Лета - река забвения

“… Мы никогда не умрём и никогда не расстанемся               
Это не то, что происходит после смерти”.
                Кристофер Макнамара, “Горец”.
      
      

  Для любви космической величины, что значит одна жизнь?
Разве про разных людей описывают похожие легенды, если это одна и та же любовь зажгла их?
Если мотивы поступков одной истории ярче выражаются в другой...

... Вы  никогда  не  замечали,  что  время  часто  играет  с  нами?  Тогда  жизнь  становится  похожей  на  полотна  сюрреалистов,  и  не  разберешь  уже  где  сновидения,  где  реальность, а  что  происходит  только  в  воображении.  Так  случается  с лоскутными урывками давно прошедшего, ставшего нашими воспоминаниями,  когда  при  его  воспроизведении из памяти  мы  оставляем тщетные попытки представить ход событий  последовательно, как если бы  их увлекало течение настоящего  времени.  Я  знаю,  вы  понимаете,  что  я  имею  в  виду.   


                ++++++

На моем  окне стояла роза, цвела, благоухала. Жила.
Но вот прошло время. Утро. Солнечные пятна за стеклом. А роза завяла. Ее лепестки  потемнели и рассыпались по белому подоконнику.
Так быстро.
Но я ее сохраню. В исписанных страницах вечности.                               
...Бывает, в памяти всплывает то, что казалось совсем забытым, напрочь стертым  временем, спрятанным в самые дальние уголки памяти. Но иногда достаточно только  одного слова, которое, словно двери открывает нужный ключ, оттолкнет завесу  беспамятства. Но есть одно условие.
Это должно быть именно то самое, единственно верное, слово. И тогда тьма отпустит их двоих на свет.
Снова.



                ++++++

"Кто я?" -  Сверкнула мысль, больно раня рассудок, делая смутный туман вопросов еще непрогляднее.
Темнота начинала наполняться белесой дымкой. Сначала посерела, потом -  ударила и  разбилась на тысячу острых осколков. Неясные очертания начали сливаться в отдельные фигуры, черные и длинные.
Искажённые. Они суетливо двигались, раздражая своим беспрерывным мельканием.
Вязкая тишина наконец разлетелась вдребезги с неожиданностью грома после яркой вспышки молний на щите тяжелых, налитых свинцом, туч. Оглушая, сдавливая и звеня назойливым колокольчиком в висках, постепенно обретая свою привычную, истинную высоту.



                ++++++

... Музыка волн не успокаивала, а раскаленный песок обжигал. Молодой мужчина печально  перебирал струны.
Потом странная мелодия оборвалась. Но боль не прошла. Мужчина в отчаянии упал на песок  и  сжал руки, загребая золотые песчинки, перемешивая их с горькими слезами.
Нервно кричали чайки, зигзагами исчерчивая небо, испуганно зацепляя друг друга крыльями.
Море бешено колотило берег.
Лишь одно слово слетело с его губ:
"Эвридика ..."
               

                ++++++               

               

Аэлин грубо втолкнули в шатер. Ее необыкновенные серебряные волосы были растрепаны, тело покрывали свежие синяки и кровоподтеки, длинная  рана на руке кровоточила тоненькой змейкой, кляп тоже пропитался кровью, а глаза, казалось, светились вулканической магмой. По соблазнительно оголенному плечу текла красная ниточка крови, затекая за  разорванный рукав истрепанного платья. Связанная пленница пыталась вырваться из цепких объятий веревок и, казалось, прожигала окружающих взглядом.
-  В чём дело? - Раздался спокойный, но властный голос. Ненавязчивая музыка умолкла,  танцовщицы, шурша  прозрачными тканями и сверкая дорогими украшениями, изящно, грациозно, и  довольно быстро, уплыли вглубь шатра, изредка поднимая глаза и посматривая на Аэлин - надежду и магическую силу отряда мятежника Эирне, человека, посмевшего восстать против Правящего. Музыканты тоже отошли подальше. Один из угрюмых солдат, невысокий, но крепкого телосложения, сделал несколько шагов вперед.
- Ведьма, - произнес он тихо, так, чтобы не услышал больше никто.
- Она-а… -  задумчиво протянул Главный, прищурив глаза и бесстыдно гуляющий взглядом по  стройному телу чародейки.               
Танцовщицы тоже оторвали взгляд от чего-то менее интересного и немного испуганно хлопали  ресницами.
"Интересно, чтобы она сказала, если бы могла? Заклинание? Проклятие? А глаза у неё  необычные... Светлые.      
Теплые ... с разгорающимся огоньком внутри..."

Все жарче, жарче.
Всё сильнее...

...Мысли Главного читались легко. Он не отводил глаз.
Чистые, уже прохладные глаза Аэлин остановились на одной из девушек, которые недавно так  изящно танцевали и так настойчиво отворачивали от неё свои прелестные головки. 
"Смотри мне в глаза."

Огонь прошёлся по острым шрамам пепла и угля, разгораясь.
"Смотри…"

Аэлин толкнули, глаза потеряли свой фокус, постепенно угасая.
Она не смогла прочитать ничего из их прошлого. Ничего из того, кем они были.
Мысли же Главного читались легко.
"А я не сдамся." – Поклялась себе Она, тщетно пытаясь хотя бы ослабить узлы.
"Я буду бороться.    
Я - не забуду!"



                ++++++


Мерцание огня на лице.
Белая  и  красная  розы,  связанные  вместе.
Черное  небо.  Вспышка  быстрых  молний.
-  Эирнэ, что будем делать без Неё?  Мы не можем доверять Ренае, дочери нашего врага.
Шелест деревьев в ночи. Молчание.

Вырванный  из  глубин  памяти  фрагмент  воспоминания:
- Я тебе не дополнительный источник информации! Мне наконец-то все стало понятно!  Прочь, прочь! Вон  из  моей  опочивальни!

“Местоположение  и  планы  Главного – ложны.”

Большие  глаза  заполняются  слезами: “Но  я  не  хочу  делать  тебе  больно”.
Каштановые  волосы  обрамляют  алебастровые  плечи.
- Передай отцу - мы придём.
- Прости... ты ведь можешь... Эирнэ, ты Её уже потерял! Ничто не сможет вернуть Ей память!
- Я не оставлю Аэлин.
Он протянул Ренае амулет чародейки.
- Сохрани его. Меня он теперь  не  спасет.
-  Уходи.
Дрожание певучих  рук; звон разбитых зеркал за спиной; слезы на серебре...

“Реная меня обманула.” 

Голос товарища, самого близкого из единомышленников, прерывает тонкие нити нереального:   
- Она была и нашей надеждой... Но слишком долго...
- Да, уже ничего не изменить. Поздно.
Снова молчание. Но недолгое, - Но ты ведь знаешь, как действовать, если завтра наши планы пойдут не так. Сделай все возможное – не попади с нашими людьми в ловушку Главного.
 
Гром  отозвался  в  висках странным звенящим  шумом.   
“До встречи, Моя любовь...”
Розы выскальзывают из рук в костер и вспыхивают, подарив огню на несколько секунд еще большую яркость.
“Да, это и есть конец. Скоро для меня всё решится.
Наконец-то”. 
-  Утром выступаем!

“Обо мне не беспокойся. У меня своя судьба”.
Гром где-то далеко.



                *****
…Ветер  усилился.
Бьет  в  лицо.
Наполняет  паруса.
Она  спешит.
Златокудрая   знает.
“Я  не  застану  его  живым”.
Облака  летят  по  темно-синему  неспокойному  небу.
Еще далеко.

Белоснежный  хрустальный  замок  возвышается  над  скалой.
“Близко  та,  которую  он  действительно  любит!”
И  тогда  Изольда  отомстила.

“Паруса... так  трудно  дышать... смерть  уже обнимает..."
Прикосновение  белых,  словно  алебастр,  рук.
“...так  трудно  дышать...” 
   
“Знай же  правду  Тристан,  -  паруса  совсем  черные”.
Тяжелые,  налитые  свинцом,  тучи.

Словно  вишневые  лепестки,  дрожат  белоснежные  паруса  на границе  неба  и  моря.
               
                ***** 


Вязкая тишина разлетелась... но сознание снова на некоторое время утащило в объятия тьмы.
Камера представляла собой маленькое, тусклое помещение с каменными стенами и одним небольшим окном с решеткой под самым потолком. В полумраке тонула  лежанка, накрытая сукном неопределенного цвета с длинной бахромой  неизвестного  назначения на одной из сторон неправильного прямоугольника.
Было прохладно и сыро. Желто-оранжевый лепесток свечи одиноко помигивал, провожая  удаляющиеся фигуры в темном одеянии. Оставшийся человек скучно глянул на неровный, низкий  потолок, покрытый кружевами  паутины, и подвинул стул ближе к стоящей в углу кровати.
Он не утруждал себя даже слегка приподнять его.
Шаткие ножки с полной силой проехались по каменному полу, оставляя за собой следы-полоски  и звучное эхо, протяжное, словно вой.
Он сделал это намеренно.
Руки молодой женщины судорожно метнулись к лицу, тревожа покоящиеся на подушке сероватые,  изредка блестящие серебром, спутанные неровные волосы.   
 
Рабетта это немного позабавило.
Совсем немного.
“Необычный цвет волос”.

Удобно усевшись, он расправил  манжеты, провёл пальцами по губам, скривившихся  в  полуухмылке-полуулыбке и громко кашлянул, словно проверяя исправность режущего слух эха, чья работа была безукоризненной. Тонкие руки снова с силой прижались к вискам. 
Немного  полюбовавшись  оранжево-грязным,  неравномерным  освещением  складок  ткани,  Смотритель  приступил  к  ещё  одному  допросу.

Не  скажу,  что  это  ему  не  нравилось.  Просто  это  была  его  работа.

Рабетт  угрожающе  нависал  над  бессильной тенью бывшей чародейки.
Теперь  она  не  отличалась  особой   красотой.  Шрамы  покрывали  её  лицо и тело,  пряди  волос  были,  где  длинные,  а  где – совсем  короткие,  губы – дрожащие  и  опухшие,  сама  же – бледная  и  исхудавшая.
“Возможно,  она  была  очень  красивой, но  после  того,  что  с  ней  сделал   Акантирех,   вряд  ли  её  красота смогла  бы  сберечься.
Бедное  дитя.
Но,  судя  по  тому,  что  я  слышал,  Акантирех  не  должен  был  её  уродовать.  Хотя, если  он  захочет,  то  сможет  вернуть  ей  прежний  вид,  или  отдаленно  на  него  похожий.
-  Его  имя? – Вопрос  отскакивал  от  стен  и  потолка,  звуча  еще  звонче.
-  ИМЯ?
“Имя?  Имя?  Имя?  Имя? ” - вторило  эхо.
“Я  не  помню,  не  помню…” - причитала  девушка,  стискивая уши,  в  которых  отчаянно  били  молоточки.      
После  того,  как  Она  забыла  своё имя,  своё  прошлое,  саму  себя,  Она  еще  долго  помнила  его  имя.
Потом  Её  светлые  теплые  глаза  погасли,  остыли.  Осталась  только  прохладная  голубая вода.  Лед. Как колодец, отражающий осеннее небо.
Рабетт  удовлетворённо  кивнул  и  обнажил  заостренные  белоснежные  зубы.
Смех  новой  ударной  волной  накрыл  её,  заставляя  снова  вздрогнуть,  ощутить  материальность  звука.
“Если  бы  Она  все забыла  после  первой  же  дозы,  то  сразу  присоеденилась к свите танцовщиц  Главного.  Это  его  приказ.  Жестоко.  Может  ли  он  поступать иначе?..
Жаль”.
Глаза.
Ясные,  светлые.
Затягивают  в  себя,  одаривая  голубизной  и  страхом.
Леденящим,  всезатмевающим…
Говорили  же: “… и  светятся  Её  глаза  теплотой,  вспыхивают  вспышкой  обжигающего  огня…”
Согревают?
Нет.
Уже  нет.
Только  холод.
    

                ++++++

Как-то  Смотритель  решил  спросить,  что  же  вызывает  такую  чистую  потерю  памяти,  пусть  и  мучительно,  пусть  иногда  долго.  Очень  долго.
Мужчина  в  темном  капюшоне  и  бледным  лицом  долго  думал,  играя  белым  ферзем  с  серебряной  короной.  Время  шло.
Потом  прикоснулся  к  шероховатым  губам  и  тихо,  осторожно  произнёс:
-  Вам  это  знать  не  к  чему.
“Не  суй  нос  не  в  свои  дела”.   
И  зловеще  ухмыльнулся.
-  Куда  её  направят? – поинтересовался  Рабетт,  старательно  изображая  скучающий  вид  и  полное  безразличие.
-   Не  знаю. – Отрезал  Акантирех,  обжигая  черными  глазищами  и  делая,  наконец,  ход.   
–  Но  не  работать же. 
-   Шах  и  мат. – Опасно  произнёс  Смотритель,  ставя  на  одну  из  клеточек  фигурку  из  черного  дерева.
Бледнолицый  сплёл  пальцы:
-   Вы  хорошо  играете.
-   Приходится.  Но,  что   Вы  скажите  Главному?   
-   Это  его  приказ?
-   Да. Он приедет. В очень скором времени. Только  устранит  неугодных и не заслуживающих для нас на существование.   
-   У меня еще достаточно времени.
Рабетт  взял  в  руки ферзя  из  слоновой  кости  и  поставил  его  на  середину  шахматной  доски,  предварительно  скинув  остальные  фигуры.
-   Ваша   “пациентка”  схожа  с  этой  белоснежной  “королевой”.  Лишняя  фигура.       
Акантирех  молча  пытался  разгладить  на  лбу  внезапно  появившиеся  морщинки.
-   Неужели  бунт  Эирнэ?! – наконец  догадался  проигравший,  бледнея  ещё  больше.
-    Акантирех,  не  ори  так.  Прошу.
Но  эхо  усилило  возглас  и  радостно  разносило  вокруг  все то  же:
“...бунт  Эирнэ…  бунт  Эирнэ…  Эирнэ…  Эирнэ…  Эирнэ…  Эирнэ…”
“ Тогда  это – Она...”
Смотритель  (еле  заметно)  победоносно  улыбнулся.
Песок  в  часах  не  переставал  сыпаться.



                ++++++ 
               
...Стоячая вода отражала латанный, потемневший от времени челн и несколько силуэтов в  ослепительно-белых сорочках.
Перевозчик, высокий, в лохмотьях, со злыми угольками в глазах, к счастью, несколько  угасшими, терпеливо ждал еще две души, чтобы в который раз переправить десять пассажиров  через границу между светом и тьмой, – черную от своей глубины реку Стикс, окружавшую царство  Мертвых.
На его удивление из темноты появился живой человек из плоти и крови с неизвестным ему  музыкальным  инструментом.
Сначала Харон не хотел пускать незнакомца на борт узкого челна, даже выслушав его  печальный рассказ.
Время очерствило сердце перевозчика, и без того – каменное.
Но за определенную плату даже Харон смягчился.
Орфей присел с краю, в стороне  от восьми человек в длинном белом одеянии. Дальше, насколько это было возможно.

От молочно-размытых силуэтов веяло тяжелым холодом.
 
Разглядеть другой берег не получилось, - все вокруг застилал белесой дымкой почти  осязаемый туман, плотный и давящий. Тогда Орфей повернул голову в ту сторону, откуда  недавно вышел сам, невольно глянул на влажный серый прибережный песок и заметил чьи-то  отпечатки ног. Ему показалось, что это следы Эвридики.
 
Вдалеке тусклым маяком засветились две фигуры.
Орфей же, оторвав взгляд от песка, неожиданно для себя самого задел рукой струны.
Полилась тихая, жалобная  музыка, плавно сливаясь с гробовой тишиной, органично вплетаясь  в  несуществующие волны Стикса, проникая в воздушный туман, затрагивая воспоминания,  воскрешая слабый огонек чего-то лишнего здесь, чего-то светлого, способного растрогать до слез  и бездушную статую.
Но Харон даже не мигал.


               
                ++++++               

Вполне  солнечное  утро.  Толпа  народа устремляет свои взгляды на осужденного.  В  их глазах читается отчаяние, страх, глубокое сочувствие, в глазах женщин таятся слезы. Множество знакомых лиц...

...Заплаканные  карие  глаза.  Каштановые  волосы  легкими  волнами  касаются  плеч...

Но  вот  среди  них  –  жесткий  взгляд, полный  злости  и  презрения,  и  победы: “Ловушка  захлопнулась”. 

“Но только для меня с Ней...
Может,  всё  было  бы  иначе."

...Огонь,  звон  оружия,  крики,  магические  молнии заклинаний,  молнии  бущующей стихии. Удары...    
Крик. 
Амулет  из  серебра,  сорванный  с  Её  шеи,  среди  кармина  крови.

“я  вовремя не  заметил,  что  Аэлин  нужна  моя  помощь…”

Ветер  в  лицо.

“Но  я  не  мог  Ей  помочь”.

 Связанные  руки.
         
         
...Главная  площадь  города.  Большое  скопление  народа.  1518  год.  Львов.   
Православный   Ованес  и  полька-католичка  София.
Виновны.
Дым  от  костра.
               
      
“Они же были  до  конца  вместе”.

Две  связанные  розы.
   

Монотонное  чтение  приговора.
Ожерелье  грубой  веревки  на  шее...
“Ни  о  чём  не  жалею”.
Нарастающий  стук  палочек  по  барабанам.

Прохладные  голубые  глаза.
“… Аэлин?”

Близость  смерти.
Облака  по  небу  плывут  все  быстрее...
      
Белые  лилии  на  Её  могиле.



                ++++++


  -  Немыслимо! – Акантирех  в  злости  громил  свою  лабораторию. – Стопроцентно...
Невозможно!  Она  не  могла!
Не  могла  все  вспомнить.      
За  эту  неосторожность  можно  поплатится  жизнью!

“Бежать.  Скрыться”.

- В то  же  утро,  что  и  Эирнэ!
“Вот  откуда  эта  бахрома  на покрывале.”

Разбив  все,  что  могло  разбиться,  алхимик  немного  успокоился.
Но  сбежать  не  успел.
Скоро  его  сожгли,  как  чернокнижника  и  соучастника  Эирнэ  и  серебренноволосой  Аэлин.
Главный  не  прощает  ошибок.   


                *****

Да,  спит  она  в  гробнице  среди  тишины.
Но  мед  Её  красоты  не  отняла  бесплотная  смерть.
Не  смогла.
“Играет  на  твоих  щеках  румянец...”
Она  так  прекрасна.
“Смотрите  же  глаза, - это  в  последний  раз!”
Целуйте,  губы.
“Пью  за  тебя...”
Яд.
“...и  с  поцелуем  умираю...
О  золото  твоих  волос...” 

Навсегда  вместе.

“Как  долго  я  спала!  Меня  разбудило  твоё  имя,
Ромео...
Где  же  капля  спасительного  напитка?
Я  хочу  пойти  с  тобой!”
Острый  кинжал.
Его  ножны.

“... Я  иду  по  твоим  следам  на  влажном,  сером  песке”.
               

                *****

…Играющая  всеми  цветами  радуги  роса  на  хрустальной  крышке  гроба.
Или  слезы?
Дождь.
Семь  гномов  каждое  утро  убирают  её  душистыми  цветами.  Переливы  красок  не  развеют  их  скорбь.
Белые  лилии.
Белое  лицо,  как  снег,  в  окаймлении  черных  волос,  алые,  как  кровь,  губы…
Белоснежка.
Ничто  теперь  не  потревожит  её  сон.
Никакое  зло.
Никакое  эхо  в  этих  глухих  пещерах  его  не  прервет.
Поцелуй  настоящей  любви. 
Его  имя.
Вот  её  пробуждение.



                *****

“Кто  я?” – Тихо, пусто.
“Чье  имя?” – так  же  глухо.
Та   же  холодная  пустота.
Эхо.
Свет  в  темноте.
Живой  звук  в  мертвой  тишине.
“Это  его  имя!”
Бахрома  на  темно- сером  полотне.
Один  из  камней.
За  ним – полость.
В  ней – веревка.
Вполне  солнечное  утро  за  решеткой.

Неспокойные  синие  глаза: “Ни  о  чем  не  жалею”.

“...Эирнэ?”

Взлет  серых  стен.



                ++++++   
         
Вдалеке  маячили  две  фигуры,  медленно  приближаясь  к  переправе.
Они  шли,  робко  оглядываясь.
Держась  за  руки.
Орфей  перестал  играть.
Они  были  вместе.
- Эй,  вы  там,  поторапливайтесь! – не выдержал  Харон.
Души  стали  приближаться  быстрее.  Орфей  заметил  на  шее  молодой  женщины красноватый  след.  Её  длинные,  серебряные  волосы  едва  колыхались,  тонкие  волосинки нежно  касались  бледного  лица,  плеч,  рук…
Теплые  светло-голубые  глаза:
“Не  оглядывайся”.
За  спиной  только  плотный  туман.               
Они  приближались.
На  шее  мужчины  такой  же  след.
Орфей  отвернулся.
Перевозчик  схватил  девушку  за  руку  и  хотел  толкнуть  в  челн,  но  сплетенные  руки  влюбленных  разорвать  не  удалось.
-  Мы  вместе. –  Возразили  они.
- Здесь  правила  устанавливаю  я, – жестко  сказал  Харон. – Ты – в  челн.  Он – подождет.
Тяжкое  молчание.
Следы  Эвридики  на  мокром  песке.
-  Ты  не  должен  их  разлучать.
Посыпались  сварливые  возражения,  но  Орфей  смог  все  уладить.  В  руке  старика  снова  что-то  блеснуло.
Клубы  тумана  плывут  навстречу  над  чёрной  водой.
-   Я  согласен  с  тобой, - они  уже  отплывали,  тревожа  ровную  гладь. – Влюбленных  нельзя  разлучать.               



               
                *****

Халцедон.
Последнее  ложе  Изольды  Златокудрой.
Берилл.
Последнее  пристанище  Тристана.
Забрезжил  рассвет,  ласково  касаясь  пахучих  цветов  зеленого  тернового  куста.
Его  срубали.
Раз.
Еще  раз.
И  еще...
С его  могилы  к  могиле  любимой.
               


                ++++++


Орфей  шел  позади.

Они  остановились  возле  мелкой  речушки.  Неполноводной,  но  чистой,  как  стекло.
Лeта.
-  Огонь  любви  сильнее  смерти  и  беспамятства.  Испившие  эту  воду  забывают  прошлое  и  радость  жизни.

Орфей  не  вмешивался.

 - Я  не  забуду  тебя!
Последнее  касание  губ.
Лета  напоила  их  своей  водой.
Поднявшись  с  колен,  души  с  отрешенными  и  совершенно  равнодушными  взглядами  побрели  в  разные  стороны.
Чуда  не  случилось.

               
                ++++++

Но  как  же  две  связанные  навеки  розы: красная  и  белая?

...Бывает,  в  памяти  всплывает  то,  что  считалось  совсем  забытым...
 
 Аэлин  случайно  набрела  на  пещеру,  и  эхо  сложило  имя  любимого.
Легкий  поворот  головы.
Осмысленные  глаза.
Пламя  серебра  волос.
   
Эирнэ случайно выбил из камней искру огня.
Живого. Среди царства Мертвых.
И одной искры было достаточно.

Мы всего лишь песчинки в песочных часах Вселенной...   



                ++++++

Если бы у Аэлин и Эирнэ  были  могилы, то на них бы проросли сквозь землю розы…
Белые. Красные.
И раскрылись бы весной не только в утешение усопшим, но и на радость живым.
Молчание... Кровь любви...
Это огонь сердец.
               


                ++++++

...Он встретил Её с букетом темно-голубых цветов.
Незабудок.

И Она одними только губами неслышно произнесла, легко касаясь кончиками пальцев хрупких бутонов: “Снова”.   
“Вместе.” – Согласился Он и нежно провел рукой по Её щеке, утирая тоненькие ручейки слез.

Солнце светило. Его лучи проникали всюду, освещая руины давно умершего города. А в одной  из разрушенных комнат, в остатках упавшей стены, поблескивал кармином изящный  амулет из чистого серебра.   


2004 - 2008




КОММЕНТАРИИ АВТОРА:

ЛЕТА (греч. «забвение») – в древнегреческой мифологии река в царстве мертвых, испившие из нее души забывают о земной жизни.

МАГИЧЕСКИЙ ЯЗЫК ЦВЕТОВ:
Букет белых роз – молчание;
Букет красных роз – любовь;
Красная и белая розы, связанные вместе – огонь сердца;
Незабудки – вечная память;
Белые лилии на могиле – прощение за самоубийство.