Страсти по пенсионеру

Зазвонил телефон и он, словно задохнулся от нахлынувшего ощущения счастья. В трубке родной голос  жены:
 - Здравствуй Ванечка! Я знаю, что ты очень скучаешь, приезжай, увидишь и детей и внука!
Он, в свои шестьдесят, стал очень сентиментальным. Перед глазами сразу появилось очаровательное личико младенца, его ручки и ножки. Они барабанили в двери этого мира,  и он готов был, усилием воли, сразу же оказаться рядом, ответил лишь только:
 - Да, постараюсь, - положил трубку трясущейся рукой, задумался.
Опять эта дорога. Дорога, которая - то разлучала, то вновь соединяла его с семьей. Как она нелегка! «Она, словно враг, затаилась и ждет, ждет, что я  спасую - не выдержу! Почему так случилось, что эта семья стала роднее?» Он попытался ответить честно на этот вопрос: «Возможно потому, что и Михаил и Павел слишком крепко стоят на ногах, и им не нужна отцовская поддержка».
Метанья между родиной и семьей настолько усилили пагубную привычку пить, что на родине он себя уже не помнил трезвым. Никому он не нужен был таким, даже себе. В Германии Иван невольно учился возвращаться в мир трезвости и порядка. Когда же возвращался домой в свой загородный дом почти здоровым, то каждый новый день, проживаемый без Анны, не приносил удовлетворения его самолюбию и он снова начинал пить. Не было  подчиненных, которым он всегда ставил задачи и следил за их решением, за проявлением характеров и время храбро мстило ему за прошлое: за самоуверенность, за властность, за активность. Время доказывало, что не он в той прошлой жизни был обороной для своих работников, а они были защитным экраном  от жизни, которую он не знал, не хотел знать.
Когда-то его первая жена Римма при очередной его измене грубо бросила:
 - Ладно, баба этим местом карьеру делает, ты же не баба.
Римма – его первая жена успела сказать горькую правду. Будучи тонким психологом, он  умел владеть собой, но после выпада жены он не справился с собой: он решительно порвал отношения с женой, из мести женился на любовнице, чтобы начать новую жизнь. Соратница в финансовых делах стала соратницей во всем остальном, касающемся его личной жизни. Далеко не каждой женщине  удается перейти из разряда сопереживающих - в разряд переживающих.
-Да, меня всегда притягивали женщины, обладающие властью, - так он начинал беседу со временем или с пространством.
-Наверное, у них ты научился предугадывать. Ты по своей природе, не творец, но хочешь им быть, и именно женщины с реальной властью делали твою жизнь особенной, – вещало время. 
- Я позволял это делать!
 «Ты позволял это делать, пока власть только протягивала к тебе руки. Как ты с ней обручился,  то решил, что не проведение и не случайная удача тебя нашли,  а именно ты создал себя таким удачливым».

«Залаял пёс во дворе, одеяло путалось под ногами, и Иван с трудом встал с кровати.  Ночь морозная; он поёжился, пытаясь понять, как пройти к окну, осмысливал - сон вокруг него  или явь. Знакомая тюль на окне, лунный отсвет на комоде вырвал из темноты силуэт фонаря. «Это мой фонарь. Там,  за окном, какая-то чехарда. Наверное, воры!»
Нацеливая в темноту мощный луч фонаря, увидел в кадре вертящегося на месте Рекса; тот метался то в одну сторону, то в другую. Машина почему-то просигналила. И, вот, уже который день так. Подождал, все затихло. Прошлепал на кухню, налил отвара ромашки, выпил, побрел к окну, сел на ступеньки, ведущие на второй этаж, закурил. « Один. За что мне это? Нет живой души рядом», - простонал. Очнулся от потряхивания плеча.
- Простите, что с Вами? - бортпроводница приводила Ивана в чувства.
Перед ним только затылки сидящих людей и встревоженное лицо стюардессы. - Значит, приснилось все.
Он прожил во сне ещё один, похожий на другой, день своего заточения  в своей маленькой родине -  загородном доме. Беспокойство за оставленный дом, видимо, въелось глубоко в подсознание. За три года уже седьмой раз он оставляет свой маленькую родину под присмотром непутевого Федора.
    «Озеро наступает на переправу и вот-вот размоет её,  ещё день, и он не сможет выезжать на своем «Лэндкрузере» со двора. Труба замерзла и отлива талой воды из озера не происходит. По длинной трубке бензин течет к горелке, вспыхивает огненным шаром перед лицом, мелькают лица сыновей, аэропорт… Он снова поджигает, близко поднося к горелке спичку, снова огненный шар. Он вспотевший, но гордый проталкивает горелку вглубь трубы. Долгий треск и сантиметр за сантиметром освобожденное пространство вдохновляет. Никого вокруг нет, но ему кажется, что за ним кто-то наблюдает. Значит, все-таки я не один. Он старается, старается не для себя, для неё. Она идет на другой стороне озера, проваливается в рыхлый снег, смеется, иногда вскрикивает: «Иван, я здесь!» - машет рукой, старается привлечь его внимание. Собаки (две кавказские овчарки) очень избалованы и вниманием хозяина и пищей, все время лают. « Я не один».
-Нет, Вы остались один! - треплет Ивана за плечо стюардесса. - Нужно выходить!
В аэропорту его встречает сын Анны, он выглядит щеголем, бросается навстречу угрюмому Ивану с радостным вскриком:
- Здравствуй,  отец!
Ивану неуютно рядом с Германом: в машине, на улице. Ему неуютно среди, хвастающих порядком, и претендующих на особые цивилизованные права дворы и здания. Почувствовав объятия женщины из сна, ещё больше ощущает свою ненужность в этом совершенно чужом немецком городе. Опять пришла мысль: «Разве радовался  бы отец такому паломничеству»?
- Зачем тебе все это нужно? – так спросили  родные сыновья,  провожая его в аэропорту.
- Зачем - зачем? Четыре тысячи марок на земле не валяются. Пособие это я отдам жене. Они там нищие, ждут от меня помощи, а Анна -  моя законная жена» - ответил им Иван, гася растущие в  душе   и сомнение и обиду. 
Анюта по отцу немка и выбранная профессия подтверждала расчетливую натуру, но  ласковая, с мягкой и гибкой дипломатичностью, с эмоциональностью, с чутьем всего изящного, красивого и современного. Она являла собой выгодный подарок судьбы, и он захлебывался от этого нежданного подарка два десятка лет. Как отказаться от него?
Что было между ними? Любовь?  Разве можно подобострастие, волнение, жажду другого тела, восхищение педантичностью и особые запахи и звуки - все это уместить в слове любовь. Да, он - твердыня, не все понимает, не все ощущает и  видит  он  языком быта, но предчувствия особенного его никогда не обманывали и, если бы у него была лишь одна извилина, то и тогда он отличил бы серость и прямолинейность  от бликов разноцветья и узоров в общении.
- Анюта, здравствуй! - он раскрыл объятия и, сразу понял, что размах их не вместит эту тучную и уже незнакомую женщину, стоящую в дверях.
- Ванечка, родной! - она заплакала, собрала на груди руки и просто прижалась.
 «Зачем он ехал? Бередить душу?» - Он не терпел слез. Ему захотелось куда-то убежать,  лучше, в своем доме спрятаться, как мальчишке или сесть на прокуренные ступеньки и задохнуться от одиночества, чем принимать чужую действительность.
 Наташа вышла навстречу Ивану с младенцем на руках.
 - Папа, вот тебе внук. Смотри, какая прелесть?!
 Наталья забеременела здесь, в России не получалось. Иван представил свою жизнь в Германии, рядом с женой  с неродными детьми и внуками. « Жить здесь на пособие вместе с ними, целыми днями тосковать по родине. Нет, лучше чаще буду ездить, пока могу». Разговор, ради которого приехал, отложил на следующий приезд.
Сколько раз в жизни можно надеяться или иметь право на обновление жизни, забывать свои заслуги и все начинать заново? А, как хочется, чтобы заслуги всегда учитывались, а не рассчитывались с нуля. Вот, уже три года он болтался между родиной и чужой землей и выжидал исправления жены в его пользу. Сначала он, с радостью и присущей ему гордыней, познавал жизнь на чужбине. Раньше он не имел возможности посмотреть мир и показать себя. Но, после двух поездок ему стало неинтересно. Каждая поездка требовала денежных расходов, а прощаться с накоплениями в старости - ой, как непросто, непросто и опускаться до сторожа собственного имущества.

  Люська

Вернулся он из Германии уставшим. Сразу нагрянули сыновья с семьями. Дом наполнился запахами настоящей жизни. Шумные праздничные дни возвратили ему ощущение сопричастности в делании сыновней жизни. Но, все же, не это было главным.
Сыновья уехали и, он остался один, чтобы опять маяться с одиночеством. Изрядно  напившись, он позвонил в службу досуга. Когда  нужно было называть свой адрес, протрезвел и отказался от затеи. Здесь, почти в лесу, он был недосягаем для разного рода  аферистов, однажды пригласив их, он мог стать мишенью.  Пока у него получалось тормозить на жёлтый свет. Он мог замерзать в своем неотапливаемом доме, когда случалась авария в энергосети, мог упасть в сугроб перед домом, потому, что всегда был  пьяным. Он мог отравиться пищей, которую долго хранил и не выбрасывал после обильных застолий, но этот исход мог быть по его воле или по воле случайности, но никак не по чужой воле.
Зазвонил телефон, Иван, снимая трубку, приготовился услышать голос жены Анюты, но голос был мужским; с трудом Иван его узнал.  Братан поздравил с возвращением, спросил:
-Возьмешь собачку породы кокер-спаниель? Я её на охоте нашел.
Иван неожиданно для себя обрадовался, но замешкался с ответом, Братан стал нахваливать характер сучки: « Умная, как человек! Мало ест. Один недостаток - много гавкает» - тут Иван включился, торопясь застолбить право на этот неожиданный, но нужный подарок: «Очень хорошо, привози; возьму».   
Вечером приехал полковник, вывалился из рафика с  каштановой собачкой под мышкой, за ним выпрыгнула всегда бодрая и веселая жена Галина. Собачка вырвалась из рук Братана и начала носиться по двору громко и беспрестанно лая, нарушая тихий и  ленивый уклад старой жизни.
 Гости были недолго. Проводив супружескую пару за ворота, Иван сел на крыльцо стал наблюдать за собачкой, которую назвал Люськой, задумался - «Неужели, я заслужил только такую дружбу?» Ответ был в доме. Двадцати - литровая бутыль со спиртом, стоявшая в углу гостиной всегда была главной советчицей, без её участия он не решал ни одного жизненно - важного вопроса. Бутыль оказалась  пустой. Иван налил в желтый эмалированный таз теплой воды для Люськи, поставил рядом с бутылью, вышел на крыльцо.
 Люська носилась между овчарками и задиристо лаяла. Овчарка – мать Рекса ею любовалась, сидя на взгорке, Рекс с большой, словно у льва головой норовил при приближении Люськи дотянуться до нее и прижать её голову к земле; Люську это нервировало и она откровенно за такое нахальство здоровяка облаивала. Иван тоже залюбовался беззаботностью и бесстрашием Люськи. Пришла мысль и он вздрогнул от ею правильных  и красивых очертаний – «шантажировать Анюту расторжением брака. Сосватать невесту, а там – пусть будет, что будет. Это будет достойный ответ на предательство Анюты. Она вынуждена будет согласиться,  и даст развод. И начнется новая жизнь. Впрочем, о чем горевать - он уже начал её. Люська помогла почувствовать вкус этой новой жизни».
Зачем жить в одиночестве и не требовать хотя – бы засвидетельствовать его? Сильный ответственный мужчина не может быть одиноким, даже если устает соответствовать планке, на которую когда-то себя поднимал.
К концу недели повеселевшим и ставший нужным и любимым для Люськи, Иван решил созвать совет из старых проверенных друзей - тех, кто продолжал в отношениях с ним признавать его статус в прошлой жизни. Встреча была скоротечной без «излияний» и воспоминаний, теребящих самолюбие. На прощанье, взяв в руки Люську, объявил всем друзьям задание: отыскать достойную невесту - медичку или юристку.
В пятницу он уже входил в квартиру избранницы. Лариса встретила настороженно. Иван, не давая времени на раздумья, изек:
- Ты мне нравишься. Собирайся, баня стынет, - сказал с приказной интонацией. Ларисе напор не понравился, он это заметил, смутился:
- Разве Вы не согласились на встречу?
- Я согласилась познакомиться, но Вы уже здесь?
Иван тут же позвонил  свахе, - Танечка, нужна твоя помощь. Скажи Ларисе, что вы с мужем хотите ко мне приехать. 
Овчарок Иван увёл далеко за крыльцо и предложил Ларисе войти в дом. Скрипнула дверь и навстречу Ларисе выскочила из спальни Люська; она с радостным визгом закружилась вокруг нее. Иван понял: невеста пришлась ко двору.
Приехала сваха Татьяна с мужем. Вместе с ним Иван когда-то учил и воспитывал рабочий класс автопредприятия. Лариса успокоилась и  опасения ушли на второй план.
Приехала ещё супружеская пара. Мужики пили много. Они пили допоздна, беседовали, спорили, забыв о женщинах. ..
Вернувшись из гостей, Лариса поспешила встретиться с сестрой Соней. Самой Соне в личной жизни повезло как-то раз и навсегда. Остальные возможные случаи знакомств она, из любопытства, умозрительно добирала, наблюдая за жизнью Ларисы. Соня редко бывала трезвой. Жила с пьющим таким же непутевым, как и сама. Еще более замечательное качество  Соне на роду было написано - быть «ясновидящей». Не однажды Лариса  шла к сестре за информацией, даваемой той свыше. Эта информация была всегда нужной и кстати.
 - Скажи, ты знаешь  Ивана Павлинкова  из нашего посёлка?
 Соня  поморщилась.
 - Терпеть не могла  этого картавого рыжего. Он же был первым мужем  Риммы Бренёвой. Наша мать в гробу перевернется от новости, что ты с ним жить собираешься.
 Лариса нервно засмеялась, а Соня продолжила её наставлять:
 - Опять  вляпалась  в историю? Когда закончатся твои подвиги?
Иван, словно почувствовал переменившееся к нему отношение,  известил Ларису:
 -  Ты должна знать Римму Бренёву. Она – бывшая жена. Постарайся с ней не общаться!
-Почему? – задала вопрос Лариса, но ответа не получила.
За три месяца знакомства Лариса не почувствовала себя возлюбленной. Он, то и дело, давал ей поручения. Проверял и контролировал их выполнение, словно вернулся в свою обыденную директорскую жизнь. Устав от замечаний, Лариса взбунтовалась:
 - Я больше не приеду!
 - Ты сделаешь большую ошибку.
 Люська, почувствовав отъезд Ларисы, не отходила от неё, и все время рычала на Ивана, не позволяя даже приблизиться.
 -Я не назначал еще её хозяйкой, - сердился  Иван, грозя Люське кулаком.
 Ларису так растрогала Люськина преданность, что она решила, пока не торопить события.  Она вошла в чужой мир с опаской. Это тревожило её, но она не имела  права подправлять этот мир под себя, и понимала, что ей нужно меняться.
Новая избранница смогла заполнить вакуум, привнести в жизнь Ивана смысл и радость. Лариса была расторопной и не гнушалась домашней работы. В постель впрыгнула озорно и  надолго, поразила своей доверчивостью и откровенностью. При виде ее обнаженного тела, в нем просыпалось животное, ему хотелось душить ее в объятиях, делать что-то невообразимое, он, уже забывший ощущения страсти, с трудом сдерживал свои порывы. Боялся, что скоро это закончился и, словно пытаясь закрепить пробудившуюся страсть, начал снова пить.  Пил много, боялся, что сердце не выдержит, но все равно пил, наливал ей.
Лариса, понимая, что свой стиль жизни здесь не навяжешь, взбунтовалась: «Хочешь меня споить? Лучше – я уйду! 
Этим она надолго Ивана отрезвила и заставила отказаться от пагубной привычки.

Рыба - и та умеет протестовать.

Приближался день Троицы. Оказалось, что родители Ивана и мать Ларисы были похоронены на одном кладбище. Решили вместе поехать и привести в порядок могилы родителей. Иван, помня пожелание Ларисы, сделал для нее добротную скамью, взгромоздил свое произведение на машину. Разгрузились у могилы Ларисиной матери. Он подошел к надгробию всмотрелся в фотографию.
- Я же знал эту женщину!- с волнением воскликнул он.
- Да, я знаю, - по инерции сказала Лариса и как-то сразу  замолкла.
Иван торопливо вкопал привезенную скамью и поспешил к могиле своих родителей. Они чистили, красили оградку и все время молчали, думая о вечном.
 - Я бы хотел, чтобы меня похоронили рядом с родителями, - нарушил молчание Иван.
Ларису удивила такая откровенность. Честолюбивые никогда не говорят о своей смерти, им кажется, что они будут жить вечно. И, как-то вдруг, уходят. А им ставят величественные памятники за освобождение большего пространства. Самолюбивым мало места на планете Земля и  кажется им, что они  не будут подвержены процессу смерти, с ними не должно повториться то, что повторяется со всеми другими. Они надеются, что для них есть какой-то другой исход, и они тихо доживают старость, боясь вспугнуть ожидаемое вознаграждение.
Иван был и честолюбив и самолюбив. Каждый это понимал, даже малознакомый человек, хоть однажды побывавший в его резиденции. Портретами Ивана был увешан весь дом, с них, буквально, выпирал  бравый рыжеволосый красавец.
 - Иван, это же обычное поселковое кладбище. Разве ты жил, чтобы упокоиться как обычный гражданин?
- Упокоиться у стен Кремля я никогда не мечтал. И, слава богу, не буду участвовать в такой упаковке. На том свете, возможно, лишь весят по-разному, но молчат  одинаково.
Лариса первая пошла к машине.  На кладбище было немноголюдно. Пробираясь сквозь заросли кустарников, обходя  плотно,  в разброс, выстроенные оградки, она натолкнулась на  женщину. Та стояла, прижавшись к березе, словно от кого-то пряталась. Поравнявшись с ней, Лариса, с интересом, посмотрела ей в лицо.
 - Здравствуй Лара! - услышала, не успевая узнать женщину. Это была Римма. - Я, слышала, что у Ивана работница в доме появилась, так, это ты!? Кажется, я ничего плохого тебе не делала, зачем ты эту игру затеяла? Я должна была вернуться к нему. Я его очень люблю, ты знаешь…
 Лариса  на выпад Риммы ответила так, словно вооружилась:
 - На моё место работницы по дому претендуешь?
 Она вспомнила, как два года назад здесь, на кладбище, они встретились нечаянно, много говорили, вороша в памяти события давно ушедших лет, поминали вместе усопших родных. Поинтересовались друг у друга настоящими событиями. Римму прорвало тогда:
 - Ты не знаешь, ведь меня муж бросил. Женился на своей бухгалтерше. Я так долго лежала в больнице, еле выкарабкалась, до сих пор мучают головные боли. Лариса посочувствовала, как могла. Ей хотелось тогда, с присущей ей критичностью и дерзостью, уличить Римму во многих грехах, чтобы как-то помочь в её состоянии. Римма была единственной дочкой в многочисленной семье. Родители её баловали, -  это знали все. И то позерство, и  высокомерие, с которым она всегда себя подавала, выделяло её  и одаривало вниманием  перспективных женихов. У неё всё в жизни складывалось и ладно, и удачно.
Завидев приближающегося Ивана, Римма поспешила отвернуться, но Иван узнал её.
- А ты, что здесь делаешь? Иди своего соседа выслеживай! - так же грубо прикрикнул на Ларису: - С кем попало рот разеваешь,  поехали.
Приехали домой к вечеру. Лариса собирала на стол. Нечаянно, разлитая  на полу вода  его взбесила,  указывая пальцем на лужу,  закричал:
- Это, что такое? Убери сейчас же!
- Чем я провинилась?
-  За моей спиной сговариваетесь!
Сели за стол. Люська  легла на пол и прижалась к ногам Ларисы, исподлобья наблюдала то за хозяином, то за Ларисой. Она была уже накормлена, но, с вожделением, ждала лакомства. Как всегда Иван разлил по рюмкам коньяк.
- За родителей!
Немного помолчав, Лариса сказала:
- Римма - мать твоих прекрасных сыновей. Она не может быть тебе врагом, она этого не заслужила.
- Плохо ты знаешь эту генеральшу. Я её любил и люблю, но предательства её не прощу.
Люська, до этой поры лежащая спокойно, вскочила и зарычала на Ивана.
- Вот, даже собаке не нравится  твои слова.
Лариса поняла, что она может полюбить этого человека, но она никогда не узнает его отношения к ней. Какая-то параллельная жизнь проходила рядом, в ней уживались герои жизни Ивана, но они никогда не пересекутся с Ларисиным наследием.
- Не пойму, почему ты сговариваешься с ней за моей спиной. Я выбрал тебя своей соратницей. Так что будь добра,  люби и слушайся меня.
- Не ко мне она приходила, тебя увидеть хотела. Перед ней оправдывалась, теперь перед тобой надо. От меня в твоей жизни, как я поняла, ничего не зависит.
Наутро Лариса тихо собралась,  погладила Люську на прощанье, вышла во двор, бросила кавказским овчаркам сухариков, и, не оглядываясь, пошла к автобусной остановке. Проходя по краю запруды, вдруг увидела по обеим сторонам ручья, вытекающего из озера,  много живой рыбы, бьющейся о камни. Не зная,  что предпринять, долго стояла. « Почему столько рыбы выбросилось из озера? Может, не надо уходить. Рыба и та протестует, я ухожу, а ведь собиралась меняться  - под Ивана подстраиваться...». - Посмотрела на окна, ожидая увидеть знакомый силуэт, но, не увидела.

Вернись домой!

Лариса ушла без объяснений. У Ивана таких неудач не было. Почему это могло случиться? Его расчет всегда совпадал с результатом. Он же обещал оформить развод с женой. Он, почти, решил эту проблему. Он же обещал оформить брак с Ларисой, он бы и это сделал. Ну, почему побег? У него не могло  быть такого срыва. Иван запаниковал. А, как хорошо он придумал! Анюте он, вскоре, сказал бы новость, какую она заслуживает: « Анюта, я всегда тебя буду любить, но мы теперь разными жизнями живем, и это надо официально признать. Твое место - рядом с детьми, мое место - рядом со своими детьми. Они - мое продолжение. Я сделал все, что мог, я вам буду помогать, пока могу, но разрываться между тобой и родиной я не в силах».
Он, как-то сразу, заказал билет. Спустя неделю он уже летел  в Ганновер.
Так прошел год.
Позвонила Римма:
 - Здравствуй, зря ты, Лариса, оставила Ивана. Он, после твоего ухода, опять ездил в Германию. И сейчас у него другая женщина. Он ведь так хорошо к тебе относился,  я об этом даже и  мечтать не смела. Как мне хочется, чтобы он развёлся со своей немкой и был бы свободен.
Лариса только сказала:
 - Здравствуй, да, конечно.
Не вытерпев и дня,  она  отправилась к сестре Соне. Соня была, как всегда,  навеселе. Словно готовясь сделать немедленный запрос в банк мироздания, присела, застыв  в вопросе:
- Опять замуж вышла?
- Ты вот каждый день замужем, а я только один раз в пятилетку замужем бываю, - ответила Лариса на язвительное приветствие.
-  Не частая гостья, - продолжала тянуть приветствие Соня.
- Зато, ты частая - завершила приветственные поклоны Лариса, усаживаясь на старенький диван. 
Звонко залаяла на неё, еле выкарабкиваясь из-под дивана почти лысая болонка.
-  Новую породу выводите?
Соня запричитала, пытаясь поднести ко рту сигарету. Рука, упиравшаяся локтем в колено, норовила соскользнуть с него, пепел стряхивался тут же, на собачку:
-  На то-о-м све-е-те она но-о-вой породой будет. Умирает она.
Муж Сони, стесняющийся почему-то ходить при свидетелях, вякнул с кровати:
- Все у нас хорошо. Водки много выпила, вот, лишняя теперь и выливается, - сказал, словно вывел на чистую воду симулянтку.
Лариса, наконец, вжившись в обстановку, спросила без обиняков:
- Сонь, какие такие дела были между Иваном Павлинковым и нашей матерью?
- Он же учился после армии  в школе рабочей молодежи - ещё в той, что стояла у подножья террикона, с директрисой роман крутил, на мамкиных глазах всё было.  То ли не очень старались таиться, то ли перестарались, закрылись в директорском кабинете. Мамка заканчивала мыть обычно на кабинете директрисы. Не постеснялась - начала тарабанить в дверь, мол, ваш рабочий день закончился, да и шуры-муры пора завершать. Иван, чтобы лишних сплетен не было - сиганул в окно. Когда директриса дверь открыла, за окном Иван заорал. Представь, прыгнул-то на большой камень породы, который нечаянно прикатился с террикона. Коленки тогда сильно отбил. Мать, считай, на себе его волокла к крыльцу школы.
Вместо благодарности, директриса уволила мать, наверное, чтобы сплетни далеко не уходили. Ну, мать задели, она судиться стала, чтобы восстановили на работе. Получилось еще хуже. За аморальное поведение директрису сняли. А тут, как раз Римма ему подвернулась. Ведь добился - Римма бросила хорошего парня из-за него. Когда мама узнала, что Римма выходит за Павлинкова замуж, опять вмешалась. Такое про него рассказала Римминым родителям, что те долго не соглашались выдать за него дочь.
Ещё немного посудачив, Лариса засобиралась домой, словно окунувшись в другое время, как-то иначе попрощалась:
- Ну, до свиданьица.
На улице её окликнул незнакомый мужчина:
 - Лариса, здравствуй!
 -  Здравствуйте, извините, но я вас не знаю, - чтобы точнее убедиться, пристальней вгляделась в лицо незнакомца.
 -  Нет, я вас не знаю.
 Незнакомец снял черные очки.
 - А так, Ларочка, узнаешь? - Лариса снова вгляделась в лицо незнакомца. -  Лара, мы же с Вами на Канарах познакомились.
 - Мистика какая-то! Не была я на Канарах. Спасибо, конечно, что Вы так хорошо обо мне думаете и, поняв «откуда ветер», захохотала.
 Незнакомец извинился, взгромоздил на лицо очки и, склонив голову, пошел восвояси. Лариса  мысленно поблагодарила сестру за участие в её судьбе и уже, совершенно уверенная в своей неотразимости, наметила планы на следующий день.
 Поняв, что ничего особо страшного её семью не связывало с Иваном, позвонила ему. Он  только сказал:
 - Не дури, возвращайся домой, полечишься в кедровой бочке.
 Он не умел или не хотел выказывать радости. Лариса оглядывала владения, во всю грудь дышала морозным воздухом и не могла надышаться. Теперь она точно знала, что действует не как обычно - целенаправленно.
 - Ты не думай, что меня можешь одурачить. Через меня прошли тысячи, - вещал немного смущенный Иван, боясь, что Лариса сочтет его добрые намерения за мягкотелость.
 Лариса насмешливо отвечала:
 - Нет, нет, тебя же тысячи не могли одурачить, да и свидетелей многовато. Больших планов не строю, хотя перспективы заманивают. Подлечусь в кедровой бочке, если ты не против? - Лариса поймала себя на мысли, что действует по чьей-то воле: уже не смущается, уже не боится  грубых выходок Ивана и, даже, провоцирует его: -  Разведешься - останусь. Не разведешься - посчитаю свою миссию завершённой. И, пусть, более достойная тебя завоевывает. Наверное, моей неудаче  кто-то будет рад и добьется большего.
Кедровый бор шумел многоголосьем птиц. Снег во дворе потихоньку таял. На владения Ивана наступала со всех сторон  весна. Люська  почти не забегала в дом - резвилась во дворе. Как только Лариса выходила, Люська тут же начинала её развлекать: убегала на середину озера и писала круги по воде, погружаясь,  почти с головой, под ледяную гладь, носилась по снежным взгоркам.  Лариса  то хохотала, то, пугаясь, что Люська застрянет между льдин и не сможет выбраться, каждый раз вскрикивала.
В доме было  чисто и спокойно. Домашние заботы не отягощали Ларису. Зная, что праздности Иван не любил, она придумывала какие-то затеи. Эти затеи Иваном одобрялись, он тоже не сидел - сложа руки. В загородном доме у него всегда находились дела.
- В городской квартире я бы давно спился, здесь я всегда нужен.
Иван, словно генератор, вырабатывал идеи одну за другой. Ларисе это нравилось. Мужиков, вырабатывающих  идеи между  перекурами и опустошенными рюмками, к тому же  умеющих  их реализовывать, слишком мало. Уже только за это Ивана можно было уважать. Ведь, благодаря таким умельцам образуются жизненные обстоятельства, удерживающие нас, смертных,  на этом свете. Эти обстоятельства, словно паутина связывают нас, сталкивают.
- Знаешь, после твоего бегства у меня образовалось пятно на ноге и это пятно никак не исчезает, никакие мази не помогают, - признался Иван в первый же день. - И рыба выбросилась из озера. Я собрал два ведра живой рыбы, сложил в морозильную камеру, не знал, что с ней делать. Оказалось, в моем озере появилось семейство выдры.
Лариса засмеялась:
 - Свято место - пусто не бывает!

Скелет в шкафу

Лариса  оставалась в доме Ивана только на выходные дни. Вот, уже и снег сошел. Все чаще появлялся Федор, в его распоряжении находился весь огород. Иван огородничеством не любил заниматься, обычно это делала жена Аня, а Федор был у нее в помощниках. Урожай делился на две семьи. 
 - Хочешь, занимайся землей, но все согласовывай с Федором. Скоро его жена Наталья будет появляться на огороде, постарайся с ней подружиться. У Ани это получалось.
 - А у меня получаться не будет, если я - будущая хозяйка, то почему у меня должны быть командиры кроме тебя?! - возмутилась Лариса, но ответа не получила.
 Ларисе вскоре стало понятно, что каждый её шаг кем-то анализируется.
 - Ларка, почему на месте нет вил? Куда пропал топор? Серебряная ложка из Аниного столового набора исчезла.
 В хозяйстве все чаще и чаще что-то пропадало. Иван, любивший порядок, с трудом сдерживал гнев:
 - На Федора я не могу подумать. Он - проверен годами.
 - Если тебе будет легче, то думай на меня. - Сама же еще более впадала в гнев: - Люся, скажи нам, а, куда всё деется? - ехидно спрашивала главную свою подружку. - Кто у нас охрана, не знаешь? Вот, я уверена, если я покину это благословенное место, то кражи прекратятся, а утерянное уже не объявится.
 Очередной исход ускорился благодаря женскому любопытству. Лариса прочитала смс-сообщение, присланное на телефон Ивана: «Не думай разводиться с Аней. С Эльзой ошибешься снова»
 - Это с какой - такой  Эльзой мы ублажаем барина?
 - Послушай, Иван, а, что за дамские брюки лежат под кроватью?
 - Кто положил тот и возьмет - внучка в гостях была.
 - А, скелет в шкафу вовсе не внучкиного размера, - хохотнула Лариса.
 Люська не отходила от Ларисы всю ночь – сторожила её. Наутро Иван не дал кормить Люську, взял длинный ремень и, улучив момент, хлестнул Люську вдоль спины, та отпрыгнула и оскалилась на хозяина.
- Я -  хозяин в доме и никто другой.
Лариса, молча, собрала вещи, вышла из дома. Люська сидела на крыльце, увидев Ларису, звонко залаяла. Она лаяла на север, потом на юг, затем на запад и на восток, и побежала провожать Ларису.
Позвонила Римма:
 - Лара, ты почему Ивана бросила?
 - А, разве ты его не подобрала?   
 -  Нет, не получилось. Он со мной и минуты-то  говорить не хочет. Приехала его подружка Аня.
-  У него есть ещё подружка?
- Ну, назвать её женой уже нельзя, коли он с ней развёлся. Приехала эта подружка со своей подружкой Эльзой.
- Где-то я уже слышала это имя.
- Вот, ходят по гостям втроем.
- Жалко, Римма, да, что нас с собой не прихватывают, и любопытно, а, как они спят.
Римма засмеялась, хотя шутку не поняла.

Подруги

Ей очень хотелось поехать в Россию. Ждала приглашения от Ивана, но Иван уже два месяца не выходил на связь. Изредка её навещала его жена - Анна. С ней говорили о детях, о прошлой жизни в России.
- Помнишь на рыбалку ездили? - тренируясь в немецком, начинала воспоминания Анна, - ты с кем тогда жила?
Эльза  не научилась изливать  душу по-немецки, отвечала:
-  С Юрием Николаевичем жила, а на твоего любовалась. Иногда, пересматриваю фильмы про наш отдых, такая ностальгия душить начинает. Знаешь, как успокаиваюсь? Этому моя бабушка учила - только дурные сценки вспоминать, начинаешь себя не уважать, потом всех свидетелей и всё. Свыше как будто кто-то говорит: «Баста! Начинай жить заново». Как видишь, жалеть-то не о чем и не о ком.
Не понимая, куда Эльза клонит, Анна продолжала тренироваться в немецком языке:
- Строили мы с Иваном загородный дом почти пять лет. На доме, ведь, Иван надсадил свои ноги. А у нас уже целая стая гусей и уток была, и везде нужно было успевать. А, какой пир мы устроили, когда переселились в этот дом! Сказка! Сколько было знатных гостей? Сейчас Иван нашу собственность оформляет на себя. Разводиться со мной решил, и, ведь ему во всем помогут. Не могу я пока вернуться, а он один жить не может.  Выручай подруга.
- Я бы спросила - опять родина зовет, но, где она - наша родина? Твоя родина здесь, потому, что здесь твои дети. Мои дети в России. В России могилы моих родителей и мужа. Ты прижилась, я - нет. Мои родственники уважительнее относятся к русскому контрабасисту, чем ко мне. У него в Кемерово домик с десятью сотками земли и они называют его капиталистом, а я для них балласт. Сама понимаю - гордиться нечем.
Сорвалась Эльза в Германию раньше Анны. Она убежала, чтобы избежать участи быть осужденной. Она – главный экономист предприятия  допустила приписки в отчетности.  Столичные ревизоры, обнаружившие это,  «закрутили колесо Фемиды».  Иван, как справедливый директор, сначала пропесочил её на всех возможных собраниях, прилюдно заклеймил её позором:
- Мне не нужен такой дряной экономист, как  Вы, Эльза Васильевна. С вещами и на выход!
Эльза, всегда, с полуслова с полу-взгляда понимавшая заказ  своего руководителя, тут недопоняла. Перед глазами цифры, доброе лицо Ивана Ивановича. Все финансовые потоки она согласовывала и с Анной и с ним. « С какими вещами? На какой выход?» 
Она продолжала ходить на работу, продолжала выполнять работу, которую уже никто не проверял и не оценивал.  Однажды она  не смогла открыть дверь в свой кабинет – сменили замок.  Перед дверью стоял ее рабочий стол. Так просидела в коридоре месяц, больше не смогла выдерживать косых взглядов и откровенной брани в свой адрес со стороны рабочего класса. 
- На наши денежки себе дворец отгрохала, наказали всё предприятие, а виноватая-то одна.
Подумала, повспоминала прелести дружбы с начальством, собрала вещи, побрела прощаться с отделом кадров. Там её уже давно ждали: не читая, подписала приказ об увольнении. На проходной её задержала табельщица:
- Директор Вас просит зайти к нему.
- Эльза Васильевна!  Спасибо! Вы меня правильно поняли. Все стихнет и, я вас отблагодарю. У Вас, кажется, родственники в Германии?  Может, пора родниться с ними? Анна передаст Вам деньги, - Иван не смотрел ей в лицо, он, словно чеканил каждое надуманное слово.
Родственников здесь полгорода, но, ни раньше, ни теперь они не притягивали, каждодневно не интересовали. Она памятью и мыслями была в сибирском городке и не малом, и не великом, но очень родном. Что-то мучило, будто что-то было недоделано.
Каждый раз, как только к Анне приезжал Иван, Эльза начинала готовиться к отъезду. Долго крутилась у зеркала, примеряла наряды и мечтала, мечтала…, ожидая звонка от Ивана. Анна никогда не приглашала её пообщаться с ним и Эльза считала, что она имеет  право,  не быть обделенной его вниманием. Она не размышляла на тему, может его внимание - это всего лишь плата за прошлые услуги.
Он не забывал  ей позвонить из Ганновера. В очередной раз, сопроводив его в Эмираты, спрашивала:
- Можно возвращаться?
- Пока нет, жди, - говорил он на прощанье, как обычно сурово.
Вернувшись в настоящее из недалекого прошлого, Эльза с грустинкой в голосе спросила Анну:
- А, может, мне замуж за твоего Ивана выйти? – размечталась, -  ты разведешься, я выйду за него, и он останется нашим. И это будет правильно.
- Поедем вместе, что-то мне не нравиться затишье. Говорит, как с чужой, у него скоро день рождения. Мне Федор звонил, сказал, что развод состоялся без моего участия. Судья ведь рядом живет, да и новая пассия юристка, - призналась Анна.
- У него кто-то есть? Значит, он ради нее развелся? - нахмурив брови, быстро решила задачку Эльза и заторопилась домой.
- Я подумаю, Анюта.
Придя домой, сразу же начала звонить Ивану, но, безуспешно – абонент был недоступен. Звонить на домашний телефон не разрешалось, и Эльза совсем расстроилась, позвонила сыну:
- Алик, родной, я возвращаюсь в Россию, сними  мне квартиру в центре.    
Она убедилась, что сын её ждет и любит, что она кому-то желанна и дорога. Окинула взглядом квартирку-студию, присела, развязала узел нашейного платка. - Неужели, я скоро буду свободна! И рядом со мной будут родные мне люди. Она не позволяла себе плакать, а тут завыла: « Господи! Я больше давала, чем брала. Как я устала от этой несправедливости! ».  Она верила в то, о чем говорила. Она не просила – она, как третейский судья, выносила вердикт. Может поэтому, он, пока, не хотел её услышать.

Русский Иван

Люська, после ухода Ларисы, неделю не заходила в дом, жила на веранде. Все свое неудовольствие поведением хозяина выгавкивала на Рекса-великана: то из-за того, что тот, молча, любуется на неё, вентилируясь большим пушистым хвостом и  не способен носиться рядом с ней по двору, то из-за косточки, каких во дворе уйма. Как только Иван оказывался рядом с ней, она и его, с большим удовольствием, обгавкивала.
- Ну, ты совсем обнаглела, - оскорблялся  Иван. - Дождешься у меня! Отдам тебя  полковнику Жралько. Он тебя породил, вот пусть он тебя и перевоспитывает.
 Люська, с подвывом, замолкала лишь на то время, какое требовалось её головке для обдумывания самой убойной фразы и опять гав-гав на все стороны света.
Ключевое слово Жралько окунуло самого Ивана в благодатную эпоху, заставило спуститься в подвал дома. Спускать по крутым ступенькам двадцатилитровую бутыль с содержимым было тяжко, а поднимать-то ещё тяжелее.  Лариса оценила, что послушался и с глаз убрал,  а, вот  обратный подвиг  уже никто не оценит… Удобнее сел в любимое кожаное кресло бежевого цвета, налил дрожащей рукой настойку из графина гранатового цвета в большой хрустальный фужер. Задумался «как долго это хорошо будет продолжаться?», ответить не захотел, выпил, кряхтя, встал и, тяжело шагая, побрёл на кухню готовить лекарство. Намешал, как обычно, в литровую кружку молоко с мёдом и отварами трав. Поставил кружку с готовым снадобьем на прикроватную тумбочку, вернулся к графину с настойкой. Эта любимая никогда его не бросала.
- Давай, выпьем за тебя! - телефонный звонок Ивана заинтересовал. -  Ты кто? – спросил он, но не узнал своего голоса, получилось лишь шипение.
-  Ванечка, здравствуй! Жди, мы с Эльзой приезжаем.
Иван ответил:
- Да, - и снова не услышал своего голоса и, уже борясь с собой, во всю силу крикнул: - Приезжайте!
Утром, вспомнив о телефонном звонке, как-то сам себе удивился, что этот удвоенный интерес к нему  не насторожил его ни вчера, ни теперь. Побродил вокруг журнального столика, нерешительно дрожащей рукой налил настойку в дежурную рюмку, выпил. Ощутив бодрость и радость, выстрелившую от пупка, и подогревшую, казалось, весь дом, начал инспектировать и наводить порядок во всех комнатах.  Открыл дверцы платяного шкафа в спальне, осмотрел  вещи бывшей жены. Все вещи были на месте.
Люська задорно залаяла на веранде, Иван открыл двери и, подобревшая Люська, зашла в дом, подошла к тазу с водой.  Иван, простив плохое поведение Люськи, наклонился над тазом и помыл ей ноги. « Что же ты почуяла, соперницу или хозяйку? А,  может,  и то и другое?»
Уже на другой же день он встречал гостей. Сначала на такси приехала из аэропорта Анна. Овчарки её узнали и в дом пропустили. Анна вошла в дом, как неродная: весь её вид говорил о новом статусе. Словно внезапное озарение, этот статус придумался ей в самолете – она подруга. Она была ему подругой, подругой осталась. Иван кинулся её обнимать, но она отстранилась, задав вопрос:
- Мне, кажется, я - твоя подруга? Побуду у тебя с недельку, не возражаешь? Какие-то вещи заберу, остальные останутся Федору.
Ближе к обеду приехал сын с семьей на новенькой машине жены, объявил отцу:
- Мы к тебе на выходные, поздравим и обмоем покупку.
К вечеру приехал на Уазике друг-полковник с дочерью, с женой и с друзьями. Сначала из машины вывалилась семья полковника, ей вослед зазвучал голос тучного майора  Братана. Майор выкарабкивался из машины и тащил за собой смеющуюся жену. Полковник Толик сразу оценил ситуацию:
- Отдохнем до утра. Нам, главное, попариться, ты же, Вань, знаешь. Ну, уха за нами, шашлыки.
Гости долго разгружались, веранда заполнялась все новыми и новыми сумками, корзинами, пакетами, даже на охоту столько съестного  не бралось.
Иван был рад гостям, вернулось ощущение значимости его самого и текущих вокруг него событий.
Женщины стайкой крутились на кухне - колдовали. Люська сначала всех терпела, потом выпросилась на улицу. Бегала по двору, разгоняя курей и задираясь то на Рекса, то на его мамку Ладу. Друзья занялись готовкой шашлыков, Иван топил баню. Подъехала машина к воротам и все мужики замерли, из дома вышла Анна:
- Вот, и невеста наша приехала.
Мужики переглянулись, кто-то крикнул:
- Иван, ты невесту заказывал?
Иван вышел из бани, направился к воротам, из машины вышла Эльза с сыном. Иван открыл калитку и поприветствовал Эльзу.
- Надеюсь, я вовремя? - спросила вежливо Эльза.
Старшие мужики хором ответили:
- Вовремя чего? - и загоготали 
Сын Ивана подошёл к отцу и, пока через калитку проходила Эльза,  тихо спросил отца:
- У тебя, что здесь? Свадьба?
- А, всё сразу и отметим, - озорно отмахнулся Иван.
Всё было, как на свадьбе, только Иван-то сидел за столом с Анной. Он сидел и радовался. Никаких отношений выяснять не надо, происходящее - глаже некуда. Гости парились в баньке, лечились в кедровой бочке, ели уху и шашлыки, пили  настойку за здоровье Ивана, хвалили хозяина и привыкали к Эльзе. Сын долго терпел многоголосье, потом увел семью на второй этаж и уложил спать. Дочь полковника, устав от бодрости и веселья   мужчин, тоже ушла спать. Остальные остались ждать – а, с кем же Иван в баню пойдет? С бывшей женой, но подругой, или с подругой подруги, так называемой, невестой по совместительству? Ивана так разморили нечаянные  дружеские посиделки, что он только смог встать из-за стола, пересесть в свое кресло и, неожиданно для всех, заснул.
Люська прибежала с улицы, прыгнула ему на колени, положила  голову на грудь Ивана. Жена полковника Толика – в прошлом её кормящая мать решила подсказать Люське требуемое обстановке поведение:
- Люся, иди на место спать!
Люська, только лишь подняла брови и еще крепче прижалась к хозяину. Рядом, на соседнее кресло, села Эльза и, заступаясь за Люську, протянула к ней руку, чтобы погладить. Иван спал, но придерживал Люську за бока. Люська резко приподнялась и цапнула Эльзу за плечо. Эльза не закричала от боли, она зажала плечо другой рукой и соскочила с кресла. Люська оставалась в стойке для нападения. Анна закричала на Люську, схватила мокрое полотенце и ударами начала сгонять Люську с Ивана, потом вытолкнула её на улицу:
- Ах ты, тварь такая!
Утром женщины снова колдовали на кухне, то и дело, выставляя на стол гостям очередное, с любовью приготовленное блюдо. Иван всю ночь проспавший в кресле, в новом голубом банном халате, переоделся в обычную одежду. Шутил:
- Вот сидел в кресле всю ночь думал, чуть голову не сломал, а, где же моё место?
Эльза с Анной переглянулись. Эльза сказала:
- Иван Иванович, мне Юрий Николаевич звонил, Вам привет передавал. Скоро за мной приедет.
- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день?! - удивился Иван. – А, как же я?
Иван мигом представил, как быстро пройдет неделя, и он снова останется один. Обращаясь к Анне, уточнил:
- Анюта, ты только на неделю?
- Да, я на неделю, а, вот Эльза - навсегда.