Наставления в написании кандидатской диссертации

СЕРГЕЙ БЕЛХОВ.
МУДРЫЕ НАСТАВЛЕНИЯ НАЧИНАЮЩЕМУ (ТО БИШЬ, МОЛОДОМУ) УЧЕНОМУ В ДЕЛЕ НАПИСАНИЯ КАНДИДАТСКОЙ ДИССЕРТАЦИИ
(Маленький памфлет на пляски бабуинов)

"Однажды ночью в опочивальню Правителя-инока внезапно просунулась огромная, чуть ли не во весь покой, рожа и в упор воззрилась на князя. Но Правитель-инок, ничуть не дрогнув, устремил на нее суровый взор, и привидение исчезло".
"Повесть о доме Тайро": 5, 3.


Недавно заглянул ко мне за советом мой бывший студент. Он подумывает о том, чтобы поступить в аспирантуру, написать диссертацию и, защитив ее, обрести ученую степень. Пришел поговорить о тех творческих трудностях, с которыми он столкнулся в самом начале своего научного пути.
Посетитель сетовал, что не может обрести методологическую уверенность, ибо все суждения гуманитарных наук ему представляются сомнительными и недоказуемыми. «Так стоит ли писать еще один сомнительный текст, идеи которого невозможно доказать и обосновать?!» - вопрошал он меня.
Приятно иметь дело с честным и искренним человеком. Отчего же не помочь ему добрым советом в нелегком начинании и пути?
После его ухода я решил суммировать и записать свои советы с тем, чтобы в дальнейшем не тратить время на разговоры, а сразу отсылать вопрошающих к этому тексту.
Сомнения моего студента относительно методологической строгости гуманитарного знания вполне оправданны. Знание это, к сожалению, не обладает теми прекрасными средствами научной верификации (проверки), которыми обладают естественные науки. Но на этом основании отказываться от гуманитарных наук не следует. В этой области науки на протяжении многих столетий работало множество талантливых и умных людей. Отказавшись от гуманитарного научного знания, мы откажемся и от тех блестящих и многочисленных открытий и находок, которые стали итогом их деятельности. Отказавшись же, мы обнаружим, что потребность в гуманитарном знании сохраняется, и нам не остается ничего другого, как создавать это знание вновь. Так не лучше ли продолжать дело многих поколений серьезных и талантливых ученых, чем изобретать велосипед заново? Поэтому проблематичность гуманитарного знания должна подталкивать нас не к отказу от него, а к его совершенствованию.
По большому счету, перед начинающим гуманитарным (или социальным) ученым открываются две методологические дороги. Либо он принимает постмодернистскую эпистемологию, которая утверждает, что истин много, что истина зависит от различных социальных и субъективных предпосылок (например, от набора моральных и политических ценностей, которые принимает ученый). Либо же он принимает позицию реалистской методологии (ее можно назвать и позитивистской). Эта позиция исходит из того, что истина одна, и мы должны предпринять максимальные усилия, чтобы ее обнаружить или хотя бы приблизиться к ней. В этом случае, все социальные и субъективные вкрапления (доминанты) должны быть максимально вычищены. Как при начале судебного заседания предпринимаются специальные процедуры по устранению из процесса заинтересованных судей и присяжных, так и при начале научного исследования необходимо максимально устранить субъективные предпочтения исследователя.
Здесь не имеет значения, какая из этих позиций правильная. Достаточно лишь констатации, что эти две позиции есть, и они имеют множество сторонников. Так что начинающему ученому следует с самого начала определиться, какую позицию он примет в своей деятельности.
В ответ на все это мой собеседник заявил, что этот выбор он хотел бы сделать обоснованно. Но пока это ему не удается. А, не сделав этого выбора, он не может начать исследование и не может приступить к созданию текста диссертации.
Такое заявление положительно характеризует моего собеседника. Оно выдает в нем прекрасные задатки настоящего ученого. Но казус состоит в том, что эти его колебания и эти прекрасные задатки не имеют никакого отношения к тому, что у нас в России называется наукой. Поэтому начинающий ученый должен подобные колебания и подобные позывы скрывать от научного сообщества также тщательно, как если бы он скрывал наличие в своей родословной деда-людоеда, или отца-маньяка.
Наше научное сообщество совершенно забюрократизировано и «засакрализировано». Здесь настоящие ученые совершенно затерялись среди толп бюрократов, жрецов и просто мошенников. Они не делают «погоды» и вынуждены играть по тем правилам, которые навязывает им большинство. Чаще всего, настоящий ученый имеет мало веса в научном сообществе, ибо он не обременен учеными званиями и должностями – ему некогда и неинтересно заниматься их поиском. В этом отношении, у нас не является доктором наук и профессором, либо очень талантливый человек, либо очень ленивый человек. Когда меня спрашивают: к какой категории отношусь я? - то я хитро отвечаю: к обеим!
Именно по этой причине все попытки реформирования российской науки пока заканчивались плачевно. Если большинство научного сообщества состоит из псевдоученых, так сказать, из профессиональных и непрофессиональных имитаторов научной деятельности, то реформировать науку невозможно. Жулики протаскивают жуликов и так до бесконечности. Государство пытается решить проблему ужесточением требований, предъявляемых к диссертационным работам. Но очевидно, что эти бюрократические меры лишь способствуют еще большему загниванию науки. Чем сложнее защитить диссертацию, тем труднее талантливому человеку ее защитить – он просто не сможет выполнить все бюрократические пункты и подпункты. Мошенник же все равно пролезет, и, в итоге, обретет приятное чувство – сделано большое научное дело.
Так что дальше настоящих талантливых ученых поминать не будем – они здесь случайный элемент.
Членов научного сообщества несколько условно я разделю на три класса: жрецы, адепты и мошенники.
Первый класс – жрецы.
Люди эти серьезно относятся к науке. Часто они обладают даже некоторыми талантами. Но они - не ученые, поскольку у них нет мотивации ученого. Их не интересует истина. Жрецов интересует их место в науке (в настоящем и в будущем), слава, почет, уважение и немного – деньги. Вернейший признак жреца – нежелание вступать в научные дискуссии. И это понятно. Дискуссия – неприятная и обременительная обязанность для жреца. Ищет-то он не истину, а то, что дискуссия никак дать не может. Именно поэтому жрец принимает участие в дискуссии лишь по необходимости, покоряясь тому факту, что кто-то когда-то зачем-то сделал дискуссию необходимым элементом научной деятельности. Дискуссия опасна для него – нечаянно можно утерять уверенность в собственных значимости и величии.
За свою научную жизнь я видел сотни и сотни ученых. Лишь несколько человек из них готовы были говорить о научных проблемах, не взирая на место и время. Эта готовность тотчас открывала мне, что, возможно, я имею дело с настоящим ученым  – его действительно терзает любопытство, и ради обретения истины он готов пожертвовать не только своим временем, но и рискнуть достигнутыми результатами (обнаружение ложности теории – сильное потрясение для ее автора). Для него вопрос об истинности его теории неизмеримо важнее самой теории.
Жрец от науки ведет себя совершенно иначе. Он занимается высококвалифицированной профессиональной имитацией научной деятельности. Именно поэтому его не интересует истина. Его интересует канон, соблюдение которого гарантирует ему почтенный статус выдающегося ученого. Жрец выбирает какую-либо почтенную научную школу или традицию и «творит» в рамках ее канона. Истинность или адекватность принятой парадигмы не интересует его. Ему достаточно указать на почтенный характер школы, на множество ее последователей и на больших и маленьких классиков этой школы. Образно говоря, наш маленький ученый разбивает свой шатер под сенью могучего дуба – основоположника – и в окружении прекрасных величественных деревьев, обрамляющих эту научную поляну – видных последователей основоположника. Здесь он выкладывает свою скромную, а подчас, убогую утварь и величественно принимается начищать ее так, чтобы блеском своим она уподобилась священным храмовым сосудам. Блеск этот ему необходим, ибо именно им он ослепляет приходящую к нему молодежь и внушает должное почтение к своим священнодействиям.
Жрец всегда убийственно серьезен. Он как бы наливается бронзой, предвкушая и надеясь на бронзу памятников, которыми впоследствии будет отмечена его деятельность.
Жрец – величайший тиран науки и ученых. Жизнь глубоко противна его сущности. Живой научный поиск других пугает его, ибо грозит разрушить его храм и его культ. Жрец ценит лишь мертвых гениев. Они уже безопасны и вполне пригодны к тому, чтобы приступить к их потрошению, пеленанию и мумифицированию. Некоторое количество священных мощей просто необходимо для его культа. Они нужны ему, для легитимации его статуса. И именно этими мощами жрец усердно дубасит тех, кто пытается искренне искать истину.
Тон в научном сообществе задают именно жрецы. Они создают и поддерживают канон, следование которому гарантирует молодежи обретение научного статуса. Канон содержит в себе темы, пригодные для научного исследования, а также способы осуществления и оформления этого исследования. Оформление – наиболее важная процедура, ибо через нее жрецы узнают о том, достоин ли диссертант войти в священный храм науки.
Второй класс – адепты.
Это «пехота» научного сообщества. Она вербуется из случайных людей, которые волей обстоятельств занялись наукой. Здесь эти люди надеются обрести симпатичный социальный статус и средства на сытный кусок хлеба. Наука их не интересует, и они не скрывают этого перед самими собой. Иной раз в приступе откровенности они даже могут сообщить об этом другому, если нет опасности в подобном откровении. Избрав путь науки, они лишили себя возможности следовать иными путями. Именно поэтому адепты – заложники своей «научной» деятельности. Ничего другого они делать уже не могут.
Адепты – верные слуги жрецов. Они полностью принимают правила храма и всецело послушны жрецам. Некоторые из них, иной раз, даже мечтают о том, что, может быть, и они со временем войдут в касту жрецов. Но для этого у них есть лишь один путь – бюрократический научный рост. Жрец в состоянии состряпать нечто похожее на самостоятельную научную позицию. Адепт этого сделать не может. Но он может занимать все более величественные бюрократические должности в науке и через них обрести славу видного ученого. Хорошая бюрократическая должность позволяет примкнуть или даже возглавить научный коллектив, способный создать некий научный артефакт.
Третий класс – мошенники.
Имя им – легион. Я особо подчеркиваю условность наименования «мошенники». По отношению к настоящей науке мошенниками являются и жрецы и адепты. Но если мошенничество становится правилом «приличного» общества, то это уже не мошенничество, а добродетель. Третий класс я называю «мошенниками» лишь потому, что эти люди не смогли усвоить канон и не в состоянии самостоятельно создавать тексты, соответствующие канону. Некоторые из этих людей столь просты и наивны, что они никак не могут взять в толк: зачем нужны все эти «пляски бабуинов». Они прекрасно видят, что и жрецы, и адепты при помощи этих плясок извлекают из общества уважение, почет, славу, деньги. И им кажется, что значительно проще было бы обойтись без сложных «па» и «пируэтов», присутствующих в «плясках научных сатиров».
Например, наш мошенник прекрасно видит: то, что жрецы и адепты называют «научной деятельностью» есть всего лишь более или менее талантливое пересказывание своими словами чужих мыслей и идей. Так не проще ли не заморачиваться этими пересказами, а резать чужие тексты на куски и складывать из них как из кубиков свои тексты?
Мошенник постоянно балансирует на грани. Он в любую минуту может прогневать жрецов и их адептов. В своем мошенничестве он приближается к положению опасного еретика – настоящего ученого. Еретик опасен тем, что он взрывает канон. Мошенник же виновен в неуважении к канону. Но есть обстоятельства, смягчающие вину мошенника, - ему не интересна истина. И он всегда готов полюбить и почтить статус жрецов и адептов (еще бы, он сам мечтает о нем) и этого им вполне достаточно. Именно поэтому его легко простить и, пожурив, не изгонять из научного сообщества.

Итак. Совершенно неважно к какому виду членов научного сообщества вы относитесь – ученые, жрецы, адепты, мошенники. Все они вынуждены играть по правилам канонической (академической) науки. Хранителями этих правил являются жрецы, и они просто не выдадут вам пропуск в храм, если вы не будете соблюдать их.
Если работа ваша действительно содержит в себе новое научное знание, если она полна жизни и интеллектуального блеска, то вы приблизились к крайне опасной черте. Такие вещи плохо согласуются с каноном – где-нибудь вы непременно забыли о нем или, наверняка, нарушили какой-либо из его пунктов. Кроме того, своим интеллектуальным блеском вы неизбежно пробудите научных гарпий, мирно дремлющих в Ученом Совете, и сообщите им, что их пища прибыла.
Наше научное сообщество мало чем отличается от средневекового ремесленного цеха. В средневековом цехе все его представители делились на два класса – мастера и подмастерья. Заправляли всем мастера. Если подмастерье хотел стать мастером, то он должен был создать шедевр – некий образец данного ремесла, соответствующий установленным цеховым канонам. Боже упаси подмастерье внести какие-либо новшества, или создать нечто оригинальное – он должен продемонстрировать доскональное знание и рабское подчинение канону.
Кандидатская диссертация – это шедевр цеха ученых, который должен удостоверить, что диссертант достоин стать полноправным членом этого цеха. Докторская же диссертация – это шедевр, который позволяет обрести статус жреца. Впрочем, о докторской диссертации здесь писать излишне. Если человек стал «мастером», то это означает, что он уже неплохо разбирается в цеховых тонкостях.
Если вы собираетесь писать кандидатскую диссертацию, то, скорее всего, жрец или адепт, приставленный к вам, уже поведал вам о правилах создания шедевра. Но может статься так, что ваш руководитель глуп и потому рассказал вам не все. Не беда! Главные вещи вы узнаете из этого трактата.
Кстати, имейте ввиду, что официально в нашем цехе нет дураков! Все члены научного сообщества есть олицетворение ума, мудрости и учености. И они, к тому же, блистают всевозможными добродетелями. О степени обладания всеми этими прекрасными качествами вы можете узнать очень просто: достаточно осведомиться о звании, должности и ученой степени того или иного персонажа. Чем они выше, тем больше являет этот персонаж блистательных качеств. И Боже упаси вас усомниться в этом!
Помню, как-то все тот же мой бывший студент, привыкший к моей достаточно откровенной и неформальной манере общения, решил в том же духе пообщаться с одним из профессоров. Профессор рекомендовал ему почитать работу одного из членов кафедры. Студент, зная, что этот член кафедры – человек небольшого ума, по простоте душевной спросил: «А если он там глупости пишет?». Видели ли бы вы лицо жреца-профессора. Его брови изумленно и возмущенно поползли вверх, а его традиционно складная речь полностью нарушилась и свелась к междометиям. Он смотрел на незадачливого студента так, как смотрел бы священнослужитель на человека, беспокоящегося о том, что от святой воды может приключиться диарея.
Первый принцип, который должен усвоить диссертант – это правильный выбор темы для диссертации. Этот выбор столь сложен, что обычно его не доверяют самому диссертанту. Тему диссертации предлагает ему его научный руководитель.
Тема должна быть академической. Лучше всего, если эта тема располагается в областях, где мало конкуренции, то есть этой теме было посвящено мало диссертаций. Но тема не должна быть совершенно оригинальной. Оригинальность опасна по вышеприведенным причинам – члены ученого совета могут подумать, что вы собираетесь открыть что-то новое. И самое главное: если не будет других диссертаций и большого количества книг на эту же тему, то откуда вы будете брать мысли, идеи, слова и выводы?! Вам придется сочинять все это самому, а значит, становиться настоящим ученым, что совершенно не показано для диссертанта.
Кроме того, тема должна быть привычна научному сообществу. Это должна быть проверенная тема. Одна моя знакомая вздумала писать о психотерапевтах середины XX века, чем изрядно встревожила своего научного руководителя, профессора философского факультета МГУ. «Зачем Вам это?! Напишите лучше про Зигмунда Фрейда», - недоуменно восклицал он. И профессор совершенно прав: фигура, отдаленная от нас на сто лет вполне безопасна и пригодна для диссертации. Благо и члены ученого совета думают, что знают об этой фигуре все. Эта тема не прервет их благостный сон во время защиты диссертации.
Второй принцип. Диссертация должна быть написана тяжеловесным наукообразным языком. Этот язык должен создать иллюзию учености диссертанта – отсутствие мысли лучше всего маскировать именно этим способом. И он же призван защитить начинающего «ученого» от критики. Когда мой научный руководитель, человек большого научного ума, который, впрочем, хорошо сочетался с умом практическим, прочел мою диссертацию, то он охарактеризовал ее как талантливую и интересную, но совершенно непригодную к защите: «Сергей, вы пишите живым, понятным языком. Вашу диссертацию интересно читать. В ней много интересных идей. Вы никогда не защититесь! Идеи мы оставим – рука не поднимается их резать, а язык необходимо изменить. Сделайте его мертвым и скучным.  И специально с начала до конца просмотрите свою диссертацию – всюду, где вы можете заменить понятное слово на непонятное, непременно замените! В противном случае Вашу диссертацию поймет последний дурак в Ученом Совете. И, в итоге, все дураки Совета вцепятся в Вас, как бешеные псы. Вам это не нужно. И мне это не нужно».
Кроме того, диссертация должна содержать множество цитат и ссылок. К ней должен быть привешен приличный список литературы. Но необходимо соблюсти меру. Члены Совета должны понять, что вы достойны, но им не следует думать, что вы умнее и образованнее их. Крайне желательно цитаты и ссылки на классиков и авторитетов. Если же вам удалось процитировать и сослаться на работы авторитетнейших членов Ученого Совета, то вы, безусловно, достойны самых высших похвал.
Третий принцип. Диссертация должна соответствовать каноническому шаблону. В инструкциях детально расписано, как должна начинаться диссертация, как она должна продолжаться и чем должна закончится. Признаюсь, многие пункты из этого шаблона для меня остались загадкой. Так, например, в начале диссертации автор должен сообщить, в чем состоит новизна и актуальность его исследования. А также поведать о целях и задачах, которые он преследовал. Чем отличается «новизна» от «актуальности» и «задачи» от «целей», убей Бог, я так и не понял. Поэтому я сделал очень просто: взял за образец проверенную диссертацию и все скопировал вплоть до деталей. Советую поступить вам также.
Но есть еще канонический шаблон, принятый в данном заведении.  В одних учреждениях диссертация должна включать в себя три главы, а каждая глава три параграфа. Каждый параграф должен занимать не больше десяти страниц. В других же учреждениях принят иной шаблон. Все это надо знать и строго соблюдать. Это первый и самый важный пункт, на котором сосредоточит свое внимание Ученый Совет.
Помимо этого всегда следует помнить о первых и последних страницах диссертации и диссертационного автореферата. Они должны быть «вылизаны» до блеска. Именно их читают или хотя бы просматривают члены Совета. Во времена моей молодости среди диссертантов ходили легенды о том, как некто поместил в середине своей диссертации некоторое количество нецензурных выражений. И никто этого не заметил! Это, конечно, легенда, ибо, как говаривала моя покойная бабушка, «Враг всегда рядом! Он так и толкает!» Имела она ввиду, конечно же, Врага рода человеческого вообще и любого диссертанта в частности. Кто ж знает, на что Враг толкнет «ученого сатира», заседающего в почтенном собрании? Возьмет, да и заглянет дальше первых страниц. Не стоит рисковать.
Принцип четвертый. Для защиты диссертации разумно выбрать в качестве научного руководителя наиболее почтенного члена научного сообщества. Лучше всего, если это - авторитетный жрец, уважаемый член Ученого Совета, со связями. Уже этого вполне достаточно, чтобы вы благополучно миновали всех Сцилл и Харибд защиты. Атакуя вас, оппоненты будут атаковать и его. А кто решится портить отношения с авторитетным человеком?! Ибо ваша глупость – это его глупость, ваше невежество – это его невежество, ваши ошибки и заблуждения – это его ошибки и заблуждения. Ведь именно он благословил вашу диссертацию к защите. Подобное предположение нелепо, поскольку оно противоречит аксиоме: «В научном цехе нет дураков!»
Подобные атаки все же могут случиться, если ученый совет не составляет единого целого и состоит из враждующих партий. Но всегда есть люди, которые достаточно авторитетны для всех партий. Именно из этих людей следует выбирать научного руководителя.
Перед защитой диссертант, как правило, волнуется. Если их научный руководитель достаточно авторитетен – их волнение излишне. Они ни чем не рискуют!
По этому поводу уместно вспомнить один мудрый анекдот:
«Идет лиса по лесу и видит, как на полянке заяц примостился за пеньком и что-то пишет.
 - Что ты пишешь, Зайчик?
 - Пишу диссертацию на тему «Заяц – самый опасный зверь для лисиц».
 - Бред! Лженаука! Не защитишь ты такую диссертацию!
 - Зайди лисонька в пещеру. Там расположилось научное сообщество, с ним и дискутируй.
Зашла Лиса в пещеру и не вышла.
Далее тот же разговор случился у зайца сначала с волком, а затем и с медведем. Соответственно и темы диссертации менялись: «О том, как зайцы гоняют по всему лесу волков», «Зайцы – истребители популяции медведей». Волк зашел в пещеру и больше не вышел. Зашел туда и медведь. Входит медведь в пещеру и видит: посреди пещеры лежит лев, а перед ним куча костей.
Мораль: неважно о чем диссертация, важно – кто у тебя научный руководитель!»
Пятый принцип. Очень важен выбор официальных оппонентов к защите. Обычно этим занимается также научный руководитель. Задача оппонента – пожурить, в меру, диссертанта и рекомендовать диссертацию к защите. Оппонирование – это большой спектакль. Соответственно, актеры должны быть проверенными и надежными. Скандалы никому не нужны.
Кстати, я в качестве оппонента не очень хорош. Нехорош не в том смысле, что принципиален и неподкупен. Нет, к сожалению, я не являюсь последовательным борцом с плясками бабуинов – сам в них иной раз участвую. Разрешаю себе это, поскольку не чувствую в себе призвания к борьбе с мировым злом. Плох я в качестве оппонента по другой причине. При первом же взгляде на меня, члены научного сообщества инстинктивно чувствуют, что демоны проломили оборону и, наконец, вторглись в храм. Они тотчас видят, что перед ними не жрец, не адепт и не мошенник. Следовательно, перед ними опасный еретик, а, возможно, и демон. Эта моя репутация бросает тень и на диссертанта. Ведь все знают, что научный руководитель, диссертант и его официальные оппоненты – это одна шайка. Присутствие в ней демона заставляет о многом задуматься.
Очень важно пообщаться перед защитой с каждым официальным оппонентом по отдельности.
Официальные оппоненты бывают разные.
Распространенный и самый благодатный тип – оппонент-будда. Это человек, который достиг почтенного положения в научном сообществе и посему пребывающий в нирване. Он наслаждается своим просветлением и не замечает той суеты и возни, которая его окружает. Оппонент-будда не нисходит до того, чтобы тщательно знакомиться с диссертацией. Диссертант сам пишет за него отзыв, а оппонент, лишь подкорректировав, озвучивает его.
Другой тип – оппонент-догматик. Он свято верит в важность и значимость происходящего. Он беспокоится о том, как пройдет его публичное явление членам научного сообщества и старательно его готовит. Любые отклонения в вашей диссертации от принятого канона больно ранят его и возмущают.
Третий тип – оппонент-трибун. Крайне опасный персонаж. Ради красного словца он продаст и мать и отца. Этот тип любит блистать на любых ученых заседаниях. И существует большой риск, что он увлечется и в какой-то момент позабудет о той роли, которая отведена ему. Позабыв же, он вместо того, чтобы торжественно и чинно ввести вас в научный цех, примется топтать вас, демонстрируя собственные ученость, эрудицию и значимость.
Есть и другие типы. Но о них расскажу как-нибудь в следующий раз.
В свое время мне не повезло. В качестве официальных оппонентов на моей защите были догматик и трибун. К несчастью, я был неопытен и не ведал о необходимости личного контакта с оппонентом перед защитой. И от того испытал много бед.
Конечно, во многом виноват в этих бедах и мой научный руководитель. Ведь всякие обретения соседствуют и с потерями. И каждое достоинство имеет свое продолжение в недостатке.
С научным руководителем мне очень повезло. Это был доктор наук, профессор, заведующий кафедрой и глава Ученого Совета. Но с юности одолеваемый бесами научной любознательности, я выбрал его не за эти почтенные чины и качества. Я остановил свой выбор на нем потому, что он был настоящим ученым – человеком, искренне ищущим истину. Кроме того, М. (назовем его так) не был догматиком и деспотом и позволял своим ученикам идти собственным путем в науке. Это очень редкое качество.
Обычно научный руководитель деспотичен в своих требованиях. Его ученик должен полностью, вплоть до деталей воспроизвести тот шедевр, который изготовил в свое время учитель. Задача ученика придать этому шедевру дополнительные блеск и расцветку. Наличие учеников у такого руководителя должно засвидетельствовать, что он – истинный патриарх науки, основоположник почтенной научной школы, обремененный почетными званиями и многочисленными учениками. Если такому человеку в качестве ученика достается настоящий ученый, то этому ученику можно лишь посочувствовать. Шаг вправо, шаг влево от намеченного учителем пути – расстрел.
Но, кстати, это еще не самый худший тип научного руководителя. Весьма распространенный вариант – учитель-рабовладелец. Подобный персонаж рассматривает своих учеников в качестве рабов или крепостных, которые своим трудом призваны создать очередной «научный» шедевр хозяину. Помню, как-то супруга М. по простоте душевной сетовала мне, его аспиранту, что М. не использует своих аспирантов и студентов так, как используют их другие профессора: «Вот другим-то студенты и аспиранты все пишут, а они потом это суммируют и издают очередную книгу. Почему же М. пренебрегает такой возможностью? Сам пишет, время и силы тратит, а сроки, к которым надо сдать книгу, поджимают!»


Продолжение следует…