Бриллиантовая заколка

Новогодний вечер для владельца товарной свинофемы Степана Хрюкина начался неудачно – уже в шесть часов после полудня он не удержался, прошёл на кухню, открыл холодильник и …
Здесь надо сделать небольшое пояснение для читателя. Дело в том, что Степан Фёдорович человек не простого достатка, а один из самых богатых граждан в районе. Его среднемесячный доход составляет, что-то около миллиона. Этому можно было только позавидовать, если б не одно обстоятельство – неимоверная полнота нашего героя.
Не имея ограничения в средствах, Степан Фёдорович постоянно ел. Употреблял он всё подряд – и простую крестьянскую пищу, к которой привык сызмальства, и разные деликатесы, что продают в дорогих магазинах, и изысканные блюда, которые готовят в дорогих ресторанах.
Находясь в состоянии постоянной сытости, он никак не мог достигнуть силы того наслаждения, которое ранее получал от простой еды, работая за сто рублей скотником на этой же, приватизированной им ферме. Поэтому давней его мечтой было вновь испытать те незабываемые ощущения, когда в молодости, он, бывало, набрасывался на булку хрустящего, тёплого хлеба и уминал её, запивая холодным молоком.
Увы, такого пищевого оргазма достичь без предварительного голодания было не возможно, а оголодать  у Степана Фёдоровича никак не получалось, так как последние пятнадцать лет в его рабочем и домашнем холодильниках разнообразная снедь не переводилась.
Вот и этим вечером он поклялся не есть и прикоснуться к пище только в ресторане, где они собрались с женой встречать Новый год. Однако вытерпел он всего один час, а затем ноги сами привели его на кухню, где он  выпил пол стакана коньячка, распахнул дверку холодильника и ….
Под руку ему попался копчёный окорок.
- Стёпа! – всплеснула руками жена, зашедшая на кухню и заставшая мужа за этим преступлением  – ты же поклялся, что будешь худеть!
Волнение женщины понять было не трудно – вот уже десять лет подряд Степан Фёдорович из-за своей необъятной толщины не мог выполнять супружеские обязанности. На постоянные упрёки супруги он неизменно обещал сесть на голодную диету и похудеть. Однако выполнить это обещание у него не хватало силы воли.
- Проклятие, – думал Степан Фёдорович, - Иметь такие деньжищи и не иметь никаких удовольствий. Это, действительно, божье наказание! Что ж, - философски заключал он – видимо такова судьба всех богатых. За богатство тоже надо платить!
- Как же быть? – думал Степан Фёдорович, - свечку, что ли в церкви поставить на похудание?
От этих грустных мыслей его отвлекла необходимость собираться в ресторан. Он одел дорогой праздничный костюм с галстуком, в узел которого для особого форса воткнул маленькую заколку с бриллиантовой головкой и вышел во двор, куда его личный шофёр уже подогнал чёрный Лексус.
               
Стёпка Рваное Ухо не ел толком уже два дня. А голодать приходилось из-за бабки Матрёны, которая внезапно забухала и поэтому всё это время не ездила на своей инвалидной коляске просить подаяние.
Бабка в их семье, состоящей из трёх человек, была кормилицей. Не имея ног, которые отморозила по пьяному делу лет десять назад, она передвигалась на коляске, что вызывало жалость у прохожих, которые и кидали ей в большую железную кружку мелочь. За день набиралось рублей по сто-сто пятьдесят.
Степана, который раньше обретался и проживал на свалке, Матрёна взяла к себе охранником, что бы тот оберегал её от борзых подростков, потому как пацаны из бедных семей частенько отбирали у неё дневную выручку. Происходило это обычно вечером, когда она возвращалась в свой табор, что располагался у забора городской церкви - по ночам там было безлюдно, и старуха боялась, что когда-нибудь пацаны всё-таки её прибьют.
Третьей в семье была сорокалетняя бездомная Ульяна. Обязанностью её было ухаживать за бабкой – умывать, одевать и готовить пищу. В общем, у каждого была своя специализация. За всё это старуха делилась деньгами, едой и предоставляла на таборе место для проживания в подвале. Так потихоньку и жили, а за три дня до Нового года, на местном заводе выдали зарплату и к вечеру, у церкви шарахалось немало подвыпивших мужиков. Один из них расчувствовался и положил в Матрёнину кружку пятьсот рублей. Ошарашенная бабка раньше положенного времени прикатила домой и пир начался.
Для начала купили булку хлеба и целых три банки кильки в томате, а на остальное набрали палёного спирта и бухали два дня. Всё это время бабка не работала, а потом ещё и заболела с похмелья. В результате, к Новогодней ночи у них в семье не было ни еды, ни выпивки.
Проголодавшись, Степан с Ульяной самостоятельно вышли просить подаяние, и целый день толкались у церковной калитки, но народ, занятый подготовкой к Новогоднему празднику, пробегал мимо и на их протянутые руки не обращал внимания.
Темнело, они уже собирались уходить, как вдруг у церкви остановилась роскошная чёрная машина. Оттуда вылез огромный, тучный человек и, переваливаясь, направился в сторону храма.
               
До ресторана было уже рукой подать, когда Степан Фёдорович приказал шофёру остановиться, вылез из машины и прошёл в церковь. Там он немного постоял у входа, купил свечку и, переступив порог, оглядел утопавший в полумраке зал. Со стен на него поглядывали строгие лики святых - казалось, что они перемигиваются в лучах мерцающего света.
Не разбираясь, кто из святых есть кто, Степан Фёдорович встал у самой большой иконы, перекрестился, поставил свечку и уже пошёл к выходу, как вдруг вспомнил, что забыл попросить у святого исполнения его желания.
Не имея представления, каким образом это делается Степан Фёдорович вернулся, посмотрел в глаза, нарисованного на иконе бородатого мужика и сказал про себя: «Слышь, ты… сделай что-нибудь, что бы мне похудеть, ну и с бабами того…, что бы нормально было…»
Бородатый святой, как показалось Степану Фёдоровичу, смотрел на него изучающее и насмешливо, словно потешаясь над скудостью подношения в виде десятирублёвой свечки.
«Ладно, – начал оправдываться про себя Степан Фёдорович – Будут лучшие времена, дам больше!» Однако лик святого на иконе не потеплел и в прыгающем, тусклом свете огня казалось, будто он осуждающе качал головою.
Выйдя на улицу Степан Фёдорович направился к своей машине. У калитки церковной ограды его встретили двое нищих – мужчина и женщина и стали жалобно просить Христа ради, часто крестясь и отвешивая поклоны.
- Ну, что ж, – подумал свинозаводчик – ради такого дела подкину им немного деньжат! - и вытащил из нагрудного кармана пиджака бумажник. Отыскав самые мелкие купюры, Степан Фёдорович дал нищим по пятьдесят рублей, затем тщательно упрятал бумажник назад, и последовал к своему Лексусу. После того, как он уселся на место, шофёр газанул, и машина помчала супругов навстречу удовольствиям Новогодней ночи.

Стёпка с Ульяной еле дождались, когда уедет толстяк – броситься сразу на точку за спиртом им мешала профессиональная нищенская этика. Они с умиротворёнными лицами крестили в спину своего благодетеля, но как только тот уехал, рванулись вперёд.
 Пробегая там, где ещё пару минут назад стояла чёрная машина, Стёпка наступил на что-то мягкое. Он сначала не обратил на это внимания, но затем всё-таки посмотрел вниз и остолбенел – на асфальте лежал толстый, кожаный бумажник. Дрожащими руками нищие стали исследовать его содержимое. В бумажнике оказалось двадцать пятитысячных купюр. Итого, находка составила сто тысяч рублей!
Первой пришла в себя Ульяна: - Стёп, а зачем нам столько денег? – задала она глупый вопрос. Стёпка за эти слова сначала хотел послать её подальше, а потом понял – а баба то права! Действительно – а что с таким деньжищами бомжам делать? Ведь не дай Бог, кто узнает – прибьют и не задумаются! С другой стороны оставить бумажник на улице – глупость. Как же быть?
Долго думали нищие над тем, куда девать такую уйму денег, как вдруг зазвонил церковный колокол.
- А давай, возьмём немного денег на жратву и спиртягу, а остальные бабки церкви отдадим  – предложила Ульяна – ведь у храма мы их нашли, а значит деньги эти божьи!
- А точно! – согласился Стёпка.
Нищие повеселели и пошли в храм сдавать свою находку. Там они долго ждали, пока из глубин тёмного зала не появился священник.
- Чего вам, дети мои? – строго спросил он.
- Вот! – сказал Стёпка и положил на стол купюры.
Священник сразу не поверил и долго ощупывал денежные знаки руками.
- Откуда у вас такие средства? - спросил он.
- Да нашли у церковной ограды – пояснил Стёпка.
- Души вы непорочные, не искушённые… - начал было святой отец, осеняя нищих крестами.
- Да кончай ты лопотать, – прервал его Стёпка, - нам за спиртом надо бежать. Новый год скоро и бабка ждёт не кормленная, да ещё и с бодуна… Пока!

Новогодний вечер в лучшем ресторане города, как и всегда, проходил весело. Устроители лезли из кожи вон, чтобы ублажить местный бомонд – на сцене выступали и комики, и пародисты, и всякие певцы с певицами. Больше всего Степана Фёдоровича поразила юная акробатка – она принимала такие позы, что у него даже потеплело в животе.
Однако всё это ему быстро наскучило, и, выпив бутылку настоящего «Камю», он начал дегустировать блюда.
Для разминки он съел мидии, отпущенные в шампанском с салатом из красной и чёрной икры. В качестве первого горячего, его выбор пал на отбивную с кровью в ананасовом соке с трюфелями. А на второе горячее он выбрал бараний бок с хреном, да ещё перепелиные ножки в карамели на сырном коврике с живыми устрицами.
 Съев все эти произведения кулинарного искусства, он мирно ковырял в зубах металлической заколкой с бриллиантовой головкой, которую вынул из галстука, как вдруг жена попросила его заплатить музыкантам за повторное исполнение какой-то песенки. Засунув руку во внутренний карман пиджака, Степан Фёдорович с ужасом ощутил там пустоту – бумажника на месте не было!
От волнения он непроизвольно поперхнулся, глубоко вздохнул и, как ему показалось, проглотил заколку! Ошарашенный этим и потерей бумажника Степан Фёдорович моментально вспотел от расстройства и внезапно почувствовал в животе острую боль.

В девять часов вечера в городской больнице обычно наступает затишье – больные рассасываются по палатам и начинают готовиться ко сну. Даже в праздничные дни этот порядок не нарушается. Поэтому, заступившие на дежурство, в новогоднюю ночь рентгенолог Глоткин и хирург Пирогов, в начале десятого уединились в рентген кабинете и приступили к праздничному, новогоднему ужину.
Как всегда Глоткин сварил на плитке картошку, а Пирогов принёс трёхсотграммовый флакон спирта, который для конспирации завернул в пакет из-под хирургических крючков. Увлечённые разведением крепкого алкоголя водой, друзья небрежно отбросили пакет на лежащие рядом рентгеновские кассеты, не заметив, как из него выпал какой-то мелкий предмет.
Выпив по первой, второй и третьей, медики закурили и разговорились.
- Не-е-ет, - начал разговор Глоткин – наш главврач явно не тянет! Да и что может терапевт понимать в медицине? Врач в корень должен смотреть, в глубь, а не на ощупь действовать, а разве терапевт может в глубь смотреть? Другое дело рентгенолог или хирург – те всё видят!
Пирогов с этим согласился и вскоре оба приятеля пришли к выводу, что руководить больницей смогут только они. Однако их мнения по поводу распределения руководящих должностей разошлись.
- Главврачом должен стать ты, а меня надо назначить замом! - настаивал Глоткин. Скромный Пирогов долго не соглашался быть первым лицом и только, когда выпили по четвёртой, выразил готовность возглавить коллектив. Не известно, какие бы ещё кадровые перестановки предусмотрели подвыпившие дежуранты, но тут зазвонил внутренний телефон и их срочно вызвали в приёмный покой.
Спустившись на первый этаж, приятели увидели лежащего на кушетке внушительных размеров больного – он стонал и держался за огромной величины живот. Рядом плакала его жена. Выяснив из сумбурных рассказов женщины, что мужчина проглотил бриллиантовую заколку, Пирогов дал распоряжение готовить операцию. Однако прежде чем резать, необходимо было при помощи рентгена определить место расположения маленькой заколки в необъятном животе пострадавшего.
Сделав рентгеновский снимок брюшной полости пациента, Глоткин к своему великому удивлению на плёнке ничего не обнаружил. Немного подумав, приятели решили ещё раз произвести сканирование живота.
Второй снимок, действительно, показал посторонний предмет в желудке, но предмет этот был отнюдь не бриллиантовой заколкой. На снимке явственно просматривался хирургический крючок, который представлял из себя загнутый крюк величиной около трёх сантиметров, на подобие рыболовного. В общем, точно такой же, какие применяются в хирургии, для сшивания мягких тканей.
- А где же заколка? – удивился Глоткин.
Пирогов пожал плечами и сказал: - Надо резать!
Ничего не оставалось, как сделать третий снимок. На нём опять отпечатался хирургический крючок, но только в тридцати сантиметрах от прежнего местоположения в теле больного.
- Как же такое может быть – удивился Глоткин – разве может предмет перемещаться внутри с такой скоростью? Пирогов молчал и только шевелил пальцами, словно разминая их перед операцией, а потом сказал:
 -Надо резать!
Для уточнения сделали четвёртый снимок, на котором опять никаких посторонних металлических предметов в желудке больного не обнаружили. Сбитые с толку врачи решили собрать консилиум и вызвали по телефону главврача вместе с заведующим хирургическим отделением.
По их прибытию больному сделали ещё один, пятый снимок, который опять выявил наличие крючка в нижней области желудка.
Члены консилиума то же были удивлены. После мучительных раздумий решили просветить больного ещё и шестой раз. К всеобщему замешательству этот снимок вообще ничего не показал. Поэтому пациента, несмотря на повышенную дозу облучения, просветили ещё седьмой и восьмой разы. И только на этих, последних снимках, в желудке отчётливо был зафиксирован хирургический крючок.
- А где же бриллиантовая заколка? – в десятый раз вопрошал Глоткин.
- Да погоди ты со своей заколкой! – перебивал его Пирогов и повторял: - Я же говорил, что надо резать!
Так и порешили, и ровно в полночь приступили к операции.
Однако, что бы добраться до желудка хирургу Пирогову приходилось срезать с пациента толстые пласты сала. Этим он и занимался первые два часа. А в это время главврач мерил нервными шагами кабинет рентгенолога.
- Что за чертовщина, – вопрошал он бедного Глоткина, - почему рентген один раз показывает крючок, а другой не показывает? И вообще, когда же вы, черти, пить на дежурствах перестанете! Давно бы уволил вас всех, да работать не кому, не идёт народ в медицину, мало платят!
В сердцах главврач хлопнул ладонью по столу, лежащая на нём рентгеновская кассета подпрыгнула, раскрылась, и из неё вывалился хирургический крючок. Минуту доктора молча смотрели друг на друга, затем вскочили и побежали в операционную останавливать хирурга Пирогова. К счастью, тот ещё не успел пробиться сквозь жировые отложения и не вскрыл брюшную полость.
Через час, после того, как Пирогов благополучно заштопал кожу на обезжиренном животе больного, врачи сидели в ординаторской и обсуждали происшествие.
- Кто же знал, что крючок завалится в кассету и будет там болтаться и высвечиваться на плёнке? – оправдывался Глоткин, - Никакой специалист такого случая предусмотреть бы не смог: то показывается, проклятый крючок на снимке, то за рамку заваливается, и ничего нет. Поди, разберись!
-Эх, ты, специалист! – махнул рукой главврач и, постучав рентгенолога по лбу кассетой, поехал домой продолжать праздновать Новый год. Глоткин покорно сидел, пригнув голову, но после ухода начальства, у него от унижения и обиды выступили слёзы.
- Ты, Вась, не расстраивайся, - осторожно подбодрил его Пирогов – пойдём лучше по маленькой тяпнем!
И друзья побрели в сторону рентген кабинета допивать спирт.

Утром Степан Фёдорович проснулся в отдельной палате больницы. Рядом, в кресле спала заплаканная жена. Не чувствуя боли, так как ещё действовали обезболивающие препараты Степан Фёдорович сразу заметил какие-то изменения в своём теле. Прежде всего, его поразило отсутствие огромного живота – лёжа на спине, он теперь мог наблюдать пальцы своих ног, чего не бывало уже лет двадцать!
- Не подвёл святой! - подумал он, и блаженно улыбаясь, осторожно перекрестил опавший живот под одеялом.
А в это же время, убирая после новогодней ночи ресторанный зал, уборщица заметила, как на полу что-то блеснуло. Наклонившись, она подняла маленькую острую заколку. На одном конце этого предмета сверкал прозрачный камешек. Женщина оглянулась по сторонам и быстро спрятала находку в карман рабочего фартука.