М-дя!

Я пришла на собеседование – искала работу.
– А кем Вы до этого работали? – спросил меня будущий работодатель, когда я скромно присела перед ним на стул.  Он был в не застегнутом черном костюме и белой рубашке. Со спины, я наблюдала его в коридоре,  был похож на памятник, а спереди ничего, весь такой распахнутый  Хомячок-Добрячок.
 –Домработницей,  –  ответила я, вздохнув, и чтобы скрыть неловкость, порылась в дамской сумочке. Достала для приличия ручку.
– Ну, и чем Вас не устраивала Ваша работа? – костюмчатый Хомячок внимательными маленькими глазками просматривал мое резюме.
– Очень даже устраивала, –  честно ответила я.  – Только бабка такая зараза попалась! Говорит, ты мои  тапочки на север носками положила, а мне на юг надо. А самой в этих тапочках  давно на запад пора. Потом еще крестики вздумала под графином чертить,  интересно ей,  вытираю я под ним пыль или нет.
–  А Вы вытирали? – Хомячок-Добрячок поднял наконец любопытный нос.
– Конечно. Но только вокруг  графина. Я-то думала:  ее крестик нечистую силу отгоняет.
– М-дя,  – сказал работодатель  неодобрительно. – М-дя.  – А кем бы Вы могли работать? – он вдруг уставился в упор.
– Мне все равно, –  честно ответила я.  – Хоть космонавтом. Я летать люблю. И потом   космонавты на звездах желания загадывают, когда  сшибают их на своих «Союзах».
– Космонавтом не получится, – он полистал какие-то бумаги, –  справок много надо, вестибулярный аппарат проверяют. Вас хоть раз в стиральной машинке крутили? То-то. Большие нагрузки на сердце. Редко, кто комиссию проходит.
– Зато какие костюмы у них  красивые, серебристые, в  облипочку, – я даже зажмурилась от удовольствия.   Я, например,  красный хочу.
–  М-дя,  – покряхтел Хомячок и закашлялся, – давайте определим характер Вашей будущей деятельности. Ну,  в общих чертах: «человек-человек» или «человек-машина».
 – Не… На машине я уже ездила. На подъемном кране. Высокий такой,  оранжевый, как шея жирафа. Так вот, там, в кабинке, я  приемник на всю мощь включала, чтобы не скучно было. Сама наушники надену и танцую-танцую, а кран раскачивается.  Оказалось потом, это  по технике безопасности не предусмотрено. Покричат-покричат друг другу строители: «вира», «майна», плюнут и домой идут. А один раз кран взял да и сложился, как циркуль. Меня спасатели доставали.
– М-дя, – сказал сочувственно Хомячок-добрячок и что-то застрочил в тетрадке. –  Ну что, тогда остается профессия «человек-человек».
– Нет, это тоже не годится, – я отрицательно замотала головой, – я, когда в армии лейтенантом служила, все ткачихи-поварихи ненавидели меня. Чахли на глазах, жаловались начальству, что я счастье я у них отнимаю. Зато солдатики хорохорились-бодрились. Воротнички у них морозцем хрустят, сапоги черным солнцем горят. Все-все хорошие мальчики хотели в моей роте служить.  В результате предложил мне старичок-генерал увольнительную написать, сказал,  нельзя  мне с мужчинами  работать: война может начаться.
– М-дя! – воскликнул Хомячок-Добрячок   и, вскочив, зашагал по комнате.  – Я понял:  Вы очень-очень редкий человек, каких вообще не существует в природе. И Вам не нужна Простая работа, как у всех,  вам нужна Очень Сложная работа, какая будет  только у Вас:  вроде президента несуществующей страны. У меня как раз появилась вакансия.
      Я едва открыла рот,  чтобы  поинтересоваться, сколько я буду получать. Но он предупредил мой вопрос:
– Я буду Вам  очень  хорошо платить. Только за то, чтобы Вы:  1) никогда не покидали  пределов своей страны,  2) каждый день докладывали мне, как идут дела на ее территории.
     Теперь, когда я рассказываю своим знакомым,  где я работаю, они  только руками разводят: «М-дя!»