А. хакимов кефирчик фото самира алиева

Александр Хакимов

КЕФИРЧИК

(р а с с к а з)

Как человек, безусловно, интеллигентный я очень любил этот уголок нашего города. Здесь располагался один из книжных развалов. Я жил неподалеку, и частенько заглядывал туда. Сказочное место! Среди эльдарских сосен с кривыми стволами, на каменных барьерах лежало великое множество самых разных книг на самую разнообразную тематику – и старых, изданных еще в советское время, и новых, выпущенных в перестроечную эпоху или совсем недавно, уже в двадцать первом веке. Тут были и детективы, и фантастика, и сказки, и всяческие энциклопедии, и учебники-всего-на-свете, и книги по искусству, и альбомы с репродукциями известных художников, и популярные сейчас гороскопы, травники и пособия по сексу, и чего еще только не! Когда мне перепадали лишние деньжата, я всегда покупал что-нибудь из фантастики (предпочитал старую, выпущенную двадцать-тридцать лет назад, ибо среди новеньких фантастических книжек попадается много безвкусного хлама). Если лишних денег не было, я все равно любил забегать на развал – побродить между книг и поболтать с продавцами. Хоть я ничего и не покупал, продавцы не обижались: они все равно оставались благожелательными, ибо ценили во мне представителя некогда весьма широко распространенного, а ныне почти вымершего племени книголюбов, или, по-русски говоря, библиофилов.
И под беспощадным летним солнцем, и под весенними ветрами, и под холодными осенними дождями – стойкие продавцы всегда были тут, при книгах, прижимая их в случае непогоды обломками камней или накрывая полиэтиленовыми пленками. И не так уж мало было людей, приходивших сюда в поисках той или иной книги... Развал выполнял роль этакой открытой букинистической лавки, каких много, например, в Париже.
С Кефирчиком я познакомился в один из ноябрьских дней. Было неестественно тепло и солнечно, как, впрочем, всегда бывает у нас, в Баку. На развале я остановился у больших картонных коробок (некоторые продавцы держали в них книги, уложенные корешками кверху, очень удобно, подходи и смотри). Так вот, на одной из таких коробок лежал поверх книг здоровенный кот, белый (ни единого темного пятнышка!), с розовым, поцарапанным носом и полуоторванным левым ухом. Он лежал, зажмурясь, и грелся на солнышке.
- Ого! – сказал я, глядя на кота (я сразу определил его пол; вы не поверите, но я отличаю котов от кошек по мордам, у кошек мордочки симпатичные, миловидные, а у котов, как правило, суровые и грубые, как говорят в народе – «топором деланные»). – Откуда такое чудо-юдо?
- Приблудился вот, - лениво ответил продавец, по имени Юсуф. – Кто, откуда – неизвестно. Но! – Юсуф поднял палец. – Любит на книгах лежать. Больше нигде. Только на книгах!
- Да что ты говоришь! – удивился я, глядя на кота. – Книголюб, стало быть? А как зовут его? Васька, Мурзик, Барсик?
- Его зовут Кефирчик, - лениво сказал продавец. – Я назвал.
- Да? – озадаченно сказал я. – А почему  Кефирчик?
- Очень глупый вопрос, - ухмыльнулся Юсуф. – Ты не находишь?
Я признал, что это так. Посмотрел книги в соседних коробках. Потом сказал коту:
- Хоть ты, понимаешь, и Кефирчик, а все же подвинься. Я книги посмотрю.
Кот с неординарным именем разжмурил глаза и внимательно посмотрел на меня.
- Давай-давай, - нетерпеливо сказал я. – А вдруг у тебя под пузом именно то, что мне нужно?
Но уникальный кот-книголюб не понимал человеческого языка. Тогда я обхватил его обеими руками и, приподняв довольно тяжелое его тело, переложил на ближайшую коробку. Кот Кефирчик что-то проворчал с недовольным видом, но покорился судьбе. Повозился, устраиваясь на корешках книг, подоткнул под себя все лапы. И вновь зажмурился.
Именно в той коробке, с которой я переместил кота, я и нашел очень хорошее, молдавское издание повестей и рассказов Кира Булычева. Я заплатил Юсуфу, на прощание потрепал Кефирчика по загривку (кот что-то буркнул, не открывая глаз) и побежал дальше по своим делам.
С тех пор я все время видел Кефирчика, постоянно дремлющего на коробках с книгами. По-видимому, это было его перманентное состояние. Я прихватывал для кота какое-нибудь угощение, кусок колбасы, сосиску или пакетик с кошачьим кормом. И иногда задумывался: почему он так любит лежать на книгах? И я сочинил для себя целую биографию кота Кефирчика: он родился на книжном складе... детство и юность провел в книжном магазине... зрелые годы его протекли в библиотеке... а когда библиотеку, как у нас сейчас водится, прикрыли, чтобы на ее месте открыть какой-нибудь офис, кот остался без жилья и прибился к книжному развалу. Не знаю, так ли все было на самом деле, как я придумал. Все продавцы книг любили Кефирчика, подкармливали его, а ночевать оставляли в том помещении, куда отволакивали на ночь коробки с книгами. Продавцы надеялись, что кот будет охранять книги от мышей и крыс, которые тоже являются своего рода книголюбами. Но я мысленно смеялся над этими надеждами. Кефирчик – и ловля мышей? Дудки! Я доподлинно знал, чем занимается кот по ночам на складе. Я так и видел, как Кефирчик неторопливо надевает забытые каким-нибудь стариком очки, долго выбирает книгу «на ночь», а выбрав, удобно устраивается на многочисленных томах собрания чьих-либо сочинений и принимается читать – детективы, фантастику, а может быть, и исторические романы... И перелистывает страницы  лапой, предварительно лизнув ее подушечки... И подчеркивает нужные места когтем... Кот ученый.
А потом, когда пришли, наконец, холода с дождями и пронизывающими ветрами, муниципальные власти почему-то решили прикрыть книжный развал. Исчезли коробки с книгами. Перестали ходить покупатели. И лишь угрюмые продавцы стояли, ежась на холодном ветру, пряча руки в карманы и подняв воротники, и обсуждали свалившееся на них несчастье. И Кефирчик – он лежал на куске картона, постеленном поверх каменного барьера. Коту было холодно и очень неуютно без любимых и привычных книг. 
- Жалко кота, - искренне сказал я.
- Жалко, - согласился Юсуф. – Мерзнет. Жить ему негде, на улице ночует. Слушай, возьми его к себе, да? До весны хотя бы. А потом, может, нам опять разрешат тут... Вернешь.
- А ты чего же к себе не возьмешь?
- У моей жены аллергия. На кошачью шерсть.
- Ясно... – я еще раз посмотрел на нахохлившегося кота и вдруг решился: - Возьму. Только дай коробку какую-нибудь.
Юсиф нашел мне коробку, я осторожно посадил в нее кота и понес к себе домой. Удивительно, но Кефирчик не сопротивлялся и не пытался выпрыгнуть по дороге. Видать, был здорово деморализован. 
Я жил совершенно один, животных не чурался, и аллергии на шерсть у меня не было. Перекантуемся как-нибудь, подумал я, поглаживая кота в коробке. Кефирчик завел свой «мотор» - грррр, грррр, грррр.
У меня дома он повел себя, как и полагается уважающему себя коту – неторопливо, с достоинством принялся  обходить новое пристанище и принюхиваться ко всему. А я сгонял в ближайший зоомагазин и приобрел лоток-туалет, наполнитель для него и пакет с кормом, а также специальный матрасик. С кормом и туалетом никаких проблем не возникло, Кефирчик оказался очень аккуратным и весьма нетребовательным котом. Но вот с ночлегом... Кефирчик отказался спать на шикарном матрасике; он отказался спать на старом коврике; отказался спать в кресле и даже у меня в ногах. Он, стервец, подошел к книжным полкам, посмотрел на них а потом требовательно глянул на меня. Я прекрасно понял ход его мыслей. Кефирчик желал, чтобы я устроил ему ложе из книг.
Но тут нашла, что называется, коса на камень. Все дело в том, что у меня было какое-то патологически трепетное отношение к книгам. Словно это были не стопки бумаги в картонных обложках, а, по меньшей мере, новорожденные младенцы. Я никогда не загибал углов страниц, тщательно протирал обложки и корешки, берег  книги от грязи и пыли, соскребал малейшие заусеницы, и с болезненным содроганием взирал на то, как легкомысленно и неаккуратно обращаются с книгами другие. Я собирал свою немалую библиотеку в течение всей сознательной жизни, не жалея денег, которые мог бы потратить на что-нибудь другое, и фанатично не расставался с коллекцией даже в самые тяжелые для себя годы. Я практически никогда не давал книг никому, даже лучшим, надежным друзьям своим, из-за чего приобрел скверную репутацию. Короче говоря, я сделал из книги культ. А тут – кот!
- Еще чего, - сердито сказал я. – Обойдешься. Вон коврик хороший.
Кефирчик дернул хвостом и ушел спать на половую тряпку у двери. В знак протеста. Я не вмешивался. Пусть почувствует, кто в доме хозяин.
На следующий день, вернувшись с работы, я увидел, что подлый Кефирчик добился-таки своего: в мое отсутствие он как-то раскрыл дверцы шкафа (когтем, наверное), вывалил на пол все книги с нижних двух полок и теперь спал на них. Я мучительно застонал, сдернул кота с груды книг и, морщась, принялся быстро возвращать их в шкаф, судорожно протирая каждую рукавом. Потом захлопнул дверцы шкафа, повернулся к коту и сказал, взявши его обеими руками за уши:
- Слушай, ты, молочнокислое изделие... Давай жить дружно, договорились? Я за книги человека покалечить могу. Серьезно. Вот такой уж я урод. Не зли меня. Тебе что, места мало?
Кот был сильно недоволен. Видно было, что он очень хочет сказать все, что обо мне думает, но сдерживается. Я выпустил его уши и занялся текущими делами.
Перед сном кот опять подошел к книжному шкафу, посмотрел на книги, а потом на меня.
- Ну уж нет, - сказал я металлическим голосом. – Пошел в кресло, шнелль!
Кефирчик медленно подошел к креслу и принялся шумно драть его когтями. Я прикрикнул на него, он перестал. Но эта ночь стала для меня кошмаром. Кефирчик не дал мне спать. Он орал... нет, он пел противную, тоскливую, душераздирающую песню, и в ней говорилось о жестоком, непонятливом хозяине, который не дает коту поспать на книгах, как он, кот, привык. Я не знал, чем его унять. В три часа ночи в обе стены и в потолок стали стучать соседи, которым песня Кефирчика мешала уснуть. Я метался по дому, не зная, что предпринять. Нет, выход-то имелся: устроить коту лежанку из книг (после этого мерзкое животное определенно заткнулось бы). Но это было свыше моих сил. Я скорее согласился бы сам улечься спать на гвоздях, как индийский йог, чем постелить уличному коту перину из моих любимых авторов.
Утром, уходя на работу совершенно невыспавшийся, я связал ручки на дверцах книжного шкафа веревочкой и показал Кефирчику кулак. Кот, хрустящий гранулами «Вискаса», глянул на меня исподлобья.
Поздно вечером, замерзший и мокрый от начавшегося снегопада, я вбежал в свою квартиру... и застал там полный разгром. Кефирчик каким-то образом сумел развязать веревочку, распахнуть дверцы и вывалить книги аж с трех нижних полок (и как достал-то, спрашивается?) И теперь он белым сфинксом возлегал на моих драгоценных книгах и надменно смотрел на меня.
Я пришел в ярость. Я сбросил кота с книжной пирамиды и нашлепал его. В ответ Кефирчик зашипел и ударил меня лапой с выпущенными когтями. Разодрал руку аж до крови.
- Ах ты, скотина неблагодарная, - прошипел я. – На принцип решил пойти? Переломить меня вздумал? А вот хрен тебе! И не нравится здесь – можешь уходить. Проваливай! – и я распахнул входную дверь.
Кефирчик посмотрел на меня и медленно вышел из квартиры на лестничную площадку. Постояв немного, начал спускаться по ступеням.
- И обратно не приходи! – крикнул я ему вслед. – Выгоню!
Кот не обернулся. Я плюнул ему вслед и захлопнул дверь.
Минут десять я бережно укладывал свои сокровища обратно в шкаф. При этом я все время думал о зловредном коте. О том, каково ему там сейчас, в подъезде. Было очень холодно, мокрый снег за окном пошел гуще. Я вдруг подумал, что поступил неправильно. Книги, пусть даже самые дорогие мне, самые любимые, это все-таки книги. А Кефирчик – живое существо, со своим характером, своими привычками, своими жизненными укладами, наконец. И сейчас кот страдает от холода и обиды, и все потому, что хозяин пожалел свои книги и не пожалел его. А ведь можно найти разумный компромисс, вполне можно...
Пойду мириться, решил я, сорвал с вешалки куртку и загрохотал вниз по деревянной лестнице, на ходу просовывая руки в рукава.
В подъезде кота не оказалось. Я выбежал на улицу, вертя головой.
Кефирчика я увидел довольно скоро, несмотря на темноту – трудно было не заметить это здоровенное светлое пятно. Кот уныло брел под мокрым снегом, брел по направлению к родным местам, то есть к бывшему книжному развалу. Туда, где его сейчас никто не ждал хотя бы потому, что там сейчас никого не было.
- Стой! – крикнул я. – Вернись, дурило! Я все прощу!
Не знаю, услышал меня Кефирчик или нет, но он не остановился и не обернулся. Он тащился через широкое мокрое шоссе.
Я прибавил шагу – с намерением догнать этого паршивца, взять его под мышку и вернуться вместе с ним домой.
...Откуда появилась эта машина – я так и не понял. Вынырнула из-за угла, должно быть, и, визгнув тормозами на вираже, помчалась вперед. Прямо на кота.
- Кефирчик! – завопил я, бросаясь вперед. – Осторожно, машина!
Кот – я ясно видел это – тоже увидел несущееся на него авто, но, вместо того, чтобы бегом ринуться на другой конец улицы (или хотя бы отпрыгнуть обратно) замер на месте, распластавшись на асфальте и прижав уши.
Задавит, в ужасе подумал я на бегу. Не знаю, видел ли водитель мчащейся иномарки кота на дорожном полотне, или не видел. Мысли рассыпались, как горошины, время замедлилось, подобно меду, выливающемуся из опрокинутой банки, я отчетливо все видел и ясно соображал, и сознание мое, вполне вероятно, опережало скорость света, но...
...вся беда в том, что бренное тело не поспевало за блистающим, молниеносным разумом.
Перебирая ногами и работая локтями, я думал: что же делать?
Все происходило в течение каких-то нескольких секунд, но у меня, как ни странно, была возможность тщательно все обдумать, как на философском диспуте! Прямо эйнштейнов парадокс какой-то!
- Стой! – закричал я, адресуясь уже к водителю, и для пущего эффекта замахал над головой руками.
Тщетно. Расстояние между машиной и одурело присевшим котом стремительно сокращалось.
Выхватить кота из-под колес – не получится, осознал я. Фактически не успеваю. А успею я вот что: выскочить на шоссе перед машиной и заставить ее затормозить. Не наедет же водитель на человека! Хотя в наше время все возможно (память стремительно прокрутила в мозгу картинки всяких ужасных ДТП, виденные мною по телевизору).
Да ну его на фиг, этого кота полоумного, сердито подумал я и рванул еще быстрее. Да пусть размажет этого придурка по асфальту, гневно подумал я, выскакивая на мостовую. И вообще, кто он мне, этот кот, родственник, что ли, с ненавистью подумал я, замирая перед несущейся на меня машиной и раскидывая руки в стороны.
Водитель ударил по тормозам, наполняя Ойкумену оглушительным визгом. По моей левой голени больно ударил бампер. Меня бросило животом на капот. Потом я почувствовал, как отрываюсь от земли и лечу. Лечу! – с удивлением подумал я. Потом полет закончился, я шмякнулся в холодную лужу, плохо соображая, что происходит. Боли не было. То есть, она была, но всеобщая, всеобъемлющая, а потому – нечувствительная.
Впрочем, я быстро пришел в себя и даже поднялся на ноги. К моему огромному изумлению, у меня ничего не было сломано. Только основательно звенело в ушах.
Водитель, высунувшись в окно машины, яростно поминал всю мою родню не только до дедушек и прабабушек, но, кажется, и до питекантропов с австралопитеками включительно. Пошатываясь, словно пьяный, я в ответ прошелся по родословной его автомобиля вплоть до первичной гайки на конвейере сборочного цеха. При этом чувствовал себя виноватым: ведь это я выскочил, откуда ни возьмись, как чертик из коробочки, перед самым носом автомобиля! Потом я сделал энергичный жест рукой: проезжай, мол, поскорей, все в порядке, вали! Вокруг, на темной улице, не было ни души, ни людей, ни, слава Богу, гаишников. Водитель счел за лучшее свалить. Уехал, продолжая браниться. А я, оглушенный, побрел к обочине, крутя головой, высматривая Кефирчика. В самом деле, где кот-то?!
Кефирчик сидел на каменном барьере в позе копилки и смотрел на меня. Я прохромал к барьеру, схватил кота в охапку и прижал к груди, сунув нос в его мокрую шерсть. Кот коротко и жалобно мяукнул.
- Ну что ты, дурило, - забормотал я так, как бормочут все люди в такой ситуации. – Я же пошутил, когда сказал «уходи». А ты взял и ушел. Шуток не понимаешь, что ли? А я тут за тобой бегай под снегом... На машины кидайся...
Кефирчик положил обе свои лапищи мне на плечи, а лбом ткнулся в грудь.
Я побрел обратно, хромая на левую, ушибленную бампером, ногу. Горячка проходила, и теперь я начинал чувствовать, где, что и как у меня болит. Странно, но я даже не задал себе вопроса – почему я не задумываясь, реально рискнул собственным здоровьем и даже жизнью ради какого-то приблудного кота, даже не моего. Наверное, я помог ему как книголюб книголюбу, не иначе.
- Вот сейчас придем домой, - продолжал я бормотать, - согреемся, я тебя, сволоча, печенкой накормлю... И вообще, будешь у меня теперь только на книгах спать. Я тебе столько книг навалю! Такую постель тебе устрою! Хочешь – из детективов, хочешь – из путешествий! Да я и фантастики для тебя не пожалею! Ты на чем предпочитаешь дрыхнуть – на Стругацких, на Брэдбери, или, может быть, на Шекли?
Так я брел обратно домой, под мокрым снегом, неся всякую чушь ради самоуспокоения и успокоения кота, а Кефирчик, обхватив меня лапами и прижавшись щекой к свитеру, загуркал – гррррр, гррррр. Простил, надо полагать. А может быть, предвкушал, как после обещанной печенки умоется с ног до головы и уляжется спать на Стругацких, на Брэдбери, а может быть, даже, и на самом Роберте Шекли...   

                Баку, ноябрь 2010 г.