова и связать их в понятную фразу большая трудность, то здесь возможны различные казусы и  забавные ситуации.
 
     Я типичный «русский еврей», для которого иностранные языки в советское время были не нужны. Была единая советская нация, говорящая на русском языке. Такое не было большой проблемой для человека, так как с иностранцами люди мало общались. И чем меньше, – тем лучше.  Это снижало вероятность общения с НКВД, МВД и КГБ.
      Хотя в школах, начиная с пятого класса, велось преподавание одного из иностранных языков: английского, немецкого или французского. Плановости в этом не было, – всё зависело от специализации преподавателя. На изучение иностранного языка смотрели как  никому не нужное занятие. По этому поводу в среде учеников существовали разные речёвки, к примеру: «Мы живём в стране советской, - для чего же нам немецкий?!». И это в большинстве случаев соответствовало действительности. Ведь страна жила за так называемым «железным занавесом». Хотя отдельные люди, в силу своего таланта, прекрасно овладевали даже несколькими языками. Они в большей части попадали под влияние разведывательных организаций, становясь агентами разведки.

      Совсем иначе было с евреями, успевшими пообщаться со своими бабушками и дедушками, проживавшими в еврейских местечках и говоривших на идиш. 
      Мои познания  языка идиш базировались на словах,  запомнившихся в раннем  детстве на слух от бабушки и родителей. Так сложилось, что родители вывезли меня в город Калинин (теперь Тверь), когда мне было четыре года. И, конечно, основой моего общения стал русский язык, хотя мама с папой иногда говорили на идиш чаще, когда пытались скрыть от меня содержание разговора. Но не тут-то было, я многое понимал.

      Шли годы. В пятом классе я начал изучать немецкий язык – дело случая, в школе был такой преподаватель. С первых же немецких слов, к большому моему удивлению, обнаружил, что они также произносятся, как и на идиш. Это сделало меня самым успевающим учеником в классе по этому предмету. Сплошные пятерки. Правда, в отдельных словах  не совпадали  буквы в моём произношении. Молодая учительница не обращала на это внимание.   

      В шестом классе пришёл новый учитель –  прекрасный преподаватель. Однажды, выйдя к доске, мне надо было   пересказывать текст, в котором упоминалось слово «полотенце». По-немецки это  хандтух, я же сказал хундтух. Учитель громко  рассмеялся. Класс насторожился, но не понял, что вызвало смех.
      - Ребята, вы только подумайте, что сделал Сёма! Он вытер лицо собачьей подстилкой. Слово хандтух сложное.  Ханд это рука, а тух - платок. Слово хунд переводится как собака и получается дословно собачий платок или можно перевести, как собачья подстилка.

      В техникуме и институте я продолжил изучение немецкого языка, путая его с украинским диалектом идиш. Мне казалось, что знание перевода слова достаточно, чтобы догадаться, о чём идёт речь. И часто это было так. Многие и этого не знали. Вскоре за своё легкомыслие в изучении языка я поплатился. В институте на экзамене перевёл текст из газеты «Новое время», что было не трудно, так как эта газета печаталась и на русском, и я предварительно прочёл выбранную статью.  Преподаватель, обнаружив немало ошибок в моём переводе, ; я не всё смог запомнить, попросила назвать суффиксы в немецком языке. Кончилось  двойкой.

      Дважды выезжая в Германию в служебные командировки, у меня  не было трудностей с языком, так как была переводчица или немцы знали русский.

      Выйдя на пенсию после объединения двух Германий, в конце девяностых годов я поехал в гости к сестре жены Ноне, живущей в Берлине. Первые три дня она возила меня по городу, показывая его достопримечательности. А дальше мне предстояло самостоятельно знакомиться со страной. Один из маршрутов туристического автобуса ; двухдневная поездка в Гамбург.

      Было задумано таким образом. В Гамбург прибываю утром на площадь, где находятся два вокзала: железнодорожный и автобусный.  Сразу покупаю  билет на поезд  до Бремена, и после ознакомления с этим городом, сняв интересные сюжеты на  видеокамеру, возвращаюсь в Гамбург,  звоню Нониной знакомой и договариваюсь о ночлеге. Если этого сделать не удастся, то я должен найти дешёвую гостиницу.

      Приезжаю в Гамбург.  Первый самостоятельный контакт с кассиром по приобретению железнодорожного билета Гамбург ; Бремен и обратно вызвал у меня большое волнение. Фразу о моём намерении  на немецком языке повторял про себя много раз. В небольшой очереди перед кассой стояли две женщины разговаривающие по-русски. Я попросил их подстраховать меня на случай возможных осложнений. Помощь не потребовалась, всё   прошло  благополучно.  Ознакомившись с Бременом, возвращаюсь в Гамбург. Теперь следует позаботиться о ночлеге. Надо позвонить знакомой.  Вот здесь  и начались трудности. Все телефонные аппараты работают от кредитной карточки,  которой у меня не было.  Рассчитывал на монеты, как у нас в России. Купить карточку не знал где, спросить об этом не смог. Лил сильный дождь, у меня промокли ноги. И я зашёл в большую гостиницу на привокзальной площади. Портье спрашивает, что мне угодно. Произношу свою просьбу:
      - Их виль шляфен айн нахт (хочу спать одну ночь).
 Администратор меня понял и предложил  номер.    
      - Вифиль кост? (сколько стоит?) -  осведомился я.
Он  назвал стоимость в 200 марок. Это было в семь раз дороже, чем указывалось в  берлинской  рекламной газете о цене ночлега в однодневной гостинице. Пришлось пояснить:
      - Эс ист зер таер, их виль белигер (это слишком дорого, я хочу дешевле) -  И это он понял. Правда,  дал понять, что в их гостинице это невозможно. Я не унимался и задал ещё один вопрос:    
      - Ви немен белигер андере отель инд вифиль минутен туда геен цу фис (где взять другую гостиницу подешевле и сколько минут туда идти пешком?). - Слово «туда» по-немецки и на идиш  вспомнить не смог и использовал типичный вариант для евреев – вставлять в речь слова из другого языка.

      Портье пояснил, что надо пойти налево. Обменявшись   ещё несколькими фразами, я вышел из гостиницы. На моём лице улыбка, - удовлетворён собой. Ещё бы, беседовал с портье почти на равных.  Даже не сожалел, что не удалось устроиться в гостинице.
      Мой разговор с администратором гостиницы был для него настоящим экзаменом на знание идиш с украинским диалектом. Немец выдержал его успешно,  а я убедился, что если «припрёт», то можно в Германии использовать  идиш. Такое вселило в меня некоторую уверенность.

      Эти мысли так затуманили мою голову, что, выйдя из гостиницы, я пошёл не налево, а направо. Вскоре вышел на широкую улицу, застроенную сплошной вереницей домов в два, три этажа. На одном из них скромная табличка «Hotel». Подхожу к входной двери и хочу её открыть, но она закрыта и нет дверной ручки. «Вот тебе и немецкая аккуратность! Не могут отремонтировать дверь!» - подумал я. В гостиницу войти  не удалось, хотя  даже обратился к проходившей женщине с просьбой пояснить, как  войти в помещение. Она заулыбалась, видимо, поняла мой вопрос, но разговаривать со мной не пожелала. У нас в Москве обязательно бы пояснили.  Пошёл по улице дальше. Через два дома вновь обнаружил вывеску  «Hotel».

      Что за наваждение? Опять дверь закрыта и нет ручки. Неужели вход со двора? Но в доме нет арки для прохода во двор. Рядом дверь в полуподвальное помещение пивного бара. Захожу туда. Спрашиваю бармена, как попасть в гостиницу на одну ночь. Тот отвечает, что перед дверью есть кнопка звонка, её надо нажать.  «Ну и деревня, а ещё из Москвы. Как мне не подсказали, что в гостиницах Германии такие порядки?». Подхожу к входной двери гостиницы и  ищу глазами кнопку звонка. Вдруг из-за моей спины протягивается рука и нажимает кнопку. Дверь открывается и группа мужчин, стоявших за моей спиной, входит в помещение. Я с ними. Поднимаемся по широкой лестнице в большую комнату. Красивая мягкая мебель, в небольших бочонках цветы. На стенах картины с портретами женщин, вероятно, известных немецких артисток. Нас встречает миловидная, улыбающаяся женщина лет сорока пяти в нарядном платье, а не в униформе гостиничных комплексов. «Это явно приличная гостиница» – подумал я. Дама предлагает пройти через тяжёлые портьеры в другое помещение. Мужчины прошли, видимо, оформлять документы, как положено во всех гостиницах. И только здесь в моей голове зародились сомнения. Что-то здесь не то. Я остался стоять  как вкопанный, на моём лице дурацкая улыбка и не скрываемая растерянность. Дама приблизилась ко мне и, продолжая улыбаться, спросила.       
      - Что Вам угодно, господин?
      И я ответил, как мог сказать человек, окончательно утративший контроль над своим разумом.
      - Мне необходимо  переночевать в гостинице одну ночь. Сколько это будет стоить? ; пробормотал я  набор отдельных слов, выдав в себе чудака иностранца.
     Здесь наш немудреный диалог прервался более чем на минуту.  Дама  внимательно осматривала меня с ног до головы как экземпляр, вероятно, до того не встречавшейся ей. 
      - Думаю, для вас это будет дорого. У нас особые услуги.
      Она говорила что-то ещё, но я уже её слов не слышал.  Поняв, куда я попал, и своё дурацкое положение, я стремглав вылетел на улицу.
      В Германии проституция вне закона. В то же время  имеются десятки и сотни подобных заведений, работающих вполне легально, особо, в портовых городах.

      Что же делать дальше? Самым разумным в моём положении было вернуться на вокзал и там дождаться утра.  По пути  встречаю телефонную будку. И опять нужна карточка.
      Одновременно со мной к будке подошёл рослый брюнет с усами. По виду предположительно турок. Так в Германии называют всех людей, приехавших с Ближнего Востока. Спрашиваю его, где можно купить карточку. Скорей всего он меня не понял, но ясно определил, что мне надо позвонить. В ответ он задаёт мне вопрос: «Поляк?». Отвечаю, что из России. Незнакомец берёт меня за рукав и заводит в телефонную будку, вставляет свою карточку в телефонный аппарат и показывает жестом, чтобы я набирал номер.

      Мери, которой я позвонил, сказала, что меня ждут, а ехать следует сначала в метро, потом двумя автобусами.  При этом были названы более десяти наименований улиц, остановок, ориентиров. Я отказался приехать, так как запомнить всё был не в состоянии. Мери  приехала за мной.

      Вскоре, после работы, подъехал её муж, и мы сели за стол. Познакомились. Семья из С. Петербурга, – дети блокадного Ленинграда. До отъезда в Германию Мери работала заведующей библиотекой, а её муж, Лёва, инженером на заводе. Имели хорошую квартиру и садовый участок. В Гамбурге она работает  в библиотеке при еврейской общине за очень низкую оплату, а муж садовником у богатого немца.  Конечно, на выезд  повлияло положение в С.Петербурге начала девяностых годов. А тут предложение немецкого консула о возможном переезде в Германию. Это было охотнее воспринято детьми. Сейчас они  живут отдельно от родителей: дочка неплохо, а у сына проблемы.  Лёва больше вспоминает свой садовый участок, в который вложил много труда. У него  «золотые руки», что видно в  оборудовании квартиры. Все светильники подключены через реостаты, что позволяет ему регулировать освещённость, а главное уменьшить плату за свет. На балконе установлена звуковая и световая охранная сигнализация. Квартира на первом этаже. Есть и другие технические «заморочки». Вечером Лёва повёз меня в центр города смотреть цветной музыкальный фонтан. На обзор действующего фонтана мы опоздали, - отключён в связи с поздним временем, а вот вечерний центр Гамбурга осмотрели. Прохожих мало, больше дефилирующих женщин, среди которых мужчины с громадными овчарками. «Это сутенёры», - пояснил Лёва. Поразили меня и большие хорошо освещённые витрины сексмагазинов, в которых были представлены изделия, смутившие меня  откровенной  извращенностью. 

      На следующий день гостеприимные хозяева загрузили мою сумку бутербродами, котлетами и, надев на меня куртку, так как похолодало, пояснили, что следует посмотреть.       Посадили в автобус и сказали, где следует выйти. Достигнув намеченного пункта, я оглядел местность и решил, что пора снимать на кассету. Достал из сумки видеокамеру и  обнаружил, что в ней нет аккумулятора и зарядного устройства. На ночь я его поставил на подзарядку. Надо возвратиться к Мери. Самостоятельно добраться до её жилья не могу. Следует позвонить, но здесь опять те же проблемы, – нет   карточки.

      Захожу в повстречавшуюся аптеку и прошу разрешения позвонить. Ни то не могут меня понять чего хочу, ни то не захотели лишних расходов? Так или иначе, вежливо отказали в моей просьбе. Прохожу мимо здания с большими  окнами.  За стеклом в одной из комнат сидит женщина, на столе телефонный аппарат. Вероятно, это офис. Входная дверь закрыта, и я потихоньку стучу по оконному стеклу, привлекая её внимание. Жестами показываю, что хочу войти в помещение. Она открывает дверь и осведомляется, в чём дело. Поясняю:
     - Их виль клинген, зер виль (хочу позвонить, очень хочу). Их ферлихт рихтунг (я потерял направление).  Их вайс нихт вейг (я не знаю дорогу). Их браухен ин клинген (я нуждаюсь в звонке). - Женщина  явно ничего не поняла из моего бормотания, но, видя мой растерянный вид и молящий взгляд чудака-иностранца, незнающего немецкого языка, впустила в помещение. В конце концов выясняется, что по-немецки «клинген, это значит звонить в дверь (колокол), а звонить по телефону - это «телефонирен».  Позвонил Мери, и она подвезла мне забытое устройство.

      Целый день бродил по Гамбургу. Побывал на  причалах, где были пришвартованы грузовые и рыболовецкие суда,  даже один военный корабль. Побывал у озера, расположенного на территории города. Прокатился на электричке, которая на одном из участков катилась по рельсам, расположенным на опорах на несколько метров над землёй,  рядом с жилыми домами. Вот уж где бы я не хотел жить. 
      И только поздним вечером возвратился в Берлин.

      На этом мои авантюрные прогулки  по Германии не закончились. В один из дней  отправился в Потсдам, чтобы отснять дом, в котором состоялась  Потсдамская конференция с участием Сталина, Трумена и Черчилля, поделившие Европу на сферы влияния, а также посетить дворцово-парковый комплекс Сансуси.

      Недалеко от железнодорожного вокзала Потсдама, осмотрев  две старинные католические церкви и ухоженное  кладбище с захоронением советских солдат, я присел  отдохнуть на скамейку небольшого сквера и послушать колокольный звон. Неожиданно услышал беседу на русском языке мужчины и женщины, сидевших на соседней скамейке. Подошёл, представился и попросил их подсказать, как  найти интересующие меня пункты. Люди оказались на редкость замкнутыми. На мои вопросы отвечали односложно: «Да, нет, не знаем».  Их  поведение подчёркивало: «Да отстань ты от нас». Но всё же подсказали, что вначале надо пройти Голландскую деревню, а затем Русскую, о которой немного даже рассказали. Русский царь подарил канцлеру, своему родственнику, двенадцать крепостных музыкантов, которые и обосновали свою деревню. Это уже было для меня интересно.

      Миновав деревни, я вынужден был вновь приступить к опросу прохожих.  Мой немецко-еврейский язык многие не понимали, а некоторые делали вид, что вообще, не знали, что в Потсдаме состоялась встреча мировых лидеров, предопределившая на многие годы судьбы народов Европы, в том числе и  немецкого. Думаю, не хотели с иностранцем вести разговор на эту тему.

      Деваться было некуда и я продолжал опрос. Подхожу к пожилому мужчине ; инвалиду, сильно хромавшему. Задаю вопрос. Он всё понял и начинает мне подробно пояснять, как пройти к зданию, где состоялась конференция. Здесь уже я ничего не могу понять. Немец злится, его речь становится эмоциональной. Начинаю переживать, что больного, старого человека вверг в такое состояние. Неожиданно он хватает меня за руку и начинает тянуть за собой. Подводит к легковому автомобилю и, буквально, запихивает меня в него. Обходит вокруг автомобиля, чтобы сесть за руль. В этот момент меня охватило чувство страха. Мелькнула мысль, - надо бежать.  Пройдя не один инструктаж советских граждан о правилах поведения при выезде за рубеж и возможных провокациях, я заподозрил  в  поступке немца что-то недоброе. Но тут же опомнился. Времена-то поменялись. Шёл 1998 год.  Успокоился.

      Мы подъехали к входу в парк, где располагалось здание, в котором проходила конференция.  Когда я захотел выйти из машины, немец меня придержал. Достал блокнот, вырвал листок и стал рисовать схему парка, давая пояснения к схеме, из которых я понял лишь слова означавшие: сад, цветы, деревья, озеро, дом.
      Здесь из меня посыпался град благодарственных слов, которые имелись в моём словарном багаже. Последнюю фразу  сказал на идиш «зайт гезунт»  (будьте здоровы)  не будучи уверенным, что эта фраза так же звучит по-немецки, как и на идиш,  искренне желал ему этого. Немец отвечал многократным повторением «Гут»  (хорошо). Если люди хотят понять друг друга, то этого они добиваются через жест, поступок, отдельное слово.

     Вхожу в парк. Справа длинное озеро, вдоль которого широкая пешеходная дорожка. Слева парковая зона. Несколько павильонов с цветами – это проходящая выставка. Иду вглубь парка – ни единого человека. Через двадцать минут начинаю волноваться, где же искомый дом?  Наконец вижу двухэтажное здание, выкрашенное в какой-то нелепый зеленый цвет. Пытаюсь войти в помещение, но все двери закрыты. И здесь я допустил непростительную ошибку. Пошёл в обратном направлении. Это решение принял из-за того, что много времени потратил на поиски парка, ужасно устал, болели ноги и спина, густые тучи нависли над головой. Вот-вот  пойдёт дождь. Впоследствии я узнал, что мне надо было свернуть влево и пройти не более трёхсот метров. Спросить было некого.

     У выхода из парка я отдохнул на скамеечке и вновь ринулся в путь с надеждой засветло попасть в Сансуси.  Здесь всё было просто. Стоило только произнести слово Сансуси и тебе сразу показывали, куда следует идти. Шёл долго. В конце концов, подхожу к большой парковой зоне. При входе две чугунные плиты на немецком и русском языках со словами благодарности советским солдатам за освобождение от фашизма.

     Перед глазами открывается панорама, достойная хрестоматийного описания дворцово-паркового комплекса XVIII века. Много зелени, аккуратно подстриженных кустарников, цветов, фонтанов, скульптур красивых человеческих тел. Замок расположен на холме, склоны которого представляют террасы с пешеходными дорожками, кустарником и цветами.  Здесь знание языка необязательно. Красота сама говорит о себе. Конечно, начинаю сравнивать с Петергофом. Хотя сравнению это не подлежит. Наш дворцово-парковый комплекс несравненно лучше.

      В замке находится картинная галерея. Своеобразно общение экскурсовода с посетителями, которому следует   сообщить, на каком языке посетитель разговаривает. В соответствии с этим  каждому выдаётся листок, на котором содержится информация о картинах на языке посетителя. Экскурсия ведётся на немецком.
      Из Сансуси до вокзала, откуда оправлялась электричка до Берлина, опять шёл пешком. Ноги гудели, болела спина, но зато масса впечатлений. В то время я ещё не мог осознать, какую глупость я совершил, не побывав в здании, где проходила Потсдамская конференция.   

      А вот другая история.      
      Выезжая в Израиль,  к сестре в гости, я не мог представить, что у меня могут возникнуть языковые трудности и там. Хотя иврита я и не знал.  Мой оптимизм базировался на том, что понимаю идиш, и как говорили родственники и друзья: «В Израиле на каждом шагу встретишь человека, говорящего по-русски».

     На всякий случай сестра Таня  написала на листочке буквами русского алфавита ивритские слова нескольких расхожих фраз, больше касавшихся вежливого обращения и транспорта, свой адрес, а так же маршруты двух автобусов, подходящих мне.
      На пятый день моего пребывания в Израиле  у меня состоялась встреча с Таниной  знакомой, приехавшей из Моквы, которая работала в музее «Бет-ха-Труцот» (музей диаспоры) при университете Тель-Авива. Эта знакомая одновременно подрабатывала в качестве экскурсовода в двух самых квалифицированных и престижных русскоязычных туристических фирмах Марины Фельдман и Марины Воробьёвой.
      В фойе одного из корпусов университета, за чашечкой кофе, я отобрал пять наиболее интересных экскурсий. Поучаствовал в экскурсии по музею диаспоры, проводимой моей собеседницей на русском языке, для вновь прибывших репатриантов.

      Покинув  территорию университета, я начал снимать на видеокамеру, переходя с одной улицу на другую. И потерял ориентир. Выбрав одно из направлений,  надеялся выйти к морю, а там мне будет легче ориентироваться. Пройдя более часа, я не достиг намеченной цели и понял, что заблудился. Записку с Таниными словами забыл дома. Стал останавливать прохожих, но они не знали русского. Стал заходить во встречавшиеся по пути  часовые мастерские, телевизионные ателье… - везде неудача.

      Зашёл в гостиницу. Русского языка не знают. Предложили объясняться по-английски, по-немецки, по-испански и на идиш. Последнее было для меня приемлемо. Рассказав о себе и о том, что я заблудился,  попросил помочь добраться до улицы «Пинхас Рутенберг» в Рамат-Гане. Два работника гостиницы, буквально,  кинулись мне на помощь. Достали карту Тель-Авива, отметили красным карандашом маршрут автобуса, его номер и нужную остановку, где следует пересесть в другой автобус и его маршрут с остановкой.

      Поблагодарив администратора, я направился по указанному маршруту, не выпуская карту из рук, как штурман  корабля, прокладывая путь  в океане. Но, добравшись с большим трудом до намеченной точки, разочаровался. Место было незнакомым. 

      Прибегнул снова к опросу прохожих. Вскоре  встретил пожилого человека, в прошлом их польских евреев, который  приехал в Израиль в 1946 году и уже начал забывать русский язык. Разговор со мной был для обоих интересен. Оказалось, что в гостинице мне указали маршрут, по которому я попал на улицу Пинхас Рутенберг, но не в Рамат-Гане, а в Тель-Авиве. Домой добрался, когда стемнело, и родственники начали волноваться.      
      Во всём случившемся винил себя, – не смог толком объяснить, что мне надо. 

      А вот ещё один анекдотический случай, происшедший в Москве. У меня появилась потребность купить магнитофон.  Отправился на  Выставку достижений народного хозяйства, превращённую в период перестройки, в барахолку с множеством торговых центров и ларьков. В павильоне «Космос» торговали электронной техникой, привезенной, в основном, из Азии, Японии и Европы.

      Зашёл в один из павильонов. Привлечь к себе внимание продавца, прибывшего в Москву из Индонезии, долго не мог, так как он был занят другим покупателем. Ждать мне не хотелось, и я пошёл в другой павильон. Пройдя метров десять, услышал крик мужчины с большим акцентом: «Ба-бу-шка! Ба-бу-шка!». Оглянулся. Кричал продавец, махая мне рукой, предлагая вернуться. Окружавшие торговца русские продавцы соседних павильонов смеялись, поджав животы, пытаясь, пояснить иностранцу разницу в словах бабушка и дедушка.               
                Ноябрь  2004