Бунт тринадцати

   «Всё это неслыханно и невиданно, всё это новизна поразительная!» – воскликнул критик Стасов, осматривая первую выставку художников-передвижников.
«Всё это» много позже советские критики пустили под одну гребёнку, назвав методом критического реализма. Спросите, а какое отношение к критическому реализму имеют «Алёнушка» Васнецова или «Берёзы» Куинджи? Вам ответят что-нибудь о росте национального самосознания и искусстве для народа. И только…
Если так, то что же помешало тринадцати выпускникам  Академии художеств, в 1863 году отказавшимся изображать сюжет из чужеземной мифологии «Пир в Валгалле», заняться второй предложенной темой «освобождение крестьян» и всё-таки принять участие в конкурсе на золотую медаль? Нет, они требовали собственного права выбирать сюжеты для картин, хотели стать свободными художниками. В результате лишились бесплатных мастерских, возможных загранпоездок за казённый счёт, академических выставок продаж и прочих благ. Назвали себя Артелью и поселились всей компанией в доме зачинщика бунта Ивана Крамского, стали жить-поживать и мечтать об устроении выставок в провинции.
Тем временем в Москве художник Мясоедов предложил группе коллег по цеху выработать проект устава нового общества, к которому петербуржцы, успевшие перессориться (из дома-Артели первым вышел Крамской) и разбежаться, вскорости присоединились. Спустя два года состоялся вернисаж «Товарищества передвижных выставок», который так восхитил господина Стасова.
Организованное на кооперативных началах, Товарищество просуществовало более пятидесяти лет кряду. Входившие и выходившие из него художники успели из молодых бунтарей превратиться в удачливых деятелей, успешно сочетавших идеи просвещения с коммерцией, а потом – в закоренелых академистов-ретроградов. Какие человеческие страсти скрываются за этой исторической схемой, какие споры и договоры? Кто и для чего назначил Сурикову живописать только исторические драмы, а Саврасову – весенние пейзажи? Озаренный какой идеей дружбы, товарищества ли, любви, Художник, жаждущий свободы, позволял загнать себя в рамки одного жанра?
Последняя, сорок шестая, выставка состоялась осенью 1917 года в Москве, и передвинуться успела лишь в Питер. После чего ещё лет пятьдесят большая часть содержимого галереи господина Третьякова превратилась в настоящий поп-арт, с дешевыми копиями «Охотников на привале» Перова на стене всякого жилища и репродуцированием «Утра в сосновом бору» на ковриках и конфетных обёртках – искусство принадлежит народу. Кому же ещё?