Щучьи плеса

Из цикла Славкино детство

          Ах, лето, лето! Какая благодать. Солнце в поле играет паутинками, ветерок нежно ласкает пшеницу и травы, облака кучерявой овечьей отарой мчат навстречу в пронзительно синем небе, а мелкая пыль, наоборот, едва поспешает за быстрыми ногами мальчишек, и, не догнав, вновь ложится бессильно на проселок.   
          С обеих сторон накатанной полевой дорожки обильное разнотравье, легкий ветерок доносит оттуда густые пряные запахи горячего лета. Особенно пронзительно пахнет поспевающей клубникой. Так и хочется свернуть с дорожки и хватать на бегу спелую душистую ягоду. Но нам некогда.
          Мы с Павликом спешим на дальние плёса, идем щук ловить на проводку и на петлю, если повезет. Мальки наловлены марлей в ручье, в ведре плещутся. Удочки при себе. Еда и НЗ рыболовный тоже прихвачены.
           Так что, дело за удачей.
   
          Объясню. На проводку – это, когда идешь по берегу вдоль длинного плеса, одного, второго, третьего, тянешь удилище над водой, а на леске двойник ли тройник с грузилом и насадкой - мальком чебака или пескаря. 
           Вдруг удар, руку резко тянет вниз, взмах удилищем, и щучка на берегу. Идешь и ждешь этого момента, сердечко мальчишеское замирает от предвкушения и азарта. А щучки в большинстве небольшие, граммов на триста – пятьсот, но не это важно.

          А еще на конце удилища петля привязана из тонкой струны гитарной, лучше, чем из гитарной струны, петли не придумаешь. Идешь крадучись, не шумно так по-над плесом, в воду прозрачную поглядываешь, а, вот она, щучка стоит у самого берега, в засаде или отдыхает от охоты.
           А ты осторожно, не дыша, подводишь петлю под голову щуки, и р-р-раз! На берег её петлёй!
           Ну, это лишь, кажется, что очень просто заарканить щучку, тут ведь главное, как подвести петлю: и щуку не задеть ненароком, и далее жабер не продвинуть петлю, не то уйдет добыча. Щука очень пуглива и осторожна. Один раз из десяти проб повезти может.
 
           В дальних плесах рыба водится всякая: щуки, окуни, плотва, пескари. Как она сюда попадает? А по весне, когда речки разливаются, несутся, что есть мочи, к Имантавскому озеру, вот рыба в них из озера и заходит на нерест, до самых верховьев прёт.
           Её еще на территории села сачками из речки тянут, потом солят и вялят в больших количествах. Речки Змейка как раз через село протекает. Всего их четыре сестры в озеро впадают: Змейка с безымянным притоком, Осиновка, Боровушка и Любимовка. А вытекает лишь одна.
            К лету вода спадает, да еще и плотины восстанавливают, чтобы скотину совхозную с летних выгонов поить, а рыба остается, жирует, растет. 
           Мы, мальчишки потом ходим сюда ловить её, и не лень же, от села-то далече будет.
 
           Плеса здесь, в верховьях Змейки, разные по ширине и глубине.
           Одни такие, что дно видно, и перепрыгнуть можно, особенно, если разбежаться и в дно тычкой упереться. А другие – дна не достать, и длиной метров по пятьдесят, а то и более.
           Люди, бывало, тонули, нырнув. Взрослые поговаривают, водяной утаскивал. Но этим они нас пацанов пугают, чтоб сюда не ходили.
           Мы с Павликом думаем, что тонут люди от страха, потому что им от ледяной воды ноги судорогой сводит. Со дна ключи холодные бьют потому что. Мы-то знаем, где можно искупнуться, а где лучше с водяным не связываться. На всякий случай, есть он на свете или нет, мы его лихом не поминаем.
 
            Пора нам сворачивать с нагретого солнцем проселка, пора спускаться к речке. Вон первые плеса в низине, где щук видели.
            Вслед нам стрекочут кузнечики. Их неумолчная  песня, кажется, уже звучит в самой голове, убаюкивает, усыпляет прямо на ходу.
            Немного впереди бежит птица - подорожник.  То подлётом, то бегом топает, а то приостановится, оглянется: идёте, мол. Ну, идите за мной, не отставайте, я вам дорогу показывать буду, а сама дальше торопится.
           Нас хлопотливый подорожник совсем не боится.
           Мы – это я, Славка, и Павлик Михайлов, тоже заядлый рыбак, хлебом не корми.

           Вскоре мы с Павликом у цели. Распределяемся. Я переправляюсь на другой берег, пойдем по разным берегам, чтобы облавливать щучьи схроны и друг другу не мешать. Наживку поделили по-честному. Кому повезет, чей берег рыбный сегодня будет?
 
           В неглубокой реке щука имеет одно постоянное жилище – надежное укромное место, где и обитает в основном, но охотится по всему водоему, выбирая засады под травяным берегом, свисающими ветвями кустарников, под замшелой корягой.  Тут под берегом можно и кузнечика сцапать, ненароком попавшего в воду, и зазевавшуюся лягушку мгновенно проглотить.
           Речная щука всеядна и прожорлива, потому как пищи здесь поменьше, чем в большом глубоководном озере. На это и наш расчет. Несмотря на то, что и мы на виду у хищника среди бела дня, и удочка топорная по воде шлепает, да еще и перекрикиваемся с Павликом, как дела, мол, будто сами не видим.
           Мы ж на расстоянии десятков метров друг от друга, по обе стороны плёса ползём не спеша, порой остановишься, несколько раз покидаешь на протяжку удилище, пусто, опять пусто...
 
           Щука, если выбрала себе укромное место, то будет стоять там до победы, с места не сдвинется, пока рядом добыча не появится. Поэтому мы не торопимся, не спеша идем вдоль одного, второго плёса по своим берегам, не только удилище тянем, но и зорко всматриваемся под нависающие над водой травы, под гибкие ветви тальника, упавшие в воду, под самый обрез  глинистого берега.

            Вот оно. Подфартило! Я вижу, как у самого берега, под зеленым свисающим к воде травяным покрывалом сливаясь с бликующей водой, стоит щучка, размером со школьную линейку, мы таких малышей называем щурок, щурогайка. Уж, не знаю, почему.
            Она стоит на мелководье, неглубоко. Осторожно, не дыша, подвожу к её голове удилище с петлей. Подаю назад, чтобы петля зашла на тело щуки не более трети, и привычно резко дергаю вверх на себя.
 
             Есть! Щука на берегу. Первая добыча! Кричу я Павлику через сверкающую водяную гладь. Он улыбчиво пожимает плечами, и спокойно мне говорит: две у меня уже. Одна петлей, другая на протяжку.
             Ну, ты, Пакся! Сердито говорю я негромко. А Павлика так прозвали еще в малышковом возрасте.
             Когда его спрашивали, ты чей, мальчик? Он гордо и шепеляво отвечал: Пакся! Означало это – Павел Алексеевич. Ну не мог выговорить малыш, как следует, своего имени – отчества. Так и прозвали, Паксей.

             День уже клонился к вечеру. Улов неплохой. У меня в ведерке пяток щучек, правда, крупных нет. У Павлика тоже пять. Догнал я его по количеству. Наживка кончилась.
            Я насадил на крючок - двойник последнего полудохлого пескаря и продолжил свой путь вдоль следующего плеса, а Павлик сидел на травке на другом берегу, и канючил, пойдем, Славка, домой, поздно уже. А часов, кстати, не было ни у него, ни у меня. Не заработали еще.

             Сейчас пойдем, дай мне еще минут пять – семь. На моей стороне плеса рос большой куст краснотала, я в тот миг поленился вытаскивать из воды удилище, поглядывая на воду, приподнял его, сколько мог, задевая концом за ветви, все-таки обошел куст, при этом наживка выскочила из воды, побежала криво по воде, оставляя на поверхности разводы, будто маленький кораблик.
             И тут я обмер: из воды вдруг высунулась огромная пасть, догнала мою наживку, схватила пескаря и резко, сильно потащила в глубину. А глубина этого плёса явно была приличная. Дно здесь от самого берега уходило куда-то в черную темень. Удилище согнулось, затрещало, тяжесть была неимоверной, не испытанной никогда для меня ранее.
             Но длилось это не долго. Вдруг резко отпустило, леска со свистом вылетела из воды. Крючок, грузило, поводок - все на месте. Нет только пескаря. Вот ведь зараза! Стащила. Кричу Павлику: кинь мне малька, завтра верну долг. Он мне: нет у меня давно уже. Я вот потому и сижу. А у самого, вижу, глаза загорелись, вскочил, к воде подбежал, глядит во все глаза, как у меня рыбина большущая сошла.
 
             Руки у меня трясутся, весь на нервах, что делать! Оглядываюсь кругом, шарю по траве взглядом. Кузнечик? Мал больно. Для такой орясины. 
             Тут и замечаю лягушку, пытающуюся от меня удалиться, упрыгать подальше. Не долго, думая, отлавливаю, насаживаю на крючок, как ни жалко, её горемыку.
              Бегу назад, за куст, откуда всё и начиналось. Снова повторяется та же история. Проводка, подъем удилища над кустом, выход наживки на поверхность воды, огромная пасть чудовища, рывок, неимоверное мое усилие, и снова сход рыбы с крючка. Вот сволочь, умная, знает, как снимать с крючка насадку, кричу я Павлику.
 
             А он весь в нетерпении: ты, Славка, ничего не делай, давай я сейчас к тебе переберусь, назад вернусь, где помельче, и к тебе.
            Ну, уж, нет, я ему в ответ. Я сам. И как назло, ни одной лягушки больше нет поблизости. Закидываю удочку с голым крючком, авось повезет. Провожу раз, другой, третий, нет дураков в водоёме. Ни разу на голый крючок не позарилась щука. Вот хитрая прорва.
            Ладно, кричу, Павлик, пойдем домой. Теперь она не скоро оправится от шума, да и подзакусила немного. Давай придем через несколько дней сюда, кому повезет, тот и пан. 

            Наутро Славка, пока дела домашние справил, пока мальков покрупнее в речке наловил, одному марлей очень неудобно ловить, да пока пешком дотопал до нужного плеса, солнце уже высоко было.
            А решил он не сообщать Павлику ничего, не брать Павлика с собой на плёса. По-тихому сбегать. Эту щуку чудовищную выловить. Снасть всю проверил, крючок поменял на новый тройник. Уж теперь не уйдет, думал, поспешая к заветному водоёму.
         
             Домой явился поздно, злой, усталый. Щуки, как не бывало, ни разу не цапнула наживку, даже ни разу не взбурлила воду в плёсе.
             На обратном пути поймал Славка трех небольших щурят для утехи, и на том вся рыбалка. Хоть бабушку угощу, она невозможная любительница рыбы.
             Вечером Славка не утерпел, пошел к Павлику пожаловаться на неудачу свою. А Павлик чего-то нос воротит, в глаза не смотрит. Потом раскололся сосед, друг тоже, называется.
 
              Оказывается, вечером того же дня рассказал Павлик дома отцу про щуку громадную в плёсе, про то, как её Славка пытался поймать неудачно.
 
              Утром рано – пре рано поехали они с отцом на мотоцикле к плёсам, да и прищучили наконец неуловимую. Дома уже взвесили, Павлик горделиво вскинул голову, пять кило весом была. Отец, правда, поймал, не я, добавил, Павлик.
             Славка тут же повернулся и побрел от Павлика, слезы наворачивались сами на глаза, душили его.
 
             Он долго потом с Павликом не общался. Но жить у озера, да не рыбачить, это не по-людски.
             Два заядлых рыбака, живших по соседству друг от друга, через три дома, если быть точным, не могли вечно обижаться на такой пустяк, как и не могли друг без друга обойтись.
             Через пару недель они вновь вместе отправились на озеро. Шел август, время крупных окуней. Надо лишь места подходящие знать. Да пораньше встать.