Старый анекдот

               
  В покосившейся, наполовину вросшей в землю избушке с прохудившейся крышей, жила такая же дряхлая вдовая старушка. Давно она  одинока:  дети сами уже стары и немощны, тоже требуют ухода и присмотра, внуки бывают совсем редко, только выпросить денег, а правнуки совсем не знают её. Дрова, да и не только дрова, а и кое-какие остатки  скромной сельской мебели, сработанные руками ещё молодого мужа, давно кончились. Газовые баллоны опустели ещё позапрошлым летом на Марьин день. Да и не нужен газ-то: варить совсем нечего. В холодильнике мыши передохли, жарочный шкаф ультраволновой печи плотно затянут паутиной, безотказная русская печь, сложенная более пятидесяти лет назад, давно служит складом изношенной обуви и изорванного тряпья, в пустом подвале, не пугаясь никого,  шастают крысы -- грызут избушку снизу. Совсем  им  голодно… Что и говорить? Даже вечный атрибут русского уюта – тараканы и клопы – уполз к более удачливым соседям.  Тут  рядом,  всего полдня хода.
  Некому натереть старческую  поясницу «Фастум Гелем», да сбегать в ближайшую аптеку (каких-нибудь 82 км) за «Мизимом». Хорошо, что тяжести в желудке бабуля не испытывала давно, с того дня, как на святого Варфаносонтия, лет пятнадцать тому, помер её кормилец   муж.
Остались недосмотренными и сериалы, так как цветной телевизор с самого чистого четверга предпоследнего високосного года перестал не только показывать, но и говорить. Да и пробки на электросчётчике перегорели – заменить их некому. Так и не знает она, кончили  богатые плакать  или нет, как сложилась судьба дикой Розы, долго ли ещё жил клон Лукаса, довела ли до конца  расследование Лампа, досталась ли просто Марии  любовь вместе с надеждой.
Совсем есть нечего… Помощи ждать не от кого…
Распугивая наглых крыс, полезла старуха на чердак и долго рылась  в бывших дедовых снастях.  Отобрала нужное и почти целое и потащила к морю, благо оно рядом с избушкой, в трёх  воробьиных скоках.  Долго неумело путалась она в этих «авоськах», готовя их к  путине. Привязала  конец фала к столбу, державшему перекошенную фанерку с угрожающей надписью «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих» и  закреплявшей это назидание подписью «Освод» (общество спасения на водах), собралась с духом и забросила невод в море. Вытащила – пусто. Заволновалось, нахмурилось море, злобно стало биться  волнами о  берег.
Ещё раз забросила «трал» старуха.  Только клок  тины попался в невод.  «Будет мне салат будто из морской капусты. В ней же йоду много!»  подумала  голодная бабуля.

Рассвирепело и разбушевалось море,  высоко вздымая брызги, вырывало   песок и кустарник. Как трое суток неевший гепард,  после двух неудачных попыток  не догнавший  косулю, собрала остаток старческих сил бабуля,  и последний  раз закинула невод.
Злобно-свирепое море  внезапно стихло, покрылось зеркально чистой гладью, сквозь которую на мелководье стали видны шустрые стайки мальков, дружно поблескивающих на солнце при групповом изменении курса барражирования.  С последней надеждой на улов,  вытащила старуха дедову снасть.
          Долго путалась она в ячеях, доставая из них какой-то продолговатый предмет.  Бутылка! Запечатанная бутылка!  Вспомнились ей многочисленные в её  прошлой жизни бутылки. Не берегла она печень в молодые годы, не думала, что в старости придётся половину пенсии тратить на «Галстену». Ох, и много выпито в молодые годы! Да с кем? Теперь уж и не перечислить, с кем ей посчастливилось пить винцо,  да и покрепче!  Теперь и не рассказать ( да и некому! ),  чем это часто кончалось!
Но бутыль была запечатана кустарно, вручную, а внутри виднелось что-то  мутное.  Без очков, которые она разбила лет  пятнадцать назад, когда на Пахомов день  приезжал занять у неё денег на машину младший внук, она содержимое бутылки рассмотреть не смогла,  «Понюхаю – определю,-- решила бабуля,-- если «родимая», хоть выпью напоследок перед голодной смертью» и… выдернула пробку.

Хорошо, что накануне, увидев случайно в мусоре пакетик английского чая «Тетлей», она его выпила хоть и с холодной водой, но именно он спас старуху от неминуемого стресса, который она бы получила после выдёргивания пробки. Вздрогнула земля, с моря пошла гигантская волна цунами  (а вызвать спасателей – никак, так как мобильник «Нокиа» давно заряжать нечем),  из бутылки вырвался дымовой смерч со снопом искр. Запахло гарью («Не на чем набрать 01 или 112» ,-- подумала старуха).  Над головой повисло что-то тёмное и громадное.  Рассмотрела – джин.  Да не наш, не русский, а очень уж заморский.  Не теряя времени, сложил он ладошки перед грудью, поклонился и заговорил:
  -- Семь тысяч лет просидел я в этом сосуде, затекли у меня ноги, руки, шея. Ты меня освободила – спасибо! – и я должен в благодарность  исполнить три твоих желания. Давай три желания и… поскорей, спешу, т.к. через 15 минут будут последние  известия  по седьмому каналу.  Хочу узнать новости на белом свете.
Задумалась старуха, а джин нахмурился, нетерпеливо постукивая ногой по облаку.  «А и в самом деле – он же всурьёз.  Чего же у него попросить? Может подшить валенки к зиме?  Или залатать крышу?  А может вернуть тараканов, а то совсем скучно одной? Нет, лучше послать его в аптеку за Колдрексом,  ведь простыну  у  моря?»  Долго бы она в растерянности  ещё перебирала свои беды, но джин, посматривая на часы, торопился не на шутку, и, боясь его рассердить, бабуля решилась.
         -- Моё первое желание… стать молодой, здоровой, красивой…
          Только она это произнесла, как почувствовала ломоту, хруст костей и истому.  Глянула в воду, а с зеркальной глади моря на неё смотрит стройная девушка с голубыми глазами, с русой до пояса косой, перевязанной шёлковой лентой, с алыми губками, ямочками на щеках, в красивом сарафане и красных черевичках.  Восторженно ахнула бывшая старуха, но джин нетерпеливо ткнул пальцем в ручной хронометр фирмы «Ориент».
            -- Второе моё желание, -- уже более уверенно сказала молодая красавица, –  пусть на месте этой развалюхи стоит хрустальный терем, земля-то всё равно моя,  приватизированная. И только она пожелала вслух, как вместо её избушки, до самого неба, как Эмпайр стейт билдинг, поднялся сияющий под солнцем до боли в глазах дворец, красивый как у персидского шаха.  По двору засновала трудолюбивая челядь, в ворота входил караван верблюдов с многочисленными заморскими подарками, дым кухни раздражал нос аппетитным запахом, свирепая стража и близко не подпускала посторонних.
          -- Чего же ещё? – думала счастливая обладательница такого ранчо. Джин уже набрал полные лёгкие воздуха, чтоб отделаться от неё коротким словом «Улетаю!»
         -- Третье моё желание…-- зашарила она в памяти в поисках чего-то раньше крайне нужного и вдруг вспомнила, что именно в молодости  было ей необходимо для полного счастья:
        -- Вон того старого облезшего кота преврати в молодого крепкого красивого юношу!
Громко взвизгнул и подпрыгнул вверх кот, будто кто-то тяжёлый огромным башмаком наступил ему на хвост или будто после трёхдневного голода отобрал предложенное  ему лакомство Кити-Кайта.  Смотрит красавица, а на месте кота стоит высокий  (185 см)  стройный плейбой с  по-американски белоснежными    зубами, в джинсах, с замысловато-ветвистой татуировкой на груди.  Фигура!  Что там Шварценеггер или Сталлоне?  Улыбка!..  Никакой коп, даже поймав серийного маньяка, не может улыбаться так удовлетворённо-счастливо.  Лучистыми глазами он жадно ел молодую хозяйку дворца, маня многообещающим взглядом к себе.  Сладко заныло у неё внутри, вспыхнуло нестерпимое, совсем, казалось, забытое жгучее  чувство  и она, повинуясь непреодолимому зову плоти, предвкушая несказанное наслаждение, на дрожащих ногах, как кролик в пасть удава, пошла, покачивая  бёдрами,  в его крепкие объятия.
Сомкнув на её талии сильные руки, юноша, суля бездну счастья, продолжал заманчиво-таинственно улыбаться.  И в тот момент, когда она уже   теряла  контроль над собой  и  отдавала себя   «на милость победителю», медовыми устами он зашептал в её розовое ушко: «Вот, наконец, и настал справедливый финал: сейчас ты поймёшь, почему  я так жалобно визжал, когда десять лет назад ты меня кастрировала.  Теперь тебе горько каяться в этом  всю   долгую молодую жизнь».