Клятое слово. Мужские-женские истории

Он никогда не понимал что такое любовь. Если в детские годы мама ругала его за что-нибудь и спрашивала: «Ты меня не любишь?», он уверенно отвечал лишь твердое нет.
 Повзрослев, парень тоже никогда не говорил кому-либо это затасканное ( с его точки зрения) слово умело маневрируя-оперируя «мне хорошо с тобой», « не могу без тебя» или еще чем подобным.
Когда происходил разлад с очередной подружкой из-за эдакой малости, он в очередной раз пытался разобраться что же такое эта проклятая любовь. Он четко понимал, что нельзя называть этим словом все что ни попадя —  родительские чувства это одно, сыновьи — другое. Взаимное обожание домашних животных и хозяев тоже называлось именно этим универсальным сочетанием пяти букв. Понятие страсть тоже никак не вписывалось в рассказы постаревшей мамы, об их отношениях с отцом на рубеже пятидесяти: «Ты не представляешь, насколько отличаются чувства молодости от нынешних…»
Чувства — да! С этим он соглашался и понимал, но как же решиться называть такое многообразие этим  универсальным словом? Слишком уж не хотелось ему уподобляться  окружающим, бездумно укладывающим свою жизнь в этот узкий пенал, где лежат рядом: домашние животные и собственные дети; твоя половинка и люблю – не люблю холодец; всепоглощающе-яркая болезнь под названием страсть и христианская заповедь Спасителя…
«О чем там говорил Иисус? — с надеждой листал он Библию, — Может хоть здесь есть ответ?»

Шло время, и подрастала его первая дочь. Жена привыкла насколько могла к его уклончивым ответам в минуты близости.
— Смотри на дела, — фразировал он Библейскую причту, — Что толку тебе от пустых слов.
Она действительно видела и чувствовала его отношение к себе и окружающему миру, но никак не могла оторваться до конца от этого клятого слово. И: «Ты меня любишь»? — все-таки иной раз звучало.

На дворе стоял 1985 год, и хотелось перемен.
— Уехать бы куда, — ужинали они как-то раз в родительской квартире, где и жили после свадьбы, — Надоело все…
Через пять минут в дверь позвонили.
— Птахин? — протягивал повестку армейский капитан, — Призыв офицеров запаса. Распишитесь…
В те года бывших студентов призывали массово. Афганистан уносил жизни кадровых офицеров, а «студенты», «пиджаки» или «двугодичники» тащили лямку за некомплект взводных внутри страны.

1987 год.
Воинская часть в глубинке Хабаровского края. Лето.
— Вадимыч телеграмма, — протягивал ротный листок с двумя белыми полосками, — Твоя сегодня приезжает.
Действительно. Тесть отправил. «Встречай Лену. Поезд такой-то. Тчк».
Странный городок, где проходила служба, затерялся на стыке часовых поясов. Всего два километра и Амурская область. Магазины закрываются на час позже — удобно, если с чем-то промазал…
Нужные поезда тоже прибывали и убывали только ночью и  5 км. от части до вокзала всегда пешком.
Дорога ногами набитая. Странности города издевающегося над временем-ситуациями привычны (сколько командировок начиналось таким же ночным переходом). Тем более не зима и едет та единственная с коей он связал свою жизнь.
Километр-второй. Город расположен на двух терассах. Ночь молчит выдавая лишь огни редких машин  да трещат-стрекочут в придорожной траве насекомые.
Вдруг голоса на нижней дороге. Вроде знакомые. Но слов не разобрать. Все правильно поезд уже пришел минут пять как.
«Гляну хоть кто», — и через пути-насыпи на нижнюю терассу.
Не успел и увидел лишь на фоне звездного неба странно знакомые мужскую-женскую фигурки. Он высокий худощавый с характерной походкой полкового друга-товарища замполита Юрки. Кто рядом неясно.
Беспокойный вопрос бьется мелкой птахой:
«Тоже, что ли встречал кого-то? Странно Юрка (друг-товарищ) вроде в командировке?»
Поддал ходу.
Шестой вагон. Пассажиры курильщики, провожающие. Жены не видно.
Проводница.
— Скажите, а Птахина Лена ехала этим поездом?
— Да, но ее встретили. А вы кто?
— Муж…
Странно изменившиеся взгляды и общее недоумение.
Цикады на обратной дороге стрекочут теперь издевательски. Ленка? Юрка? Ну, понятно, дружим семьями. Память услужливо подает текст анонимной записку:
 «Михаил ваша жена изменяет вам с замполитом Юрием Лапоненко. Не будьте глупы и наивны».
В полку такие «шутки» не новость. То вместо хлеба боец от товарища кирпич в газете принесет, то вместо дров для «Титана» танковые пальцы сварят и в вещмешок сунут. Записки тоже нет-нет проскакивали.
Улыбки-взгляды несутся в памяти вместе с километрами до части.
Квартира. Пусто.
Окна друга-товарища замполита. Свет.
— Ленка! Юра! — Молчит ночь.
Звонок в двери. Тишина. Шорохов нет.
Забраться на второй этаж задача-пустяк. В детстве штурмовали и покруче.
Край балкона первого этажа. Водосточная труба. Глаза руки делают свое дело, а в душе начинает подниматься волна «красной ярости». Это от отца. Тот «разогнавшись» мог и убить.
Ярость все гуще и красная пелена застилает глаза. Не заметил, как сорвал марлю на балконной двери и открыл шпингалеты.
Комната. Пусто.
Кухня. На полу стоят до боли знакомые сумки и семейный желтый чемодан.
Все. Больше бежать некуда. Странно, но когда все стало понятным, то ярость пропала и осталась лишь боль.
Понимание случайности телеграммы от тестя — любовники о ней не знали, а Юркина жена приезжает только через неделю.
Квартира и разом ставшая холостяцкой постель.

Утро, и таиться смысла нет. Полк узнает любые новости быстро.
Ротный Вадька:
— Такое бывало не раз и молодец, что не стал с этим козлом разбираться. Рецепт один — ратный труд на благо подразделения. Давай-ка в командировочку тебя отправим.
Но уезжать рано, и есть желание посмотреть за развитием событий.
На шестой день пинок в двери.
Юрка:
— Забирай свою жену! — Обеспокоен. Естественно завтра в его квартире станет тесно.
Улыбаясь в лицо.
— Свободен!
Замок клацает, отсекая бывшего друга-товарища. Еще один бессильный пинок и шаги по лестнице. Теперь в тупике они.
Спустя еще неделю.
Бывшая соседка Аня смотрит через порог своей квартиры и ждет, что ей скажут:
— Я знаю Ленка у тебя. Пускай придет вечером. Надо поговорить.
Вечером за столом на кухне:
— Ты просто не говорил, что любишь меня…
— А он говорил?
— Да…
— Проклятое слово! Ну и где его любовь? — Молчание, — Знаешь, езжай-ка пока к матери. Я уволюсь, будем что-то решать…

2011 год. Им уже по пятьдесят и они по-прежнему вместе.
Она поняла тогда в далеком маленьком городе разницу слов и дел, а он после рождения второй дочери научился-таки произносить для нее «люблю»…