Я убил свою кошку

Мысли бешеные. Ночь не спать. Любить сигареты и ничего кроме сигарет. Клянусь. Купаюсь, в форточке, в густом дыме. Он как вода. Он как слова, которые вылетели изо рта и уже не вернуть. И хвататься за воздух, как за соломинку, которая прочнее, которая на поле, где по ночам нет совсем никого, лишь шанс, почувствовать себя свободным и одиноким, непонятно где и для чего.
Сегодня умерла моя кошка. Она тоже любила свободу. Свободу четырёх стен. Свободу электрических проводов-вен. Солнца-люстры. Неба белого – потолка. Она любила точить когти о мой диван, на котором я спал и каждую ночь слушал, как возникали новые раны на обивке, с правого бока, там, где лежит моя подушка и уставшая голова, с полузакрытыми глазами. Моя кошка сводила меня с ума, но я её любил, как настоящего человека, как друга с усами и неподстриженными ногтями.
Мою кошку звали Июнь. Я назвал её так, потому что мне подарили её в июне, на мой день рождения, который у меня в ноябре. Это всё забывчивая Агнесса, с которой я познакомился 14 лет назад. Единственное воспоминание о ней – это запах после секса. Мы были любовниками. Мы толком не знали друг друга. Я даже сомневаюсь в том, что имя Агнесса – это её настоящее имя. Вместо того чтобы разговаривать – мы занимались сексом. Вместо всего остального – курили. Я до сих пор, смотрю на свою кошку и вижу эти тоненькие сигареты с ментолом, этот маленький уголёк, который в силах оставить шрам, ожог, но не в сердце, а где-то рядом. Запах секса и сигарет сквозь время превращается в запах мёртвой кошки, но об этом я узнаю лишь сейчас. Агнесса... сволочь...


Она никогда ничего не спрашивала. Она делала только то, что ей хотелось. Она расцарапала мою спину до крови, да так, что душа до сих пор не оправилась. Июнь продолжает её дело, каждый раз, когда дотрагивается, своими когтями, к диванной обивке. А эти глаза. Что можно сказать про эти безумные глаза, налитые похотью, словно бокал красного вина в руках проститутки. Эти колготки, больше напоминающие рыбацкую сеть, чем колготки. Эти короткие юбки. И эти ноги. Красный лак на ногтях. Как хорошо, что кошки не красят ногти.
Со дня нашего знакомства прошло уже 14 лет. Это много. Если бы хоть один раз мы неудачно предохранились, наш ребёнок был бы уже подростком и хорошенько трепал нам нервы. Июнь – наш не родившийся ребёнок, наверное, иначе, зачем бы ей дарить мне кошку?! Откуда-то, в моей голове, есть информация о том, что домашних животных чаще всего заводят одинокие люди, чтобы хоть как-то избавиться от одиночества, или же смягчить его, сделать не таким ледяным, а тающим. Иллюзия настоящей жизни. Иллюзия того, что ты не живёшь зря – кошка, мяукающая у пустой миски. Жалость. Я не помню, как Агнесса вошла в мою жизнь, вероятнее всего тогда я уже был в ней, а она на мне. А в итоге даже не ребёнок, кошка. Поверить не могу, что все наши стоны, вся наша животная страсть, так прямолинейно вылилась, превратилась в животное, в порванную обивку, в труп на моих руках.
Мы занимались этим в машине, в парках, на пляже, в общественных туалетах, в борделях, на съёмных квартирах, и реже всего дома, на кровати, по-человечески. Она была моей болезнью, моими больными гландами. Они опухли, они болели, они мешали пить и есть, и всё, что было нужно, это просто бросить курить, но курить всегда так хотелось. От сигарет так же трудно отказаться, как и от Агнессы. А гланды-то болят. Безразличный врач, в марлевой повязке, ещё полгода назад сказал, что их нужно удалять. А я не послушался. Меня бы в угол. Меня бы в детство, где не знают о похоти, где не знают об Агнессе, где пьют молоко и бесконечно радуются простым вещам.


Агнесса, дорогая, иди прочь. Пошла прочь! Мои глаза устали раздевать тебя взглядом, они хотят настоящей любви, они хотят отношений, семьи, брака. Твои мини-юбки, их даже снимать не нужно. Твоя преданность, верность, что я о них знаю? Где ты, когда ты не со мной? С кем ты?
В НЛП (Нейролингвистическое программирование – направление в практической психологии) есть такое определение – «маяк». Это способ заставить человека запомнить определённые чувства, на подсознательном уровне, а после, в удобный для вас момент, заставить их вспомнить. К примеру, на первом свидании, в ресторане, мужчина рассказывает женщине о море, он говорит двусмысленно, примерно так: «Я бы хотел очутиться с тобой на пляже, когда солнце садится за горизонт. Волны медленно подкатывают к берегу и отплывают назад. Плавно, вперёд – назад, вперёд – назад. Ветер играет с твоими волосами, словно запуская в них руку. На наших обнаженных телах песок и капельки воды. Волны: вперёд – назад. А в твоих волосах рука ветра». Он рассказывает ей что-то подобное и кладёт свою руку ей на запястье. Это и называется «маяк». Образы волн и ветра, песка и капель, а прежде всего полуобнаженных тел, так как действие происходит на пляже, всё это остаётся в её подсознании. И теперь, когда он захочет её возбудить, всего-то и нужно будет положить руку ей на запястье, максимум, упомянуть о море, и она готова превратиться в мою Агнессу, мою проклятую Агнессу, которая наверняка знакома с практикой НЛП. Она подарила мне кошку. Я не люблю кошек, на мой взгляд, домашние животные делают своих хозяев - рабами. Когда к запястью условной девушки, с первого свидания, прикоснётся кто-то другой, она всё равно вспомнит своего мужчину. Когда я посмотрю на кошку, я всё равно вспомню Агнессу. В этом и есть загвоздка. Моя кошка мертва, но я не подумал о том, что смерть кошки не убьёт «маяк» Агнессы, эта смерть лишь усилит его. Теперь, когда я просто иду по улице и вижу кошку, даже не похожую на Июнь, я всё равно вспоминаю Июнь, а соответственно и Агнессу. Зачем ты умерла, Июнь? Зачем я тебя убил?
Когда кто-то не даёт тебе спать. Когда кто-то портит твою мебель. Когда кто-то постоянно просит есть, а в замен лишь путается под ногами. Это определённо делает тебя немного злее, чем ты есть, особенно, если в последнее время ты начал чаще курить и гланды превращаются в бомбу замедленного действия. Когда человек злой – он больше животное, чем человек. Тоже и с похотью. Мы хищники. Мы едим мясо, а значит, убиваем других животных, чтобы питаться, чтобы самим жить. Процент вегетарианцев довольно мал, к тому же все они такие худые и бледные, либо лишь на словах отказались от мяса. Мы вынуждены убивать. Так распорядилась природа. И ни один милиционер не сможет арестовать мясника, убившего курицу. И все мы, когда видим фаршированную индейку, привыкли видеть в ней лишь фаршированную индейку, а не труп. И это нормально. Но вот убийство кошки – это уже почему-то не нормально, даже с учётом, что убивая эту кошку, я убивал Агнессу, а не вечно мяукающее, пушистое, домашнее животное. Я вообще никого не убивал, я лишь стирал ненужные воспоминания из своей памяти, правда ластик выбрал кровавый, да ещё и с запахом смерти.
Нет, я абсолютно нормальный, адекватный человек. Перед тем, как решится на убийство, я три раза выгонял Июнь из дома. Я кричал: «Ненавижу лето! Ненавижу жару! Ненавижу тебя! Иди прочь!». А она смотрела на меня тупыми глазами, и только я переставал кричать, как она тут же подбегала и начинала тереться о мои ноги. Один раз я даже посадил Июнь в свой старый рюкзак и увёз за город, в посадку, но уже к вечеру она громко мяукала под дверью, требуя, чтоб я пустил её домой, именно требуя, да, я ведь уже упоминал, что домашние животные делают своих хозяев – рабами.


Агнесса, ты гений. Только ты могла додуматься до такого. Подарила мне «маяк», который нельзя выкинуть, который как бумеранг, ты его бросаешь, а он всё возвращается, к тому же бьёт тебя по голове. Правда Июнь меня не била, она всё царапала мой диван, по ночам, когда я уставший ложился спать.
Правда. Честное слово. Мне казалось, что это сон. Мне часто снится, что я душу Агнессу, схватив её тонкую, бледную шею обеими руками. Этой ночью мне впервые снилось, что я душил Июнь. Они обе мне так надоели, что даже мои сны пытаются от них избавиться, думал я в ту ночь, когда мне казалось, что я вижу сон. Но это был не сон. И этот не сон превратился в труп моей кошки в моих руках. Она больше не мешала мне спать. Она больше не портила мою мебель. Она больше не просила есть и не путалась под ногами. Она была просто мертва. Я отчётливо понял, что это не сон в тот момент, когда её душа выходила из тела, и шесть соседских кошек кричали во всё горло, из своих окон, почуяв смерть.
Убивать куриц – это нормально, потому что мы их едим. Убивать кошек – это плохо, потому что мы их не едим. Этот грубый вывод крутился в моей голове всё утро, когда мне пришлось решать, что делать с трупом своей кошки. Мои воспоминания не были мертвы. Мне лишь было интересно, как поживает та ушастая такса, которую я подарил Агнессе в нашу последнюю встречу. Наши отношения длились всего год. Это было 14 лет назад. Если бы хоть один раз мы неудачно предохранились, наш ребёнок был бы подростком, но наша кошка умерла старухой.