the Numb

Оцепенение…
Целый мир замирает в эти секунды.
Когда только взгляды встречаются, и по спине бежит прохладное оцепенение, весь мир замирает перед моими глазами, а я боюсь даже пошевелиться, чтобы не разрушить это мгновение.… Наверное, это очень глупо и ужасно эгоистично, останавливать весь мир, чтобы просто посмотреть в глаза, встретиться взглядом и не пускать это мгновение, не давать часам идти дальше… Но я не могу прекратить, потому что это чувство… это немое, тихое оцепенение… эта застывшая секунда… эта нерешительность сделать хотя бы одно движение… они прекрасны. И я вряд ли видел что-то прекраснее в этом мире, чем замершее мгновение.
Я помню, как открыл в себе эту способность…
Шум, трясущие стены аккорды, разрывающая мозг эйфория, когда вроде не много выпито, но настроение уже медленно сползает с отметки «трезв» и катится ко всем чертям… В тот день я впервые увидел эти глаза, синие, с тёмными зёрнышками в радужке, прекрасные в огнях прожекторов. И мне вдруг так захотелось, чтобы они не прекращали на меня смотреть.
Движения людей вокруг замедлились, расплылись, наконец, замерли, а я всё смотрел в эти прекрасные, невероятные глаза, боясь нарушить установившуюся тишину даже дыханием.
С тех пор было много оцепенений.
Когда мы шли с той дискотеки, когда гуляли с мороженным в руках, когда встретились случайно на улице… Да, та случайная встреча – самое долгое оцепенение, когда весь остальной мир, кроме её прекрасных глаз, потерял свои краски. Мне нужно было идти, она торопилась на лекции, мы просто встретились взглядами. Время остановилось.
Сначала изредка, но потом чаще, чаще я смотрел в её глаза, заставляя остальной мир замирать для нас. Чтобы просто смотреть в глаза, боясь разрушить это прекрасное молчание, это оцепенение, в которое проваливались мы оба в нерешительности сделать шаг вперёд, протянуть руку, даже просто дышать.
Но вот однажды ты просыпаешься и видишь, что целый мир потерял краски. Что люди замерли за окнами внутри своих чёрно-белых тел. Это полное, вселенное оцепенение, вызванное тобой и твоей глупой, пугающей силой.
Но я не хотел миру зла, не желал боли другим, просто хотел подольше смотреть в эти прекрасные, чарующие глаза! Есть ли в этом что-то плохое? Ведь люди даже не замечали, что цепенеют, просто замирали в пространстве и через минуту продолжали свой путь. Никому не было хуже, никто не страдал, никто не жаловался.
Но теперь мир остановился. Целый мир, планета Земля, замер, запертый из-за твоих экспериментов со временем.
А может, это вовсе и не мир заперт? Может, заперт только я в этой утренней секунде, иду, сторонясь черно-белых силуэтов, не существующий в реальном мире?
Я просто шёл, осторожно огибая монохромные статуи прохожих.
Никогда не любил этот мир… Всю его эгоистичность, карьеристскую систему…
Ведь в этой беготне за циферками в личном деле мы совсем путаемся в паутине офисных проводов (школьных клеток), всё больше бегаем и всё меньше ходим, ещё реже просто стоим, иначе как чтобы отдышаться или в ожидании транспорта. Люди, порой вам так не хватает этого оцепенения!
Ведь это так нужно, замереть перед чем-то прекрасным и простоять целую вечность, любуясь этим, пропуская сквозь себя каждую клеточку этой красоты. Красоты моря. Красоты снега. Красоты леса. Красоты чьих-то глаз. Разве можно успеть уловить её, просто пробежав по красоте взглядом?
Но люди бегают как чёрные муравьи. У них дела, им не до того. Красоты достаточно и в бланках отчётности, в чёрных ящиках ТВ, в интернете, в технологиях, в городах…как глупо.
И вот теперь это оцепенение. Чёрные муравьишки замерли находу, зависли в пространстве, во времени, в самих себе, в этом чёрно-белом безумии. Только я цветным пятном иду среди них, гордо глядя в целеустремлённые глаза не живых и не мёртвых людей. Даже замерев во времени, они пытаются куда-то бежать. Как будто их фигуры и не заканчивали движения…
Но теперь им некуда спешить. Я был даже рад за них…
Занятый своими мыслями, я огибал чёрно-белые силуэты. Одно только волновало меня: неужели весь мир заперт сейчас в этом оцепенении,… но что же тогда? Конец всего? Вся человеческая цивилизация погибнет просто замерев во времени из-за любви двух подростков?
В раздумьях я взял чёрно-белое яблоко с прилавка рыночной палатки. Не удалось. Фрукт был неподъемен и как будто приклеен к прилавку. Понимание пришло не сразу, но постепенно, когда я шагал по чёрно-белому асфальту, как по золотой дороге из Волшебника Изумрудного Города: Я не мог изменить ничего в этом замершем мире. Время, судьбы, события будут развиваться как должны, стоит закончиться этому оцепенению. Не мир был заперт в этом чёрно-белом утре, а я…
Я шёл дальше, сквозь серую тень волнения любуясь городом. Глаза быстро привыкли к серым тонам, обездвиженные машины и прохожие уже не удивляли, только странно смотрелся дым от сигарет, полупрозрачной паутинкой висящий в воздухе. Было похоже на то, что я попал в мир одной огромной старой фотографии. Или в музей восковых фигур размером с город. А может, мне просто снилось всё происходящее.
Впрочем, последнее было легко опровергнуть – во сне не получается читать – известный факт. Можно смотреть на что-то, знать, что это – надпись, знать значение этой надписи, но самого процесса чтения в снах не существует. Я знал это даже на собственном опыте. Но здесь я легко читал афишу на дверях кинотеатра – «день, когда Земля остановилась». Я всё хотел позвать Её на этот фильм…
На самом деле время – понятие изначально астрономическое, - вдруг подумал я, увидев афишу. – Оно существует до тех пор, пока идёт смена дня и ночи. И изначальная его единица измерения должен быть не час, а цикл – проход планетой полного оборота вокруг своей оси. А ч ас – всего лишь его двадцать четвёртая часть. Но с чего бы, если даже планета просто прекратила вращение, останавливаться людям? Возможно ли, что они настолько привыкли к выдуманному ими же самими времени, настолько срослись с этим понятием, что шагу не могут ступить без его разрешения?
Быть не может…
Я не отражался в зеркалах, не отбрасывал тени, да и вряд ли что-то вообще отбрасывало тень в этом скованном мире. Не тень это была вовсе – рисунок на асфальте, граффити поверх пространства. Да и о какой тени может быть речь, если даже солнце светит нарисованными на сером небесном полотне белыми лучами…
Ну ладно, люди, - думал я. – Им свойственно цепляться за выдуманное, таскаться с понятиями, гнаться за несуществующим… Но как же всё остальное? Какое дело яблоку до того, что я его съем? Никакого. Нет, дело не в этой чисто человеческой привязанности к одной двадцать четвёртой солнечного цикла.
- Не мир заперт в этом утре, а я… - снова повторил я, не слыша собственного голоса.
Летели в нарисованном небе чёрно-белые птицы, серый голубь замер в полёте, пытаясь клюнуть семечку с ладони маленькой милой девочки. Какое ему дело до времени? Какое дело ей до времени?
Всё проще, гораздо проще.
У каждого предмета, у каждой маломальской травинки есть в этом мире свой путь, своя судьба, предназначение. Не то чтобы всё было предрешено, но не может же клетка существовать отдельно от организма. Так и любая вещь во вселенной живёт огромную общую судьбу с этим миром, отдельно проживая собственную малую жизнь. Яблоко будет съедено, но не мной, запертым внутри отдельно взятого утра. Каждый из этих чёрно-белых предметов прикован к своему месту, пришит накрепко шёлковыми нитками судьбы.
Так почему же не связан с пространством я?
Не потому ли, что больше не связан судьбой с этим миром?
Это оцепенение не пройдёт так просто. Теперь я знал это наверняка.
Я даже не заметил, как оказался в этом месте. Как выбрал между серой массой именно этот клочок земли. Даже не знал, в какой именно точке города я нахожусь.
Передо мной стоял второй, а может и первый цветной человек этого города. Не говоря ни слова, она взяла мои руки. Не зная, правильно или нет я поступаю, я просто взглянул в её глаза.
The Numb…
Мир, огромное чёрно-белое яблоко, взорвался яркими цветами, серые оттенки отслаивались с него, словно старая краска, слетали волной как кругами на воде, в которую капнули с кисточки. Острые квадратики серых цветов вздымались в воздух и как железная стружка к магниту слетались к нам, а я всё смотрел в эти бесконечные голубые глаза. В них было всё с момента нашей первой встречи, в них мерцали сотни наших общих воспоминаний, в них я видел всю нашу способную останавливать время любовь.
А ветер гнал чёрно-белые листочки к нам, налеплял их на наши тела, делал частью нас. Насколько мир вновь становился ярок, настолько теряли цвет мы, не связанные с ним судьбой и потому не важные для него. И мы замерли, как замирали в прежних оцепенениях, не решаясь ни подойти, ни идти дальше. И тем увереннее ветер гнал на нас чёрно-белые кусочки прежнего, не важного для нас мира.
Наши тела были уже целиком серы, и только в по-прежнему голубых глазах, где-то в глубине тёмных зрачков пульсировала та ставшая судьбоносной мелодия.
Последние аккорды.
Наслоение голосов, путаница текста, и вот, три бита на которых мы целиком становимся чёрно-белыми.
«Не связан судьбой с этим миром» - значит ли это смерть?
Я был рад, что выясняю это с ней вместе…

P.S.: Linkin Park - The Numb