Глава 33 романа Оглянись на Лилит В. Лазаря

              / размещается с разрешения автора/               

  В пятницу Шорохов заглянул к отцу. Тот корпел над старым полотном.
— Ты завтра не работаешь?
— Нет. Приятель пригласил меня на выставку.
— Тогда позволь мне взять ключи от мастерской.
— Зачем? — не отрываясь, обронил папаша.
— Мне будет позировать девушка.
— Гм… Ты это серьезно? — Он приподнял голову.
— А что? — прищурился Андрей.
— Если девушка, — заметил тот в раздумье,  –– то это налагает кое-какие обязательства.
— Что ты имеешь в виду? — с улыбкой уточнил Андрей.
— Не выходить за рамки, вести себя достойно, — взлохматив бороду, воззрился на него отец.
— Я это понимаю. И ты прекрасно знаешь, кто будет позировать.
— Лена Некипелова?
— Она.
— Ну что ж, коль так… Эта девушка не даст себя в обиду, — усмехнулся он.
  Его отец начинал как живописец, но, видя, что не сможет подыгрывать властям, занялся реставрацией. Храмы и многие столичные музеи охотно прибегали к его услугам: подновить старинные иконы, ветхие, нередко поврежденные картины, — искусных рисовальщиков, владеющих техникой гладкого письма, в союзе было не так уж много.
  В их доме частенько собирались известные писатели, художники, актеры. Атмосфера была непринужденной: толковали о политике, вспоминали тех, кто эмигрировал. Даже те, кто отирался у кормушки, открыто сознавались в том, что официальное искусство таковым, по сути дела, не является.
  Маленький Андрей все это жадно впитывал.
  Рисовать он начал рано. В десять лет научился натягивать холсты, растирать и смешивать краски, работать кистью, мастихином, — словом, всему тому, что составляет азы профессии. Конечно, происходило это не без влияния среды. Отец всячески поощрял его, делился с ним секретами.
  Рос Андрей впечатлительным, поразившие его события и образы нередко повторялись в ярких снах. Это давало дополнительный толчок воображению, появлялось непреодолимое желание изобразить какой-нибудь сюжет на полотне. Больше всего ему нравилось рисовать что-нибудь красивое: будь то очаровательная девичья фигурка, изящное строение или затейливая уличная сценка.
  Такой отбор был бессознательным — это происходило помимо его воли. Если бы об этом у него спросили, он бы вразумительно и не ответил. Такова была потребность его утонченной натуры.

  Он немного волновался: все-таки сегодня ему позирует девушка.
  Прелестная, очаровательная девушка! Все в ней исполнено изящества, гармонии — прекрасные формы, прекрасен свет, что льется изнутри.
  Она обворожительна. Мила. Она изысканно красива! И что-то есть еще, чему, как ни старайся, нельзя придумать верное определение, но из-за чего в ее присутствии так замирает сердце.
  Недоумки вроде Фокина, называют это «сексапильностью». Но это так убого и смешно, что вызывает отвращение. Если бы не управляли этим делом тонкие энергии, то все свелось бы только к проявлению инстинктов.
  Может быть, существуют какие-нибудь формулы? Например, формула красоты, любви?..
  Однажды ему приснился подобный сон, в котором незнакомец с другой планеты пылко доказывал ему, что знает эти уравнения. И когда он попросил раскрыть секрет, тот развернул таблицы и быстро набросал портрет сказочно красивой девушки, утверждая, что она способна воспламенить любого из землян.
  Универсальная модель для вдохновения? Какая чепуха! Его-то сердце она и не затронула. И он отверг его таблицы, ссылаясь, что поищет сам.
  Он немало рисовал с натуры: купальщиц и купальщиков на пляже, сестричек в неглиже, других родных, уличных бродяг, пьянчужек у пивных, тщеславных сверстников, желающих иметь портрет, цыганок, спящих на вокзале, парочки в розарии… Это было замечательно, но совсем не то.
  Сегодня у него особенный, необычный день. У него появилось ощущение, что сегодня он сможет прикоснуться к тайне. Прекрасной, невысказанной тайне…
— Ты придумал композицию? — Лена стояла в полутора шагах и с улыбкой следила за его приготовлениями.
— Я размышляю об этом всю неделю. И сделал дома два эскиза. — Он водрузил подрамник. Выкатил тележку с красками.
— Покажи. Иначе я не соглашусь.
  Он приоткрыл этюдник и протянул ей оба варианта.
  Чем больше она их изучала, тем удивленней становилось выражение ее лица.
— Ты это рисовал по памяти?
— Ясное дело, — отозвался он.
— Странно. Ты как будто бы меня сфотографировал. — Она крутила их и так, и этак. — Ты, случайно, не подсматривал за мной?
— Однажды, краем глаза, — сказал он с неохотой.
— Когда это было? Признавайся… — надвинулась она.
— Мы собирались идти на «Скромное обаяние буржуазии». Ты принаряжалась, принимала ванну… Штора была задернута всего наполовину. Я не удержался и…
— А где еще? — изобличала Лена.
— Мы много раз были на пляже. И когда мы шли домой, ты обычно говорила: «Закрой глаза», — и выжимала свой купальник.
— И ты смотрел?
— Конечно, — улыбнулся он.
— Сегодня этот номер не пройдет, — шутливо пригрозила Лена. — Закрой глаза по-настоящему.
  Он зажмурился, закрыл лицо ладонями.
  Следя за ним, она стащила платье, ловким движением освободила груди. Она чуть приспустила трусики, но внезапно передумала и подтянула их обратно. Ее вдруг осенила блестящая мысль.
— Постой! — воскликнула она. — Поскольку ты все это видел, я тоже вправе на тебя взглянуть.
— Взглянуть на что? — смутился он.
— На все твои достоинства, — невозмутимо заявила Лена.
— Художник смотрит по-иному,— выкручивался он.
— Как он смотрит? — Лукавая улыбка пробежала по ее губам.
— С неподдельным восхищением, восторгом.
— Без всякого желания? — провоцировала Лена.
— Когда он входит в образ, он подавляет плотские желания.
— Отчего же у тебя топорщатся брюки? — хихикнула она.
Он растерялся:
— Я еще не научился правильно смотреть…
— Когда ты научишься правильно смотреть, вряд ли кто из девушек станет для тебя позировать.
  Он колебался. Горячий пот струился по его вискам.
— Так что, снимать?
— Снимай, — скомандовала Лена.
  Подпрыгивая и путаясь в штанинах, он разоблачился до синих эластичных плавок.
— Ну, а заключительный аккорд?
  Он просунул пальцы под резинку.
— Так нечестно. Давай вдвоем на счет «три».
— Ты нарушил правила и должен понести наказание.
— Мне казалось, что если смотришь с обожанием, то ничего не нарушаешь.
— Ладно, — сжалилась она. — Раз ты утверждаешь, что смотришь с обожанием, я первая сниму. — Она непринужденно повторила сценку, которая так нравилась ему на берегу.
  Воодушевляясь, он последовал ее примеру.
— Почему ты закрываешься? Ты выглядишь отлично, — взглянув, отметила она. — Все как у античных статуй.
— Кроме… — он покосился вниз.
— Ах это! Это потому, что мы вдвоем. И ты, мой мальчик, кое-что себе воображаешь… — Она опустилась на колени. — Можно, я подержу его в руке?
— Пожалуй, — пылая, согласился он.
— То, что он так приподнялся, тебе не помешает рисовать?
— Мысли у меня немного прыгают. Но если сконцентрировать внимание… — Ему хотелось выглядеть стоиком.
— Ты будешь отвлекаться. Я однажды видела, как парень с девушкой… Сначала она сделала ему вот так… — Она вобрала пенис в губы. — Потом они… Почти как взрослые, но по-другому. Ты понимаешь?
  Он вздрагивал, будто в лихорадке.
— Я понимаю. Девушка была невинна. И они…
— Мы можем делать то же самое. Ты хочешь этого?
— Конечно. Я хочу…

фото с репродукции картины художника Александра Исачёва "Вдохновение"