ей за двадцать пять

Захлопнув за собой дверь, я бросила ключи на стол и стянула куртку. Все та же старая пустая квартира, все те же стены, все те же темные комнаты, ждущие, когда я пройду по ним всем и зажгу свет. Но я прохожу в темноте к двери одной из комнат и закрываю ее. Закрываю вторую. Третью. Отрезаю себе пути к отступлению. Все в той же темноте прохожу на кухню и достаю из шкафа бутылку. Забавно, что мне дарил ее... как его там? Колин? Или Морган? Но мне уже давно не важно. Ничего из этого не важно, ни одно из имен этих напыщенных самодовольных идиотов, которым я позволяла заполучать себя на некоторое время, которым я позволяла водить себя по ресторанам, дарить украшения, цветы, диски с музыкой, вина. Их было слишком много, и все они были такими обычными. А мне только за двадцать пять. Или уже за двадцать пять?
Мама сказала бы, что мой образ жизни никуда не годится, что я должна выйти замуж и выбросить из головы всю эту дурь. Интересно, а она знала, чем занимались мы с Джошем в то лето, когда мне было шестнадцать, а он врал жене, что задерживается на работе? Конечно, не знала. Никто не знал, никто не замечал, даже его жена. Потому что я помню, как он мне рассказывал про свою семью. Про своих замечательных двоих детей. Что его старший сын решил по окончании школы подавать документы в один из американских колледжей, хотя только перешел в третий класс. Что его маленькая дочка замечательно танцует. А я все слушала, все запоминала. Чтобы потом, сидя в одиночестве на кухне с бутылкой вина, вспоминать, какой я была в юности. Какой я была до того, как решила окончательно завязать с магией. До того, как убили мою мать. До того, как я стала жить одна в этом заброшенном районе Лондона. До того, как я стала возвращаться в пустую квартиру.
И я даже не знаю, почему сейчас я держу в руках бокал вина и смотрю в окно на огни города, который всегда так тепло меня принимал. Почему я чувствую это поглощающее меня всю одиночество и почему жалею, что никогда не слушала маму. Даже нет, не так. Я никогда ее не слышала. И, может, в ее словах было мало толку, но она хотя бы хотела мне счастья. В отличие от всех этих мужчин, лица которых я сейчас даже с трудом вспомню. Кроме, разве что Джоша, моего первого. Его лицо отчетливо впечаталось в мое сознание, я даже могу представить его в моем бокале с вином, на поверхности кроваво-красной жидкости. Я даже могу заплакать, притворившись, что его любила. Но правда в том, что я всегда любила только себя.
И вот я снова здесь. С бокалом вина в руке, в маленькой кухне мрачной пустой квартиры. Полная былой любви к себе, перерастающей в жалость.