Письма в никуда

Письмо №1
    Ave, Джо, мой старый приятель!
    Память что-то подводит меня - когда я писал тебе в последний раз? Кажется, это было в 51-м году, когда я получил премию на заводе и решил, что уж ты точно должен об этом узнать.
 Знаешь, Джо, недавно я сидел в своём кресле, том самом плетёном кресле, что сделал для меня мой старик. Я сидел, курил ту самую трубку (она всегда со мной), которую ты подарил мне в 44-м, и вспоминал наше с тобой время. Оно было действительно НАШИМ! Я вот думал - а помнит ли мой старый приятель Джо это время? И решил написать тебе это письмо.
    Джо, ты помнишь тот джаз-клуб, в котором мы провели несколько вечеров в 45-м? Помнишь того дьявола-негра, который возомнил себя королём джаза? Мы-то слушали его и смеялись про себя, а ведь чёрный малый потрясающе владел своим саксофоном! Чертовски хорошо! И сейчас его музыка звучит в моей голове! Я уже привык засыпать под неё. И только в моменты сплина, который опускается на меня всё чаще, в моей голове звучит Бах, будь он проклят! Бах, слышишь, Джо, БАХ! Какого чёрта его возомнили великим? Нет, Джо, те, кто записывал Баха в великие мира сего, не слышали музыки того негра... Как же его звали?.. Джо, ты помнишь?..
    А какое вино мы пили там! Каково?!.. Я думаю иногда - чёрт, где же мне достать ещё бутылочку того чудесного вина? Джо, ты не слышал, где они его берут? Поговаривают мои приятели, что его привозят откуда-то издалека...
    А помнишь, Джо, ту ночь, под свежим ветром Аризоны? Да, да, когда мы мчались на твоём новеньком Линкольне с двумя подружками! Твоя-то девчонка... Как же звали её, Джо?.. Она тогда взяла бутылку коньяка с собой, чтобы отметить твою покупку. Она взяла самый дорогой коньяк, который тогда можно было найти простой рабочей девушке. Но как замечательно прошла та ночь!..
   Пришла Дороти! Помнишь мою Дороти? Она что-то грустна в последнее время... Передаёт привет тебе! Ах, не успеваю дописать тебе, мы идём с ней сейчас на Монмартр, в ресторан, там поёт её любимая Эдит Пиаф.
    Я потом напишу тебе ещё, Джо.

Письмо №2
    Привет, Дороти. Прости, что пишу тебе сейчас, наверняка несвоевременно. Не буду даже спрашивать, как течёт твоя жизнь, ты ведь понимаешь, что я читаю все газеты в поисках статей о тебе. И их накопилось у меня немало. Получается, что я слежу за каждым твоим шагом, и появления в свете не проходят в стороне от меня. Я даже был один раз на твоём выступлении: сидел далеко от сцены, в тени. Тогда я выпил много коньяка в память о наших с тобой днях. Знаешь, ты изумительно поёшь, я всегда говорил тебе это, а ты только смеялась, отмахивалась от меня и говорила, что тебе не суждено попасть на сцену... 
    Я пишу второпях, на вокзале. Сейчас приедет поезд, и увезёт меня куда-то далёко, в Берлин. Там я навсегда откажусь от прошлого, но сейчас я ещё во Франции и позволяю этим воспоминаниям жить! Они так хорошо согревают в этот холодный осенний вечер.
    Осень. Помнишь ли ты нашу осень, Дороти? А наших друзей? Я недавно виделся с Полем, художником. Ты помнишь его? Представляешь, он ещё не износил свой военный плащ! Всё ходит в нём, всё пишет пейзажи нашего чудесного городка, которые, впрочем, никому не нужны. А он и не хочет устроиться на нормальную работу, говорит, что ничего больше не умеет, кроме как рисовать, и только будет мешать толковым ребятам выполнять свою работу. Так и пробивается понемногу, изредка продавая свои картины туристам почти за бесценок.
    Скучаешь ли ты по своей подружке Анне? Она вспоминала тебя, и я показал ей газетные вырезки. Она очень обрадовалась, сказала, что всегда видела твоё будущее именно таким, знала, что у тебя всё будет хорошо. Сейчас у Анны уже два ребёнка, мальчика. Они славно живут с мужем, зарабатывая понемногу, но так, что на жизнь им с детьми хватает. Правда, я так и не спросил, как же её мужа зовут, но один мой знакомый работает с ним на заводе, говорит, то ли Владимир, то ли Владислав, - с этими русскими никак не поймёшь.
    Скоро мой поезд, а хочется написать ещё так много! Я писал недавно своему фронтовому приятелю Джо. Ты помнишь Джо, того парня, у которого мы гостили в Америке? Он тогда ещё подарил мне трубку, а ты всё воротила свой очаровательный носик, мол, табак я курю плохой. Теперь эта трубка всегда со мной, а Джо там, за океаном. Представляешь?
    Куда-то подевался Верье, портной, у которого ты заказывала платьё для меня. Его лавка прямо под окном моей квартиры, и однажды я выглянул в окно, а она заколочена досками.
    А помнишь... Наш последний день? Ресторан на Монмартре, в который мы пришли вечером. Как прекрасна ты была в своём новом платье! Как сладко пахли твои новые духи. Тогда... Вот и поезд гудит, у меня есть совсем немного времени, чтобы дописать... Тогда в ресторане выступала восходящая на пьедестал Едит Пиаф, и мы недолго просидели за столиком. Ты была без ума от её голоса, а я тогда только начинал в него влюбляться. Мы вышли на площадку для танцев, и закружились под "Милорда"...
    Allez venez, Milord 
    Vous asseoir ; ma table 
    Il fait si froid dehors 
    Ici, c'est confortable 
    Laissez-vous faire, Milord...
    Ты положила голову на моё плечо, и первая слеза скатилась по твоей щеке. Что ты сказала тогда, я забыл, я не могу вспомнить твоих слов, этих страшных для меня слов. Вроде "Нам больше нельзя быть вместе..." И тогда ты так серьёзно посмотрела на меня, словно я должен сию же минуту отпустить тебя, но мы продолжали кружить. Я был пьян... песней ли, старым коньяком, запахом твоих духов, а может, плавными движениями наших, в последний раз соприкасающихся тел... Потом ты ушла... А я сидел, одновременно весёлый и растерянный, одновременно влюблённый и подавленный...
    Вот и он, поезд. Прощай, Дороти.