первая боль Мелоди

Это был первый раз, когда она по-настоящему почувствовала боль. Ей было почти двадцать, тогда она еще не начала жалеть саму себя. Тогда Мел еще радовалась жизни. В своей своеобразной манере. Уходя на новую работу, ярко красила губы красной помадой и подводила глаза. Выключала свет и проверяла газ, выходя из дома. А вечерами встречалась с Джеймсом... Джеймсом... Нет, его фамилию Мелоди так и не могла вспомнить. По крайней мере, тогда, когда сидела заперевшись в ванной комнате.
Она даже не знала, почему закрылась. Квартира и так была пуста. Никого не было. А ей будто было стыдно даже перед самой собой за все эти слезы. У нее не текла тушь, а вокруг глаз не было темных разводов. Только от губной помады почти не осталось следов на искусанных губах. Она держалась всю дорогу домой, чтобы не закричать. Да и дома тоже... Даже в ванную ушла не сразу, первые полчаса пыталась приготовить себе чай, но руки дрожали. Даже разбила кружку. Порезалась об осколки. Вот, как она оказалась здесь. Перед зеркалом, из которого на нее смотрела гордая почти блондинка, с ярким макияжем и отпечатком злости во взгляде. Потому что в первую очередь она злилась, сильно злилась.
И даже ее собственное отражение вызывало у нее злость. Настолько сильную, что она разбила зеркало рукой. Стало больнее, потому что к боли в душе присоединилась боль физическая. Маршалл не выдержала. Не было сил, чтобы сдерживать себя. Ей даже было все равно, что рука вся в порезах и сильно кровоточит. Она просто осела на пол, прижимая к себе колени. Не видела себя со стороны, но знала, что лицо перекосилось от беззвучных криков, которые сопровождали ее слезы. Первые слезы за долгое время.
И дело даже было не в том, что она не успела уйти первой. Мелоди же знала, что когда-нибудь определенно ушла бы. Но Джеймс... потом она горько усмехалась, понимая, что, пожалуй, он ей действительно нравился. Он тоже дарил ей подарки, говорил комплименты. А потом начал играть в прятки. Она любила играть в прятки, но не когда это делали так жестоко. Она могла врать обо всяких мелочах, но не могла вытерпеть такую огромную ложь. И до дрожи в коленях поразило ее осознание того, как с нею начали играть. До кровоточащей руки и слез в закрытой ванной.
А потом, уже немного успокоившись, она куталась в большую шерстяную кофту, сидя на диване и продолжая обнимать себя за колени. Говорила, как обычно, с матерью и чуть дрожащим голосом отвечала: "Я в порядке".