Горжусь барачной юстицией, рассказ
На меня наводит жуть выражение «ювенальная юстиция». В стране, где всё и вся продаётся и покупается, не дай Бог, если закон этот развернётся во всей своей «красоте». Выстроится очередь «дельцов» за младенцами у родильного кресла: мамаша бедна, не имеет «прожиточного минимума» (пусть укоротится до минимума век того, кто придумал этот мизер), или у неё, мамаши, нет бандитского под золото бункера, чтобы спрятаться… от таких, как она, а имеет только комнату в коммунальной квартире, да и вообще она мало что имеет в этом продажном мире… Выходит, у неё можно отнимать материнство?
Ты, мой читатель, как размышляешь над этой самой «юстицией», которая завтра может оказаться и у твоих дверей? Только сначала договоримся, что не берём во внимание родителей-уродов, бросающих своих детей ( во все времена таковые находились, и не о них речь).
А поведаю-ка я тебе, дорогой читатель, о нашей барачной «юстиции», где детей поднимали в большинстве своём женщины, потерявшие мужей в бойне сороковых. Нас, явившихся на этот свет в начале военного и первого послевоенного времени, было… тьма.
Не знаю, как тебе, мой читатель, а мне с возрастом не дают покоя воспоминания о детстве: бороздят и бороздят то поле жизненных познаний, ярче которых, пожалуй, нет ничего.
О городском детстве (оно у меня началось во втором классе, когда мы приехали из деревни) вроде и рассказывать-то нечего. Разве что о бараке, куда нас поселили в комнате ( девять квадратных метров на четверых). А в других комнатах народу и побольше бывало. Всего таких «номеров» было десять. Располагались они по обеим сторонам коридора: пять справа, пять слева. Стенки между комнатами дощатые – шёпот за стенкой слышен. с Коридор мы любили больше своего топчана в комнате. Это была наша детская площадка, где зимой пинали тряпичный мяч (настоящего не было), сюда же выходили на «разборки» по воскресеньям (на неделе не получалось – некогда, учились в школе, уроков не пропускали). «Разбирали» тех, кто не давал списать арифметику, русский или «заводил знакомства на стороне», что категорически не приветствовалось большинством. По этому поводу как-то Лёнька Волк, открывая воскресную «встречу» в коридоре, сказал: «Сор нашего коридора – наш сор. Кто его унёс в двенадцатый барак, сознавайтесь». Волок был самый старший из патриотов нашего барака и любил слизывать с чужой тетради, да и физически сильнее других мальчишек. Тишина.
Все, как рыбы, молчали. Он исподлобья обводил всех взглядом и ждал.
- Ничего я про наш барак не говорила, а Мишка Горохов теперь мой попутчик из школы, за одной партой сидим, вот. И в двенадцатом бараке тоже хорошие ребята…- не успела я закончить фразу, как получила «пинка» от Лёньки.
- Валерка твой узнает и пусть знает, какая ты ненадёжная, - сказал он громко. (Валерка – мой сосед, комната – напротив. его с нами не было, уехал на выходной с мамой в деревню к бабушке, он был меня на два года старше, но учились мы в одном классе, шестом «г»). Я схватила Волка за кудрявый чуб и раскачивала его голову, как маятник. Ребята не спешили на помощь ни тому, ни другому. Он не очень почему-то сопротивлялся…
- Лыж больше тебе не дадим, будешь с малышами в сугробе кувыркаться,- в такт колебаниям головы ворчал Лёнька. И правда, у меня лыж не было, каталась на их лыжах.
На шум чинно вышла тётя Агния, спокойно одной рукой взяла за ухо меня, другой – за ухо Лёньку и повела « сдавать» нас родителям.
- Вот, Татьяна, получай своё счастье. После ночной смены не дают отдыхать», - невозмутимо произнесла Агния и, давя мне ухо, не спеша шествовала со мной по коридору. Слышно было, как Лёньку мама… определяла в угол, приговаривая: «Девчонку пинал, разве ты мужик? Хлам хламом растёт. Как буду людям в глаза смотреть? Стыдоба,а не сын…» Татьяна плакала: поднимала его без отца.
- Нате-ка вашу отличницу да примерницу, Лёньку Волкова за чуб таскала, а ещё девочка… Отдыхать не дают после ночной. – открыв дверь нашей комнаты, вручая меня маме, произнесла Агния и тихо закрыла дверь с той стороны.
- Вот невеста растёт – бьёт женихов, их всех распугаешь. Не помогут ни запятые, ни твоя «арихметика», ни сваты. Позор, а не девка. Перед Агнией-то как стыдно, пойду перед ней виноватиться, - негромко пристыдив меня, смахнув слезу, мама вышла из комнаты.
- Плачет мама из-за меня. Агния ухо мне оставила. У неё тяжёлая работа, а мы отдыхать ей не даём. Лёнька назвал меня ненадёжной – почему? А почему Валерка – мой? У меня для защиты есть брат, зачем ещё Валерка…- пытаясь всё разложить по полочкам, размышляла я. Ясностей было мало. И я стала ждать маму.
- Была у Татьяны. Лёньку мать оставила без ужина. Агния плачет: грех – детей волокла за уши. И всё ты… - выговаривала мне мама, начиная готовить ужин.
- На «разборки» больше не выйду, лыжи брать у них не буду, списывать теперь просить не будут. Всё стало на свои места. Только вот с Валеркой… Ненадёжная, а задачи вместе решали: две трубы, закачивает одна, выкачивает другая…за сколько времени… - подводила я итог дня, принимала решения. А в это время в коридоре послышался голос тёти Таси.
- Ваньк! Сейчас же проси прощения у тёти Анны, иначе выдеру ремнём и ночевать тебе без ужина, бегун! – требовала она от своего последнего сына-пятиклассника.
Распахнулась дверь в нашу комнату, На пороге стоял Ванька.
- Простите меня, я нечаянно догнал и совсем не хотел Вас ронять. Нечаянно совсем упал Вам под ноги, а Вы плохо стояли и упали, - мямлил бегун.
- Иди, Вань, скажи матери, что забыла уж я, - произнесла мама. И я впервые, наверно, за свою короткую жизнь подумала, как же трудно быть мамами. Не буду больше так, а то, и правда, сватать меня не придут, когда вырасту. Но вот Валерка…. Спрошу у мамы…
- Ма, а почему Лёнька сказал, что Валерка мой? – еле выговорила я, читая при этом историю про Джордано Бруно.
- Забудь про Валерок, учись лучше, а то – мыть тебе полы всю жизнь, - ответила она.
- Забуду, - приняла я решение, чтобы уж… не полы.
Так мы жили, ожидая сноса бараков. Взрослые работали и все вместе каждого из нас воспитывали. Доставалось порой… Но главное – нас любили, не деля на своих и чужих. А время было не из лёгких.
Дождались сноса бараков, разъехались по разным улицам, домам. Скучали
первое время… Встречались всё реже и реже, взрослели… Почти все (когда-то Ваньки ,Лёньки, Валерки, Ритки, Людки, Маньки) получили высшее образование, занимали должности приличные. А при встречах вспоминали наше барачное детство – с такой теплотой. Там нас оберегала настоящая Ювенальная юстиция, полная народной мудрости. Как-то Лёнька Волков, уже будучи отцом большого семейства, сказал: «Наши мамы были мудрыми воспитателями для всех нас вместе взятых. Давайте посещать и тётю Агнию, и тётю Дусю, и тётю Машу (они нам правили мозги, а теперь одиноко доживают свой век каждая в отдельной квартире)". И мы тут же с конфетами и цветами отправились к ним в гости. Побывали у каждой – счастью предела не было, как у них, так и… у нас.
Теперь я понимаю: нынешней юстиции поучиться бы в нашем одиннадцатом
бараке, обрести сердце и душу, прежде чем отнимать детей, «сплавлять» их за «бугор».
Власть развела нищету на одичалом поле… А теперь – ювенальная юстиция, права ребёнка, приют… Забирая дитя у нищего родителя, отнимают у ребёнка право стать человеком, хозяином своей судьбы, оберегающим свою Родину. Что спросишь потом с того, у которого – ни семьи родной, ни края родного. Так – перекати-поле, безвольный раб сильных. Таких теперь модно называть «человек мира». С прицелом…
22.11.2011г.
Свидетельство о публикации №211112301566
Просто, побывал в детстве!
Именно в таких бараках жили большинство моих друзей, только побольше размером. Вход с двух торцев, через большой дощатый тамбур, где хранились общие лыжи, прочие самокаты и один-два велосипеда, которые, естественно, имели своих хозяев, но пользовались, конечно все с их разрешения. (Правда, попробовали бы они не разрешить!
Далее следовал пресловутый коридор, превращавшийся в праздничные дни в банкетный зал с одним общим столом. Из коридора с одной стороны восемь комнат, с другой семь плюс пятая дверь - одна общая кухня с керогазами, примусами и прочими керосинками и чуть позже с плитками.
С противоположного торца симметрично ещё пятнадцать "квартир" в двух углах двора помойки, а по центру между двух дровяников дощатое помещение общих удобств. Должен заметить, они содержались в полной чистоте. И конечно, в каждом были свои тёти Агнии, Дуси и Маши, на которых держался весь порядок и дух единства... Низкий им поклон!
Об этом можно написать очень много. Это был Университет жизни!
Удивительно и больно, что поколение прошедшее эти университеты проморгало деградацию руководства и не смогло предотвратить предательства.
А ювенальная система названа так в насмешку, потому что во времена Ювенала было величайшее почтение к возрасту. Если юноша не вставал при появлении в помещении любого старика, он подлежал уничтожению...
Всего Вам наилучшего!
С уважением,
Александр Алексеевич Кочевник 03.12.2012 16:15 Заявить о нарушении
проворонили-проморгали - это истина. Может, когда-то наши внуки
повернут вспять... Заходите, при случае. С уважением
Онучина Людмила 03.12.2012 17:48 Заявить о нарушении
При случае, обязательно загляну на Огонёк!
До новых встреч!
Александр Алексеевич Кочевник 03.12.2012 18:01 Заявить о нарушении