Монолог мизантропа

 
У Вас отдельный кабинет? Я Вас поздравляю, безумно за Вас рад. Вы даже не подозреваете, какой Вы счастливчик!

А у меня, увы, кабинет коммунальный: истеричка на почве недосекса, маразматик с печенью, сопляк-сачок и еще один – гений непризнанный. Но я с ними не церемонюсь: за столом – лицом к стенке, перед глазами Коро и Сезанн, на уши плейер с Моцартом и Дебюсси, под стеклом я сам, полугодовалый, с голой попкой, оттопыренными ушками и одним зубом. По мне хоть трава не расти. Я сам в себе. Уперся в комп - и будьте здоровы.

Внутреннего врага запростяк игнорирую, сам себе комфорт не создашь, кто его тебе подарит? Хуже с внешним: дверь не закрывается: то один, то другой, то с одним, то с другим: дай, возьми, подпиши, отнеси, позвони, купи, продай, посоветуй. Глаза бы всех их не видели.

Вот эта «Бабетта» чего сюда ходит? На что рассчитывает? Вначале пусть прическу сменит. Все «бабетты» давно уже на том свете, а она все еще дефилирует. Остричь бы ее как-нибудь в потемках.

А этот наоборот: вчера «битлом» был, сегодня под «депеша» косит. Но я-то знаю, что он даже на Малинина не тянет. Обрился бы лучше под ноль, как все нормальные люди, давно пора.

Эта молодая мамашка из кабинета напротив с утра весь наш отдел утомляет. Все наизусть знают, как ходит ее Пупсик, что ест и что не ест ее Барсик и как крепко любит ее Котик. Ее семейно-бытовой стриптиз у всех в зубах навяз. Хоть бы раз пластинку сменила.

Еще один периодически заваливает, лысину причесывает. Думает, от большого ума облысел. Фигушки – от чужих подушек у него голова как коленко, а все не женится, невест выбирает. Только кто за него пойдет? Городок у нас маленький, все знают, что он мурлычет, когда снимает с дамы колготки, и какой стих читает «до», а какой «после».

Мадам лет сорока все носится со своими проблемами. Советоваться страсть как любит, только никто не берет на себя ответственность давать ей советы: потом сам же виноват будешь. Прическу сделает, маникюр, глазки закатит, сидит карандашик грызет – значит, опять что-то решает. В деревню бы ее коровник чистить или навоз грузить – враз бы все проблемы рассосались.

Поэтесса доморощенная ходит стишки собственного сочинения читать. Цветаеву из себя изображает, даже причесана также. Вечером накропает – утром тащит. Возмущается, что мало хвалим, не ценим таланта. Да от ее стихов мухи на лету дохнут. Хотя отдельные издания печатают. А раз печатают – значит, поэтесса. Пиши-пиши, только научись хоть запятые ставить и в орфографический словарь иногда заглядывай.

Но больше всех шеф достал. С утра одним озадачит, а вечером другим, диаметрально противоположным. В какую сторону бежать, черт его знает, стоишь, как беременная каракатица и кроешь его матом. Про себя. Может, у него с памятью плохо?

А если поддаст, такую выволочку всем нам устроит – пух и перья летят. Я, говорит, скоро стены стеклянными сделаю, чтобы видеть, чем вы тут занимаетесь. Правда, иногда демократично каяться приходит. Кайся, кайся, в гробу я тебя видел! Ты бы у меня работал, я бы тебя враз под сокращение подвел. Всех бы вас к чертям собачьим сократил, чтобы духу вашего тут не было. Как хорошо: сидишь себе один в кабинете, один на всем коридоре, кругом пусто, никто под ухом не жужжит и яд, на вас, на прохиндеев, не выделяется. Кто только работать будет – вот проблема. Неужто я один за всех? А что делать? Хочешь покоя, чем-то надо за него платить.