Плоские рисунки

Я смотрю на оранжевого кота, который смотрит в черно-белое окно, за которым ходят серые люди и в упор не замечают пушистое, оранжевое пятно в квадратном окне. Я нахожусь в треугольной комнате. Я плоский. Комната плоская. Кот плоский. Мы заперты в плоской, треугольной комнате, потеряв свой плоский ключ. С потока свисают телефонные трубки. Они издают звук ожидания. Гудки. Телефонные трубки висят на чёрных проводах. На таком же проводе висит и лампочка, тоже плоская. Я смотрю на кота и о чём-то думаю. Мои мысли плоские, что не удивительно, для плоского человека, который смотрит на плоского, оранжевого кота, который смотрит в плоское, чёрно-белое окно, за которым ходят плоские, серые люди и в упор не замечают плоское, пушистое, оранжевое пятно в плоском, квадратном окне.

Я рисую узоры на бумаге при помощи линейки и фломастеров, карандашей, поскольку использую узоры как основу будущих изображений. Сигаретный дым. Я люблю рисовать плоский сигаретный дым. Наверное, поэтому я так много курю. Сигареты с маленькими черточками, с делениями, с плоскими порциями плоского дыма. Заперт. Всё плоское. Словно не настоящее, но существующее. Слово «существующее» тоже получается плоским. А я хочу выйти. Но мой плоский ключ потерялся, возможно, даже специально. Бумага расчерчена. Нет начала, но есть конец. Разрезан. Разрезана. Порвать. Скомкать. Сжечь. Вырваться. И снова плоскость. Геометрические фигуры. Проекции. Не получается. Никогда не любил черчение. Я плохой художник. Я плохой бог. Пикассо говорил, что все дети художники, он говорил, что трудность заключается в том, чтобы сохранить в себе ребёнка. Пикассо говорил, а я прочитал эти слова спустя энное количество лет, после его смерти. Я часто о нём думаю, и ни за что не стану его рисовать. Пикассо в плоскости, нет. Пикассо в вечности, да!

Опять. Снова всё замирает, вздрагивает от моего отнюдь не робкого прикосновение. Карандаш в руке, выводит слова, рисует портрет женщины этими словами. Нет, не описывает женщину, а именно рисует словами. Женщина в шляпе. К её шляпе приколот красный цветок. Беру красный карандаш. Как здорово, что можно внушить самому себе что-то и тихо, спокойно в это верить. Нет, она не улыбается. Не нашлось таких маленьких слов, чтобы нарисовать её тонкие губы. Она не двигается. Она вот-вот станет безумной, от понимания того, что её создали в плоскости. Плоскость, а не элегантность. Не развернуться. Нельзя. Не позволено. Хотя и кнут зарыт в землю, тоже в плоскости. Сальвадор Дали говорил:

- Пока все разглядывают мои усы, я, укрывшись за ними, делаю свое дело.

Его я тоже не стану рисовать. Его часы я нахожу прекрасными. Спасибо тебе, что показал мне слово «прекрасное». Я не стану тебя запирать. Я не стану никого запирать. Плоский ключ потерян, но я стёр замок. Свобода, но что от неё толку, если ты в плоскости. Всё. Хватит. Довольно.

Трубы. Заводы. Дым, тот же что и от сигарет, только больше, вреднее, выше, до самого-самого неба, которое уже не голубое. Была ночь. Я рисовал ночь. Но эти трубы такие высокие, в них так много кирпичей, что когда я их дорисовал, было уже утро. Рассвет. Солнце поднималось всё выше. Мне пришлось нарисовать маленьких людей, что бы хоть кто-то мог кричать. И они закричали. Они удивлялись. Они возмущались.

- Кто посадил солнце за решётку? – кричали они. Солнце пыталось разрушить решётку из заводских труб, своими лучами, руками, яркими как зима, но гораздо теплее. Я больше не буду рисовать солнце. И людей не буду. И оранжевых котов. Бумага не краснеет. Бумага красная от природы. Эти маленькие люди так громко кричали, что бумага порвалась. Эта женщина безо рта думала о таких страшных вещах, что за неё заговорил ветер и порвал лист, с ней, в клочья. А оранжевый кот, просто на просто повернулся ко мне, подмигнул, и резко провёл своими когтями по окну. На бумаге появилась кровь, совсем не плоская, красная. Женщина, состоящая из слов, заплакала буквами, звуками, с оттенком красного. Маленьким людям помогло большое солнце. Оно сожгло лист. Огонь был тоже красный. Плоскость – страх и действительность. Плоскость, нет, уж лучше пустой лист. Телефонные трубки по-прежнему свисали с потолка. Они издавали звук ожидания. Я ждал, что вскоре придёт кто-то, кто будет рисовать лучше меня. Я ждал новой действительности. Лучшей действительности. Я не знал, сколько мне нужно ещё ждать. День. Год. Жизнь. Или больше. Не знал, дождусь ли вообще. В плоских мыслях не найти слов «нужно действовать!», в плоских мыслях есть только ожидание.