Рвите полынь, мадемуазель

                http://www.proza.ru/2012/02/15/840       

           Этот большой, как пароход, катер шкандыбал до Усть-Куйги неизвестно, сколько времени. Аронов принял информацию молча. Уже сильно смеркалось. Первый, из двух отпущенных, день прошёл, но они почти не приблизились к дому. За бортом плескалась Яна. Предстояло ещё, как минимум, пять пересадок…
          Они сошли на берег последними; из полусумрака тихо возникла Зойка. В магазине около пристани было почти пустынно, однако бутылка водки нашлась – не являться же в гости с пустыми руками!
          - Интересно, - заметил Аронов, - везде лабаз рядом с пристанью. Местных бичей только не видно. Неужто, домой все ушли?
          Демидов, поначалу не узнавший их, вскоре вспомнил про именины Болшакова, про стеклянную столешницу, и всё встало на свои места. Не изменившись в лице принял информацию о беглянке, щедрое подношение отставил в сторону. Наскоро ополоснув руки, все вошли в комнату. На круглом стеклянном столе стояло три сорта коньяка, колбасы такие, сякие и эдакие, свежие огурцы и помидоры... Не хватало только ананасов! Эрна, милая жена Демидова, принесла из кухни шашлыки, жареные на мангале. Путники переглянулись, Демидов скромно улыбался. Только теперь до Зуева стало доходить, что такое и кто на Севере царь и бог! 
          Зойке Эрна постелила в чулане; вдруг стало безразлично, как она там... А их с Ароновым вдвоём разместили в кухне на полу, и не спавшие больше двух суток оба гостя мгновенно провалились в сон. Зато утром… Они и представить немогли, как выглядят после последних трёх недель работы: цвет наволочек на их подушках, белоснежных вечером, радикально изменился! Эрна понимающе улыбалась, но гостям было несколько не по себе…
           Остановив УАЗик недалеко от кривых ворот, Демидов велел Зойке, минуя домик аэропорта, не спеша идти по полю в сторону стоявших вдалеке «аннушек» и вести себя тихо; в будке охранников при входе не было ни самих охранников, ни стёкол в единственном окошке. Двери убогого домика аэропорта, до отказа набитого будущими пассажирами, пропустили их вовнутрь. "Погоды" не было; люди, стремившиеся вылететь кто по делам, кто в отпуск теснились, лежали повсюду. Перешагивая через них, через их вещи, добрались до двери с табличкой «посторонним вход запрещён», и ещё целый час пятеро лётчиков обсуждали свои воздушные дела, писали и перебрасывались рапортами и бумагами.
           Наконец, трое из них встали, Зуев с Ароновым снова взгромоздили на спины рюкзаки. Демидов решил сам вести самолёт "на разведку", правда, он опасался, что к рейсу Батагай-Якутск они могут опоздать. Его знали все, все к нему обращались. Вопросы сыпались один за другим: когда же, когда, наконец, они полетят?! 
           - Метеослужба «добро» не даёт! - отбивался Демидов направо и налево, - Знаю, что по две, по три недели ждут люди. Плохо это. Но на полпути до Батагая за Верхоянским хребтом может происходить что угодно - самумы, торнадо или даже всемирный потоп. Нет погоды! Вот, идём на разведку...
           Под недовольное ворчание со всех сторон и отвергая просьбы прихватить с собой, трое лётчиков и двое неизвестных в грязных штормовках пробирались между людьми и их вещами к выходу. Последнего из клянчивших Демидов шуганул уже на полпути к самолёту. Когда зачихал, завертелся пропеллер, из ниоткуда возникла девичья фигура, и никем не увиденная Зойка прошмыгнула вовнутрь.
           Погода была прекрасной, и дали ясны; под ними  плавными изгибами сексуально выгибалась Яна. Горный хребет, видный впереди по курсу не был прикрыт даже намёком на облачко или туман. Через два часа без всяких приключений приземлились в Батагае, до рейса на Якутск оставалось двадцать минут. Забрав все три паспорта, Демидов отправился выкупать билеты; его не было все эти двадцать минут, и трое, как на иголках, стояли у трапа Ан-24. Зуев смог убедиться, что рассказы про номера и серии паспортов граждан отнюдь не байки, не досужие выдумки. Демидов делился впечатлениями:
           - Теперь у них, оказывается, не только списки отдельные – я журнал целый видел у кассирши на столе через дырку. Отвлечь её пришлось, заболтать и шоколадку дать. Так что теперь не получишь её, - улыбнулся он Зойке, - а то хотел тебя одарить перед взлётом. А в Якутске, - обернулся он к Зуеву, - паспорта подавайте смело, но лучше всё же кучей. И болтай в окошко, болтай, если умеешь.
           - Петька умеет, - ответил Зуев, и все рассмеялись.
           Когда они, разгоняясь, пошли на взлёт, из окошка было видно, как Демидов приподнял было руку, но так и не махнул: его отвлёк подошедший пилот и стал что-то энергично доказывать.

       Внизу проплывало безжизненное Восточно-Сибирское нагорье. Было впечатление, что кто-то очень большой сильно измял гигантскую обёртку от шоколада, фольгу и затем плохо расправил её, зачем-то покрасив в коричневые цвета. Не приведи Господь где-нибудь тут потерпеть крушение!
       В аэропорту Якутска возле касс шумная компания студентов и студенток в чистенькой стройотрядовской форме, увешанной множеством значков и наклеек, со знанием дела обсуждала преимущества хвостового салона Ил-62 перед носовым в части обеспечения безопасности полёта. Время от времени студенты бросали заинтересованные взгляды в сторону двух мужиков с рюкзаками, которые встали за ними в очередь. Обросшие неряшливыми бородами, в затёртом замусоленном рабочем обмундировании, они были небрежно-уверенны в себе, и каждый любознательный или наблюдательный мог без лишних слов понять, где же всё-таки зимуют раки, а где желающие хлебнуть горячего до слёз смогут, наконец-то, поиметь фунт лиха… У Зуева запоздало мелькнуло удивление, как незаметно исчезла Зойка, но чувствовалось, что она где-то рядом.
        Почти просунув голову вовнутрь кассы, Аронов развлекал кассиршу, её звонкий смех слышался на весь зал; даже студенты притихли и заулыбались. Когда получили билеты, до посадки на рейс оставалось три часа. Хотелось посмотреть, что же оно такое, столица ЯАССР, и скучавший без дела таксист с охотой согласился за какой-нибудь час-полтора показать любознательным путешественникам город.
        Оказалось – город как город, довольно убогий и весь на сваях. Наиболее заметным было почему-то розового цвета трёх- или четырёхэтажное здание МВД в центре. Зойка, проводила его взглядом и, грязно выругавшись, зло сказала:
      - Думала, не увижу больше сию обитель. Попили они кровушки у отца, подонки.
      - Попили? – удивился Зуев, - с чего бы это? Где попили – тут?
      - И тут, и в Днепропетровске. Мы ведь оттуда...
      Было заметно, что Зойке трудно рассказывать:
      - Всю квартиру перетряхнули, истоптали, пока обыскивали нас. Капитан мамино бельё, будто бы, случайно на пол уронил, а сам сапогами ходил по нему, цеплял, чуть не подбрасывал. Французское было, отец купил в Югославии. Нашли под ним всё же…
      - Что - нашли? – подал голос Аронов.
      Зуев обратил внимание на мимолётный взгляд, брошенный водителем.
      - То, что искали. «В круге первом» и «Раковый». И ещё отец привёз про август четырнадцатого – у меня из ранца его вытащили. Этот лейтенант вытащил, в трубочку свернул и вот так тихонечко мне по лицу из стороны в сторону и провёл. Туда-сюда… Мама даже закричала, заплакала… А когда отец рванулся, они ему ногой в поддых, между ног… А Лёньку семилетнего на кухню запихнули и сержанта приставили, чтобы не спрятал чего. Так этот сержант развалился на стуле, ноги вытянул, а Лёньке садиться не разрешал. Не-ет, не разрешал...Два часа обыскивали, шуровали, бачок в туалете испортили… Потом только дал присесть…
       Она замолчала. Тихо урчал двигатель такси. Зуеву, как уже бывало не раз, подкатило под горло… 
       На маленькой площади, где они разворачивались, чтобы двинуться в обратный путь, пожилой якут с тремя женщинами чуть не бросился под колёса:
      - Стой! Вези - мне ехать надо!
      Водитель, притормозив, аккуратно объехал его:
      - Извини, мы – в аэропорт.
      - Пачему! – закричал якут. – Я - хозяин страна! Давай вези меня, мне в роддом надо…
      - Тёмный народ, - выворачивая руль в другую сторону, сказал водитель, - чуть что – «хозяин страна»! Вези его в роддом… У всех у баб его в руках - мешки, сумки тяжёлые, а у самого – не-ет, пусто! В роддом... Одно слово – якутЫ!...
       Помолчав, продолжил:
        - Хозяин страна… Вон он, «хозяин страна»! - водитель указал подбородком на промелькнувшее за окном розовое здание. – Сталинские соколы, гнездо любимое… Как было всё, так и есть! И птенцы орлиные всё выводятся, плодятся; то у них «культ», то «оттепель», то вот теперь «зрелый социализм»… А мальчишку семилетнего…
       Он резко надавил на акселератор, пассажиров вдавило в сидения. До отлёта оставалось больше часа… 

      - Вот тут вот, - Зуев указал на ступени аэровокзала, - оно и произошло. Мне, действительно, тогда было очень худо. И как это я сам вправил пальцы? Не понимаю: было же совсем не больно! А вы меня тогда… Ведь все же основания были!
      - Да брось ты…
      Снова «дежа вю», как намедни с Ныгиным? Зуев усмехнулся:
      - Ладно, всё путём. Обошлось. Давайте пойдём на поле – чуете, полынью пахнет?
      Начала посадки они ждали среди высоких зарослей полыни, валяясь по обе стороны от Зойки на краю лётного поля. Невдалеке студенты мурлыкали и, временами, нестройно орали песни из туристского репертуара; затем донеслось:
                …и карт не мусолить, и ночи без сна.
                По нашей буссоли приходит весна.
                И каша без соли пуста и постна,
                И наша совесть - чиста и честна.
                В промозглой мгле - ледоход, ледолом.
                По мёрзлой земле мы идём за теплом…
      - Вот это уже специально для нас, – процедил Петька, - чтобы слышали, чтобы понимали - и мы, мол, не лыком шиты!
      - Зой, - спросил задумчиво Зуев, нюхая веточку полыни, - а где твой отец работал в Днепропетровске, не знаешь?
      - Как где? На «Южмаше», на заводе «Южный». А Вы, что – бывали в Днепропетровске?
      - Конечно бывал. Университет там - аналог нашего Военмеха. А на «Южмаше» студенческие практики проходили. Все три. У меня там товарищи многие остались. Жорка Хорольский, Лёнька Киров…
      - Ой, а я тоже знала дядю Жору Хорольского! Такой высокий, красивый… А дядя Лёня Киров дома у нас бывал, всегда шутил со мной… Только он к тому Кирову отношения не имел. А дядю Лёню Кучму Вы не знали? Он, правда, моложе Вас был, и папа его не любил, говорил «партиный». Через него-то папа и…
      - Не знал я его… И, вообще, я с партийными стараюсь не знаться… Ладно, забудь. – Зуев помолчал. – А ты знаешь, что полынь существует во многих видах и ипостасях? У этой запах хороший, но бывает и вообще без запаха.
      - Чудесный запах, особенный, - подтвердила Зойка.
      - Да ну, что особенного, - возразил Петька, - обычный запах, подумаешь!...
      - Чудак ты, Аронов. Ты полынную когда-либо пил? Или абсент?
      - Это тот, который «Любительница абсента» ПикассОвая пьёт?
      - Хорошо, всё-таки, иметь дело с культурными людьми! Бытует во мне, однако, мысль: неплохо бы вместе с этими культурными нарвать её и заделать для себя… Хоп – идея! Заделаем-ка мы полынную для всей публики, дабы напоить на привальной.
      - «Как ты хитёр, акула! Состоялось!» Кажется, так у вас в «Интеграторе»?
      Было приятно, что Петька процитировал фразу из студенческого обозрения «Интегратор смеётся», написанного лет десять тому (Господи, как летит время!) толковой военмеховской командой, в которой принимал участие и Зуев.
      - Не поняла, - удивлённо вскинулась Зойка.
      - Рвите полынь, мадемуазель, рвите. Когда от женщины пахнет полынью, мужчина думает о ПикАссо!

      Они уверенно разместились в переднем ряду носового салона немолодого уже Ил-18 и, наконец-то, скинули свои рабочие ботинки. Стало свободно и хорошо. Запахло… Нет, не ногами – в салоне пахло полынью!  Позади послышался неясный шумок и перешёптывания; кто там шепчет и зачем шумит, их не интересовало. Когда же, наконец, взлетели, обнаружилось, что весь студенческий стройотряд разместился в этом «небезопасном» носовом салоне позади них, сбросил ботинки и украдкой бросает в их сторону всё те же заинтересованные взгляды. Тёртый калач, он и есть тёртый, тем более, если два калача рядом! А если с ними ещё и булочка…
      Как уснули, сколько спали они или только дремали, садились ли, взлетали - было непонятно. Самолёт летел и летел на запад вслед за солнцем, и к двадцати четырём астрономическим прибавлялось часов попутных всё больше и больше. В Домодедово электричка подоспела как раз к моменту их выхода на платформу, метро тоже на задержалось. На Ленинградский вокзал прибыли за десять минут до отправления второй «Красной Стрелы», а через две минуты в кассу были вброшены четыре билета в вагон СВ. Этому безмерно возрадовался вставший за ними вальяжный мужчина руководящего вида, поначалу попытавшийся было влезть без очереди.
        Второй день, отпущенный на переезд Мунулу-Ленинград закончился. Наступало третье сентября.

               http://www.proza.ru/2011/11/23/618