А как же я

                http://www.proza.ru/2011/11/22/1275               

        Весной было опубликовано очередное повеление партии: собрать без потерь небывалый урожай на Целине. Комсомол, как всегда ответил «есть!».
        Два года назад Зуев уже составил себе представление об этих краях, когда в составе студенческой агитбригады знакомился с незавидным существованием целинников и хищными казахстанскими комарами. Беседа в курилке на тему о том, что быть экскурсантом это - одно, а работать на уборке – совсем другое, через пару дней обернулась неожиданным вызовом к Директору института. Зуев имел возможность убедиться, что пресловутый «стук», о котором всегда говорилось с оглядкой - да, действительно, существует: поскольку он выразил желание поехать на уборку на Целину (когда?! откуда известно?!), директор просил его возглавить бригаду от их Института. Отказаться – значило потерять лицо, и он дал согласие. На организационном собрании в Райкоме комсомола стала известна дата выезда: через два дня.
        Ближе к вечеру раздался звонок. Мурка просила о встрече – надо поговорить. Нет, не у неё, не дома. Давай, сказала она, пойдём в Пятилетку, там сегодня играет оркестр Кандата: послушаем, потанцуем…
        Никогда она не была настолько милой, ласковой, покорной! Наверное, именно такой с самого начала хотелось ему видеть её и знать... И когда, обнимая в танце, она просительно шепнула «пойдём ко мне?», оба уже не могли ждать. Шли по набережной Мойки, зачем-то по Антоненко, по Плеханова и всё говорили о чём-то, стояли, обнявшись… И рано утром – ещё чуть светало! - он увидел через зеркальные стёкла лежащий под окном Невский, а возле дома, где аптека, где за угол уходит бульвар на улице Желябова – распустившую белые усы голубую поливальную машину!
        Он поглядел на разметавшиеся по подушке волосы, на Муркино тело, полуприкрытое простынёй. Почувствовав его взгляд, она подняла голову и несонно улыбнулась. Но, странное дело! Утром оставалась она такой же ласковой и милой, как вчера, но чувствовал он, что женщина обрела этой ночью какие-то новые права… Права на него?! Она, видимо, немедленно воспользуется ими…
        И она воспользовалась: спросила, что они будут делать сегодня?
        - Сегодня я пойду домой.
        - А завтра?
        - А завтра я уезжаю.
        - Как! Куда? – её глаза расширились.
        - На Целину. Эшелоном.
        - Зачем?
        - Надо. Сказали – надо. Директор НИИ сказал. В райкоме комсомола тоже.
        - А отказаться ты не мог?
        - Значит, не мог.
        В её голосе вдруг прорезалось новое:
        - А как же я?
        Вот оно! Ему говорили, он читал, что будут, будут такие вопросы! Женские. Вот чего он опасался, видимо, больше всего! Теперь она повяжет его по рукам и ногам; ведь наверняка именно к этому она и стремилась во все их времена, начиная с пионерлагеря!
        - Мне надо идти, Мурка, - сказал Зуев, натягивая рубашку.
        - А обо мне ты не подумал, когда соглашался?
        Она даже не поняла, что согласие его было дано ещё до вчерашнего вечера, до сегодняшней ночи! В её голосе всё явственнее звучали те, новые, нотки:
        - А как же я?!!!
        Голос делался всё громче, послышались звуки приближающихся слёз, затем исподволь возникли рыдания.
        - А ты - обождёшь. Приеду – там увидим.
        - Убирайся-а! – вдруг закричала Мурка, и зарылась лицом в подушку.
        Тихо вышел в коридор, осторожно закрыл входную дверь. Мурка с шумом выскочила на лестницу следом и, догнав его уже на ступеньках, вытирая ладонью лицо, удивительно спокойным голосом почти приказала:
        - Как вернёшься, сразу позвони. И запомни!!...
        Она резко приблизилась:
        - Я не Мурка, я – Муся!
        Потом всё-таки прильнула к нему и поцеловала долгим поцелуем. Таким, какой прервать невозможно. Она умела опутать человека!...
       
        Зуев видел, к чему всё идёт! Одно из двух: либо надо было идти дальше, куда она тащила его, либо… решительно всё прервать! Он спланировал эту акцию ещё на Целине. Позвонил по возвращении не сразу, кажется, вообще первой позвонила она. Мать её была дома. Обеим был интересен рассказ о том, что было с ним на Целине, а он планомерно направлял разговор в нужное ему русло. Мурка цепко ухватила момент, когда, будто бы, обмолвившись, он упомянул про Ингеборг - никакой такой Ингеборг не существовало, ему понравилось случайно услышанное имя; оно привлекало внимание. И по ходу беседы можно было сделать вывод, что у него с ней что-то там было…
        - У вас был роман? – вскинулась Мурка – Был или не был?
        Он уклонился от ответа.
        - Значит, роман…
        Её взгляд ещё более заострился:
        - А кто она такая?
        - Её фамилия Антикайнен…
        С чего вдруг вспомнилось ему это имя, когда-то вычитанное у Геннадия Фиша?! Но он сразу почувствовал, что именно оно придало оттенок достоверности его рассказу:
        - Её отец, - продолжил он размеренно и спокойно, - тот самый Антикайнен, кто командовал походом красных финнов на Кимас-озеро.
        Имя это ей, событие явно ничего не говорили, и Зуева понесло:
        - Ну, тот, кто вместе с Куусиненом создавал Финляндскую Демократическую республику. Помнишь, войну с белофиннами? Инга даже жила с отцом в Териоках тогда, в сороковом; позже ей рассказывали, больше детишек там не было. Правда, было ей…
        Мурка не слушала. Помолчав, она сказала:
        - Финка. Все они белоглазые, терпеть не могу финок. Она, хотя бы, красивая?
        - Не знаю… Если сравнить, конечно, с той, с твоей «ослепительной»…
        Он заметил, что упоминание о том, давнем посленовогоднем, вечере Мурку смутило; её мать, чтобы не мешать им, тихо вышла из комнаты.
        - И давно это произошло? - её взгляд снова резал.
        - Что произошло?
        - Сам знаешь! Я же знала, всегда знала, что тебе нельзя верить!
        Теперь уже он резанул её:
        - Я тебе что-либо обещал!?
        Она помолчала.
        - И сколько ещё ждать? Тебя не было почти четыре месяца, значит…
        - Ничего не значит.
        - Нет, значит! Я давно, с первых дней заметила, что ты неплохо знаешь арифметику! Иди-ка ты домой! Мамочка, наверное, ждёт тебя. То-то обрадуется месяцев через пять!
        - Ты сама всё придумала, я ничего не говорил…
        И тут она снова, как тогда, в августе при прощании на лестнице, прильнула к Зуеву:
        - А может быть, действительно, ничего не было? – глаза её пытливо перемещались справа налево и обратно, - не было ведь?
        - Не было, - ответ его был честен.
        Она потускнела:
        - Нет, врёшь ты всё! Я вижу, что было.
        Оставалось промолчать…

        Они не виделись и не перезванивались всю зиму и весну. Наконец, Зуев решил, что пять месяцев прошло. Обоим было по двадцать пять, надо было ставить давно намеченную точку в отношениях. Да, надо было завершать этот затянувшийся и временами такой мучительный нероман: не на ней же одной сходился свет клином! Когда тебе двадцать пять, столько путей и возможностей, а он всё тянул… Всё яснее становилось, что если не хочет «в неволю», надо решать.
        Резать!
        Был конец мая, и, чтобы всё выглядело правдиво, он позвонил поздно вечером:
        - Это я.
        Она, помолчав, тихо произнесла:
        - Давненько тебя не слышала.
        - Давно.
        - И чего же ты хочешь?
        - А-а, не знаю…
        Он постарался придать голосу таинственную окраску, и Мурка почувствовала что-то.
        - Как поживает твоя Ингеборг? Антикайнен, кажется, или я ошибаюсь?
        - Думаю, скоро будет не Антикайнен, - он улыбнулся голосом, - а, впрочем, она не хочет менять фамилию, да и замуж она не хочет.
        - Так это же ты не хотел, ты боялся жениться…
        - Мурка, - перебил он её, - можешь поздравить: сегодня у меня родилась двойня!
        Она ответила почти без паузы:
        - Я знала, что ты мне врал! Всё, значит, у вас было! Ты чуть не обманул меня, - голос её стал совсем тусклым.
        А в нём самом вдруг стала подниматься всё выше и выше – жалость, сожаление. Но, если бы сейчас он признался в своей тщательно подготовленной лжи, было бы ещё хуже.
        - И как же назовёшь ты своих сыновей? Сыновья ведь?
        - Нет. И тот, и другая... Будут Андрей и Зина.
        - Поздравляю, - сухо сказала она, - ну, прощай…
        - Погоди! Зайди, посмотри хотя бы на них!
        Зуев шёл ва-банк!
        - Мерси, лучше не надо! Ну, счастливо… По-ка… – ответила она и дала отбой.
        Он посмотрел на свою трубку и, подержав, повесил. На душе не полегчало, где-то царапались сожаления… И было чуть-чуть противно.
        Но, по крайней мере, с этим наболевшим вопросом теперь было покончено… 

                http://www.proza.ru/2011/11/22/1286

 


Рецензии
ПОКОНЧЕНО ЛИ? ЗАЧЕМ? ТАК БОЛЬНО? И ТАК ГЛУПО?Когда мы научимся задвать себе вопросы,прежде чем что-то сделать? БОЛЬНО ИЛИ НЕ БОЛЬНО?.... Берегите друг друга и ДУМАЙТЕ! ДУМАЙТЕ,прежде чем сделать. Ирина.

Ирина Бабкина   24.06.2012 15:17     Заявить о нарушении