Всему своё время

                Николай Махонин (23/12/1927 - 08/10/2015)




                МИР ПРИРОДЫ
                В МИРЕ ПОЭЗИИ
                из записок охотника для детей











                МОСКВА
                2011 ноябрь


               



                ОТ НАБЛЮДЕНИЙ К РАЗМЫШЛЕНИЯМ
         


      Поэзия – удивительный жанр литературы. Писать о природе многие
предпочитают именно в этом жанре.

                Поэзия – не скучная строка
                Пришедшая на книжные страницы.
                Она в журчащих струйках родника
                И в голосе на юг летящей птицы.

     Кажется, что автор говорит или вспоминает о личном, а читатель тем не менее находит
в мыслях, изложенных поэтом что-то своё и, утопая в воспоминаниях, уходит в своё прошлое.
     Любители поэзии, наделённые воображением, перелистывая страницы стихов,
найдут там нечто такое, что воскресит в их памяти тропинки своего детства, свою рябину
за окном, своё утро в деревне.
     Это не благие намерения автора, это высказывания многих читателей, знающих
и любящих русскую природу. Вот это и есть самые верные отзывы на стихи.
     В избранной лирике «Глухариные рассветы», посвящённой любителям и ценителям
дикой природы, читатель найдёт любовь к родному краю, где автор грустит о лесе, в
котором прописано его детство. Там, у истоков захолустья, положено начало наблюдениям и
размышлениям, определившим его отношение ко всему земному.

                Я родом из леса, где вёсны
                Мне путали сказку и быль.
                Там в небе целуются сосны,
                Укутавшись в жёлтую пыль.

     Таким мне виделось цветение сосен, когда едва заметное дуновение ветерка окутывало
кроны сосен жёлтой пыльцой цветения. Так происходит процесс опыления зародышей сосновых
шишек, урожай которых бывает хорошим лишь в 3-4 года один раз. Сосне, как и другим
плодоносящим деревьям, нужен отдых. Так велит природа.

                От родника моя строка
                Ручьём петляла год от года.
                Роль своего ученика
                Определила мне природа.

     Только не сразу я стал её прилежным учеником. Дотошность в познании вела к
нарушению законов природы. Нарушения эти оборачивались уроками жизни, иногда суровыми.
По мере взросления и накопления опыта, я становился натуралистом, понимающим
природу, во всём согласным с её законами. В них всё продумано кем-то свыше, и я смело
доверялся им.

                Тропа звериная мудрей
                Любых дорог и бездорожья.
                Я с детских лет знаком был с ней
                И лишь потом с людскою ложью.

     А сначала была сказка. Сказка леса. Я жил в ней. Она была не из книжек, не из
фильмов, ничего этого у меня тогда ещё не было. Она рождалась в лесу, любая тропинка
приводила к ней, любая птаха пела о ней.
     Со временем ложь людскую познаёт каждый, так устроен мир. Важно, на каком
этапе это происходит, в какую одежду она рядится. Ведь ложь открыто звучит редко.
Такую расчётливую ложь я в семь лет слушал от мачехи.
     Но было и другое. Были утренние восходы солнца, его лучи ласкали мне душу,
они заменяли мне материнскую ласку. Были и апрельские ветры. Эта удивительная пора от
детства до старости будоражит душу половодьем, песней жаворонка, прилётом журавлей.


                Порывы души
                мне апрельские ветры дарили,
                ни голод, ни холод
                мечту одолеть не могли.
                Берёзы весной
                Меня своим соком поили,
                И радостью встречи
                Делились со мной журавли.

     Запивая горечь детства берёзовым соком, я радовался прилёту журавлей, как
своим братьям меньшим. Гнёзда их были рядом с отцовским домом – домом лесника.
     Так, переходя от наблюдений к пониманию увиденного, я постигал смысл явлений, их
значение для всего живого вокруг, не исключая себя.
     Не всё было ясно сразу. На некоторые вопросы ответ приходил много лет спустя, и
не сам по себе, а из книг или из жизненного опыта. Но именно там, на этой земле, и есть
точка отсчёта моего времени, начало моей связи с природой.

                Там вековые сосны смотрят в небо
                И васильки не кончили цвести.
                Пока живой, туда вернуться мне бы
                И ещё раз все тропы обойти,
                Чтобы потом, на тропке умирая,
                Среди цветущей кашки и шмелей,
                Мне не искать ни ада и ни рая,
                А быть поближе к запахам полей.

     Деревня Телегино – это и есть земля моего детства, моя малая родина, а
кордоны лесника это места работы отца. В Телегино я ходил в школу, там был мой адрес,
а жизнь-то была всё же на кордоне. Там я впервые увидел ранним утром освещённые солнцем
капельки росы на колючем цветке татарника. У меня никогда не возникало намерений сорвать
этот очень красивый алый цветок, даже дотронуться до него, и только бабочка с нарядными
крыльями, подстать цветку татарника, могла смело садиться на него и долго о чём-то
думала, изредка поводя медленно крыльями. На другие цветы другие бабочки садились и
вскоре взлетали, а бабочка на цветке татарника долго сидела без движения, словно
набиралась у него мудрости.
     Роса давно уже испарилась, а бабочка продолжала о чём-то думать, сверкая
на солнце разноцветной пыльцой своих крыльев.
     Хорошо было в такой день лежать на траве и глядеть на небо, на плывущие
куда-то облака, и вместе с ними уплывать в неведомые дали, или наблюдать как
бесформенное облако превращается в очертание фигуры человека или зверя, а воображение
дорисовывает эту фигуру до совершенства, но фигура расплывается и исчезает. А ты живёшь
ожиданием чего-то нового, находясь вне времени, отключив себя от окружающего мира.

                Здесь хорошо лежать в траве.
                Здесь мир, как сказка интересен
                И так просторно в голове
                Для светлых дум, стихов и песен.

                Вдаль кучевые облака
                Плывут, не ведая возврата,
                А сосен медные бока
                Пылают в отблесках заката.

     Может быть бабочка в цветке татарника видит нечто подобное синеве небес
с облаками, и тогда задумчивость её становится объяснимой.
     Так, наблюдая за движением облаков, можно сколько угодно долго лежать на
траве, если не обращать внимание на муравьёв. Любопытство, как и храбрость их, не имеет
границ. Всё, что встречается им на пути, они должны обследовать. Казалось бы, ну что им
искать под моей рубашкой? А поди ж ты, именно там они что-то ищут, пробуя всё на зуб.
     Идилия нарушена. Муравьи возвращают меня в реальный мир, и уж если речь
зашла о муравьях, следует о них сказать всё то, что я узнал постоянно наблюдая за ними.
Детство – пора наблюдений, осмысление приходит позднее.
     Перепончато-крылое мелкое насекомое, живущее большими сообществами.
     Так скупо сказано о муравьях в Словаре русского языка. Моё детское
любопытство помогло увидеть в жизни муравьёв много интересного, на что взрослый человек
никогда не обратит внимания.
     Появляются муравьи на поверхности муравейника в первый солнечный день
апреля, когда уже растаял снег. Муравейник – это верхняя часть жилища, имеющая
конусообразную форму. Называть это муравьиной кучей будет неправильно. Это похоже на
инженерное сооружение разумного существа, хотя возведено насекомыми вооружёнными не
мышлением, а инстинктом. После проливного дождя сырость проникает во внутрь муравейника
не глубже одного сантиметра.
     Большие муравейники расположены рядом со старыми елями или соснами, корни
которых тронуты временем, между ними и находится нижнее основное жилище муравьёв. Там
происходит и размножение.
     Перепончато-крылых муравьёв я видел редко в разгар лета на поверхности
муравейника. Их было мало, и роль их в жизни муравьиной семьи мне неизвестна. Возможно
их роль сводится к роли трутней в пчелиной семье, которая заключается в оплодотворении
пчелиной матки. Матка в брачный период вылетает из улья и устремляется вверх, а трутни
все стараются догнать её, и кто-то один из всех достигает цели. После этого матка
возвращается в улей, а трутням дорога туда закрыта навсегда. Так распорядилась природа,
но это уже другая тема.
     А муравьи в апреле радуются, как и все, ласковому солнцу, но всегда готовы
стать на защиту своего гнезда. Стоит приблизить руку к гнезду, они начинают пускать
струи жидкости, которые хорошо видны в лучах солнца. Струи направлены вверх на
противника и достигают высоты не менее пяти сантиметров. Говорили, что это муравьиная
кислота, и помогает она всем веснушчатым мальчишкам и девчонкам. Я низко наклонял лицо
и, закрыв глаза, дул на муравьёв, получая в ответ завесу из струй этой жидкости. Лицо
слегка недолго горело, но на мои веснушки нужна была какая-то другая кислота. С годами
они прошли сами вместе с моим детством.
     А муравьи продолжают строить свои жилища.
     За стройматериалом далеко ходить не надо. Он всюду у нас под ногами, и всё
же муравьи находят его там куда не сможет ступить нога человека.
     Живёт в памяти сосна, стоящая недалеко от муравейника, по которой вверх и
вниз сновали постоянно неугомонные муравьи. Вверх по этой трассе они торопливо ползли
порожняком, а обратно нагружены отжившими своё хвоинками и тонкой кожицей коры мелких
засыхающих веток сосны. Этот материал скорее всего идёт на крышу муравейника.
Не тронутый тленом, он обладает водоотталкивающими свойствами.

                А есть ли что на свете слаще –
                Дремать под зеленью ветвей
                И слышать, как хвоинку тащит
                К себе в жилище муравей?

     Лес, где много муравейников, всегда бывает чище и в нём дышится легче, что
не всегда бывает там, где много жилищ, возведённых существом разумным.
     Инстинкт муравья сохраняет лес чистым, а что, разум не способен на это?
     Такие размышления, как невозвращённые долги, живут во мне от детских
наблюдений. И не только детских.






                ВСЕМУ СВОЕ ВРЕМЯ
               

                Россия крепка берёзой. Истребят
                леса, пропадёт земля русская.
                Ф. Достоевский

               
                Пробуждение

     Просыпается лес с первыми звуками в начале марта.
Сииичье «тинь-тинь» пробуждает в душе радость, надежду и
ожидание чего-то нового, хотя и повторяющегося ежегодно, но
всегда в чём-то неповторимого.
     Ночные морозы и дневные капели усиливают контрасты
ощущений прихода весны.
     Ни с чем не сравнимый и едва уловимый запах весны
доносится дуновением воздуха в совершенно безветренный
солнечный день, а набухающие почки вербы раскрывают секрет
появления этого запаха.

     Просыпаясь по утрам, я выглядывал из окна на скворечники, а их было
четыре, два на деревьях, два на шестах, и наблюдал за тем, как началось
освобождение временно оставленного жилья скворцами.
     Лесной кордон лесника строение казённое с тесовой крышей и застрех с
удобствами для всех воробьев не хватает, а воробьям тоже жить надо. Вот они и
занимают чужое жилье. Но закон на стороне скворцов. Пусть это закон
природы, но это тоже закон и возмущенное чириканье тут не поможет. Из
скворечен вылетает старая воробьиная постель. Скворцам нужная чистая, а там,
где куры, проблем с этим не бывает.
     Есть у природы свои заморочки: прилёт скворцов редко бывает без
похолоданий, зацвела черёмуха - чуть ли не заморозки. Ну а дуб без
похолоданий, кажется, совсем не зазеленеет. Все эти явления мимолётны и
ничто не стоит на месте. Вот уже и подснежники лиловыми колокольчиками
смотрят на солнце среди проталин на южных склонах оврагов, не дожидаясь,
когда в лесах растает снег, этим оправдывая свое название. Никто и ничто не
хочет ждать.

                Уже затинькали синицы,
                Созрели шишки на сосне,
                Готовят в дуплах пух куницы,
                А это значит — быть весне.

     А это значит, скоро половодье. Все леса вокруг наполнились набухшим
мокрым снегом, а кордон стоял на пригорке, где два оврага сходились в один, и
в пору половодья мы были отрезаны от остального мира, а конкретнее - от села
Кардаво полностью. Но беда не велика. Хуже было другое. У кордона под
оврагом находился родник и половодьем его замывало, оставляя нас без
питьевой воды.
     Рядом с домом росло много старых берёз. А половодье приходилось на
время берёзового сока и мы все имеющиеся вёдра ставили под берёзы. По
незамысловатым желобкам сок стекал в вёдра и утром пять или шесть вёдер
были полны берёзовицы, как в наших краях называли сок берёзы.
     В самовар сок берёзы - куда ни шло, а вот щи из кислой капусты (и,
конечно, без барашка) без привычки были - не очень.
     Кончалось половодье, родник становился чистым, дороги открытыми,
весна вступала в свои права, становясь полноправной хозяйкой всего живого,
обновлённого, неповторимого.
     Незаметно просыхала земля, леса и поляны покрывались жёлтым ковром
лютика едкого, так нелюбимого домашними животными.
     Цветущую медуницу, барашки и щавель, а ещё дикий анис, любили все,
а мы, пацаны, ещё не зная о витаминах, любили больше всех.
     Росла в телегинских лесах трава, которую я нигде больше не встречал. У
нас она называлась шкердой. Росла она в низинах, ближе к речке. Стебель
достигал примерно 50 см высоты, был сочным и вкусным. Запах этой травы
живет в памяти и поныне. Сорта некоторых импортных яблок отдалённо
напоминают запах этой травы.
     Ходили мы за шкердой большими ватагами мальчишек и девчонок,
приносили большие связки и у кого-то на завалинке, где собирались и взрослые
и дети, с наслаждением ели очищенные от кожи стебли шкерды.
     Удивительное свойство дикой природы - давать животным и людям не
всё и сразу, а, соблюдая сроки, распределять блага земные поровну на каждый
месяц, по святому принципу: «всему своё время».
     Унесло ветерком пушинки-парашютики так быстро отцветших
одуванчиков, исполнивших роль самой яркой визитной карточки весны,
напоила досыта пчёл своим нектаром медуница, а смотришь, уже и земляника
на обочинах лесных дорог, на полянах и на излюбленных местах - вокруг
старых сосновых пней - стремится быть замеченной проходящими мимо
людьми, своими белыми звездочками-цветочками, как бы говоря им: «Люди,
запоминайте, куда приходить через три недели».
     В лесах и на озере царит блаженное спокойствие, но кто умеет
наблюдать, увидит среди этой животворящей тишины буйный рост жизни. Из
гнёзд временами заявляют о себе желторотые обитатели. Из камышей, зорко
оглядывая всё вокруг, выводит на прогулку своих утят утка-мама. При первой
же опасности она подаёт сигнал своим питомцам и весь выводок вместе с мамой
моментально скрывается под водой, выплывая уже среди камыша. Основная
опасность для утят исходит от страшного хищника, имя которому - лунь
болотный. Серо-коричневая окраска помогает ему быть незаметным на деревьях
рядом с водой, откуда он высматривает добычу и внезапно нападает.
     Так устроена природа. Сильный пожирает слабого, сильного пожирает
еще более сильный. Напрасно обвинять хищную птицу или зверя за их
жестокость. Они живут по законам природы, а она дала им не разум, а инстинкт.
Всего лишь.
     Здесь следует возвратиться в апрель, чтобы напомнить о том, что сок
нам даёт не только берёза, но и клён остролистый. Выделение сока не так
обильно, но он слаще берёзового и начинает течь раньше.
     Но самым жизнелюбивым деревом, несомненно, является берёза. На
спиленной среди зимы берёзе, в апреле появляются молодые листочки, а пень её
исходит соком. Скисая, он покрывается большими хлопьями пены.
     Кончается соковыделение с первыми, еще не совсем раскрывшимися
листиками. Начинается самая красивая пора - процесс роста всего живого, что
есть на земле.

                Макушка лета

     В природе в летнее время бывает короткая пора, когда готовится
зацвести липа, поспевает в лесу малина и клубника, из гнезда, настойчиво
заявляя о своём праве на жизнь, оперившиеся птенцы, наконец, с радостью
поменяли ставшее тесным гнездо на широкий простор, название которому -
свобода.
     Эта прекрасная пора в народе называется макушкой лета. На эту пору
приходится и лубосъём. Это пора, когда в лесных массивах, где преобладали
деревья липы, отводились делянки под поруб. Спиленные липы разрезались на
двух метровые плахи. Вершинная часть шла в отход, а с деловой части дерева
умело снимался лубок. После недельного завяливания лубки увязывались в
пучки и помещались в речные или прудовые затоны. После длительного
замачивания внутренняя часть лубка отслаивалась, и из неё получали мочало,
которое служило материалом для всевозможных изделий от детских игрушек
для новогодних ёлок до рогожных кулей. Изначально банная мочалка была тоже
из мочала. В наши дни для этой цели используют синтетику, но всё равно
называют её - мочалка.
     Значение липы в жизни русского человека не ограничивалось тем, что
получали мочало и изделия из липовой древесины. Об этом дереве много и
многими сказано в разных жанрах. Мне, родившемуся в лесу, тоже есть что
сказать о липе.
                Названье - родное до боли душевной.
                В российских лесах, у закраин полей
                В июле цветущая липа-царевна
                Без фальши нас щедростью дарит своей.

                Нам лапти из липы не делали чести.
                Отсталость и дикость. Возможно и так.
                Давайте посмотрим назад лет на двести,
                В музей заглянув, иль на старый чердак.

                Среди экспонатов старинного быта
                Икона-лубок, как антиквариат,
                В народе давно и надёжно забыта,
                А это ведь липа одела наряд.

                И нам не сыскать бескорыстней и чище
                Явленья природы, чем липа в цвету.
                А слово для фальши давайте подыщем
                Такое, чтоб им не марать красоту.

     А лубосъем начинается в первой половине июля и длится всего лишь 10
- 12 дней.
     В детстве в такую пору я уходил в лес, находил березу толщиной в 10 -
20 см с берестой без изъяна, осторожно снимал бересту, а потом и кору. Между
корой и стволом был слой сладкой жидкости. Соскабливая ножом, я лакомился
этой волокнистой жидкостью, постепенно затвердевающего сока берёзы. Когда
жидкость эта полностью затвердеет, толщина берёзы будет на какую-то долю
миллиметра толще. Так протекает процесс роста всех деревьев. У хвойных есть
одна особенность, но о ней - ниже.
     Береста шла на кузовки и корзиночки для лесной земляники, клубники и
малины.
     Из бересты местными мастерами делались жбаны, о которых нужно
сказать особо.
     Делались они, как правило, для хранения родниковой воды. Стенки из
двойной бересты, а дно и крышка из липовой доски, и крепились они сверху и
снизу обручами. В крышке было отверстие, плотно закрывающееся пробкой.
Стенки из двойной бересты делали жбан термосом, так необходимым в
сенокосную пору. Родниковая вода оставалась холодной весь день.
Вместимость - 5-6 литров. Хранился в траве или в кустах рядом с косарями. Я
знал цену глотка родниковой воды на покосе, бывая в эту пору в отпуске в
родительском доме.
     Остаётся добавить, что из неделовой бересты гнали «чистый» дёготь. Он
широко использовался в домашнем обиходе, в медицине и являлся
антисептиком для заживления ран у лошадей и коров.
     Есть и другой дёготь, который добывают из смолы. Тут самое время
сказать об особенности роста хвойных деревьев.
     В затвердевающем соке образуется смолистая прослойка, поступающая
от корней вместе с соком. На спиленной сосне или ели чётко видны годовые
кольца. Это та самая прослойка, по которой легко определяется возраст дерева.
Чем ближе к комлю, эти кольца просматриваются более чётко. К вершине
смолы становится меньше, а корни сосны самая смолистая часть дерева.
     Людей, добывающих дёготь из смолы, называют смолокурами. Я знал
одну семью, отца и двух сыновей подростков, которые были смолокурами.
     Это тяжкий труд. Самое трудное - корчёвка вручную сосновых пней,
разделка их на мелкие части - поленья.
     Рядом с нашим кордоном на краю оврага была выбрана ровная
площадка и вырыта яма конической формы диаметром на поверхности 4-5
метров, а на дне примерно 0,5 метра, куда врывалась бочка для дёгтя.
     В яму укладывались корни почти до самого верха, а сверху корни
покрывались ровным слоем сухого слежавшегося навоза. Потом его поджигали
по всей поверхности и следили, чтобы ни в одной точке не прорывалось пламя.
Все возникающие языки пламени закрывались навозом. Это был процесс
знойного горения корней с помощью горения навоза. Процесс заканчивался
тогда, когда корни превращались в уголь, и характерный дым от ямы
прекращался.
     Яма остывала, уголь грузился в рогожные кули и куда-то увозился.
Дёготь из врытой в землю бочки тоже увозился. Куда - об этом знали
смолокуры. Я видел только эту бочку, полную блестевшего на солнце дёгтя.
     Процесс этот приходился на август и длился, насколько я помню, не
меньше трёх недель.
     Мне хорошо было в компании ребят смолокуров, дежуривших у ямы
круглосуточно. Стоит не уследить за прорвавшимся языком пламени, загорится
вся яма и весь потраченный тяжёлый труд окажется напрасным.
     Были ребята эти из села Кардаво на год или на два старше меня. За это
время мы успели подружиться, и я каждый раз приходил с молодой картошкой
и грибами. Картошку мы пекли в золе, а грибы на прутиках поджаривали на
костре.
     Было ли что-нибудь вкуснее этого - мы не знали. Шёл 1942 год...
     Где они теперь, мои друзья, смолокуры? Как сложилась их судьба?
Помнят ли грибы на прутиках? Через многие годы, навещая те места, где стоял
кордон, я видел только признаки от него - крапиву. А вот яму время не
сровняло с землёй. Память мою тоже. Не подвластна она времени.